Покров
Дорога становилась всё уже, под ногами хрустели ветки, а ветер всё сильнее раскачивал верхушки деревьев. Где-то недалеко закричала ночная птица, её крик эхом прокатился по лесу, и я почувствовала, как мурашки пробежали по коже.
Шли мы молча, каждый думал о своём. Вскоре сквозь деревья показался силуэт. На фоне тёмного неба вырисовывался громадный особняк - с облупившейся штукатуркой, пустыми окнами и крышей, обросшей мхом. Его величие было подтачено временем, но он всё ещё возвышался над лесом, мрачный и загадочный. Перед нами возвышались массивные, когда-то величественные кованые ворота. Их узорчатые переплетения из изогнутого металла были покрыты ржавчиной, но даже сквозь налёт времени угадывалась изысканность работы. Когда-то они явно стоили целое состояние и служили символом богатства владельцев, но теперь выглядели как вход в иной, забытый мир. Сквозь решётки пробивался холодный ветер, принося запах сырости и прелой листвы.
За воротами, словно страж прошлого, темнел сам особняк. Высокое здание из старого кирпича, потемневшего и местами покрытого трещинами, возвышалось над лесом. Его стены, казалось, вбирали в себя всю мрачность окрестностей. Узкие башни с остроконечными крышами уходили в небо, а черная черепица, местами обвалившаяся, блестела под вспышками молний. Всё здание было выполнено в строгом готическом стиле: стрельчатые окна, вытянутые арки, каменные элементы, напоминавшие застывшие гримасы.
Возле дома когда-то были ухоженные клумбы - теперь они выглядели так же заброшенными, как и сам особняк. Среди дикой травы неожиданно росли яркие оранжевые цветы. Они цвели словно вопреки времени и забвению, наполняя пространство странной, почти мистической атмосферой.
Снова раздался грохот грома, и небо осветила молния. На мгновение весь особняк вспыхнул белым светом, превращаясь в живую иллюстрацию из старинного романа о призраках. Его башни и окна, отражённые в свете грозы, казались угрюмыми лицами, наблюдающими за каждым нашим движением.
Я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Это место и в самом деле завораживало: в нём было что-то прекрасное и жуткое одновременно. Оно манило, словно обещало разгадать тайну прошлого, и в то же время отталкивало - каждый инстинкт внутри меня кричал, что мы не должны сюда входить.
Мы стояли у ворот, колеблясь, а ветер шевелил ветви деревьев так, будто они пытались предостеречь нас от следующего шага.
Калеб молча подошёл к старым, покрытым ржавчиной воротам и с лёгким движением руки отпер их. Взгляд его был сосредоточенным, но в его действиях была какая-то излишняя грация, словно он не просто открывал ворота, а приглашал нас в нечто большее, чем просто заброшенное место. Он отстранил тяжёлую железную решётку, и с характерным щелчком она открылась, скрипнув на ржавых петлях.
Повернувшись к нам с легкой усмешкой, он выпрямился, расправив плечи и демонстративно выставив руки в сторону, как если бы был хозяином этого мрачного места. В его жесте была некая театральность, почти карикатурная, но не менее эффектная. Он слегка поклонился, и его голос прозвучал с необычной торжественностью:
- Добро пожаловать в наше жилище на эту ночь, - произнёс он, словно приглашая нас в дворец, а не в забытое временем здание, окутанное туманом древних тайн.
Мы не могли не рассмеяться, несмотря на странную атмосферу, которую создавал этот особняк. Слегка улыбнувшись, мы шагнули внутрь. Ворота за нами тяжело закрылись, их скрип отозвался эхом в пустоте, словно напоминание о том, что возвращаться отсюда будет уже не так просто.
Особняк встречал нас тишиной. По мере того как мы шли вперёд, всё больше ощущалась гнетущая атмосфера этого места. Окружавший нас сад, давно не ухоженный, стал ещё более загадочным, а его заброшенные клумбы, поросшие высокой травой, казались частью какого-то давно ушедшего мира. Мы медленно двигались к входу, и каждый шаг ощущался как погружение в неизведанное, в место, где время затмилось, а стены хранят всё, что давно забыто.
Мы остановились у старых, но величественных дверей особняка. Они были тяжёлыми, тёмными, украшенными изящной резьбой в готическом стиле, словно хранили в себе эхо давно ушедших эпох. Даже в своей ветхости они производили впечатление - строгие и загадочные, будто сторожи, что веками оберегают тайны этого дома.
Калеб, усмехнувшись, с некоторым вызовом толкнул створку, и та с протяжным скрипом поддалась, открывая нашему взору полумрак внутреннего зала.
- Ну что ж... тут довольно шикарно, - произнёс он с лёгкой улыбкой, шагнув внутрь. Его голос гулко отозвался под высоким сводчатым потолком.
Следом за ним осторожно выглянула Элли. Она нахмурилась, цепко оглядывая пространство.
- Мрачновато... - пробормотала она, словно не решаясь переступить порог.
- Да ладно тебе, Элли, заходи, - Кал протянул ей руку. После короткого замешательства она вложила в неё свои пальцы и шагнула внутрь, прижавшись ближе к нему.
Я задержалась у входа. В груди неприятно сжалось. Я сомневалась - стоило ли заходить сюда вообще? Всё внутри подсказывало мне, что это плохая идея. Уже возле ворот меня преследовало чувство тревоги, будто сам воздух вокруг особняка был пропитан чем-то чуждым. А теперь, стоило лишь переступить через порог, это ощущение усилилось вдвое. Стены, казалось, дышали холодом, а тени в углах жили своей отдельной жизнью.
