I Purple U

Мы смотрим друг на друга с одинаковой упертостью, чуть более детской, чем предполагает полуночный визит в мой номер.
Тэхен не отвечает. Лукаво щурится, ни единым мускулом не выдает мысли, хотя наверняка в голове лихорадочно прокручивает всевозможные варианты.
Я запоздало замечаю, что начинаю улыбаться: уже интересно, какой наиболее правдоподобный предлог он сейчас придумает, чтобы как-то себя оправдать. Признаваться даже самому себе не хочет, что пришел сюда от скуки.

Ему нужно внимание. Его почему-то остро не хватает сейчас — это странно.

— Тебе нужно подышать свежим воздухом? Поесть бургеров? Или пофотографировать город?

— Да! — Не думая, выпаливает парень, запоздало понимая, что вопросы были разные.

Я усмехаюсь, наконец перевожу взгляд на пластиковую бутылку, силясь в темноте прочитать название на этикетке.

Роли заметно поменялись, и теперь я в этой комнате хозяйка ситуации. Тэхену это не по нраву.

— Ты ужинала?

— Очевидно.

— Не ври, я знаю, что ты ничего не ела с тех пор, как мы вернулись.

Я прожигаю его взглядом, заметно напрягаюсь и, будь моя воля и наличие дополнительной «конечности» — била бы хвостом. Но Ким — прекрасный эмпат, и, кажется, ему доставляет удовольствие меня драконить.

— Мне нужно выйти.

— И поэтому ты зашел?

Теперь взглядом сжигают меня. Еще немного — и начнут пожирать, при чем буквально.

Тэхен медленно склоняется ко мне, заставляя неосознанно податься назад. Но бежать больше некуда, поэтому я буквально пересчитываю позвонками жесткую спинку стула и едва дышу.

Меня обволакивает горячая тьма напротив; затягивает, поглощает с головой. Терпкий запах мускусного парфюма забивается в легкие, вязко оседая в них.

Парень медленно кладет руку на спинку стула, и я чувствую, как она напрягается: как сгибаются пальцы в кулак — с такой силой он сжимает.

Черт, в каком омегаверсе я оказалась, и как это выключить? Это все (он?) — слишком затягивает, а еще сложно сосредото...

Рука со скрипом придвигает меня вместе со стулом; еще немного, и, кажется, я окажусь уже под, а не напротив.

...читься.

Я растерянно моргаю — картинка теряет фокус.

— Не дразни меня, — рычит Тэхен глубоким низким голосом, да так мягко, что мурашки табуном скатываются по спине вниз.

— Не ври, тебе нравится.

Или то отсвет лампы так играет в его глазах, но в глубокой черноте словно искры полыхнули. И как бы не для меня эти костры разожглись.

Я чувствую плечом, как его кисть напрягается сильнее. Доска под пальцами жалобно скрипит, но мое внимание полностью приковано к глазам. Словно ничего не существует вокруг — ничего более важного и одновременно понятного в этом человеке.

Кажется, мне и вовсе неважно, как он выглядит в остальном: к каким эталонам принадлежит или не принадлежит его лицо, фигура, его руки; кому он красивый или же самый обыкновенный.

Его глаза.

Иногда я задумываюсь, кого он мне напоминает. Почему его глаза кажутся мне такими знакомыми?

Однажды подруга пошутила, бросив короткое «посмотри в зеркало». Я рассмеялась и не поверила.

А сейчас кажется, будто я смотрю на себя. Только зеркала нет и оно не искажает реальность. Я смотрю на голую живую эмоцию в звенящем сосуде.

Себя злить так же нехорошо, как и других людей, но что поделать, когда без эмоций и личной драмы становится скучно жить? А в этой стране все любят драматизировать.

Тэхен недовольно плотно сжимает губы — я так и вижу, насколько его все это... дразнит. Какой-то частью сознания мне даже интересно, что будет, если его вывести, но Ким вдруг резко меняется в лице и выпрямляется.

