Тринадцатый час. Книга 1

Пройдя ещё несколько поворотов по узкому переулку, где стены лавок, казалось, смыкались над головой, Вайла резко остановилась. Её рука указала на то, что выбивалось из всего, что присутствовало на рынке. Да, каждый прилавок и владелец лавки были уникальными, но это было словно гость из другого мира.

Лавка представляла собой нечто невозможное. Посреди палаток и лотков, опираясь на шесть изогнутых лап из полированной латуни, стоял корабль. Не воздушный, не морской — корабль-паук. Корпус, позаимствованный у дирижабля викторианской эпохи, дышал тихим голубоватым свечением, просачивавшимся сквозь заклёпки и таинственные руны, нанесённые на обшивку. Из изогнутой трубы на корме клубился дым странного цвета — нечто среднее между фиолетовым и серым — пахнущий как библиотечная пыль, смешанная с карамелью и слезами. Стеклянные шары по бортам мерцали, словно содержали целые миры в своих глубинах — то ли воспоминания, то ли неосуществлённые мечты, то ли то, для чего в человеческом языке не существовало слов.

Когда они приблизились, Талис почувствовал, как волосы на его затылке встали дыбом, а по спине пробежали мурашки. Воздух здесь вибрировал, наполненный тихим гудением невидимых механизмов и шёпотом забытых имён. Он заметил, как стрелки на циферблате механического сфинкса на носу корабля медленно, неумолимо двигались назад, отсчитывая время в обратном направлении, и это зрелище вызвало в его груди странное чувство — смесь тоски и облегчения.

"Это..." — начал он, но слова застряли в горле, превратившись в шёпот.

— Тут торгует Мастер Мнемос, — прошептала Вайла, и в её голосе звучала нотка уважения.

— Он не настолько мелочен, как некоторые, — продолжала Вайла, прищурившись. — И знаешь почему? Потому что это его добровольный выбор. А не способ существования.

Она обернулась к Талису, и в её глазах вспыхнуло что-то странное — смесь уважения и настороженности.

— С ним торгуют искатели, но... его цены зависят от того, насколько ты ему понравишься. Он — весьма своеобразный тип он истинное порождение Глотони.

Талис медленно перевёл взгляд на лавку. Она казалась живым спящим зверем.

— Истинное порождение Глотани? — прошептал он, сжимая кулаки. — Но они же... самые опасные. Ты сама говорила.

Вайла вздохнула, и её пальцы непроизвольно сжали край плаща.

— Да, самые опасные. Но и самые разумные. — Она провела рукой по воздуху, будто чертя невидимую линию. — Талис, им очень много лет. Обычный паразит зарождается в вещи годами, а то и десятилетиями. Они же... — её губы дрогнули, — они гурманы. Есть те, что употребляют только определённые виды эмоций. И делают это веками. Тысячелетиями.

Талис почувствовал, как его горло пересохло. Где-то в глубине лавки что-то щёлкнуло — сухо, словно костяшка счётов.

— Но... — он замялся, — если так подумать, есть ведь крайне древние находки, предметы искусства. В них тоже могут быть порождения? Я просто запутался... как вы их разделяете?

Вайла на мгновение закрыла глаза, будто собираясь с мыслями. Когда она вновь открыла их, в её взгляде читалось что-то похожее на усталое терпение.

— Хм, ты прав. — Она слегка наклонилась к нему. — Давай я буду давать информацию порциями, чтобы ты понял. Истинное порождение родилось в Глотани. Обычное — в нашем мире.

Пауза. Где-то вдали зазвенели колокольчики, но звук был приглушённым, словно доносящимся из-под воды.

— Истинных порождений иногда называют воплощениями, — продолжила Вайла, — потому что они — одни из немногих паразитов, способных взаимодействовать с Миром-носителем и его населением . Да, я имею в виду самых обычных людей.

Талис почувствовал, как его сердце учащённо забилось.

