I Purple U

Оцепенение длится мучительные секунды, после чего стафф, подобно потревоженному улью, приходит в движение. Слышатся восклицания менеджеров, охраны, ничего не понимающих парней пересаживают в одну машину. Пара машин с визгом срывается с места — опытная охрана действует оперативно.

— Что случилось?!
Мы оборачиваемся на Джина, впервые видя у него такое выражение лица. Он все слышал, но, не веря, решил спросить еще раз.
— Там Чонгук, — мой голос предательски дрогнул, а «там» — неопределенно взметнулось ладонью в сторону пустого поворота.
Глаза Джина полыхнули диким холодом. Ким молча развернулся и направился к ближайшей машине.
— Сокджин! — Это менеджер. Мужчина подбежал к артисту и мягко схватил под локоть, но его руку тут же стряхнули, а Ким резко развернулся, пригвоздив менеджера ледяным взглядом.
— Я не буду сидеть здесь и ждать, — цедит он так, что пробирает даже стоявшую поодаль меня. Я стою, шокировано распахнув глаза.
— Он мой брат, — добавляет тоном, не терпящим каких-либо «но». Он вырастил этого ребенка, он для него — больше, чем просто друг.
Стафф не смеет удерживать старшего Кима, беспомощно наблюдая, как парень в спешке садится в серебристый Солярис.
Я не могу позволить ему ехать одному, и дергаюсь было в его сторону, но меня неожиданно с силой удерживают за руку.
— Оставь его.
Мой непонимающий взгляд встречают спокойные лисьи глаза, а после Юнги настойчиво тянет меня куда-то в конец процессии, отпуская только у пассажирского сидения черной Креты.
— Садись, — коротко бросает и быстро обходит авто. Дважды повторять не приходится.

***

Крета с удивительной легкостью вылетела на трассу. Юнги оказался очень искусен: выжимал из авто почти максимум лошадиных, и в то же время вел мягко, будто машина и не состояла из необъятной груды железа и пластика.

Жилистые руки расслабленно лежат на баранке, длинные пальцы мягко, но цепко сжимают руль. Юнги сосредоточен, смотрит вперед, а я вдруг ловлю себя на мысли, что чувствую себя с ним максимально спокойно и безопасно. Будто мы и не гонимся сломя голову за похитителями.
Мой адреналин ушел в другое русло, как и всегда в экстремальных ситуациях: голова прояснилась и мозг начал генерировать идеи.

— Что ты делаешь? — Юнги бросает короткий взгляд на мой телефон, пока я сосредоточенно набираю смс.
— Если охрана не села им на хвост, будем следить по GPS, — бросаю коротко и отправляю наконец сообщение.

«Ты как? С тобой все в порядке?»

Сильно прикусив губу, набираю следом, чувствуя солоноватый привкус во рту:

«Мне от тебя сейчас нужен максимальный актерский скилл. Пожалуйста, сделай вид, что ты ничего не понял и просто сидишь в интернете»

Надеюсь, его там не связали, и Чон своей паникой не похерил мой зыбкий план по спасению его золотой задницы.

«И еще...»

***

»...включи GPS»

Чонгук полулежит на заднем сидении и вот уже пять минут старательно держит невозмутимое лицо скучающего селебрити. Он не сразу понял, что произошло, когда машина так внезапно сорвалась прочь, а осознал уже слишком поздно, чтобы выпрыгивать из нее на ходу: они вырулили на заполненную трассу и рванули прочь.