— Нуна, так смотреть неприлично.

— Что?

Я растерянно моргаю, не успевая так же быстро перестроиться.

— Ты меня взглядом пожираешь, — он усмехается и прячет ладони в карманы бесформенных брюк.

— Тебе кажется, — мрачно огрызаюсь, прекрасно понимая, как и он, что ответить мне нечем, равно как и выкрутиться.

— Что читаешь? — как ни в чем не бывало переключается парень, с любопытством перегибаясь через стол.

— О трудностях переходного возраста.

Тэхен бросает на меня удивленный взгляд, но видит ироничную улыбку, и фыркает. Следующий вопрос я ему задать не даю и ловко хватаю злосчастную бутылку, которую притащил с собой артист.

— А это что? Ты до сих пор не снял макияж?

Он пожимает плечами. Не снял. Я и сама увидела, пока разглядывала его глаза, вот только не отметила этого так явно, потому что...

Потому что я, кажется, привыкла к нему ко всякому и уже не обращаю внимания, накрашен он или нет.

— Так спешил написать мне сообщение? — Издевательски улыбаюсь я, перекатывая бутылку в пальцах.

Тэхен раздраженно выхватывает у меня бутылку, но никак не ожидает, что я тут же среагирую: пара секунд — и вот я уже толкаю слегка растерявшегося парня на стул вместо себя, и отбираю трофей.

— Почему не пошел к ребятам? — Отвлекаю его вопросом, пока оглядываюсь в поисках ватного диска.

— Они отдыхают, — после паузы слышу неуверенное в спину.

Ну да, как же, «отдыхают». С их врожденным шилом в подкаченных задницах, они и минуты не могут спокойно усидеть на месте. За всех спокойно лежит Юнги разве что.

— Не знаю, — все так же тихо, но более уверенно басит Тэхен.

Вот тут уже правда.

Я больше не спрашиваю об этом, поворачиваюсь и вновь возвращаюсь к парню. Он какое-то время молча наблюдает за мной, пока я, облокотившись на стол, выливаю жидкость на диск.

— Нуна...

— М?

Он ждет, пока я подниму на него взгляд.

— Ты видела нас и с другой стороны. Ну, вне сцены и, — кивок на влажный диск, — без макияжа. Наверное, мы для тебя больше не привлекательные?

Такого поворота я не ожидала и на какое-то время даже замираю, удивленно изгибая брови. Я уже и забыла, насколько щепетильно корейцы относятся к внешности.

Слишком щепетильно.

— Знаешь, когда ты красивый? — Я позволяю себе коснуться пальцами аккуратного, но мощного подбородка, приподнимая его. Тэхен не отстраняется, будто бы даже послушно следует за моими пальцами и почти доверительно мурлычет в ответ:

— Когда?

Когда?

Всегда?

Я с осторожной нежностью провожу диском по краю его лба, очерчивая сначала полумесяц, но затем спускаюсь ниже, на пару секунд прикладывая его к послушно закрытому веку. Стираю тени, наблюдая, как легко и без грязи они сходят. Не то что у нас после туши.

Тэхен сейчас такой естественный и спокойный. Я даже почти не удивляюсь, что вижу его настолько близко, что могу вот так прикоснуться. Я будто после долгих месяцев смогла наконец осторожно протянуть руку к дикому животному, которое до этого никого к себе не подпускало. Или не подпускало только меня?

Я молча вожу диском по красивой темной карамельной коже и совершенно вдруг теряюсь.

Черт, я ведь никогда не любила смуглых людей. В том плане, что не стремилась примкнуть к их числу — не отмечала это как нечто привлекательное и эталонное. Мне даже бледность была больше по душе (хотя, честно говоря, девушкам она всегда шла больше, чем парням).

