I Purple U

«Может сложиться впечатление, что мир рушится, если вы не получаете необходимый результат, но это неправда. Наши жизни работают не так. Важно то, что вы снова встаёте». (Юнги, vlive от 131219)

Проблемы на этом не закончились. Европа оказалась для нас не менее опасной, а мелкие неприятности настигали так неожиданно и точечно, будто мы насолили чем-то карме.

Пару раз пришлось в последний момент сменить отель. Как оказалось, не зря: к липовому адресу тут же набегали особо жаждущие внимания фанаты. Но потом все прекратилось: видимо тот, кто сливал информацию, что-то заподозрил. А после временно стало не до него.

Травмы в группе появлялись одна за другой: в какой-то момент Намджун уже начал всех осаждать и попросил работать вполсилы. Рвущегося со своим перфекционизмом Чимина он заткнул довольно жестко, но на того иначе и не действовало. Для Чимина Джун был больше, чем лидер. Надежный, как дерево. Друг, на которого смотришь на равных, но когда вы на сцене — в восхищении запрокидываешь голову и видишь самого большого и надежного человека на планете.

Не представляю, что чувствует Чимин — что чувствуют все они по отношению к Намджуну. Я его знаю каких-то семь месяцев, а они — долгие годы. Пережив самые трудные времена, юношество, ссоры, драки — что они чувствуют сейчас, глядя на лидера, с которым прошли весь этот путь? Лидера, который, не смотря на поражения, постоянно поддерживал их, ободрял и хвалил. Иногда не договаривал, держал в себе, выступая фильтром, а порой — дамбой между ранимыми подростками и рвущейся заклевать общественностью. Лидера, которого поддерживали и они сами.

Какую благодарность и любовь можно чувствовать сейчас к человеку, пронеся все воспоминания сквозь годы?

Это уже больше, чем дружба — это семья.

Быть лидером довольно сложно. Особенно, когда ты лидер самых непосредственных и хаотичных задниц во вселенной. «Нужно стать хаосом, чтобы хаос не поглотил тебя», — вот чему я научилась у Джина.

И это так забавно, что, несмотря на все эти грани, на все минусы, эти настолько разные люди умудряются быть вместе на протяжении стольких лет и только сильнее сплотиться. Работать, как единый механизм. Привыкнуть друг к другу настолько, что уже без одного участника чувствуют себя некомфортно и скучают. Боже, да западные группы и с куда меньшим дерьмом в биографии распадаются быстрее!

Кажется, я никогда не привыкну к этим людям.

***

Только мы уладили все наши беды и внесли корректировки в расписание, как следом неожиданно заболел Тэхен. Пожалуй, это стало для меня наибольшим потрясением из всех бед. Не из-за того, что я переживаю или душу в себе материнские инстинкты заботиться и оберегать от всего вокруг, просто... почему-то в моей голове Тэхен был практически неуязвим. И уж кто-кто, а он точно простыть не мог.

И тут я вновь понимаю, что мне очень больно смотреть, как он расстраивается и плачет от обиды.

Тэхен плачет, потому что не смог петь и показать хороший результат на выступлении.

Тэхен плачет, потому что считает, что подвел людей: и фанатов, пришедших на концерт, и всю нашу команду.

Я его не понимаю. Возможно, это сложно признавать, но я не могу понять того, как эти люди сокрушаются по поводу малейшего косяка из целого выступления. Когда в остальном все было хорошо, когда тот же косяк был несущественным, и его, возможно, заметили только они. И как можно расстраиваться и считать себя виноватым, когда ты болен?

У меня все еще не находится слов, чтобы описать всю непостижимость сущности этих людей.

Как можно сохранить в себе эту детскую непосредственность, искренность и преданность? И при этом быть настолько приземленными? Как это можно сохранить после всего, что с ними сделали?

В какой-то момент я неосознанно двигаюсь к Тэхену, но тут же ловлю на себе предупреждающий взгляд Намджуна. Он улыбается, почти смеется, поглядывая на младшего, но глазами предупреждает не подходить.

Они сами разберутся. Они сами о нем позаботятся.

Они сидят на диване за кулисами и позируют для традиционной фотографии после концерта. С заплаканным Тэхеном, который сам себя призывает успокоиться, послушно позирует, не требуя лишнего внимания. Он такой взрослый уже.

