Глава 5 Рынок Потерянных Вещей
Бесконечное падение сквозь тьму. Последний удар выбил из лёгких весь воздух, лишив возможности кричать. Не хватало сил даже на стон.
Неожиданно падение замедлилось. Тьма дрогнула, и где-то вверху забрезжил свет. Когда глаза Талиса наконец смогли различать окружающее, его сознание пронзила паническая мысль: "Я под водой!"
Охваченный ужасом, он рефлекторно сделал вдох, уже готовясь к тому, что лёгкие наполнятся ледяной жидкостью. Но вместо воды в них хлынул воздух — странный, тяжёлый, с привкусом тлена и древней пыли. Каждый глоток не приносил облегчения, а словно вытягивал жизненные силы. И всё же в этом странном пространстве содержалось достаточно кислорода, чтобы поддерживать сознание.
Окружающая среда лишь напоминала воду — такая же вязкая, замедляющая движения, но не мокрая на ощупь. Адреналин всё ещё бурлил в крови. С трудом сориентировавшись, Талис начал плыть к свету, когда вдруг почувствовал нечто... и посмотрел вниз.
Из мрачных глубин поднималось мутное пятно, постепенно обретая форму. Огромная рыба, чёрная как смола, с белыми наростами, словно отполированными временем, неспешно приближалась. Она раскрыла пасть — чёрную бездну, усеянную рядами острых зубов.
Талис вскрикнул и удвоил усилия. Но чудовище, чувствуя себя здесь хозяином, лишь играло с ним. С размаху оно ударило удлинённым носом в грудь парня, подбросив его вверх, затем стремительно пронеслось мимо, готовясь к новому заходу.
— Б-больно... — скрипнул зубами Талис, хватаясь за грудную клетку. Однако удар монстра неожиданно приблизил его к заветной цели — так близко и одновременно так далеко.
Скорость и ловкость чудовища превосходили его собственные, а силы быстро иссякали. "Если только..." — мелькнула мысль. Парень замер, выжидая. Он понял: убежать от обитателя этих мест невозможно, но оставался один шанс...
Когда рыба атаковала вновь, широко раскрыв зубастую пасть, Талис в последний миг рванулся в сторону. Волна от движения огромного тела подхватила его и буквально вышвырнула на поверхность. Пальцы вцепились в край... лужи?
Да, это была обычная на вид лужа после дождя. Только вот внутри неё скрывалось целое пространство с жутким обитателем. Не теряя времени на размышления, парень с усилием вытянул себя из странной воды.
Талис рухнул рядом с лужей, жадно глотая воздух — настоящий, живой, наполняющий легкие долгожданным кислородом и проясняющий мысли. Когда дыхание немного выровнялось, он поднялся на ноги и осторожно заглянул в воду.
На первый взгляд — обычная чёрная лужа. Но в её глубинах всё ещё маячил жадный взгляд существа, раздосадованного упущенной добычей.
— Чёрт, что это?!.. Чёрт побери... как...
Силы окончательно покинули Талиса, и он медленно осел на землю, судорожно пытаясь собрать распадающиеся мысли. Если бы не боль — глухая, пульсирующая в избитом теле, не острая колющая в рёбрах при каждом вдохе — он бы решил, что это кошмар.
Но нет.
Тьма вокруг была живой. Она обволакивала кожу липкой плёнкой, затекала в лёгкие, заставляя дышать часто и поверхностно, как загнанный зверь. Он зажмурился, потом снова открыл глаза — мир не изменился. Глубокая лужа перед ним всё так же отражала искажённое небо, а из чёрной воды за ним следила огромная рыба с глазами, полными человеческой злобы.
— Это не может быть...
Талис мотал головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но тщетно.
И тут он заметил — в нескольких шагах змеилась тонкая, но утоптанная тропа. А дальше, в серой дымке, угадывались очертания стен. Неправильных. Слишком высоких.
Стиснув зубы, он поднялся, прижимая руку к рёбрам. Адреналин отступал, и боль накрывала волнами, с каждой из которых шаг давался тяжелее.
