Глава 21. Тот, кому больше всех нужно. Поединок
***
... Посреди пещеры, в которой жил Бродяга, догорал небольшой костерок; бледные отсветы пламени плясали на неровных стенах, и тщетно пытались разогнать мрак, скрывавший высокий свод. Сам же Бродяга казался ожившим изваянием.
– Кого ты видишь? – спросил он, сдёргивая кусок ткани с зеркала в человеческий рост. – Друга или врага?
– Н-е знаю, – пробормотал я, растерянно таращась на собственное отражение. Но, поскольку Наставник ожидал от меня более конкретного ответа, сказал: – Может, всё же... Врага?..
– Почему?
Я задумался. А ведь и вправду!..
Мненя вдруг осенило: что отражение — другая часть меня!
«Чего желал ты мне? – задал я вопрос, пристально вглядываясь в собственные черты, словнообращался к малознакомому. – Какой путь помогал избрать своими подсказками? Ведь если бы ты желал мне добра, не сковывал бы мою волю, не учил бы бессловесности и покорности...»
– Правильно! – Бродяга одобрительно похлопал меня по спине. Да, как всегда, он прочёл мои мысли. – А есть ли имя у врага?
– Страх.
Я выпалил первое, что пришло в голову, и спустя миг понял, что ответ верный.
Наставник кивнул, его скуластое измождённое лице озарила улыбка.
– Да, – сказал он, – как яд, принимаемый в малых дозах, страх является лекарством: предупреждает об опасности, порой и смертельной. Однако этот же страх так часто становится причиной поражения, поскольку вызывает к жизни эмоции, делающие тебя уязвимым. А верная подруга Страха, являющаяся полной его противоположностью — Гордыня, убеждающая тебя во всесилии и, как следствие, убивающая бдительность. Ты должен научиться контролировать эмоции, мой мальчик. И не забывай: противник не глупее тебя, и многому обучен. Он только и ждёт, когда появятся всходы «звёздной болезни», убивающей бдительность.
***
... Мне тогда было двенадцать лет. Юный, едва-едва оперившийся волшебник, одарённый с рождения умением читать мысли и видеть в темноте... Так вышло, что Бродяга обучал боевым искусствам и тактике лишь меня. С тех пор мне не раз доводилось убеждаться в правоте Наставника, подарившего мне Знание. Как часто, вспоминая о Бродяге, я думал о том, что ему было ведомо моё будущее!
В то далёкое время, оставшееся за чертой Смерти, мне было известно имя врага, его сущность. Что же теперь? У меня появился новый?
Нет, врагом Йенса я не считал, скорее противником. Но действительно ли он был настроен ко мне враждебно?
После того памятного дня, когда моя добрая покровительница предупредила меня об опасности, миновало больше двух месяцев. Николь появлялась в Tafel лишь изредка, а потом и вовсе исчезла, и Уши даже пошутила, что «ночная фиалка перебралась на новую клумбу». Снедаемый опасениями, я решил проведать Николь, однако потерпел неудачу, не застав её дома. А сосед, живущий этажом ниже, смерив меня скептическим взглядом, сообщил: «уж давно не видел этой молодой особы».
Йенс был в Tafel более частым гостем. Держался он сдержано, и вовсе не стремился к общению со мной, похоже, предоставив мне идти своей дорогой. Впрочем, это меня вполне устраивало.
– Ты сразил его своим суперкорректным поведением, – заметил в одну из пятниц Райнер, обратив внимание, на безропотность Йенса, которому я вручил сумку с овощами.
Сегодня наша бригада быстро покончила с раздачей: пожертвования были не так щедры. Пришлось точно рассчитывать на количество пришедших социальщиков.
– Тебе помочь? – спросил Райнер, глядя, как я нагружаю ящики с гнилыми, никуда не пригодными остатками на продуктовую тележку, «одолженную» из чёрного Netto*.
– Справлюсь, – ответил я, и, «вырулив» на улицу, с грохотом покатил тележку к пластиковым мусорным контейнерам, стоящим позади здания церкви.