Я видела, как еще пару минут назад за сценой его успокаивали Чимин с Гуком: с теплой немного смущенной улыбкой. Я знаю эту улыбку — когда ею в защитном рефлексе реагируешь на что-то, выбивающее тебя из колеи. И это смущение в поддержке похлопывающих рук, в успокаивающем оглаживании ладоней.

— Дай парню поплакать, — спокойным низким голосом осаждает Намджун, подходя ко мне ближе. Он смотрит на меня снисходительно, сверху вниз, и при этом как-то даже не обидно.

Я немного теряюсь и начинаю смущаться.

— Прости, я просто... не привыкла...

— Что мужчине можно плакать? — Джун приподнимает брови и усмехается. — Не вини себя. Так не только в вашей стране считают. Это проблема не менталитета, а человеческих предубеждений. «Девочки не дерутся и носят платья, мальчики не плачут и метят высоко».

Я щурюсь и склоняю на бок голову, прячу руки в карманы куртки, краем сознания отмечая, как Джун зеркалит мою позу.

— Это из какой-то песни?

Лидер смеется и приобнимает меня за плечи, уводя из комнаты.

— Возможно. Но в первую очередь, — он склоняется ближе ко мне и понижает голос, мурча практически над ухом, — это из моей головы.

— Джун, — я окликаю парня, когда мы уже выходим к сцене. Только тут он наконец останавливается и отстраняется.

— М?

Он вновь прячет руки в карманы, стоит расслабленно, смотрит на меня выжидающе и с таким неподдельным интересом, когда ему и правда важно слушать.

Я вновь теряюсь. Ему хочется сказать что-то бОльшее — что-то, что его бы утешило, но на ум не приходит ничего. Боюсь, я слишком далека от их переживаний. Я не знаю, как его поддержать.

— Как ты?

Он смотрит на меня долгие секунды, после коротко улыбается и в привычном жесте опускает голову. Вновь вскидывает ее, но смотрит уже куда-то в черноту опустевшего стадиона.

— Знаешь, почему мы каждый раз так переживаем из-за концерта?

— Почему?

— Потому что мы боимся однажды увидеть пустой зал.

Я в удивлении выгибаю брови и усмехаюсь.

— Это невозможно, Джун, ты видел, что творится с билетами? Они разлетаются за секунды. Спрос слишком велик.

— Но это сейчас, — лидер поворачивается ко мне слишком резко, и я невольно напрягаюсь. Мой предостерегающий взгляд вызывает у него лишь улыбку. — Так не будет всегда. Однажды будет конец.

— Намджун!

— Что?

Он улыбается шире, дразнит. Меня начинает злить любовь бантан выводить меня на фанатские чувства.

— «Просто живи настоящим моментом», так ведь? Наслаждайся им, отпечатай в памяти. Почему в нас эта мания жить где-то в будущем или прошлом, но не сейчас?! Да и к тому же, я не знаю, что должно случиться, чтобы у вас был пустой зал. Апокалипсис? Это невозможно.

Намджун уже откровенно смеется, видя, как я распаляюсь от своей речи. Он вновь подходит ко мне и размашисто заключает в объятия. Обнимает так тепло, надежно и крепко, что у меня от нахлынувших чувств предательски сохнет горло. Сейчас я наконец понимаю, что он значит для ребят.

— Иногда я просто хочу вас обнять. Как сейчас.

— Обнимай.

Я слышу, как он улыбается над ухом; скольжу руками по его куртке, сминаю пальцами ткань, цепляюсь за плечи. Прикрываю глаза и просто дышу им. Морозный воздух смешивается с запахом куртки и волос. Стоит вновь открыть глаза, как я вижу перед собой ночное небо и вдруг не могу поверить, что живу в одно время с этими людьми, смотрю с ними в одно небо. И что мы вместе живем в своем микрокосмосе, с этими созвездиями наверху.

— Джун...

— М?

— Не думала, что могу так любить людей. Не в романтическом смысле, а... ну, знаешь...

— Угу. — Он слегка отстраняется, чтобы видеть мое лицо, обхватывает ладонью и успокаивающе поглаживает большим пальцем. — Не плачь только.

Сами меня доводите.

