Глава 12. Разочарование
Я нашёл вас. Да, эта мысль служила, в какой-то мере, утешением. Но... Трудно было поначалу: сознавать, что вы так близко... и неизмеримо далеко. И когда тяжесть становилась невыносимой, я думал о том, что вы здоровы и счастливы. И пускай вы не вспомнили меня, но я рядом, и готов прийти на помощь, если это — не дай Мерлин! — потребуется. Для этого я вернулся.
Да, конечно, я понимаю, что от таких слов, — особенно в исполнении бомжа, — за 70 миль разит пафосностью. Но ведь я всё-таки чародей, а значит, не просто бродяга без крыши над головой.
Хм... Теперешний я намного отличаюсь от того меня, который стоял посреди опустевшего вокзала, не зная, куда ему идти, и что предпринимать, где жить...
******************************************************************************************************
... Подёрнутая рябью поверхность пруда отсвечивала сталью, холодные волны с плеском разбивались о сваи небольшого причала, у которого дожидался пассажиров парóм. На воде, покачивались лимонно-жёлтые листочки-сердечки, опадавшие с лип, выстроившихся, словно часовые вдоль крутого берега, поросшего всё ещё зелёной травой. Обрывки летнего древесного одеяния, покоившиеся на нежных изумрудных стебельках, походили на множество солнечных зайчиков, которым было суждено вскоре угаснуть. Несколько маленьких чаек, переправившихся с противоположного берега, попискивая разгуливали у самой кромки, смешно семеня тоненькими ножками... Мне казалось, что я не сижу на лавке у Пфаффентайхь, но, вдруг вновь вернувшись в прежнее, призрачное состояние, наблюдаю за всем сверху. Теперь этот пейзаж не радовал меня, не огорчал. Мне было всё равно.
«Дурак! – выругал я себя. − Возомнил невесть что. Решил, что меня тут ждут. А ведь прошло десять лет! Должна ли леди Джейн помнить обо мне? А Прия? Она была совсем крошкой, когда... Когда мне пришлось исчезнуть из её жизни. Для неё я тот, кто бросил её. Я не в праве требовать от леди Джейн, чтобы она оправдывала меня перед дочерью, которую мне пришлось обмануть. Не в праве на их память обо мне. И что же теперь? Позволительно ли мне навязывать себя?»
Резкий порыв прохладного, насыщенного влагой ветра, налетев, растрепал волосы, всколыхнул ветви лип: на землю осыпался золотой дождь из листьев. Перед мысленным взором возникли милые мне лица. Радостно сияющие глаза, улыбки на губах... И голоса... Сердце моё сжалось, в глазах защипало.
«У вас своя, устоявшаяся жизнь. И было бы великим эгоизмом нарушать ваш покой. Стоило бы мне вернуться... Но... нет, я не смогу. А видеть вас вновь, встречая на улицах?..»
Рядом послышался чей-то вздох. Вскинувшись, я обернулся.
– Эх, – промолвила женщина в худи неопределённого цвета и рваных грязных джинсах, участливо заглядывая мне в лицо и покачивая головой, – видать, совсем прихватило, парень?
Она была неопрятна и растрёпана, от неё разило перегаром и нечистым телом. Я не заметил, когда она подсела на край лавки, как и того, что, кажется, начал размышлять вслух.
– П-прос-ситси... – проговорила женщина, и неопределённо помахала. – Я не п-помешаю?
– Н-ничего, – отвечал я, неопределённо пожимая плечами.
Иснова уставился на пруд и чаек, чувствуя, что являюсь объектом её наблюдения.
Спустя несколько минут, пьянчужка процедила сквозь зубы ругательство, и, пробормотав не слишком разборчиво что-то об «этих, которые...», склонилась и принялась сосредоточенно рыться в нутре одной из нескольких поместительных клетчатых пластиковых сумок. Фальшиво звякнули бутылки... Сдавленно заскрежетала отвинчиваемая пробка... Булькнула взбалтываемая жидкость, коротко прожурчала, наполняя ёмкость...
– Слышь, парень...
Пьянчужка дотронулась до моего локтя, снова привлекая внимание. Несколько прядей спутанных русых волос, выбившись из-под капюшона, падали на красное лицо, взгляд больших водянисто-серых глаз был затуманен, однако в нём я увидел жалость.
– Ты э-эта... – проговорила женщина заплетающимся языком и, ухмыльнувшись, протянула мнепластиковыйстакан, на треть наполненный водкой. – Да-авай, в-выпей! Полегчает.
«Полегчает...– подумал я, машинально беря стакан и заглядывая внутрь. – Наверное, так и правильно.»
И, вздохнув, залпом осушил его.
Странно, но вкуса я не почувствовал. Только ожгло горло. Внутри меня начала разрастаться пустота, словно я вновь лишился тела...
Я вдруг расхохотался: просто так, беспечно, без всякой причины.
– Я — шут! – вскричал я... или кто-то похожий на меня. – Явился, чтобы разыграть представление, леди и джентлмены! Вам должно понравиться...
