I Purple U

— Вы... Что?

Мы переглядываемся с Чонгуком, словно два нашкодивших ребенка, но мелкий быстро стушевывается и, потупив взгляд, продолжает чуть сгорбившись сидеть на диване.

А отдуваться опять мне.

— Гуляли.

Я неловко сжимаю пальцы в кулаки, кусаю губы, и чувствую себя очень виноватой. Намджун возвышается среди комнаты, и от него волнами исходит эта его убийственная властная энергетика, практически сшибающая с ног. Иначе почему у меня так предательски подкашиваются коленки и хочется провалиться сквозь землю?

— По торговому центру, — все еще не веря, констатирует господин Ким, а я старательно отвожу взгляд куда угодно, лишь бы удрать подальше от этой монументальной фигуры. Но он не дает.

— По торговому центру, — обреченно соглашаюсь.

— Днем, — лидер с терпеливостью учителя подводит меня к мысли о том, что мы сотворили дичайшую глупость.

— Днем.

Еще немного — и я почувствую солоноватый привкус на языке.

— Мы были вчетвером, — вдруг заступается за меня Тэхен. Он долгое время стоял у двери молча, обеспокоено поглядывая на согнувшегося макнэ, то, задумчиво, на нас.

Комнатушка, в которой мы спрятались, была небольшая, и часть мемберов вскоре вынуждена была вернуться на сцену, продолжить репетицию. Хотя, подозреваю, они вышли как раз для того, чтобы оставить нас наедине с лидером.

На воспитательные пиз...

— Мда, — только и выдал лидер, и мы дружно поняли, что наше оправдание только усугубляет ситуацию.

Проблемы начались, когда макнэ к середине репетиции вдруг неудачно приземлился на ногу после прыжка. Музыку разрезал короткий пронзительный крик, настолько инородный и пугающий, что ребята вдруг сбились и непонимающе обернулись на корчащегося на полу Чона.

Такой растерянности и испуга на их лицах я еще не видела.

Чимин подбежал первый, трясущимися руками обхватывая искаженное болью лицо младшего.

— Что такое?! Чонгук-а!

Внятный ответ дать младший не смог, а после недолгой возни, когда удалось скинуть кроссовок с разрывающей острой болью ноги, мемберы с похолодевшим сердцем уставились на расплывающееся по ткани пятно.

Намджун пространно и с чувством выматерился. Такого при мне еще не было, что еще больше накаляло обстановку и подпитывало странный животный страх перед лидером.

— Это всего-лишь маленький порез, — Чонгук делает очередную попытку успокоить всех нас. Он мне тоже не сказал, что у него не просто ушиб — парень рассек кожу. А утаил от нас, потому что на носу концерт, потому что не хотел, чтобы переживали.

Подумаешь, маленький порез. Чонгук ведь сильный — он все может. Заживет.

«Маленький порез» на деле оказался довольно глубоким, из-за чего пришлось срочно вызывать врача. И теперь, в ожидании, макнэ нервничал, поскольку перспектива зашивать плоть его не на шутку испугала.

Ким с тяжелым вздохом закрывает лицо руками, с нажимом массирует, словно пытаясь разогнать спутавшиеся мысли. Так и вижу в нем выражение этого простого человеческого «и что теперь, блин, делать?»

Мы уже пару раз вразнобой пересказали наш приключенческий побег из торгового центра, так и не дав внятный ответ, как младшего угораздило ТАК повредить ногу.

«Там было темно» — вот и все, что мы смогли выдать. И звучало это оправдание как-то двусмысленно.

— Какого черта вы вообще там забыли накануне концерта?! Вы что, не понимаете, насколько это опасно? — Намджун разражается тирадой, и его грубый хрипловатый голос звучит гипнозом, заставляя язык прилипнуть к небу. Во рту моментально пересохло, а сердце предательски заколотилось, отбивая барабанную дробь.

В комнате повисла тишина, и мне начало казаться, что набат в моих ушах могут слышать и окружающие.

— Но мы...

— ДА ВЫ ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ВЫХОДИТЬ ИЗ ОТЕЛЯ!!!

Я отшатываюсь к стене, широко распахнутыми глазами смотря на восточного дракона во плоти, рычащего и едва не выпускающего дым.