— Я не расстроена, — смаргиваю застелившую глаза пелену. — Просто... когда всю жизнь учишься держать все в себе, привыкаешь к неприветливому эгоистичному отношению, черствеешь... а потом тебя растапливает человеческая искренность и доброта. Я вновь обретаю веру в этот мир. И в людей.

Намджун долго молчит, блуждает глазами по моему лицу. Тепло его рук так иррационально успокаивает, вместо того, чтобы смущать этой близостью и повисшей паузой.

— У тебя глаза красивые, — наконец тихо отвечает он.

— ...что?..

— В них будто миллиарды звезд.

Я чувствую приятное поглаживание по щеке и смотрю неотрывно в его совершенно удивительные темные глаза. В темноте при свете ламп и прожекторов и правда кажется, будто в них отражаются звезды. В бездонном черном небе целые созвездия — и все это в глазах напротив.

Намджун снова ненадолго умолкает, а после с улыбкой добавляет:

— Береги свою вселенную.

***

Я коротко стучу в дверь ставшим кодовым ритмом. По ту сторону долгое время сохраняется тишина, пока я колеблюсь: стоит ли позвонить или лучше уйти и не тревожить человека? Но дверь все же открывается, и из образовавшейся щели на меня смотрят крайне грустные щенячьи глаза.

Я подавляю в себе желание утешающе погладить его по голове и приподнимаю в руках стаканчик с латте. Тэхен отодвигается, приглашая войти.

— Как ты?

— Нормально.

Он такой домашний и взъерошенный: в пижамных штанах и футболке, ощутимо подавленный и молчаливый. Я стою перед ним, крепко сжимаю стакан и собираюсь с мыслями: сегодня чертовски сложно говорить что-то убедительно-успокаивающее. Наконец, протягиваю ему еще горячий напиток.

— Ты и сам все знаешь. Поправляйся скорее.

На этом, пожалуй, мой поздний визит должен быть закончен. Я коротко улыбаюсь певцу и обхожу его, но он вдруг останавливает меня одним коротким движением. Длинные смуглые пальцы плотно смыкаются на моем запястье, а жар его ладони буквально прошибает меня током. Я удивленно поднимаю взгляд, встречаясь со знакомой мольбой в темных глазах. Он ничего не говорит, но я практически слышу его тихое низкое «останься».

Тэхен тянет меня на кровать, ждет, пока я сяду, и ложится рядом, укладывая голову мне на колени. Как тогда, на Мальте.

Я удивленно замираю с поднятой рукой, долгие секунды таращась на доверительно подставленную крашеную макушку, но после все же опускаю ладонь и привычным жестом зарываюсь в мягкие волосы, поглаживая. Парень довольно щурится — знаю, что тоже помнит.

— Знаешь, мне вначале казалось, что ты меня недолюбливаешь.

— Почему это?

— Ты как-то странно на меня реагировал.

— Я присматривался.

Я усмехаюсь, и Тэхен будто чувствует мою усмешку затылком.

— Ты же хорошая, с чего бы мне тебя недолюбливать? — говорит так, будто это элементарные вещи, как дважды-два.

Те, кто знают Тэхена чуть дольше, также знают и то, что он как детектор на мудака. И если ему кто-то не нравится, то он с открытостью зверя и кимовской непосредственностью это тут же продемонстрирует. И вот сейчас этот тонко чувствующий человек доверительно лежит на моих коленях, демонстрируя крайнюю степень симпатии.

Я вдруг задумываюсь, ожесточенно кусая губу.

— Тэхен...

— М?

— Ты мне доверяешь?

Парень поворачивает ко мне голову и даже чуть приподнимается.

— Почему ты спрашиваешь?

— Да я... — качаю головой, слабо улыбаясь, — просто...

— Что-то случилось?

Вот и случился же мне проницательный биас прямиком на мои колени.

— Что такое?

Парень уже поднимается с моих колен и садится рядом. Я отвечаю тихо, гляжу перед собой рассеянным взглядом.

— Ты же знаешь, что я не желаю тебе зла? И никому из вас. И мне не нужны такие деньги...

— Да что с тобой? — Тэхен хватает меня за плечи и заставляет посмотреть на себя. Я колеблюсь всего секунду, все же поднимаю взгляд и позволяю этой теплой черноте напротив затопить меня.