Страх моментально прошил внутренности, кольнул в груди тонкими иглами, сдавил горло. Парень медленно повернул голову, перестав таращиться в окно на стремительно скрывающееся из вида здание отеля, и уставился на переднее сиденье. Пальцы до боли сжали телефон.
— А я думал, мы в аэропорт, — проронил он, очень стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул. Сидящие впереди переглянулись. Телефон завибрировал уведомлением, и Чонгук ощутимо напрягся, тут же открывая смс.
«Постарайся не паниковать» твердило сообщение, заставляя Чона нервно улыбнуться. Да уж, он постарается. Подумаешь, украли из-под носа у всего агентства и везут черт знает куда.
— Что? — Он удивленно приподнимает брови на обернувшеюся на него девушку, — Менеджер сказал в твиттер фото запостить. Или уже не надо?
Больше к нему не лезли. Чон выглядел достаточно расслабленным и максимально изображал полнейшее отсутствие понимания, что произошло.

Включить GPS.

Он ожесточенно жует губу. Благо, в маске этого не заметно.

***

— Есть. — Я резко выпрямляюсь и сразу же открываю карту. — Они недалеко, примерно в квартале отсюда.
— Отлично, — коротко бросает Юнги и тянется к телефону.
— Кому звонишь?
— Джину.
— Он сможет отследить Гука по GPS?
— Конечно, — парень вдруг усмехается уголком губ, — ему не впервой.

Чт...

Мин бросает на меня короткий взгляд и беззвучно посмеивается, обнажая ровный ряд белых зубов. По ту сторону звучит пара гудков, прежде чем раздается знакомый голос. Юнги ведет одной рукой, абсолютно уверенно и расслабленно, пока второй прижимает к уху телефон. Я же неотрывно отслеживаю положение макнэ, краем уха слушая их разговор.
— Есть номер кого-нибудь из охраны? Надо им координаты скинуть.
Юнги косится на меня и переадресовывает в трубку вопрос.
— Есть, — передает он от Джина и после короткой фразы отключается.
— Как он? — Я иррационально чувствую себя виноватой — непонятно, за что.
— Кто? Сокджин? — Юнги бросает на меня короткий взгляд и усмехается. — Лучше его пока не трогать.

Мы, едва сбросив скорость, сворачиваем на соседнюю улицу, ловко проносимся между машин. Совсем близко. Я сверяюсь с картой и напряженно всматриваюсь в машины впереди. Еще пара десятков метров — и перед глазами показался черный минивэн.
— Вот он! — Я возбужденно указываю пальцем вперед, но Юнги и сам видит. Он умело выкручивает руль и садится на хвост, держа между минивэном и нами еще один автомобиль. Трасса в этой части города сильно загружена — что-то придумать сложно, не устроив аварию.
— И что дальше?
Я вдруг осознаю, что совершенно растеряна. Мысли с бешеной скоростью генерируются в голове и тут же отметаются, как негодные, потому что здесь, кажется, невозможно вообще что-либо сделать.
— Ну, ты же смотрела боевики? — Невозмутимо подает голос Юнги, не отрываясь от дороги.
— Да, но... ты что!!! Я не собираюсь устраивать здесь очередную версию «Скорости»!
— Да я тебя умоляю, — вальяжно тянет Юнги и резко выкручивает руль, огибая разделяющий нас с минивэном автомобиль, — никто и не заставляет.
Я нервно цепляюсь в бардачок побелевшими пальцами.
— А что тогда предлагаешь мне делать?!
— Пока — ничего.
Окей, предоставлю решать проблемы взрослым парням.

Не знаю, заметили ли похитители за собой погоню — может, потому они начали жаться к краю дороги, чтобы следом съехать на более пустую улицу. Я лишь надеялась на то, что оружия у них не было. Либо что оно было у нас: возможно у одного из телохранителей есть разрешение. Но их машины не было видно.

Мимо нас пронесся знакомый серебристый Хендай, и я едва успеваю рассмотреть силуэт внутри автомобиля.
— Юнги...
— Вижу.
Автомобиль, не сбавляя скорости, обгоняет минивэн и несколько секунд держится впереди.
Я невольно напрягаюсь, с силой сжимая в руке телефон. Не успеваю озвучить свои опасения, как самое худшее сбывается: Хендай резко тормозит, оставляя за собой черные полосы. Минивэн заносит в сторону, а после он с визгом останавливается, едва не врезаясь в подрезавшую его машину.
Сердце испуганно пропускает удар. Я отчаянно цепляюсь за бардачок, Юнги с шипением выкручивает руль и бьет по тормозам. Нас разворачивает боком, и Крета наконец останавливается.