— Однако... — Вайла сделала паузу, её пальцы сжались в кулак, — такие люди воспринимают их как видение. Странный сон. А то и вовсе забывают о встрече.

Она вздохнула и продолжила, уже твёрже:

— Они питаются не всеми эмоциями и воспоминаниями, как простые паразиты. Они — гурманы. Мастер Мнемос, к примеру, обожает вкус открытий. Азарт первооткрывателя — его любимое блюдо. На закуску он может принять чувство достигнутой цели... или ощущение новизны.

Её губы искривились в подобии улыбки.

— Поэтому с ним действительно более-менее безопасно торговаться.

Талис кивнул, но его пальцы нервно поскрёбли затылок. Первая встреча с порождением на радиостанции давала о себе знать — в висках стучало, а в груди было тепло и тяжело, будто там застрял кусок раскалённого угля.

— Уф... — Вайла резко выдохнула и протянула ему руку. Её ладонь была тёплой, но слегка дрожала. — Давай зайдём вместе, хорошо?

Талис поднял глаза. В её взгляде не было ни насмешки, ни раздражения — только усталая решимость.

— Я же никогда не стремилась завести тебя в ловушку. Я только и делаю, что пытаюсь достать тебя из этой... как ты выразился... хтони. — Губы её дрогнули. — С чего бы мне сейчас врать?

Талис замер. Где-то за спиной шелестели страницы невидимой книги, а воздух пахнул старым пергаментом и чем-то ещё — сладким и тёплым, как воспоминание из детства.

И тогда он улыбнулся.

Медленно, но твёрдо, он принял руку своей проводницы.

Внутри корабля-лавки царил тёплый, медовый полумрак, словно само время здесь замедлило свой ход. Свет лился неяркий, дрожащий, будто фильтрованный через старые витражные стёкла — жёлтый, чуть дымчатый, как от керосиновых ламп с потрескавшимися абажурами.

Над всем пространством, под потолком из потемневшей меди, висел гигантский фонарь-шар, испускающий неровное, пульсирующее свечение. Внутри него, как в аквариуме, плавали перфокарты — они медленно кружились в маслянистой жидкости, отбрасывая на стены движущиеся тени-силуэты: вот чья-то рука тянется к забытой игрушке, вот губы шепчут имя, вот детские пальцы впервые заводят ключиком крошечного медведя.

По стенам, на полках из чёрного дерева, стояли стеклянные кубы с механизмами внутри. Каждый куб хранил тематическую коллекцию перфокарт.

Вдоль стен тянулись витрины с бархатными подушками, где покоились механические диковинки с карточками, на которых были кропотливо выписаны их названия и способности:

"Оркестр одиноких душ" — группа крошечных музыкантов: скрипач, флейтист и барабанщик с лицом-циферблатом. Если вставить перфокарту, они играли ту самую мелодию, что когда-то застряла в чьей-то голове перед сном.

"Театр утраченных лиц" — миниатюрная сцена с куклами-марионетками. Их деревянные лики менялись, когда в механизм загружали новую карту памяти.

"Шарманка Судьбы" — если покрутить ручку, она играет мелодию из чьей-то альтернативной жизни. Например, "как бы звучала ваша судьба, если бы вы тогда повернули налево".

"Глобус Потерь" — огромный медный шар, показывающий места, где люди что-то потеряли — не вещи, а моменты.

"Лиса с шёлковым хвостом", которая при заводе "воровала" солнечные зайчики ,но на самом деле — крала взгляды случайных прохожих, запечатлённые в памяти.

"Медведь" с открывающимся брюхом — внутри горел крошечный фонарик-светлячок, воспроизводящий тёплое чувство из чьего-то детства.

И многое, многое другое — от странных безделушек до полированных чем-то пальцами механических зверей.

— Заходите, не задерживайтесь на пороге, — его голос звучал так, будто доносился из старого граммофона. — "Мой "Паукоход" сегодня остановился здесь не просто так.