Я не задумывалась, какой цвет кожи у парней меня привлекает. Хотя это и неважно, ведь суть не в этом, но... Я сейчас смотрю на эту кожу в полумраке желтой лампы, ощущаю пальцами ее жар, и теряюсь от того, какая она красивая. Тягуче-карамельная, вкусная.

Моя рука на контрасте кажется фарфорово-белой — молоко и латте.

Эту кожу хочется попробовать, сомкнуть зубы где-то на острой челюсти, а потом...

Потеряться в этой необузданной черноте глаз.

— Вот такой ты красивый, — говорю спокойно, тихо, на выдохе.

Тэхен растерянно смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Длинные ресницы заметно подрагивают.

— Без макияжа? — Спрашивает так, будто я сказала нечто возмутительное и странное.

— Я люблю естественность, — вдруг пожимаю плечами и улыбаюсь совершенно искренне, отчего и сам Тэхен, восприимчивый к таким вещам, постепенно расслабляется и невольно начинает улыбаться в ответ.

Его глаза улыбаются, как всегда так трогательно и эмоционально, превращаясь в два полумесяца. А эта тигриная улыбка...

Никогда не думала, что буду так обращать на это внимание и находить очаровательным. Никогда не думала, что в человеке может быть красивой улыбка, не вписывающаяся в навязанные голливудские стандарты. Или еще в тонну стандартов, которым он должен соответствовать по чьему-то мнению.

Он просто настолько настоящий и искренний...

Он настолько красивый и родной в такие моменты. И я так радуюсь тому, что человек счастлив.

— А еще ты красивый, когда смеешься.

Особенно когда щуришься и по-тигриному морщишь нос.

Я неожиданно даже для себя самой касаюсь указательным пальцем его носа, провожу невесомо вдоль до самого кончика, обозначая точку, и наконец отнимаю руку.

Тэхен замирает, смотрит не мигая, а после медленно поднимает свою руку.

Он осторожно подносит ее к моему лицу, но так и замирает на половине пути. Смотрит в глаза, будто спрашивая разрешения, сомневаясь: можно ли.

Я лишь молча перевожу взгляд на его неожиданно тонкую кисть, разглядываю длинные изящные пальцы. Тэхен такой крупный и возмужавший, а стоит начать разглядывать вблизи, так он превращается в утонченную эстетику: где-то за гранью определенного эталона и гендера.

Мои глаза вновь встречаются с его влажно блестящей чернотой.

«Можно»

Он осторожно касается моего носа, повторяя мое движение: проводит вдоль медленно, изучает. Чуть склонив голову, разглядывает внимательно: с тем его задумчивым любопытством, от которого хочется смущенно отвернуться. И сбежать бы, вот только тело окаменело от волнения.

Я замираю, точно зверек; затаив дыхание, слежу за его реакцией. Лицо парня расслаблено, взгляд становится мягким и чуть рассеянным.

Так приятно, что хочется сонно щурить глаза, просить «еще», и так и просидеть всю ночь. Тэхен едва улыбается уголками губ, склоняет на бок голову и лукаво щурится.

В комнате становится так тихо, что я начинаю вдруг отчетливо слышать свое дыхание. Это все должно смущать, но взамен я чувствую какую-то неведомую ранее близость с человеком, и по глазам напротив вижу, что он чувствует нечто похожее.

— Ты правда... — тихо начинает Тэхен, но не договаривает, обрывает мысль, так и не найдя слов. Либо боится сказать вслух.

А мне так много всего хочется сказать — в слова не облекается. И с чего начать — не знаю.

И остается лишь смотреть в глаза с почти щенячьей беспомощностью и немым «ну ты же понимаешь, да?» во взгляде.

Теплые чуть шероховатые пальцы вдруг касаются моей щеки, и я почти вздрагиваю от неожиданности, но тянусь в ответ, осторожно мажу по скуле, по горячей коже.

Тэхен даже не шелохнется, не моргает, хотя я знаю, что пальцы у меня холодные.