— Можно было и доставку заказать, а не подвергать здоровье Чонгука опасности, — уже тише рычит Ким, обводя гневным взглядом нашу притихшую троицу. — А ты, — взгляд тонкими иглами прибивает меня подобно бабочке к холодной стене, — должна отвечать за БЕЗОПАСНОСТЬ артиста, а не потакать всем его желаниям! Ты — охрана, а не менеджер! Ты не решаешь, что ему делать и где находиться!

Я размыкаю губы, пытаюсь ухватить вместо ответа воздух, но странный ком где-то внутри не дает сделать даже такую малость.

И почему так больно? Я смаргиваю дрожащими ресницами подступающую обиду.

— Я и не решала! Это было желание артиста. Артист главный в агентстве — ты сам говорил! Я всего-лишь выполняла свою работу!

— Какую работу?! Ты его сама своими же действиями подвергла опасности! И смотри, что из этого вышло!

— Чонгук — взрослый парень! А если за ним нужно присматривать, как за ребенком, и развлекать, тогда наймите няньку!

Я чувствую, как макнэ прожигает меня взглядом, но слишком взведена сейчас, чтобы осознать, что мои слова могли его задеть. Наверное, надо остановиться.

Так, выдыхай...

— Да за тобой самой следить надо! — неожиданно взрывается Намджун, подливая масла в утихший было огонь.

Внутри полыхнуло, и дальше все произошло в каком-то вакууме: словно кто-то другой управлял моим сознанием и телом.

— Потому что я — «маленькая» или «девочка»?! — Я едва узнаю свой голос. — Потому что «чужая» — поэтому ты так ко мне относишься?!

Пламя перекинулось на стены, лижет потолок. Дым застилает глаза, мешая видеть что-то кроме своей обиды и уязвленного эго, забивается в легкие, не давая дышать.

А дракон вдруг, растерянно моргнув, удивленно качает головой.

— При чем здесь это...

Кажется, он впервые за все время теряется, и я его за эту уязвимость теперь наказываю, припечатывая:

— Да ты же сам днем где-то шатался! И остальные! По твоему разумению тогда вы все должны сидеть в отеле и не высовываться!

— Ребят, вы чего... — где-то на задворках сознания я слышу голос Гука. К нему тут же присоединяется более громкий, зычный и властный:

— Прекратите ссориться!

На удивление, сознание с осязаемой дрожью реагирует на этот голос, осаждает горячую обиду, заставляет разглядеть наконец в застилавшей комнату пелене людей.

На их лицах смешанные эмоции.

— Лидер здесь я, поэтому... — наконец совладав с собой, уже более твердо начинает Намджун, но я его обрываю, выплевывая огненные слова не хуже самого дракона:

— Свисточек не потеряй.

Я разворачиваюсь в обрушившейся давящей тишине, миную растерянного Тэхена и буквально вылетаю из комнаты, тут же едва не сбив идущего в нашу сторону Чимина.

— Нуна, ты куда? — Парень растерянно проводил меня взглядом, запоздало попытался схватить за руку, но не успел.

Я бежала прочь, игнорируя удивленные взгляды попадающегося по пути стаффа, пока не оказалась в глуби сцены. Очень хотелось на свежий воздух.

Взгляд невольно устремился за удаленный островок сооружения — на зеленеющую площадь под открытым небом.

Островок свободы, да?

Я побежала по длинному коридору сцены к этому островку, на считанные метры отделяющему артистов от ревущей толпы. Остановилась на самом краю, едва успев затормозить и не сверзнуться вниз, запрокинула голову к небу и с трудом вдохнула. По телу пронеслась мелкая дрожь, выталкивая рваный выдох.

Сердце бешено заходится, отстукивая весь бушующий адреналин внутри и какую-то детскую обиду.

Какого черта меня отчитывают, как маленького ребенка?!

Я опускаю голову и порывисто выдыхаю, стараясь не плакать. Глупости какие! Было бы, за что.

Подумаешь...

Взгляд блуждает по открывающейся за сценическим нагромождением зелени. Поле огромное. Сколько тысяч оно в себе вмещает?

Интересно, что чувствуют артисты, стоя здесь и наблюдая у своих ног сотни обожающих, восторженных, влюбленных глаз? Сверху вниз, подобно повелителям Вселенной?

Неужели этот соблазн ничего не переворачивает внутри? Не меняет человека?

Я смотрю куда-то себе под ноги, представляя в метре от сцены кричащую толпу с обожанием и жадностью в горящих глазах, и пытаюсь представить, что можно чувствовать в этот момент.

Истинную силу и могущество? Власть над этими человеческими жизнями в эту минуту?