К тому времени уже почти все нуждающихся в бесплатном пайкé разошлись. Несколько афганцев, кучкующихся под стенкой у двери в «молодёжный клуб» (возможно, в надежде, что с «чёрного хода» что-нибудь выставят), покосились на меня как карманники на полисмена, а один, вытянув тощую шею, пытливо заглянул в мою тележку, разочарованно присвистнул и что-то тихо сказал на дарѝ.
Из-за угла донёсся громкий хохот. Я притормозил.
– На фиг сдались мне их сранные йогурты! – услышал я грубый сиплый голос Йенса, обращавшегося к кому-то. – Думал, колбасой разживусь, а так... – Йенс, судя по звуку, смачно сплюнул. – Только время потратил, сюда притащившись.
Я свернул за угол. Бросив беглый взгляд на мужчин, перекуривавших у переполненным пластиковых коричневых контейнеров для биоотходов, я невольно подивился, что этих людей, похоже, мало смущают отвратительнейшие миазмы, и принялся составлять привезенные мною ящики с испорченными продуктами на землю.
– Да, наш дрыщ при деле, – заметил Йенс двум своим товарищам, хлопая себя по бёдрам. – О какой важный!
Я сделал вид, что пропустил реплику мимо ушей.
– А интересно, он тоже считает, – промолвил Йенс, как будто ни к кому не обращаясь, – что мы должны жрать всякую дрянь, потому что безработные?
– Брось, Йенси, – подал голос выбритый налысо краснолицый коренастый парень в стёганной куртке поверх замаранного краской синего рабочего комбинезона. – Он такой же социальщик, как и мы.
– Но почему в Tafel взяли его, а не меня, Карл?! – воскликнул Йенс, постепенно приходя в раж. – Я ведь давно метил на это местечко! А, красавчик? Что ты скажешь?!
Вопрос относился ко мне. Я распрямился и поглядел на Йенса, не находя, что ответить. «Неужто в его бедах была хотя бы йота моей вины? Разве что моё возвращение...»
– Раз уж на то пошло, мог бы позаботиться о том, чтобы другим хорошую жратву давали. А? Народ не доволен!
Йенс поглядел на друзей, однако те безмолвствовали; хорошо знакомые с мерзким характером Йенса, они всё же ощущали себя не в своей тарелке.
– Я стараюсь делать всё, что от меня зависит, – ответил я. – И...
– И даёшь гнильё, – прервал меня Йенс. Сунув руку в сумку, он вытащил ржаной «кирпич» и потряс перед моим носом. – Вот. Вот! И сейчас я сделаю то, что считаю правильным. Гляди!
Вызывающе усмехнувшись мне в лицо, Йенс швырнул буханку в ящик с подгнившей редисочной ботвой...
Ах, леди Джейн!.. Возможно я чересчур близко принимаю к сердцу не слишком значительные вещи, но...
Он был социальщиком. Причислял себя к неимущим, обращавшимся в благотворительную организацию за помощью. Но вéдомо ли ему чтó такое настоящий голод? Знает ли он, каковá цена того, что он посмел выбросить? Наглый лжец!!!
Наклонившись, я достал буханку из ящика и снял несколько вялых пожелтевших листьев, налипших на него. Йенс смеялся; кажется, он отпустил какое-то ехидное замечание по поводу моих манер, или мимики...
– Что? – продолжая ухмыляться, спросил он, когда я ступил к нему. – Я должен взять... вот это? Да?
А потом он выбил хлеб из моей руки. Вызов был брошен. И принят.
Мир вокруг, со всеми его красками и звуками, исчез. Был лишь противник. Преступник, обязанный понести ответ за оскорбление святыни.
В какой-то момент происходящее показалось мне нереальным. Разум мой помрачился, в ушах звенело. Воздух показался плотным и вязким, холодный, презрительный хохот доносился до моего слуха будто сквозь пелену прозрачной мембраны. Словно вновь став призраком, я глядел со стороны на самого себя, в замедленном кадре: подъём...разворот... удар... И широко распахнутые от испуга почти бесцветные глаза негодяя.
–Эй!.. Ты... Т-ты... ч-что?!!! – наконец, едва выговорил бледный как полотно Йенс, держась за ушибленную щёку.