Тропа извивалась по самому краю пропастей. В лужах-безднах шевелились тени тех самых рыбоподобных существ, их спинные плавники скользили у поверхности, будто ножи.
— Хотя бы они не могут дотянуться...
Мысль оборвалась, когда впереди мелькнул силуэт.
Человеческий?
— Стойте!
Голос сорвался в хрип. Талис побежал, спотыкаясь о невидимые неровности, чувствуя, как в груди разрывается что-то горячее.
Силуэт замедлился.Стал чётче.Женщина в бледном платье, развевающемся без ветра.Талис замер. Она повернулась.
Тело — изящное, почти воздушное. Лицо — наполовину скрыто узорчатым металлическим замком, будто вросшим в кожу. Волосы — тонкие цепочки, позвякивают при движении. А в складках платья...
— Безделушки?
Нет.Зубы. Мелкие, острые, с каплями ржавой влаги на эмали.
Существо протянуло руку. Пальцы — деревянные, с искусными суставами — сжимали ключ. Старинный. С каплями, стекающими по бородке.
— Открой меня, — голос был шелестом страниц сгнившей книги. — И найдёшь то, что ищешь.
Цепочки-волосы зашевелились.
— Богатство? Знания? - Ключ сверкнул.— Или... путь домой?-
Последние слова прозвучали уже человеческим голосом. Тёплым. Знакомым.
Талис почувствовал, как пальцы сами тянутся вперёд...
Леди-замок наклонила голову, и Талис увидел, как за ажурными узорами на её лице что-то шевелится. Будто за металлическими переплетениями скрывалось не лицо, а пустота, натянутая тонкой кожей.
— Да, домой. Или куда захочешь. Разве ты не устал? — Она продолжала тянуть к нему руку. То ли деревянные пальцы, то ли... Нет, Талис, должно быть, ошибся — это были совершенно обычные человеческие руки. Ключ же сверкал тусклым блеском, старинный, с орнаментом.
Ожог на ладони от отцовских часов впился в кожу жгучей болью, вернув ясность мыслям. Талис дёрнулся, пошатнувшись.
— Нет, — выдохнул он, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
Воздух вокруг сжался, стал густым, как сироп. Цепочки-волосы задрожали, платье захлопало , как крылья испуганной птицы. Из складок посыпались мелкие предметы — пуговицы, монеты, чей-то зуб.
— Ты ошибся, — голос леди теперь скрипел, будто сотни игл царапали стекло. — Тебе надо домой, тебя же там ждут... Да-а, ждут. Очень ждут...!
Спокойный тон снова сменился скрипучим шёпотом, в котором звенела злоба, граничащая с истерикой. Талис сделал ещё один шаг назад, чувствуя, как подошвы прилипают к тропе.
— Стой! Ты... ты всё равно не уйдёшь от меня! Ты мой, я нашла тебя первой! — существо взвизгнуло и рванулось вперёд.
Узкая тропа не прощала резких движений. Талис отпрянул ещё раз, а леди-замок, увлечённая погоней, не заметила края. Её нога ступила в пустоту, цепкие пальцы на миг впились в воздух — и тогда из лужи метнулась тень.
ХРЯСЬ!
Чудовищная рыба сомкнула челюсти на тонком теле. Деревянные суставы затрещали, но не было крика — только тихий, равнодушный скрежет, будто ломали старую куклу. Существо даже не успело испугаться. Оно просто исчезло в чёрной воде, утянутое в глубину, а по поверхности разошлись последние круги.
Тишина.
Талис стоял, не в силах пошевелиться, глядя на то место, где только что была... что? Он даже не знал, как назвать это создание.
Немного отдышавшись, парень двинулся дальше — потому что другого выхода у него попросту не оставалось.
Узкая тропинка внезапно переросла в настоящую дорогу. Лужи с их жуткими обитателями исчезли, сменившись бескрайней рыже-ржавой степью, уходящей за горизонт. Единственным признаком цивилизации (если это можно было так назвать) были высокие стены, к которым и вела дорога.