Божеством? Идолом? Фантазией?

Я сажусь здесь же, на сцене, и скрещиваю ноги. Щурясь, смотрю далеко вперед, дышу этим воздухом.

Свободу. Они чувствуют свободу. И... нужность? Доказательство того, что они в правильном месте, делают правильные вещи?

Чтобы чувствовать любовь и нужность кому-то? Не быть одинокими?

— Мы с ними равны.

Надо отдать себе должное: я даже не пугаюсь, а лишь встрепенувшись, отрываю подбородок от упирающегося в него кулака и поворачиваю голову в сторону голоса.

Тэхен стоит, спрятав руки в карманах широких брюк, долгие секунды разглядывает меня вот так, сверху вниз, а после садится рядом. Скрестив ноги, подается назад и упирается руками в гладкий пол хорошо знакомой сцены.

На мой вопросительный взгляд он лишь кивает подбородком вперед, будто даже ровно на то место, где я представляла свою толпу фанатов.

— Это равноценный обмен. В этом вся суть.

— Как ты...

— Что? — Ким усмехается, будто моя реакция его крайне забавляет. — Это слишком очевидно.

Он склоняет на бок голову, проницательно смотря на меня.

— Быть айдолом это не только уметь выступать и милашничать, но еще и разбираться в людях.

А вот это уже любопытно. Я даже разворачиваюсь к нему сильнее, чтобы лучше видеть, и цепляюсь руками за скрещенные лодыжки.

— В этом ваш секрет? Просто вы дружелюбно взаимодействуете с фанатами? И все? Вся суть в фансервисе?

Ким криво усмехается, уводя в пустоту взгляд.

— Это может называться как угодно, но мы с ними правда честны на столько, на сколько можем.

Я молчу, пытаюсь сопоставить это в голове и понять психологию такого поведения.

— Артист не существует без фаната. Но еще лучше, когда фандом и есть любящая семья, а не просто чужие люди, на которых ты работаешь. Верно?

Я молча долго смотрю ему в глаза, а после отворачиваюсь в сторону поля, окидываю взглядом весь этот огромный стадион. Пустой, свободный. А когда он заполнится людьми... черт, это должно быть так волнительно каждый раз.

— Но ведь... Ведь не всё так идеально. И люди не все могут быть хорошими. Они могут вам навредить.

— Это долгий разговор. И мы уже не маленькие.

Я бросаю задумчивый долгий взгляд в его сторону, но дальше развивать тему не решаюсь. Тэхен обладает особой, сильной аурой. И когда он так твердо и почти грубо отрезает разговор — даже нарываться не хочется.

Буря в груди постепенно утихает. Уж не знаю, что на это влияет: или то спокойное открытое пространство вокруг, либо слишком знакомый человек на расстоянии метра рядом.

Рядом.

Не по ту сторону сцены, не на пьедестале идола и центра Вселенной.

Просто Человек рядом. Чьей-то шуткой слишком похожий и понятный.

— Как ты? — Спустя долгое молчание тихо и с какой-то нежностью спрашивает Тэхен, а я даже не знаю, что сказать. С каких пор банальные вопросы стали такими сложными?

— Нормально, — после паузы нетвердо отвечаю, и невольно отвожу глаза от проникновенного темного взгляда.

— Эй, — я чувствую мягкое прикосновение большой теплой ладони к плечу. — Не расстраивайся. Намджун нервничает, вот и вспылил.

— Но я... — в груди опять сжимается спазмом так, что тяжело вытолкнуть из себя слова.

— Ты хорошо выполнила свою работу, — твердо перебивает меня Ким, сжимая длинные пальцы на плече и заставляя посмотреть ему в глаза. — Слышишь? Хен просто переживает, вот и наговорил глупостей. Все в порядке.

И почему ожидаемо легче не становится? И глаза так больно щиплет. Я смаргиваю, пряча за дрожащими ресницами этот предательский блеск, и старательно смотрю в сторону, стараясь сохранить самообладание.

— Зря мы все-таки пошли...

— Мы в свободный день все гуляем по городу. Ты все правильно сделала.

Я уже опускаю глаза, нещадно кусаю губу, душа в себе непонятно откуда взявшиеся слезы. Во рту становится солено.

— Айгуу, дурочка, — усмехается Тэхен и вдруг притягивает меня к себе, утыкая лицом в плечо. — Какой чувствительный и нежный телохранитель.