Мы сидим в тишине и наверное странно смотримся со стороны: вот так изучая друг друга, ощупывая лица, будто пришельцы — общаясь и узнавая друг друга.

И это кажется гораздо интимнее и более лично, чем секс и поцелуи. Это за гранью простого человеческого, но на уровне инстинктов. Когда где-то краем сознания чувствуешь, осознаешь, где Твое.

Я вдруг понимаю, что давно хочу сказать эти слова, но это так волнительно и... глупо. Хотя до смешного искренне и правдиво.

Просто в мире еще не придумали тех слов, которые бы описали это чувство знакомого и иррационально родного в совершенно чужом и незнакомом человеке.

— У тебя глаза знакомые.

Выдыхаю, и с неожиданной ясностью смотрю. Будто все на места становится.

Тэхен замирает, его глаза мечутся, выискивая что-то на дне моих.

— Знай я тебя меньше, решил бы, что ты так подкатываешь, но я знаю тебя чуточку лучше, так что... это признание в любви?

— Нет.

Мы почти синхронно убираем друг от друга руки и отстраняемся. Вернее, я отхожу на шаг, а Тэхен остается сидеть, с прежним игривым интересом и нахальством просверливая во мне дыры.

— А что?

— Не знаю.

Знать бы еще.

— Ты совершенно точно в меня влюблена.

Не уверена, что в предмет воздыхания так хочется запустить вазой, чтобы стереть эту наглую улыбку.

— Не думаю.

— Такая цундере, айгу-у, так мило...

Игнорируя задорный оскал певца, я невозмутимо отправляю грязный ватный диск в мусорную корзину.

— Да ладно тебе. Кто твой биас?

Ох черт, мы снова здесь.

Краем глаза я улавливаю движение, но нарочно игнорирую до последнего, пока, повернувшись, едва не утыкаюсь в подошедшего певца носом. Пришлось поспешно отшатнуться и вцепиться пальцами в край стола за спиной.

— Ентан.

Даже Тэхен поражается моему непробиваемому тону и весело хихикает.

— Да ладно, неужели я тебя не привлекаю? Я же вижу.

Он наступает, приближается опасно близко, так, что я вновь чувствую резкий мускусный парфюм. Знаю, что дальше он не зайдет и просто снова хочет подразнить и доказать в очередной раз, что прав, но все равно предостерегающе упираюсь пальцем в его начинающую крепчать грудь. Черт, как же не вовремя он решил начать качаться.

— Тэхен, я не позволяла переходить границы.

Парень моментально меняется в лице и отходит.

— Ах, ну какая же ты все-таки цундере, нуна.

— А тебе поди и нравится, фанат Мин Шуги, — беззлобно огрызаюсь в ответ, но парень даже не думает отрицать.

— Юнги-хен милый.

— Знаю, — я позволяю себе сесть на краю стола. — Помню, я в самом начале думала, что вы все боитесь его трогать, потому что он вам всем надерет зад и уши поотрывает. А потом оказалось, что вы просто боитесь его расстроить и видеть эти душераздирающие грустные глаза.

Тэхен радостно хихикает своим совершенно очаровательным бархатным голосом, вызывая у меня улыбку даже сильнее, чем от воспоминаний о неоправданно суровом образе рэпера.

— Он немного похож на тебя, нуна.

— Чем же? — Фыркаю я, невольно навострив уши, но показательно строго скрестив руки.

— Так же усиленно отпирается, хотя внутри ему это очень нравится. Он тот человек, который недовольно подсунет тебе куртку или кружку кофе со словами «на, только прекрати уже мерзнуть наконец».

Я не выдерживаю и хихикаю вместе с Тэхеном, но неожиданно для него вдруг обрываю смех:

— Ты мне тут зубы не заговаривай!

— А?

Я не без удовольствия наблюдаю совершенно растерянные округлившиеся глаза этого большого ребенка, и продолжаю:

— Как ты попал в мой номер? Откуда знаешь код?

