Глава 23. Ангел и Бесы
На следующий день я проснулся за полдень. Моей заботливой сиделки не было, её матрац, аккуратно скатанный, был оставлен у изголовья моего ложа.
Я развёл небольшой костерок, – о, совсем немного магии! – и, глядя на него, принялся вслушиваться в шёпот дождя. Я был настолько погружён в раздумья, что не услышал шагов вернувшейся Николь.
– Хай! – воскликнула она, откидывая с головы мокрый капюшон куртки; сняв с плеча объёмистую спортивную торбу, поставила её на пол у стены. И тут в изумлении вытаращилась на моё пылающее творение. – Это как же: без угля и дров?!!
Я не стал объяснять, лишь пожал плечами. А Николь решила не вдаваться в подробности.
– Я хочу, чтобы ты это увидел, Олли! – заговорщически понизив голос, проговорила она. Плюхнувшись рядом, она вытащила из торбы чёрную папку, обтрепавшуюся на углах, и, раскрыв, положила передо мной.
Картина была написана акварелью: Лебяжий остров и деревянный виадук, перекинутый через озёрную протоку я узнал сразу. И мысленно перенёсся туда, под ивы...
– А это... – Николь перевернула лист и прогнала моё наваждение.
– Грот, – я отвёл в сторону её руку. Мне не нужен был дополнительный искусственный свет, чтобы увидеть, насколько талантлив художник, автор карандашного эскиза.
Никки внимательно поглядела на меня.
– Это мои конкурсные, – сказала она. Вздохнула. – Наверное, было бы правильнее поступать в Уни: ведь я прошла конкурс...
– И?
– Я была глупа.
Между нами повисло молчание. Снаружи тихо шуршал дождь.
– Ты ведь ещё очень молода, Никки, – сказал я, вглядываясь в её бледное лицо.
Девушка покачала понуренной головой.
– Я упустила свой шанс, Олли, – чуть слышно проговорила она, глядя в пол.
– Шанс есть всегда, Никки, – возразил я.
Вскинувшись, Николь поглядела на меня так, словно увидела впервые, затем запрокинула голову и расхохоталась.
– Ах, Олли! – она игриво взлохматила мои волосы. – Для этого мне необходим основательный пинок под зад.
Достав из торбы небольшой металлический термос, Николь отвинтила крышку и, налив в неё горячий бульон, приказала выпить, сообщив, что это волшебное зелье. И обрадовано улыбнулась, приняв пустую крышку из моих рук.
– Я так рада, что мои знания и опыт по уходу за больными пришлись кстати, – прошептала она.
Я вновь обратил взор к карандашному рисунку.
– Тебе он тоже нравится больше, чем первый, – с уверенным кивком отметила Никки.
– Д-да... – медленно проговорил я, глядя на картину как зачарованный. – Это очень необычное место.
– Ну ещё бы! Это место скрывает Тайну!
Я лёг, ощущая слабость и головокружение. Ники взяла альбом.
– Известная шверинская легенда связана с Гротом, – проговорила Никки глядя на своё творение. – О карлике Петерменнхене, спасшему жителей от врагов. Но я слышала и другую. В особый день, в определённый час, пройдя меж каменных колонн, подпирающих низкие своды, можно попасть в иной мир, похожий на наш. Ударит большой соборный колокол, и в пространстве над тёмными водами озера возникнет дверь, но войти в неё будет дано лишь тем немногим, кто...
Её негромкий, немного хриплый голос, так напоминающий кошачье мурлыканье, убаюкивал, точно колыбельная, и я сам не заметил, как смутные, словно сотканные из тумана образы, рождавшиеся в моём воображении, постепенно начали обретать всё более чёткие очертания...
***
... Плеск маслянисто-чёрных волн едва слышен. Будто Дух озера нашёптывает что-то на неведомом наречии.
Толстые столпы, сложенные из грубо отёсанных каменных глыб, вздымаются ввысь и исчезают во мраке, скрывающем свод Грота, под сенью которого я стою. И слышится мне тихая песнь:
Та, чьё забвенье — незримая грань между явью и сном,
прячет за створкой магической нити конец.
Близится Час пробужденья: свершится то, чему быть суждено.
Песни Зовущей внемли, о Светлый. Тебе приоткроется дверь!
Мелодия чарует, манит. Шаг вперёд, ещё... Под ногами крутые каменные ступени. Всё ниже, всё глубже: точно в склеп. Тело содрогается от могильного холода...
Высокая, словно сотканная из дыма фигура Посланника возникает передо мной, преграждая путь. Низ длинной мантии растворяется во мраке подземелья, широкий капюшон скрывает лик. Худая рука, сжимающая костяной посох, увитый ветвью розмарина, вскинута вверх.