Его фигура возникла из полумрака постепенно — сначала длинные, изящные пальцы с циферблатами вместо суставов, которые тикали почти неслышно. Затем складки викторианского сюртука из потёртой кожи, инкрустированного латунными пластинами, на которых были выгравированы странные символы. Когда он вышел на свет, Талис увидел, как его очки-линзы с резким щелчком сфокусировались, увеличительные стёкла вращались, как глаза совы.

Лицо... если это можно было назвать лицом... было скрыто под кожаным капюшоном и бронзовым респиратором, из которого сочился лёгкий дымок с запахом жжёного сахара. Но очки — огромные, с увеличительными стёклами — казались встроенными прямо в череп. За стёклами мерцали крошечные огоньки, как звёзды в туманности, и Талису вдруг показалось, что в каждом из этих огоньков живёт чьё-то воспоминание.

Парень почувствовал, как его дыхание стало поверхностным, а во рту пересохло. Существо перед ним двигалось с неестественной плавностью, его три ноги-подпорки скользили по полу без единого звука. Четыре руки — две изящные с тонкими пальцами, две массивные с щупальцеобразными придатками — двигались независимо друг от друга: одна поправляла респиратор, другая держала странный инструмент, похожий на хирургический скальпель, третья листала неведомую книгу, четвёртая...

— Госпожа Вайла Кроу, — произнёс Мнемос, и его голос эхом отразился в медных трубах, опутывающих потолок. Звук был мягким, но в нём чувствовалась стальная основа. — Вы привели гостя. Как... неожиданно... для вас.

Талис увидел, как в увеличительных стёклах отразилось его собственное лицо — искажённое, разбитое на фрагменты, будто рассматриваемое через призму. Он почувствовал, как Вайла незаметно сжала его руку, её пальцы были холодными и влажными.

"Он... он смотрит сквозь меня", — прошептал Талис, чувствуя, как его собственный голос дрожит. "Как будто я... прозрачный, будто он видит всё моё нутро..."

Мастер Мнемос наклонил голову под неестественным углом, и его респиратор издал тихий шипящий звук, похожий на смех. Одна из его вспомогательных рук поднялась, и Талис увидел, как тонкие пальцы с циферблатами начали медленно вращаться, словно настраиваясь на его частоту.

— Интересно, — произнёс Мнемос, и его голос внезапно стал почти ласковым. — Вы пахнете... Первыми шагами. Страхом перед выбором. Он сделал паузу, и в тишине Талис услышал тиканье множества крошечных часов. — Такие воспоминания... они особенно вкусны. Как первая любовь. Как последний вздох.

— Мы пришли по делу, Мнемос, — сказала Вайла, нарушая нарастающее напряжение. Её голос звучал твёрдо, но Талис заметил, как её пальцы слегка дрожат.

Мастер замер, затем все его руки сложились в странном, почти молитвенном жесте. Циферблаты на пальцах застыли, показывая одно и то же время — без пятнадцати полночь, или без пятнадцати конец света, кто знал наверняка?

— А, конечно, — прошептал он, и его голос внезапно стал почти человеческим, с нотками меланхолии. Из его спины выдвинулась тонкая трубка, выпустив струйку дыма цвета увядшей розы.

— Мы ищем воспоминания Беатрис Зоно. Воспоминание о пропавшей книге из музея древностей имени Торона Армана. Примерная дата возникновения воспоминания — май 2007 года.

— О... как предсказуемо. — Голос Мнемоса стал скучающем. — Вы пришли за потерянными фрагментами чужой жизни. За кусочками пазла, который уже никогда не сложится. Он сделал паузу, и в тишине Талис услышал, как где-то в глубине лавки что-то шевелится. — Проходите. Давайте посмотрим, что у меня есть... для вас.

Когда он отступил вглубь лавки, Талис почувствовал, как что-то невидимое — как паутина, но от этого не менее пугающая — отпускает его. Он сделал шаг вперёд, понимая, что переступает порог не просто лавки, а чего-то гораздо более древнего и сложного — непостижимого для разума человека.