— Ааа, это... — тянет он, и его взгляд становится рассеянным. — Нууу...

— Ну?

— Это секрет.

— Чт...

— Пошли за бургерами.

— ЭЙ!!!

— Ну нуна-а, — капризно хнычет Тэхен и уже буквально тянет меня за руку своими огромными ладонями, — не шуми, а то Намджуни-хен придет.

— Айщ, — я едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться на максимально понятном для него языке, и недовольно сверкаю глазами на обезоруживающую улыбку.

Эти макнэ... Все про всех знают, и чем манипулировать — тоже.

— По заднице бы тебя отшлепать, — беспомощно ною, позволяя стянуть себя со стола и увести к двери. Успеть бы куртку накинуть.

— Ты что, нуна, это же будет неприлично для тебя. — Тэхен донельзя довольный и уже выстраивает в голове грядущий маршрут по городу.

— Я попрошу кого-нибудь из парней.

Кажется, это возымело минимальный эффект, судя по его игривости, поэтому я добавляю веское:

— А я посмотрю.

Парень пораженно замирает и оборачивается, демонстрируя мне то, насколько круглыми могут становиться его глаза.

— Ты жестокая, нуна.

— Я стала такой из-за вас! А теперь дай мне одеться.

***

— Европа так сильно отличается от наших стран.

Тэхен взволнованно идет впереди меня и фотографирует все вокруг. Поражаюсь тому, как быстро и легко он находит нужный ракурс — у парня явно талант.

Неужели он таким видит мир?

— Удивительно, как ментальность отражается на улицах, да?

Я блуждаю взглядом по крышам домов, по окнам верхних этажей старинных зданий и прячу подмерзающие руки в карманы куртки.

Европа красива своими узкими старыми улочками, по которым так и тянет пройтись и запечатлеть воспоминания на пленку. Красива своей архитектурой, словно сошедшей с кадров фильма.

Она так же далека и инородна, стоит представить себя, живущим здесь. Настолько привыкаешь к собственным странам, где все давно понятно и комфортно в привычных рамках и границах, что с трудом представляешь, как будешь ассимилироваться где-то здесь.

Хотя, может дело в личных предпочтениях?

— Тебе больше нравится в Европе или у нас?

Тэхен оборачивается через плечо и с любопытством сверкает на меня сквозь оправу круглых очков. Одет он в винтажные куртку и берет, отчего вместе с этими очками чем-то напоминает моего отца.

Вопрос заставляет меня задуматься. Интересно.

— Почему не спрашиваешь, нравится ли мне в моей стране?

— Потому что если бы нравилось — тебя бы здесь не было.

Я беззлобно фыркаю и тянусь толкнуть его в плечо, но парень бессовестно улыбается и отскакивает на пару шагов.

— Так что, где тебе нравится?

Я лишь вздыхаю. Трудно иногда признавать очевидные вещи, еще труднее пытаться их объяснить.

— Ты знаешь, что наши с тобой страны ментально похожи? Поэтому мы так хорошо понимаем друг друга.

Тэхен даже останавливается и задумчиво склоняет голову, пока я неторопливо подхожу к нему.

— Не знал. С чего ты решила?

Я останавливаюсь в шаге от певца и чуть запрокидываю голову, с прищуром заглядывая в его черные глаза.

— Наблюдение. И общение с представителями вашей, — игриво тычу пальцем в его куртку, — страны.

Тэхен выдерживает взгляд, молчит какое-то время, а после наконец резюмирует:

— Вот как. А я думал, просто ты такая вся необычная, поэтому с тобой хорошо.

— Эй!!!

Смех и стук ботинок о мощеный камень эхом разносится по опустевшей улице. Тэхена поймать не так просто, даже с учетом того, что он опять обулся в ботинки, как в тапки. И стоило мне начать ворчать по этому поводу, как я тут же напоминала себе свою бабушку, которая в детстве так же гоняла меня из-за того, что я порчу обувь.