Он успокаивающе поглаживает меня по голове и дарит будоражащее тепло.

Приятно. Но теперь рыдать хочется сильнее.

Вот кто его просил?

— А сам-то, — бурчу все еще нетвердым голосом, не решаясь даже руки поднять и прикоснуться к человеку. Так и сижу, напряженно замерев от слишком приятных прикосновений и от хорошо пахнущей одежды вперемешку с запахом горячей смуглой кожи.

— Я творческая личность, — невозмутимо басит над головой Тэхен.

Я насмешливо фыркаю в ответ и смотрю куда-то в пол. Обзор загораживает широкая штанина и эти чертовы, набившую оскомину, сандалии. Надо бы их как-нибудь выкинуть.

— Что? — Мне даже не нужно поднимать голову, чтобы видеть, как Ким картинно в своей манере поднимает брови, — так и есть!

— Верю-верю, — со смешком заверяю я, и вдруг обнаруживаю себя доверчиво прильнувшей к плечу айдола.

Повисла какая-то подозрительно неловкая пауза, которую я тут же стремлюсь прервать, отвлекаясь на доносящийся на другом краю сцены шум. Стафф начал перетаскивать декорации, то и дело бросая на нас косые взгляды.

Невольно вспомнились слова Намджуна, будь он неладен.

— Нас могут увидеть.

Я делаю попытку отстраниться, но Тэхен неожиданно властно сжимает мое плечо и не дает даже выпрямиться, придавливая меня к себе в не очень удобной позе.

— Какая разница, про нас все равно уже шутки ходят.

Он смотрит на меня своим томным вишневым взглядом и тоже, как и все здесь, испепеляется плохо.

— Ты в курсе, что тебя очень часто хочется стукнуть?

— А я думал, меня хочется любить... — картинно выгибает брови он, дурманя низким глубоким голосом, а после резко сгибается, хватаясь за атакованный бок. — Ай! Вообще-то, это жестокое обращение с артистом!

— И ты туда же... — теперь настает моя очередь картинно закатывать глаза. Тэхен со странной смесью эмоций поглядывает на меня.

— Кажется, я начинаю понимать, откуда у Чонгука появилась травма... А!

— Не смешно!!!

— А по-моему, самую малость.

Я сдаюсь и заваливаюсь на бок, опираясь на широкое плечо Кима. Слышу, как он усмехается теплым дыханием мне в затылок и спускается ладонью по руке, оглаживая.

Кажется, это не совсем... А впрочем, огромная ладонь на моей вечно холодной руке такая теплая и уютная...

— Нуна-а...

— М?

— Я тут погуглил...

— Я рада, что ты научился пользоваться Гуглом...

— ...что?

— Говорю, что ты там нашел?

— Малину.

Очень вовремя.

— Ага...

— Ну так вот. Она же это, колючая.

— Эм... Ну, да, и что?

— И ты меня туда отправила? В колючки?

Мгм. «Отправила», да.

— Фигурально. — Я с трудом подавляю смешок. Ну и где у них этот чертов переключатель из мужчины в ребенка и обратно?

— Нуна-а!

Господи, я сейчас сама расплачусь — ну кто ж так жалобно зовет! Мне аж саму себя жалко стало.

Мы лениво оборачиваемся назад, к бегущему в нашу сторону Чимину.

— Нуна, ты в порядке? — Подлетает это пушистое облако заботы и комфорта. Я отвечаю не сразу, слегка отстраненно наблюдая, как парень приседает передо мной и с присущей ему внимательностью оглядывает меня с ног до головы, даже протягивает свои обманчиво мягкие ладони погладить меня по голове. Да жива я, жива.

— Все нормально, Чима, — отвечаю, а по глазам вижу: не верит.

Ну еще бы, поди уже все выведал у своего закадычного друга, возможно, прописал ему морально-этических звиздюлей, и побежал теперь проверять, в порядке ли я.

А я и в порядке, и нет. Все еще не понимаю, правильно ли вот так подолгу обижаться.

Воспитание и окружение в моей стране всю жизнь говорило не принимать подобное близко к сердцу: игнорировать, не воспринимать как что-то серьезное.

Не обижаться. Не расстраиваться. «Таких людей и ситуаций будет много», а я ведь должна быть взрослой и мудрой, а не маленькой нежной девочкой.

Вот только в другой стране, с отличным от моего менталитетом, все было наоборот.

Люди чувствительные, эмоциональные, тактильные (иногда даже слишком), тонко чувствующие.