Голос мой сорвался, тело сотряслось от рыданий...
*****************************************************************************************************
– Прости, леди Джейн, что я обо всём этом сейчас рассказываю. Выходит, словно я жалуюсь...
Волшебник искоса взглянул на подругу. Та была внимательна и серьёзна.
– Нет, Нолли, – покачала головой чародейка. – Это очень хорошо, что ты решил открыться. Иначе бы твои воспоминания глодали тебя изнутри... Да что я здесь говорю?! – Джейн хлопнула себя по коленям. – Ты ведь и сам психолог!
Оливер рассмеялся.
– Не такой хороший, как ты! – сказал он. – Я по профессии, всё же, хирург-некромаг.
*****************************************************************************************************
... Кажется, я что-то втирал моей случайной собеседнице, то и дело прикладывающейся к горлышку бутылки. Мне она казалась добрым другом, и подливала понемногу в стаканчик...
Потом на меня накатило странное забытье, что-то среднее между сном и бодрствованием... А когда я пришёл в себя, обнаружил, что сижу на скамье один и тупо таращусь на двух чаек, с пронзительным писком дерущихся из-за заплесневелой и чёрствой хлебной корки. Меня не отпускало смутное ощущение, что я ечем-то напугал ту женщину...
Я поднялся и огляделся. Пруд, по-осеннему жёлтые липы, старинные здания вокруг — это было очень красиво. По бульвару прогуливались горожане... И, глядя на их радостные лица, я ощущал себя лишним. И я решил вернуться.
Вход в галерею был закрыт. Постояв немного в раздумье, я двинулся в обход.
Высокие, украшенные резьбой деревянные двери восточного портала были распахнуты настежь, и пастор, стоявший на пороге, пожимая руки выходящим из Дома прихожанам, с улыбкой желал им благословенного Праздника Благодарения за урожай.
Дождавшись, пока людской поток немного поредеет, я шмыгнул внутрь. Под высокими готическими сводами нарядно убранного кафедрала реяло гулкое эхо множества голосов, смешивало их в гомогенный гул. Минуя проход, я остановился перед алтарём, у которого весьма живописно были расставлены корзины с фруктами, овощами и хлебами. Желудок забурчал, как бы между прочим напоминая о том, что в нём наверняка отыщется местечко для чего-нибудь съестного.
– Молодой человек! – дотронувшись до моего локтя, вкрадчиво проговорила какая-то женщина и указала в сторону западного портала. – Там — угощение.
Во внутреннем дворе было довольно оживлённо. В воздухе витал бесподобный аромат сосисок, жаренных на гриле, установленном у старого колодца. Прихожане, с возможным комфортом расположившиеся на длинных узких скамьях с картонными тарелочками в руках, или просто прогуливающиеся, наслаждались закуской, прекрасной тёплой осенней погодой и приятным обществом. Ворота в галерею — те самые, сквозь прутья которых я утром разглядывал стену собора — были раскрыты. Вдоль одной из стен протянулся ряд складных столиков, уставленных всякой всячиной
Сейчас до всего этого мне не было никакого дела. Дверь, за которой находился портал в другой мир, была наполовину загорожена столом, уставленным стеклянными блюдами с мясным паштетом и фруктовым пирогом, разрезанным на куски. Тут же возвышались два больших металлических термоса и стопка пластиковых стаканчиков.
«Если я попытаюсь протиснуться к двери, мои действия превратно истолкуют», – подумал я.
– Желаете угоститься? – с улыбкой осведомилась миловидная пухленькая леди средних лет, сидевшая рядом на складном стуле, неверно истолковав моё замешательство.
– Право же... – начал я, и запнулся. Мне пришло в голову сделать вид, что за этим-то я и пришёл...
И тут я заметил ценник.
«Один кусок пирога: 1Euro.
Травяной чай, кофе: 1Euro.»
У меня не было ни цента.
Желудок робко и жалобно забурчал, будто просил: «Ну придумай что-нибудь! Ведь ты волшебник.»
– Пожалуй, – я кивнул, и пристально взглянул на леди.
Мясной паштет таял во рту. А продавщица счастливо улыбалась, устремив мечтательный взгляд куда-то вдаль.
Взявшись за ручку заветной двери, я потянул её на себя...
– Эй, молодой человек!
Вздрогнув, я замер, медленно обернулся. И уставился на высокого весьма упитанного мужчину в строгом синем пальто, меряющего меня колким взглядом маленьких серых глаз.
– Я...
– Если вы собирались взглянуть, что там, – проговорил мужчина, – то должен разочаровать: за этой дверью кирпичная кладка.
Для наглядности он постучал костяшкой согнутого пальца по створке. Звук был глухой.
Потупившись, я что-то пробормотал в оправдание и поспешил ретироваться.
В кафедрале было почти пусто. Присев на край одной из старинных дубовых скамей, я задумался.
«Ход закрыт. Значит, мне суждено жить в этом мире, рядом с вами. Что ж, так тому и быть. Я сделал выбор, и не вправе изменять себе. И вам.»