Словно в подтверждение моих мыслей, небо вновь прорезал раскат грома. Я вздрогнула, ощущая, как по спине пробежал холодок.
- Соф... всё хорошо? - рядом оказался Уил. Его взгляд был внимательным, полным беспокойства.
- Д-да... всё хорошо, не переживай... - выдавила я, стараясь придать голосу твёрдости. С усилием сделала шаг вперёд, будто преодолевая невидимую преграду. Перед тем как войти, я обернулась к нему, и, собравшись с силами, подарила слабую, но всё же улыбку. - Пошли?
Уил не ответил словами - он лишь кивнул, и мы вместе пересекли порог.
Внутри нас встретил густой полумрак. Не большой коридор , с каменными колоннами и огромной лестницей, уходящей в темноту второго этажа, давил своей тишиной. Казалось, что этот дом жил, наблюдал, слушал. И каждый наш шаг по каменному полу отзывался эхом, словно чужие голоса шептали из глубины коридоров.
Особняк, хоть и был заброшен, удивлял своей сохранностью. Казалось, время обошлось с ним мягче, чем следовало. Стены ещё хранили строгую величественность, а каждая деталь интерьера словно напоминала о прежних хозяевах, о былых временах, когда здесь кипела жизнь.
У самого входа взору открывалась тёмная, массивная лестница из тёмного дерева, ведущая на второй этаж. Её перила были изящно вырезаны, переплетения узоров складывались в витиеватые символы, будто скрывающие в себе зашифрованные истории. На гладких ступенях, укрытых слоем пыли, всё ещё угадывались следы былого блеска - и можно было легко вообразить, как когда-то по ним спускались дамы в пышных платьях и мужчины в строгих костюмах.
Пол был выложен плитами, образующими рисунок шахматной доски. Чёрные и белые квадраты, потускневшие от времени, придавали пространству особую строгость и загадочность. Шаги по ним звучали особенно гулко, будто пробуждая эхо, дремавшее в пустых коридорах.
По углам стояли небольшие скульптуры, выполненные в готическом стиле: каменные горгульи, узловатые кресты, химерные фигуры. Их пустые глаза словно следили за каждым движением, а в тусклом свете изредка пробивавшихся молний казалось, что их силуэты шевелятся, оживают на краткий миг.
Стены украшали картины и старые фотографии. На полотнах проступали величественные портреты, написанные маслом: мужчины с суровыми лицами и женщины с холодными взглядами. В фотографиях же застыли моменты - улыбки, когда-то искренние, теперь казавшиеся жутко неуместными в этой тишине. Все они смотрели на нас с пыльных рам, словно оценивая незваных гостей, словно вспоминая - кто приходил сюда в последний раз.
Да, роскошь давно поблекла. Пыль легла на поверхности мягкой вуалью, паутина тянулась по углам, тяжёлые шторы потускнели. Но всё это не разрушало ощущение богатства - напротив, оно делало его призрачным, величественным и тревожным.
На улице снова раздался гулкий раскат грома, и яркая вспышка молнии на мгновение озарила окна. Мы все слегка поежились - в этом свете всё вокруг казалось чужим и угрожающим. Внутреннее убранство особняка - неподвижные каменные статуи, черная изогнутая лестница, старые картины в тяжелых рамах - зловеще блеснуло в полумраке, словно оживая в такт стихии. Казалось, что стены сами затаили дыхание, слушая бурю вместе с нами.
Я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Нервозность росла, и взгляд сам собой скользнул на Уила. Он сохранял спокойствие - слишком даже, будто происходящее для него было чем-то привычным. Калеб тоже держался неплохо, его лицо выражало скорее любопытство, чем страх. А вот Элли... Элли, похоже, разделяла мои тревоги: её глаза бегали по углам, пальцы нервно теребили край рукава.
- Может, вернёмся в машину? - тихо спросила она, будто боялась потревожить тишину, повисшую после грома.
- Я согласна с Элли, - откликнулась я, торопливо направляясь к двери.
Но стоило мне открыть её, как стало ясно: возвращение уже невозможно. На улице вовсю лил дождь. Потоки воды с грохотом падали на землю, вмиг превращая её в вязкую, скользкую жижу. Всё небо заволокло тяжёлыми серыми и чёрными тучами, грозящими не утихнуть ещё долго. С улицы тянуло сыростью и холодом, и единственным убежищем оставался этот мрачный дом.
- Теперь мы явно останемся тут на ночь, - хмуро подметил Калеб.
Не дожидаясь нашего ответа, он решительно зашагал к лестнице и, не оборачиваясь, начал подниматься вверх по чёрным ступеням, каждая из которых скрипела под его весом.
- Куда ты? - встревоженно окликнула его Элли, не спуская глаз с темнеющего проёма наверху.
- Хочу посмотреть, что там, - спокойно ответил он, почти с вызовом. - Идёмте.
Он махнул рукой, и мы, нехотя переглянувшись, пошли за ним. Шаги гулко отдавались эхом в тишине, и этот звук казался слишком громким, словно мы тревожили чей-то покой. Я шла последней, чувствуя, как невидимые взгляды картин на стенах буквально прожигают спину.
Наверху нас ждал полумрак. Воздух становился тяжелее, как будто насыщался временем и чем-то ещё... неведомым.