— Я боюсь.

— Кого?

— Тех, кто может причинить вам вред. Когда они все время рядом с вами, а мы даже не можем их увидеть.

Певец ощутимо напрягается: его взгляд замирает на мне, и бог знает, что сейчас крутится в его голове. Он тоже знает. Они все знают, и от этого еще больнее.

— Разве ты здесь не для этого? Чтобы нас защитить? — Тэхен пересиливает себя и теперь мягко улыбается, поглаживает меня по голове. Я невольно улыбаюсь в ответ и опускаю взгляд.

Сколько раз с ними поступали так?

— Хотела бы я оградить вас от этого.

— Эй, — парень чуть склоняет голову, пытается поймать мой взгляд, — все будет хорошо. Ну, посмотри на меня.

Я коротко усмехаюсь, покачивая головой, но исполняю его просьбу.

— Что ты видишь?

Ну и что это такое? Тэхен смотрит с таким томным прищуром — он явно что-то задумал. Понятия не имею, к чему он клонит, но игру поддержу.

— Человека со звезды?

— Эй, что это, — тянет парень, недоверчиво щурится и дует губы. Такой забавный, что я фыркаю от смеха.

— А что? Что я должна была ответить?

Тэхен на мгновение замялся, обдумывая ответ:

— Ну, в принципе, так тоже сойдет. Я к тому, что ты не видишь в нас айдолов, коммерческий продукт, который можно сунуть кому-то за деньги. Ты смотришь на нас, как на обычных парней. И не удивляйся так: это не так уж очевидно для людей. Так вот поэтому не переживай: ты не в списке подозреваемых.

— Да, но... Если на меня укажет кто-то из вашего стаффа, на чьей стороне будет решающий голос? Разве не отдадут предпочтение гражданам вашей страны, на чьей бы стороне ни была правда?

Его взгляд останавливается, каменеет. Губы слегка сжимаются, а челюсть напрягается. Но отвечает Тэхен спокойно:

— Ты не забывай, что мы в шоубизнесе, и работаем с людьми из разных стран. Здесь границы немного размыты.

Но я вижу, что ему неприятно. В каждом менталитете есть свои минусы, и не всегда значит, что мы готовы с ними мириться.

— Возможно. Но не все с таким открытым сознанием. Нельзя рассчитывать реакцию других людей согласно собственным убеждениям.

— Чего ты добиваешься?

Тэхен раздраженно щурится и убирает от меня руки, прерывает какой-либо контакт. Возможно, не стоило начинать весь этот разговор: мне сложно передать свои мысли.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, что я тебя никогда не предам. И постараюсь вас защитить.

Тэхен какое-то время молча сверлит меня взглядом.

— Нуна, чего ты хочешь?

— Всмысле?

— Чем ты хочешь заниматься? Чего достичь? Какая у тебя мечта?

Настала моя очередь раздражаться. Видимо, в какой-то момент Тэхен решил, что я слишком живу их группой, их жизнями, совершенно забыв о собственной, и о том, чего хочу я помимо Бантан Соньендан.

Мой прямой взгляд заставляет внутренне напрячься, но Тэхен слишком хорош в этих играх, и даже бровью не повел.

За кого он меня принимает? За незрелую фанатку? И дело тут даже не в возрасте, а в мозгах: первая фанбаза Чонгука тому доказательство.

С другой стороны: а ведь и правда, чего я хочу? С тех пор, как я начала работать в Корее и ездить с компанией в тур, я была больше наблюдателем и рефлексировала события. Но чем я хочу заниматься в жизни?

Сейчас все мои мысли сводились к кругу близких людей и их комфорту. А еще хотелось кошку или собаку, и собственный дом. Чтобы бесконечно уютно его обставлять и каждый день таскать какую-нибудь милую мелочь или цветок. Довольно женские мысли, сказали бы в моей стране. Но на самом деле это обычные мысли человека, много лет как оторванного от родительского дома и пытающегося найти свое место, осесть там со всем комфортом и уютом. Ну, и я слишком люблю животных.

Кажется, поиск себя и своего места в этой жизни — это постоянный процесс, в любом возрасте и до самого конца.