Я ошарашено смотрю на замершие впереди автомобили, не слыша редких сигналов позади нас: мы едва не спровоцировали аварию, но, кажется, обошлось.
Дверь Соляриса резко открывается — Джин выходит из автомобиля и размашисто направляется к неподвижному минивэну, заставляя меня испуганно расширить глаза.
— Что он делает?!
Я нервно шарю руками, со второго раза отстегивая — почти выдергивая из гнезда пояс, и открываю дверь.
— Джин, стой!
Я выскакиваю из машины, краем уха слыша, как что-то падает на пол пассажирского места. Наверное, телефон. К черту, не до него сейчас.
Нас обгоняет еще один Хендай и останавливается возле Соляриса, но я уже не обращаю внимания на подоспевшую охрану, не вижу выходящего из машины Юнги.
— Сокджин!!!
Ким меня либо не слышит, либо не слушает. Твою ж... А если у них оружие?! А если они что-то сделают ему или Гуку...
Черт!.. Черт!!!
Я срываюсь с места, а секундой спустя задняя дверь минивэна открывается и оттуда вываливается Чонгук.

Я испуганно замираю, сканируя взглядом согнувшуюся от потери равновесия фигуру. Но вот он выпрямляется, ошалело оглядывается и, кажется, вполне цел. Автомобиль срывается с места, и Ким едва успевает отойти, чтобы его не задело бортом. Он коротко бросает что-то охране, но никто в погоню не срывается: один из телохранителей лишь достает телефон и записывает номер.

Чонгук провожает минивэн испуганным взглядом и не сразу реагирует на собственное имя.
Я за все это время наконец делаю вдох, подбегаю к макнэ, но выдавить из себя слова не могу. Он переводит на меня все еще ошалевший взгляд, но сказать ничего не успевает.
— Чонгук-а!
На него налетает Джин и размашисто заключает в объятия. Кажется, он его так задушит, но младший молчит, только рефлекторно цепляется в ответ и порывисто выдыхает.
— Цел?
Ким наконец выпускает младшего из объятий, мажет ладонью по его щеке, опускает на плечо, оглядывает с головы до ног.
Чонгук неуверенно кивает:
— Д-да.
— Идем. — Тут же командует Джин и тянет Гука к своему автомобилю. Младший даже не сопротивляется — послушно идет следом, не оборачиваясь. Кажется, нам всем нужно переварить случившееся.
Я чувствую деликатное прикосновение к плечу и оборачиваюсь. Юнги говорит мягко, почти ласково:
— Идем.

***

Мы неотрывно едем за Солярисом, перед ним — первый автомобиль с охраной, второй замыкает колонну за нами.
Я подпираю ладонью голову и рассеянно смотрю в окно. Первые пять минут в салоне царит тишина. Юнги даже не включает радио — нам это ни к чему: каждому нужно побыть в своих мыслях. К тому же тишина нас не напрягает.
Я прерываю ее, когда мы выезжаем обратно на кишащую жизнью основную трассу.
— Только не говори, что и такое с вами бывало.
Юнги не отрывается от дороги и лишь улыбается уголками губ.
— Хорошо, не буду.
Что...
— Юнги!!!
— Что? — Он хрипло смеется и бросает на меня хитрый взгляд. — Ты так не нервничай, а то к концу тура у тебя своих волос не останется — станешь цвета машины Джин-хена.
Я задохнулась от возмущения.
— Да с вами не только волос лишишься!
— А чего еще? — Он улыбается так, что какие-либо колкие мысли резко поднимаются в рейтинге.
— Здоровья...
— Ах, здоровья, — тянет Юнги и насмешливо фыркает. — У нас тоже к тридцати здоровья не будет, так что...
— Юнги, что ты делаешь?
— Что?
Я с улыбкой поглядываю на парня, он бросает на меня короткий взгляд и смущенно причмокивает губами. Все эти подколки и шуточки в такой ситуации... Мин все время старается вывести меня из удушающего панического состояния, оборвать мой страх, и у него, признаться, получается отлично. Даже желания прибить не возникает.
— Не кряхти. Тебе еще тридцати нет.
— Ну ладно, — соглашается он тихо, удовлетворившись моим состоянием, и неслышно посмеивается.