— Ладно, — наконец сдаюсь я, и даже слегка наклоняюсь вперед, пытаясь отдышаться. — Ты-то сам вон в Сеул переехал. Ты что же, не любишь свой родной город?

— Люблю, конечно. Все любят родные места, в которых родились и выросли.

Не все.

— Но ты ведь в Сеуле. Даже если из-за работы.

— В столице всегда больше свободы и выбора. В любой стране. — он смотрит на меня так, будто я вынуждаю его говорить очевидные вещи.

— А хотел бы вернуться?

— Сейчас жизнь пошла в другом русле, — он задумчиво пинает камушек и наблюдает, как он отлетает к краю дороги. — Быть может, когда-нибудь...

Мы какое-то время идем молча. Я ощутимо хмурюсь, смотрю куда-то себе под ноги, прокручивая в голове одну и ту же мысль.

— Это ненормально, что я не скучаю по дому?

— Кто сказал, что это ненормально? — Тэхен не отвлекается от своего занятия и увлеченно фотографирует улицу, пока я привычно окидываю ее взглядом, оценивая редких прохожих. С таким графиком и популярностью ночные прогулки стали чем-то до страшного нормальным, но по-прежнему небезопасным.

— Ну... Я же наверное должна скучать?

— Кому ты должна?

Тэхен вопросительно оборачивается на меня, но фотоаппарат продолжает удерживать на уровне груди. Мы встречаемся глазами.

— Но ты же скучаешь по семье?

— Нет, — отвечаю слишком быстро, сама пугаюсь своей холодности, и после короткой паузы исправляюсь. — Немного... Не так, чтобы бросить все, сорваться и вернуться.

— Значит ты должна быть здесь. Твой путь проходит именно здесь, так иди по нему без сожалений. В этом нет ничего неправильного: это твоя жизнь.

Тэхен пожимает плечами и говорит так легко, будто это все настолько до очевидного просто и уже предначертано кем-то, что даже нет смысла идти наперекор. Воистину, Азия непостижима своей философией.

— Что? — Парень будто даже смущенно моргает, прижимая фотоаппарат к груди.

Я невольно улыбаюсь, видя эту почти по-детски непосредственную открытость.

— Ничего.

***

В такое время сложно найти открытое кафе или хотя бы закусочную, но мы все же находим еду — на заправке. Выбирать в магазине особо нечего, да и бургеры там — спасибо, что вообще есть. Но после длительных пеших поисков еды, и они — самая вкусная в мире еда.

Мы сидим на ступенях магазина и увлеченно пережевываем разогретую в микроволновке размякшую булку. Тесто пропиталось начинкой, а в нос бьет резковатый запах консервированных огурцов. Довольно скверно консервированных, как по мне, но неважно.

— Это самые лучшие бургеры в моей жизни, — наконец изрекает Тэхен с набитыми щеками на выдохе, и влюбленно смотрит куда-то в небо.

Удивительная ночь. Почти не уступающий мне привереда в еде вдруг оценил заурядные магазинные бургеры.

На мой красноречивый взгляд он не реагирует и показательно таращится в черноту неба, будто там транслируется что-то очень важное, и я уже, не выдержав, с любопытством поворачиваюсь туда.

Звезды. Много звезд. И Луна.

Давно я их не видела. В мегаполисах звездное небо вообще не увидишь, что уж лукавить. А мы, кажется, забрели на край города, где городского освещения меньше, и начинает виднеться небо, какое оно есть.

— Знаешь, в заправках есть свое очарование, — я обвожу глазами пустующие колонки вокруг, чувствую на себе заинтересованный взгляд. — В них чувствуется дух путешествия. Представь: ты взял машину и отправился на ней в новое место. По дороге останавливаешься здесь: заправляешь машину, берешь кофе в стаканчике — самый вкусный кофе, потому что со вкусом свободы. Кутаешься в куртку, греешь руки о стакан — ночью ведь всегда холоднее, и этот свежий холодный ветер примешивает запах бензина с заправки.