Еще не так давно я панически пыталась угнаться за этой планкой, чтобы попасть в категорию тех самых «состоявшихся» до четко ограниченного возраста, но... Таких ведь нет. Даже эти «состоявшиеся» находятся в поиске. Все люди постоянно что-то ищут. Это естественное течение жизни. Если остановиться, то ты... умрешь? Кажется, именно в этот момент заканчивается жизнь.

— Я хочу жить.

Тэхен долго молчит, улыбается уголками губ.

— Ты мне нравишься.

Я замираю, почти не мигая уставившись на него. Сердце предательски отбивает какой-то не тот ритм, и судя по глазам Тэхена, он будто его слышит, чувствует.

— В каком смысле?

Тэхен щурится лукаво и насмешливо улыбается.

— В человеческом.

Вот гад.

— Тогда ты мне тоже нравишься.

А по глазам читаю корейскую интерпретацию «вот зараза» мне в ответ.

***

— Нет, нет, не выбрасывай! Правило пяти секунд!

— Прошло уже десять...

— НЕВАЖНО!

Я с улыбкой наблюдаю за этими балбесами вне сцены, когда самые тяжелые и страшные закулисные минуты уже позади. Не могу смотреть, как они дышат с помощью баллонов с кислородом или буквально валятся на перила лестниц от изнеможения, пока идущий позади стафф их подхватывает.

— Ребята, ну что вы делаете, — вяло пытается осадить их Седжин и смотрит на меня, ища поддержки, как самой старшей и относительно авторитетной в их, бантаньей, компании. Судя по виду менеджера, отчитывает он скорее для галочки, а сам уже давно смирился с проказами младших, и вообще давно и нежно их любит. Еще бы: он же их буквально вырастил.

Я озадаченно замираю в ответ на выжидающе строящих глазки Чимина и Джина. И что я должна им сказать, когда сама буквально выросла на святой вере в то, что еда, оброненная на пол, все еще пригодна к употреблению, если ее протереть и убрать прилипшую волосинку?

И что мне сделать?

Я должна состроить постное лицо серьезного взрослого и назидательно ответить:

— Эм... подуй на нее.

Кажется, в этот момент можно было услышать драматичный шлепок по лбу, но менеджер сдерживается и тяжело вздыхает. Зато Чимин с Джином засияли похлеще новой цепочки Юнги, и тут же принялись проверять мой лайфхак в действии.

Я переглядываюсь с Седжином, изображая святую невинность, и читаю по губам его снисходительное «дети».

Нам пора выезжать. Концерты идут один за другим, и я уже путаюсь, в каком мы городе, и все еще не до конца осознаю, что оказалась втянута в мировой тур. Я бываю в стольких странах, но, правда, как турист, не могу их обойти и изучить.

— Нуна!

Меня окликает направляющийся в нашу сторону Тэхен. Мы оборачиваемся на голос, но я вынуждена отвлечься на завибрировавший уведомлением телефон. В чат какао прилетел файл от подруги, и черт знает, что дернуло меня открыть сообщение именно сейчас.

Я застываю, уставившись на скриншот поста из соцсети. Группа девушек стоит у заднего входа отеля, держа в руках хорошо знакомую мне концертную рубашку. Следующее отправленное фото заставляет сердце испуганно екнуть. Девушки поочередно примеряют рубашку, подкрепляя пост не очень лестными комментариями.

Я не сразу реагирую на голос Тэхена, перевожу на него растерянный взгляд, невольно ища помощи. Парень от этого настороженно замирает, почти пугается, переспрашивает.

К нам подходит Чимин, окидывая привычным хозяйским взглядом.

— Что такое?

Я перевожу на него взгляд, иррационально чувствуя вину. Тэхен смекает быстрее и бесцеремонно перехватывает телефон. Из руки не вырывает — сжимает пальцами поверх моих и разворачивает к себе, заглядывает в дисплей. Его взгляд каменеет.

— Вы, оба, — недовольно тянет Чимин, и уже сам заглядывает в телефон.

Черт.

Все привыкли видеть Чимина тактильным и ласковым парнем, и дай бог им никогда не увидеть его злым. Это совершенно другой человек, и то, как меняется его лицо — пугает.

— Что это, — говорит твердо, даже не спрашивает. Голос его тоже меняется: становится непривычно низким и хрипловатым. Угрожающим.