***

Нас уже заждались в аэропорту, хотя мы позвонили сразу же, как только Джин посадил младшего Чона в машину. Солярис первым затормозил напротив выстроившихся в ожидании людей, и на моих глазах развернулась картина возвращения блудного макнэ. Не успел тот выйти из машины, как оказался в удушающих объятиях хена, а секундой спустя — еще одного (чтобы и не думал вырываться, не иначе). Тэхен, не выпуская Гука из объятий косится в нашу сторону, кажется, смотрит прямо в глаза, а после вновь переключает внимание на Чона и с улыбкой зарывается пальцами в волосы на его затылке.

Что может быть лучше бантаньих обнимашек? Самозабвенное крепкое «поспать». Надо этим заняться в ближайшее время, иначе мой организм откажется функционировать после всего пережитого.

Мы с Юнги какое-то время молча наблюдаем из машины.
— Думаешь, с ним все будет в порядке? — Тихо подаю голос, не отрывая взгляда от взволнованных участников.
— Будет, если перестанешь над ним трястись.
Я тихо фыркаю и бросаю на Юнги недовольный взгляд.
— Идем. — Парень невозмутимо отстегивает ремень и выходит из машины. Я обдумываю его слова еще пару секунд, и выхожу следом.
— Интересно, почему вечно огребают макнэ?
— Младшим в семье всегда достается.
Мы с Мином понимающе переглядываемся. У наших стран определенно есть много общего.

***

Многие, возможно, думают, что Чонгук — самый наглый и бессовестный в мире макнэ. Скорее всего — в шутку, ведь этот ребенок любит пошалить и подразнить хенов, а заодно и развлечь публику. На самом деле это самый ранимый и стеснительный парень, которого можно встретить.
Истории о том, как слава ломает детей, слишком рано свалившись звездной болезнью на голову маленьким неокрепшим людям — уже статистика. Думаю, с Гуком было так же. Но поскольку его растили хены — ему явно не раз прилетало воспитательным крепким словом или чем потяжелее, убивая негативную составляющую выбранной ими жизни.
Как знать: может, все те трудности, ненависть и лишения, что испытали на себе эти мальчишки — как раз напрямую повлияли на то, какими они стали, отшлифовав характер так, чтобы в нем не было этого подтачивающего душу грибка в виде гордыни.

Плохие времена рождают сильных людей. Хорошие — рождают слабых.

Испытания даются нам, чтобы стать сильнее.

Ценность чего-либо понимаешь, когда достигаешь этого трудом, потом и слезами. Труд и скромность помогают оставаться приземленным и не терять свет души.
Но человек — создание, которое постоянно мечется из крайности в крайность. Балансировать на середине удается не каждому, и это, пожалуй, такая же сложная вещь, как и позволить себе быть Собой.
Это особенно сложно, когда ты становишься примером для других. Когда от тебя ожидают больше, чем от обычного человека. Даже если и не все, даже если звезд с неба от тебя не просят, но ты уже чувствуешь себя обязанным. Ты должен быть лучшей версией себя, ты должен подавать пример, ты должен оправдывать ожидания людей, и даже больше.

Ты должен, должен, должен.

Умножь это «должен» на перфекционизм — и получится Чон Чонгук. Человек, который загоняет себя из-за чувства долга и чертовой мании прыгнуть выше головы. Чтобы потом валиться изможденным вне камер и глаз, и корить себя за то, что не смог. Что сделал недостаточно. А должен был.