– Подними.
Йенс повиновался. Прижимая хлеб к груди, и таращась на меня в непритворном ужасе, попятился.
– Да он в-вампир! – прохрипел он. – С-сумасшедший!..
«Если ты, друг мой, считаешь, что окружён врагами, то глубоко заблуждаешься. Ибо настоящий враг тот, кого ты видишь в зеркале. Ты сам.»
Казалось, Бродяга стоит за моей спиной: так явственно зазвучал в голове его голос.
***
– Оливер... Оливер!
Райнер тряс меня за плечи, обеспокоенно заглядывал в лицо. Позади него топтался афганец, по-видимому, он и позвал моего коллегу.
Я растерянно огляделся: задворки церкви... несколько по-зимнему голых деревьев, облезлый кустарник... пустырь, затянутый белесой туманной дымкой... Или мне всё привиделось?
Я поднёс руки к глазам: костяшки правой сбиты до крови...
– Что случилось?! – Райнер был взволнован. – Была драка? Надо вызвать полицию...
– Незачем.
– Ну... – Райнер обернулся и поглядел в сторону тропинки через пустырь. – Как знаешь.
... Несколькими часами позже сидя на невысоком каменном береговом выступе под сенью Грота в Шлоссгартене, облезлом и унылом в это время года, и отстранённо прислушиваясь к тихому плеску озёрных волн, я вернулся мысленно к рассказу Николь, и её предупреждению о грозящей мне опасности.
Что ж... В том, что Йенс меня ненавидит, ничего странного я не усматривал. У этого парня были некоторые основания считать меня досадной помехой, камнем в башмаке: «сладенькое местечко» в Tafel,на которое Йенс метил, досталось не ему, давно притиравшемуся к начальству, а какому-то тощему выскочке без роду и племени, явившемуся неизвестно откуда. Наверное, равнодушие Николь Йенс также причислял к моим «заслугам». Возможно, я и ошибался. Я не знал, как дела обстоят на самом деле, и смел лишь предполагать.
Пред моим мысленным взором вдруг предстало Зеркало. И теперь, как и тогда, я видел в нём себя самого...
Из размышлений меня вывели гулкие звуки мерных ударов колокола Шлосскирхе. Я поднялся и взглянул на озеро: на тёмной глади рябили маслянистые отблески фонарей.
«Шесть вечера. Пора в театр. Скоро начнётся представление, и моя милая леди Джейн будет петь и кружиться в танце, «проживая» роль. Я буду рядом...»
«Ты по-прежнему желаешь остаться в тени, Светлый.»
Коррарк более утверждал, чем вопрошал. Вскинув голову я разглядел тёмный, похожий на сгусток мрака силуэт Ворона на толстой ветви ивы.
«Близится час. Сбудется то, чему суждено. То, что никому не под силу изменить.»
«Моя смерть?..»
Ответа не последовало.
«Пусть так, – размышлял я, направляясь к театру, сверкающему огнями. – Я не боюсь. Смерть — всего лишь условность, она пугает тех, кто не ведает правды. Ну, а если Коррарк вещал о другом... Что ж, я готов встретить новое испытание, каковым бы оно ни оказалось.»
А пока... Я был рад следовать за тобой, возвращающейся домой в поздний час, милая леди Джейн. О, не гляди на меня так, сестричка! Поверь: я хотел как лучше.
Быть рядом, оставаясь незаметным, неузнанным... Я считал, что в том и смысл моего воскрешения: обретя тело, остаться «невидимкой», чтобы беречь тебя от опасности и беспокойства. Это удерживало меня на плаву, не давая скатиться на дно... или исчезнуть — теперь уже навсегда.
И всё же...
... В тот вечер я напугал тебя, милая леди Джейн, когда, после спектакля, ты возвращалась домой. Ощутив волны мрака, исходившие от меня, скрытого в густой тени спящих зданий, ты испуганно вскрикнула, ускорила шаги. А я едва подавил порыв броситься следом, и, догнав, всё рассказать... К счастью, я сумел овладеть собой. Иначе мною была бы совершена огромная, непоправимая ошибка.
________________________________________________________________________________
*Название супермаркета