Мы снова встречаемся глазами, и мне кажется, что в темноте его — сверкают звездами изнутри.

— Не думал, что ты такой романтик.

— Не думала, что буду однажды сидеть с тобой на заправке и есть магазинные бургеры.

— Самые лучшие в мире бургеры.

— Самые лучшие.

***

— А может по кофе?

— Я не люблю кофе.

— Но этот самый лучший в мире кофе!

— Со вкусом свободы?

— Именно! Сахара побольше — и не будет горьким. Может, молока еще добавят.

***

Мы разговариваем о всяких милых мелочах, о том, что находим красивым в обычной жизни — будто соревнуемся, кто найдет больше очаровательных маленьких вещей вокруг. Но оба солидарно приходим к выводу, что жизнь и счастье состоят именно из мелочей.

И что небо непостижимо прекрасно. И миллиарды звезд, и сотни миров.

И что там, за эфемерной загадочной гранью? Есть ли объяснение этим светящимся точкам? Пожалуй, нет. В загадке и неизведанности есть своя романтика.

— А еще, куда бы ты ни поехала — везде над тобой будет одно небо.

— Под разными углами. Разные созвездия.

— И одна Луна. Ты можешь себе представить, что где-то человек может тоже смотреть на эту Луну?

Тишину разрезает почти агрессивное хлюпанье кофе из стаканчика, потому что если не он — то я начну так же втягивать в легкие воздух. Господи, за что вы такие романтики...

***

Небо светлеет, часы на мобильном подсвечивают пугающую для организма цифру, намекая, что на сон осталось катастрофически мало часов.

Черт.

— Надеюсь, ты наелся и нагулялся? Потому что я уже не чувствую рук.

— Да, пойдем, — Тэхен встает, комкает бумажную обертку в стакан и оглядывается. Я стою, нахохлившись, болезненно мну пальцы, в попытках вернуть им чувствительность, но мои и без того холодные руки сейчас буквально заледенели.

Не успеваю я поднести их ко рту, как Тэхен вдруг берет мои руки и сжимает в больших горячих ладонях. Мне кажется, будто они тут же немеют - всего на секунду, а после по телу разливается приятное тепло. Почти щекотно — приятно.

Я несколько долгих секунд тупо смотрю вниз, на наши руки, а после неуверенно поднимаю взгляд на парня, но он так увлечен моими пальцами, мнет их, перебирает, возвращает чувствительность.

— Ты почему легко оделась?

— Я? Всмысле, я...

— Идем.

Он крепче перехватывает мою ладонь и прячет вместе со своей рукой в огромный карман винтажной куртки. Тянет прочь, и мне остается только растерянно засеменить следом, пряча свободную руку уже в свой карман.

Я улыбаюсь. Кажется, это лучшее морозное утро в моей жизни. Утро, в котором я замерзла и счастлива.

***

Половину обратной дороги мы молчим. Я смотрю куда-то в пол, будто смущаюсь — как девочка, ей-богу. Я-то думала, что опытная, и какие-то мальчишки меня так просто не соблазнят, но вот я иду, и неосознанно запоминаю ощущения большой горячей ладони, чуть шероховатой кожи; длинные чуткие пальцы, которые так же изучают мои: то сожмут сильнее, то изучающе скользят вдоль костяшек к щекотной точке в ладони.

— Я что, в дораме?

— Ну в таком случае ты знаешь, что из-за ограничения рейтинга, мы не поцелуемся, а просто подержимся за ручки?

Я смеюсь, а он улыбается. Отросшая темная челка падает на глаза, делая его более... чутким и романтичным, что ли. Не знаю, как в этой стране умудряются делать, казалось бы, тривиальные вещи, такими особенными. Хотя, постойте.