Не уверена, что все. Но порой этих семерых мне было настолько много, что они, кажется, заменяли целый мир.

Чимин гладит меня по голове, мягко и нежно, а я смотрю вопросительно на него и чувствую себя щеночком, которого все, кому не лень, норовят умиленно почесать за ушком.

Сколько в нем этой любви помещается?

Запоздало я чувствую, как неожиданно сильные пальцы Тэхена крепче, почти до боли сжимают мою руку. Что не так?

— Где Чонгук? — Стараюсь отвлечь и себя и Кима, обращая внимание на животрепещущий вопрос.

— В гримерной. Его врач сейчас осматривает.

— А Намджун?

— С ним же. Поговорить хочешь? — Невинно уточняет Пак, но я уже успела его достаточно изучить за все это время, чтобы распознать, когда это хитрое создание что-то задумало.

— Не сейчас, Чимин. Мне нужно к Чонгуку.

На удивление, он даже не спорит.

— Хорошо, Намджуни-хена я возьму на себя.

***

Мы словно преступники крадемся к гримерной, невольно выстраиваясь в линию друг за другом. Наверное, наш макнэ-паровозик со стороны сейчас выглядит очень интересно.

Чимин заходит первым, и, игнорируя тяжелый взгляд обернувшегося на нас Намджуна, подлетает к нему, мягко берет под руку. Я не слышу, что он там воркует на своем птичьем, но лидер немного расслабляется и нехотя позволяет утащить его прочь из комнаты.

Я стараюсь не смотреть в его сторону, но стоит нам поравняться — чувствую на себе тяжелый прожигающий взгляд. Тэхен предостерегающе кладет руку мне на плечо и не отпускает, пока старший Ким не скрывается за дверью.

Атмосфера ощутимо разрядилась.

Мы встречаемся взглядом с лежащим на диване макнэ, и тут же срываемся с места.

— Как ты?

— Это было больнее, чем я думал.

Чонгук лежит на животе, опираясь подбородком на скрещенные руки, и смущенно кивает на забинтованную стопу. Мы немного опоздали, но вряд ли Чон хотел нас видеть во время операции.

Он покачивает ногой, немного стеклянным взглядом смотрит куда-то сквозь стену, но почти сразу же встрепенулся и уже более ясно взглянул на нас.

— А ты как?

— Ну, явно получше, чем ты, — я несмело улыбаюсь, облокачиваюсь на спинку кресла и скрещиваю на груди руки. — Что сказал врач?

— Никакой лишней активности пока. Я даже ходить толком не могу, — горько усмехается макнэ. Для него едва ли что-то может быть страшнее, чем невозможность полноценно без ограничений двигаться.

— Зато ты быстрее поправишься.

— Да все не так страшно, как кажется!

Ну да, «не страшно» не зашивают и не запрещают двигаться.

Тэхен медленно подходит к Чону и утешающе треплет густые отросшие волосы на его макушке. Парень старается внешне не показывать беспокойства, но я его чувствую по напряженному взгляду. Возможно, ему обидно, что не был с младшим в самый болезненный и страшный момент.

— Постарайся не расстраиваться.

— Я в норме. Танцевать только не смогу какое-то время.

— Это для твоего же блага! Все будет хорошо. Это не страшно.

— Угу...

Наши слова только сильнее усугубляют стремительно портящееся настроение макнэ. Я лихорадочно соображаю, чем бы его подбодрить, кроме «нехрен было лазить, где не надо», но в голову не пришло ничего, кроме:

— Будем считать это альтернативой надранного зада, — неловко пытаюсь пошутить, вызывая горькую усмешку младшего. — Извини.

— Да все в порядке.

— Нет, правда извини... я тут наговорила глупостей сгоряча. Тебя это могло обидеть.

Чонгук усмехается, умудряясь лукаво и гипнотически смотреть огромными сверкающими бусинками глаз.

— Рэпмон-хен обидел тебя сильнее. Я все понимаю. Да и это была полностью моя идея, так что...

— Не вини себя.

— Я вас обоих покусаю, если опять начнете заниматься самобичеванием, — совершенно спокойно ставит нас перед фактом Тэхен и получает в ответ одинаково виноватые щенячьи улыбки.

Тэхен кусается больно. Если верить Чонгуку. Я не проверяла, но каждый раз, когда мне об этом напоминают — проверить хочется сильнее.

В этом кейпопе крайне нестабильный рейтинг.