Позвоночник прошибает иррациональным страхом, будто это я во всем виновата. В конце-концов когда-то гонца с плохой вестью...

— Чимин...

— ЧТО ЭТО?!

Он вскидывает на меня взгляд, и я бы рефлекторно отшатнулась, если бы вообще могла пошевелиться.

— Мы выясним...

Пак выжигает меня взглядом, после переводит его на Тэхена и, круто развернувшись, идет к выходу. Я наконец отмираю, размыкаю губы, пытаясь что-то сказать, но не знаю, что. Вздрагиваю от неожиданного ласкового прикосновения пальцев к спине.

— Все будет хорошо.

Тэхен стоит совсем близко, почти вплотную, смотрит прямо, уверенно, успокаивающе. Говорит то, что нужно, чтобы успокоить бушующий в груди ком — он чувствует.

Но что может быть хорошо? Я не представляю, как утихомирить бурю в человеке, который только что увидел, как его личное пространство разрушили. «Осквернили» — звучало бы точнее, учитывая, что его концертный наряд за взятку дали надеть какой-то кучке сасэнов. Господи, как же это мерзко.

Тэхен обходит меня и спешит за другом, пока я, опомнившись, пересылаю фотографии Седжину. Он хмурится, вглядываясь в экран, что-то сопоставляет в голове.

Мы уже разговаривали об этом, но до сих пор не удавалось вычислить, кто мог так продавать парней.

— Получилось что-то узнать?

— Пока ничего.

Имело смысл оставить своего человека следить за стаффом и вещами. Можно было, конечно, ограничиться охраной, но где гарантия, что она же и не продастся?

Кому вообще можно доверять? Мы не разорвемся на всех.

Мы в подавленном молчании направляемся к припаркованным тонированным минивэнам. Я стараюсь не озвучивать мысль о том, что такие сливы будут всегда, даже если мы сейчас найдем того, кто это делает. Не хотелось соглашаться с тем, что такие люди будут всегда и это - неизбежное зло.

Может, и черт с ними, с этими тряпками, но я переживаю за ментальное здоровье ребят. Они и так находятся под огромным давлением, особенно сейчас. Боюсь, что еще немного — и оно их сломает.

Надеюсь, они выдержат. Надеюсь, этого никогда не произойдет. Не так. Не сейчас.

Мне становится не по себе. Не знаю, почему. Я настороженно окидываю взглядом черные автомобили, мысленно подсчитывая, как группа будет рассаживаться. Что-то не сходилось.

— Разве у нас не три автомобиля?

— Да, а что?

— Тогда зачем здесь еще один? — Я указываю в сторону выехавшего из-за угла идентичного минивэна. Автомобиль неторопливо направился к нам, паркуясь последним.

— Этот не наш, — нарушает озадаченное молчание подошедший менеджер Ким и кивает на второй автомобиль, в который уже садился Чимин.

Что-либо додумать я не успела.

— Чимин!

Я срываюсь с места и в считанные секунды подлетаю к парню. Он и не подумал на меня отреагировать: слишком был зол из-за случившегося. Дурак.

— Чимин, стой!!!

Парень раздраженно оборачивается, недовольный тем, что я грубо схватила его за руку. Он тянет ее на себя, стараясь высвободиться, и недовольно ворчит, чтобы я его отпустила.

— Чимин, это не наша машина.

— Что?

Он перестает вырываться, и уже удивленно вскидывает брови.

— А чья?

— Я не знаю.

Автомобиль вдруг выруливает из общей колонны и стремительно скрывается за поворотом под наши недоуменные взгляды. К нам подбегают менеджеры, окидывая взглядом присутствующих.

— Ты в порядке?

— Д-да, а что? — Чимин растерянно смотрит на Седжина, затем на меня, пока я бегло пересчитываю парней.

— Что случилось? — К нам подходит озадаченный Намджун. Я делаю вдох, еще раз осматривая людей вокруг, но ответ застревает у меня в горле.

— А где Чонгук?

— Был в машине, — Чимин неуверенно указывает на пустующее с боку место, где еще минуту назад стоял минивэн. — А что?

Мы переглядываемся с Намджуном. Последовала самая мучительная в моей жизни пауза, нарушает которую лидер самым понятным на всех языках:

— Блять.