Перед камерами Хосок с мягкой улыбкой говорит младшему «ты хорошо справился, не накручивай себя», пытается дать понять, что Чон хочет слишком многого, что так нельзя.
Вне кадра в его глазах — сталь. Он хочет сказать гораздо больше и не для лишних ушей.
Чонгук слушает, но не слышит. Его потухший взгляд опущен в пол, а в голове — упертая уверенность в том, что надо быть лучшей версией.
Вот только кому это надо?

Я наблюдаю поодаль, скрестив руки на груди. Не вмешиваюсь. В конце-концов, в жизни многие вещи нужно осознать самому, пройти этот опыт, чтобы понять.
Чужие слова имеют минимальный эффект, пока сам не сунешь палец в огонь, и не поймешь, что это правда больно.

Но порой мы не видим истинную суть вещей, не можем трезво оценивать то, что происходит с нами. То, через какую призму мы видим — может быть искажено до неузнаваемости. А в реальности все далеко не так трагично. В такие моменты нам необходим трезвый взгляд со стороны.

Чонгук тихо сидит в пустой гримерке и бездумно мнет в руках бумажную салфетку. Я нахожу его в таком положении спустя двадцать минут после окончания съемок, и, видит мироздание, очень не хочу торопить младшего обратно в его забитое расписание.
Я тихо прохожу внутрь, тяну пустое кресло за собой и сажусь напротив макнэ. Он смотрит в пол перед моими ногами и никак не реагирует. Я разглядываю Чона еще пару секунд и наконец тихо говорю:
— Тебе не понравится то, что я сейчас скажу.
Он на мгновение задерживает дыхание и смаргивает, а я, убедившись, что меня слушают, продолжаю.
— Мне знакомо твое видение мира, и я знаю, как чертовски тяжело жить в нем, бесконечно отшлифовывая свои действия, но так и не добиваясь того идеального результата.
Знаешь, почему ты никогда его не добьешься? Потому что ты человек. Ты живой, настоящий человек, а идеальное и отшлифованное — это искусственное и бездушное.
Я пришла к этому немного иной дорогой, но могу сказать одно: быть человеком — прекрасно. Иметь талант, высокий навык, но при этом также иметь какой-то недостаток, как завершающую изюминку личности. Человек прекрасен своей многогранностью, своей неидеальностью — он этим становится живее, подлиннее, интересней.
Неидеальность — это красиво. Быть собой настоящим — это красиво.

Чонгук не дышит, его ресницы взволнованно вздрагивают, а пальцы замерли на скомканной изорванной салфетке. Я разглядываю его еще пару секунд, а затем встаю и направляюсь к выходу, но Чон неожиданно ловит мое запястье, смыкая горячие сильные пальцы на удивление мягко.
— Нуна... Я не поблагодарил тебя за то, что ты меня спасла тогда, в машине.
— Я ничего не сделала. Благодари Джина.
Чонгук наконец поднимает голову и смотрит на меня глубокими черными глазами так, что сердце пропускает удар.
— Ты правда сделала многое. Для меня. Для нас. Спасибо.
Я смотрю на него бесконечные секунды, раскрываю ладонь и обхватываю в ответ его запястье. Гук такой теплый и близкий. Его хочется обнять и одновременно завернуться в его объятия. Наверное, такую же нежность испытывают к макнэ хены и стафф.
Он удивительный. Насколько младший Чон невообразимо талантлив, настолько же искренен в своей простоте и приземленности. Ему хочется жить жизнью двадцатилетнего мальчишки, а не душить себя рамками пьедестала.

Мы должны позволить ему свободно жить и дышать.

Мы действительно должны.

Я несильно тяну парня из кресла, и, скользя ладонью по его запястью, разжимаю пальцы, отпуская Гука — так же, как и он с запозданием отпускает мою руку.

— Пойдем. Нас ждут.