– Ты рано пришёл сюда, Светлый. Врата закрыты для тебя.
– За ними моя смерть?
Посланник расхохотался.
– Тебе, узнавшему Истину, пристало ли говорить о смерти?
– Так что же ты тогда не пропустишь меня, Провожающий? Если там скрыто что-то, связанное с моими близкими...
– Ты не должен торопить Время, воин-эльф.
– Но раз я здесь...
– Не по своей воле, Светлый. Ты вышел на чужой путь.
– Значит, у меня сейчас нет другого выбора, Посланник. И, пусть роль моя эпизодична, я должен отыграть её до конца.
– Даже если прийдётся заплатить жизнью?
В его глухом, низком голосе я услышал насмешку. Страж Тьмы испытывал меня. Как когда-то.
– Позволь пройти!
Но лишь хохот, надменный, леденящий душу, слышится в ответ. Эхо, родившееся в глубине подземелья, многократно вторит.
Я делаю шаг, инстинктивно вытянув перед собой руку... Тотчас же фигура Посланника, похожая на высокий туманный призрак, беззвучно рассыпается серой пылью. Внезапный порыв сырого тлетворного ветра развеивает её без следа...
... Ступень за ступенью, всё глубже, и крутая лестница кажется нескончаемой... Воздух сгустился, сделался плотным, словно студень; каждое движение даётся всё труднее... Но вот неясные очертания высоких дверей проступили во тьме. Это о них говорил Провожающий!
Полный отчаяния вопль режет слух.
«Я должен немедленно прийти на помощь!»
В отчаянии я бросаюсь вперёд... Последние силы уходят на несколько шагов...
Вот они, Врата, так близко! Я протягиваю руку, но стоит мне коснуться покрытой причудливым узором массивной створки — тело пронзает ток, мышцы сковывает судорога...
***
... Вскрик, вырвавшийся из груди, отразился от стен гулким эхом. Повязка на глазах лишала меня возможности видеть.
– Ага, проснулся, дрыщ? Ну что ж, прекрасно.
В ушах противно трещало. Казалось, хриплый голос Йенса доносится из радио сквозь помехи. Наверное, если бы не отвратительный «букет» перегара, курева и испорченных зубов, которым он меня обдал, наклонившись, чтобы проверить надёжность верёвок, стягивающих мои запястья и лодыжки, и не мучительная боль во всём теле, я бы решил, что сон продолжается.
– По моему скромному мнению, любой визит всегда должен быть неожиданным, – сообщил Йенс доверительно.
«Да, конечно. Прежде всего ты позаботился о том, чтобы я не сопротивлялся.»
Бок онемел. Я попытался пошевелиться и невольно застонал. Довольно хохотнув, Йенс ласково потрепал меня по щеке. Затем ударил.
– Это в счёт долга за тóт день, – сказал он. – Ну, а я собираюсь вернуть его с процентами.
– Выходит, ты скрутил меня, опасаясь, что я буду защищаться? – переведя дух, спросил я; почудилось, будто собственный голос существует отдельно от меня. – Даже взгляда моего боишься?
– Вовсе нет, – возразил он. – Просто мне захотелось усилить эффект: ведь я собираюсь преподнести тебе сюрприз! Не догадываешься, как я тебя отыскал, а?
Догадка заставила меня похолодеть: «О моём пристанище было известно лишь одному человеку. Неужели...»
Йенс сорвал тряпку с глаз. Его лицо напоминало отвратительную маску.
– Погляди-ка, какая пташка пожаловала! – сказал он, и коротко свистнул.
Послышались звуки возни, ругань; двое приятелей Йенса втащили в каморку упирающуюся Николь. Взлохмаченная, в замаранной грязью одежде, с разбитыми губами, она едва держалась на ногах.
Оперевшись на локоть, я кое-как приподнялся. Путы болезненно впились в кожу.
– Олли!.. – воскликнула Николь, и безуспешно попыталась вырваться.
– О-олли... – повторил Йенс, и хмыкнул. – Ах во-от как!
В руке плотного коренастого бритоголового конвоира в кожаной косухе, которого я знал как Тобиаса, появился электрошокер.
– Не надо, – вскинул руку Йенс.
Не спеша приблизился к пленнице.
– Вот ведь какая удача! – проговорил Йенс. – Встретил сегодня давнюю подружку, а она возьми, да приведи меня к тебе!
– Нет, Олли, не-ет! – вскричала девушка, рванувшись из рук приятелей Йенса; однако те держали её крепко. – Не верь ему! Они выследили, куда я иду, и...