Но сама дорога... менялась.
Грунт под ногами превратился в мостовую из треснувших зеркал. Они отражали не лица, а тени — смутные, искажённые, будто чужие воспоминания. Воздух густел, пропитанный пеплом и чем-то кислым, а небо...
Небо было словно натянутое полотно — белесое, болезненное, без солнца, без облаков. Просто бесконечная ткань, мертвенно поблёскивающая в пустоте.
И вот он дошёл.
Перед ним вырос забор — не просто ограда, а ржавая арка, поросшая чёрными плющами. За ней — Рынок.
Лабиринт полуразрушенных лавок, сколоченных из корабельных обломков и... костей. Бледное небо над головой затянуло чёрное полотно, шуршащее на несуществующем ветру.
И они.
Торговцы. Покупатели. Странные. Ненормальные.
Долговязые, с вывернутыми суставами. Ржавые, как старые механизмы. Похожие на ту леди, но при этом совсем другие.
Один — с лицом, зашитым грубыми нитками, — перебирал товар: пальцы, аккуратно разложенные на лоскутке кожи. Другой, чьи глаза были заменены шестерёнками, что-то бормотал, поглаживая стеклянный шар.
Талис выдал нервный смешок. Опёрся спиной о стену. Он стоял, прислонившись к стене, и чувствовал, как под коленями подкашиваются. Сердце колотилось так сильно, что отдавалось в висках пульсирующей болью. Ладони вспотели и липли к грубой поверхности стены, когда он пытался удержаться.
Сознание ломилось.
— Ты видел чудовище. С чего ты решил, что тут будут люди? — прошипел внутренний голос. Он закрыл глаза. — Мама... мамочка... я, кажется, знаю, куда пропал наш отец...
Горло сжалось.
— Чёрт. Мама, прости... я... я тоже пропал.
Но даже закрытые глаза не спасали. Гул. Не просто шум толпы — а навязчивый, живой гул, словно сам воздух здесь стонал. Где-то скрипели несмазанные колеса телеги, тарахтел странный механизм, издавая звуки, похожие на хрип умирающего. Шёпот. Со всех сторон. Не слова, а обрывки фраз, вползающие в уши:
"Кости свежие... последний экземпляр..."
"Купи-купи-купи..."
"Он уже смотрит в нашу сторону..."
"Последняя надежда!.. совсем новая...!"
Не только звуки, но и запах не давали покоя. Ноздри наполняли сотни разных и нелогичных ароматов: старая типографская краска с оттенком цинка, окисленная медная проволока, раскалённый на солнце плесневелый шёлк, пропитанный лавандовым маслом с примесью чего-то химического, сухая древесная смола, смешанная с пылью распавшихся книг, жжёный сахар и перегорелое трансформаторное масло, винтажные духи с нотами бергамота и... формалина?
— Новый клиент, — проскрипел кто-то.
От этого голоса Талис широко раскрыл глаза, чтобы увидеть, как от тени забора медленно отделилось существо, словно его вытянули из самой тьмы.
Его плащ шевелился — не от ветра, а от движений чужих слов, вшитых в ткань. Обрывки писем, дневниковые записи, детские стишки, написанные кривым почерком, ползли по нему, как муравьи. Лицо было размыто, будто стёрто ластиком, но иногда в этом пятне проступали чужие черты — на миг мелькал знакомый профиль, а потом исчезал.
Пальцы его были длинными, тонкими, заканчивались не ногтями, а чёрными иглами — будто кто-то вставил под кожу швейные булавки. Они тихо позванивали, когда он двигался.
— Ты потерялся? — спросил он, и голос его был странным — то детским, то старческим, то вдруг похожим на голос самого Талиса.
Он сделал шаг ближе, и запах ударил в нос — старая бумага, засохшие чернила, сладковатый душок гниющей розы.
— Я могу помочь.