Не страна создает магию.

Люди ее создают.

***

Магия испарилась сразу же за углом, стоило нам свернуть к отелю. Столпотворение девиц разных возрастов не предвещало моей интуиции ничего хорошего. А уж когда они заметили нас и кто-то из толпы завизжал — скорее даже и не поняв, айдол там выглянул из-за угла или обычный горожанин, то сомнений не осталось.

Я поспешно выдернула руку из кармана певца и буквально за шиворот затащила его обратно за угол, пока тот оцепенел от неожиданности.

— Твою мать... Откуда они здесь взялись? Их же не было ночью.

За углом послышались торопливые шаги и женские голоса. Я почти нервно вцепилась в рукав безразмерной куртки и потащила Тэхена прочь, лихорадочно ища глазами укрытие. Черный вход был за углом, но до него еще нужно было добежать. Где-то вдоль этой стены я видела еще один служебный вход, но он был все время закрыт. Как и сейчас.

Я подергала дверь, но та ожидаемо не поддалась.

— Черт...

— Это он!!!

Взволнованные крики послышались совсем рядом, и мы приготовились бежать, но тут дверь неожиданно распахнулась и нас с Тэхеном втянули внутрь, как нашкодивших котят.

— Где вас носит? — Рычит Хосок, а мы стоим прибитые к стене: шокированные не то произошедшим, не то ледяным лицом обычно улыбчивого рэпера.

— Мы вышли прогуляться, — виновато бурчит Тэхен, но я его перебиваю.

— Давно они здесь?

— Появились почти сразу, как вы ушли. Орали всю ночь, я спать не смог.

Хосок звучит недовольно, устало, и я наконец рассмотрела в полумраке внушительные круги под его глазами.

— Как они вообще узнали?

— Думаю, кто-то из стаффа сливает информацию.

Айдолы смотрят на меня с каким-то недоверием, и я их отчасти понимаю: не хочется думать, что люди, которым ты в какой-то степени каждый день доверяешь себя, буквально продают тебя за пачку купюр в обход зарплаты. Реалии нашего мира.

Тэхен напрягается, а Хосок нервно передергивает плечами и уводит взгляд.

— И как мы его вычислим?

— Пока не знаю. Разве что забрать телефоны и проверить переписку.

— Это не совсем законно...

— Незаконно сливать вашу личную информацию против вашей воли, а за это несется наказание. В противном случае нам придется поиграть в Шерлоков и вычислить их иным способом. - Я решительно направляюсь к лестнице, чувствуя, как голова начинает понемногу гудеть от свалившихся новостей. - А вы постарайтесь подремать хоть немного. У Чонгука и Намджуна окна в номерах выходят на противоположную улицу - поспите там.

Как бы теперь самой поспать и не превратиться в зомби...

В отеле едва начинает просыпаться жизнь. Ребят не видно, и во мне все еще теплится надежда, что может остальные смогли абстрагироваться от фанатского безумия. Наивно предполагать, что такого не было и раньше, но это в любом случае ненормально. Айдолы дорого платят за свою популярность.

Интересно, они сами-то осознавали, на что шли?

Я останавливаюсь в коридоре у окна и осторожно выглядываю на улицу. Толпа девиц все там же, и уходить не собирается. Еще и караулит боковой выход.

Черт.

Прекрасно.

Только этого и не хватало. После концерта, практически не спав всю ночь, я сейчас чувствовала себя крайне вымотанной и раздраженной. А теперь еще в довесок ко всему голова болит о том, как вывести группу из отеля и вычислить крысу. Как назло, проблемы всегда наваливаются одновременно.

— Погуляли?

Я испуганно вздрагиваю, почти и не скрываю того, что меня застали врасплох. Для Намджуна у меня даже на всякий случай была подготовлена ответная тирада, если вдруг лидер от нервов опять на меня сорвется, но этот хриплый голос принадлежал не ему.

— Привет, Юнги.