– Ну, а если даже так, не всё ли равно? – Йенс пожал плечами. – Главное: я здесь.
Он смерил шагами каморку.
– Я давненько подумывал: куда это наш красавчик подевался? Соскучился... Пришлось вспомнить старые связи... –
грубо схватив девушку за волосы, Йенс заглянул ей в лицо. – Так, Никки? Или ты, красавчик, придумал для этой шалавы какую-нибудь другую кличку?
Я промолчал.
– И для моего ненаглядного сокровища настал час расплаты, – ласково проговорил негодяй, с улыбкой глядя на Николь. – Хотя, не думаю, что для неё это будет неприятно. Знаешь ли, твоему красавчику сегодня представится возможность узнать кое-что новое о милосердной подружке? Она, знаешь ли, совсем непрочь старой доброй групповухи. Не так ли, дорогая?
Его приятели расхохотались.
– А?! – Йенс обернулся и подмигнул мне. – Мои ребята знают толк в такого рода развлечении. И уж поверь мне, дружище, я постараюсь, чтобы всё прошло наилучшим образом!
Вжжикнула молния на курточке.
– Йенси!.. – простонала Николь. – Пожалуйста...
– Ах вот как! – ухмыльнулся Йенс, провёл ладонью по шее пленницы, сунув руку за ворот футболки, пощупал груди, усмехнулся. – Ты просишь? Знаешь, это не достаточно жалобно, на мой вкус.
Затрещала разрываемая ткань...
– Отпусти её, ты, негодяй!!! – вскричал я вне себя, будучи не способен помешать злодеянию. – Если я для тебя как кость поперёк горла, то...
– О! – поаплодировав, Йенс кивнул приятелю с электрошокером. – Уважаю ум и сознательность.
Я давно научился сносить муки, но эту боль, пронзившую каждую клетку, я не смог блокировать. Парализованный, я валялся на тюфяке и, проклиная себя за беспомощность, лишь глядел, как насильники, приходя во всё сильнейшее возбуждение от рыданий и мольб своей жертвы, срывают с неё одежду, готовясь совершить акт бесчинства...
Сердце бешено колотилось, виски пульсировали, сознание заволакивал чёрный туман. И слышался мне отовсюду торопливый, вкрадчивый шёпот множества голосов:
«... сжечь... разорвать... уничтожить...»
«Сжечь!.. Разорвать!.. Уничтожить!.. СЖЕЧЬ!!! РАЗОРВАТЬ!!! УНИЧТОЖИТЬ!!! РАЗМЕТАТЬ!!! РАЗВЕЯТЬ!!!»
Всё громче. Рот раскрылся в беззвучном крике. Сила, дремавшая во мне так долго, пробудилась и вырвалась наружу, точно неистовое, яростное пламя, жаждущее поглотить...
То, что произошло, воспринималось мною словно в полусне, удивительно реалистичном, и теперь сохранились лишь фрагментарные воспоминания. Клубящаяся тьма вокруг... Путы, распадающиеся, точно гнилое сено... Испуганные вопли насильников... Да, я ощущал их животный ужас, он насыщал меня, точно пища смертельно изголодавшегося!
... Сейчас, повествуя о том, что теперь мне кажется таким давним, я ужасаюсь. И радуюсь, что сумел всё же обрести контроль над Хаосом, бушевавшим во мне. Иначе я бы стал убийцей!
... Они валялись на полу, все трое, и мало чем отличались от трупов. Николь дрожала, скрючилась в углу — в изодранной одежде, на лице ни кровинки. Бедняжка, она лишилась чувств, когда я шагнул к ней.
«Так лучше», – подумал я, подхватывая её на руки.
... Далёкая Луна показала свой бледный лик из-за рваной прорехи в тучах, когда я с девушкой на руках пробирался по пустырю мимо груд камней и мусора. Я чувствовал, что слабею с каждой секундой
«Только бы хватило сил дойти!», – мысленно молил я.
Вот и прореха в ограде. Улица за ней была по-ночному тиха и пустынна. Я бережно уложил Николь под деревом. Призрачный свет Небесной Странницы озарял её лицо.
«Так лучше, – подумал я, дотрагиваясь до её чела. – Ты ни о чём не вспомнишь.»
Свет начал меркнуть. Пред мысленным взором возникла дверь, та самая, из моего недавнего видения, которую указал Провожающий. Неплотно прикрытая створка обозначена голубоватым туманным ореолом...
– Живи. Прощай!.. – успел я пожелать Николь, прежде, чем всё кануло во тьму. И тёмный сырой подвал в заброшенном общежитии, и город, принявший меня на свои улицы, и я сам — всё поглотила Бездна великого Ничто...