Иглы на его пальцах дрогнули, потянулись к вискам Талиса.
— Ты ведь хочешь забыть этот страх? Отдай его мне. Добровольно.
Из-под капюшона донесся шёпот — но это был уже голос матери Талиса:
— «Сынок... закрой глаза... это всего лишь сон...»
Удар! А затем окрик — такой же резкий и громкий, как сам удар.
— Брысь!
Голос был звонким и молодым, он отличался от всего в этом мире. Существо зашипело, заколебалось помехами и забормотало сотнями голосов. Тогда раздался ещё один резкий стук, но на этот раз Талис уже видел, что стучала и говорила та самая незнакомка из автобуса. В руках у неё была длинная трость.
— Прочь, я сказала! — свирепо рявкнула она и ещё раз ударила тростью по стеклянной мостовой — так, что зеркало треснуло, и от удара брызнули искры.
Шипящий незнакомец медленно попятился, а затем буквально втянулся обратно в тень стены. Девушка же направилась к почти лежавшему на земле парню.
— Ну и ну, — сказала она, слегка коснувшись его тростью. — Без якоря, надышался пустоты, да ещё и паразитом... Да, ты собрал все комбо, дружок.
— Как... как... — пытался выдавить из себя слова Талис, но горло пересохло. — Как мне вернуться?..
Незнакомка присела рядом с ним на корточки и склонила голову набок, с неким любопытством рассматривая парня.
— Тебе надо обуздать паразита, раз якоря нет. Но вот только сил у тебя не хватит. Я, конечно, могла бы тебе помочь... Но, понимаешь ли... — С этими словами незнакомка плюхнулась рядом с юношей. — Толку от этого мало. Раз ты уже провалился, ты провалишься ещё раз. Сейчас я тебя вытащу, а завтра, послезавтра или через год ты опять окажешься тут. Или даже глубже.
Девушка говорила спокойно, так, будто подобное происходит с людьми каждый день.
— Мне... мне надо хотя бы попрощаться с мамой. Она останется одна... совсем одна, — тихо произнёс Талис.
Девушка лишь закатила глаза.
— Ой, как там тебя... Давай только не надо давить на жалость.
— Талиесинон Блеквуд. Можно просто Талис, — представился парень.
— Ага, да, Тилис... — подхватила девушка, но тут же резко осеклась и поменяла тему. — Стоп-стоп. Ты из Блеквудов?.. Тогда у тебя просто обязан быть якорь!
Сказав это, она извлекла часы на цепочке. Только если часы отца Талиса были из латуни, то часы этой незнакомки — из белого металла. Парень кое-как сфокусировал взгляд на них.
— Есть... Они дома, на чердаке. — Талис с трудом разжал пальцы, показав свежий ожог на ладоне. Кожа пузырилась странным узором, повторяющим зазубренные стрелки тех самых часов, а от раны расходились тонкие черные прожилки, будто ядовитые корни. Его рука дрожала, как пойманная птица. — Я уронил... когда попал сюда...
Зеленые глаза Вейлы вспыхнули холодным азартом — точь-в-точь как сталь ножа перед ударом. Ее пальцы непроизвольно сжались, будто она уже держала в руках обещанные знания.
— Ну раааз таааак... — протянула она, и тень от шляпы скользнула по лицу, превращая ухмылку в хищный оскал. — Давай так: я тебя выдергиваю отсюда, а ты даешь мне покопаться в коллекции твоего старика. Идет?
Она резко протянула руку. Талис заметил, как по ее пальцам пробежали тени — будто под кожей шевелились чужие буквы, готовые сложиться в договор.
— Я, кстати, Вейла Кроу.
Парень собрал последние силы. Его потные пальцы судорожно сжали ее ладонь...
— НЕ СМЕЙ!
Голос разорвал сознание — не крик, а шипение лопнувшей струны. Рука Талиса взорвалась болью: сквозь поры полезли иглы — тонкие, прозрачные, звенящие, как разбитое стекло. Они росли на глазах, сплетаясь в колючий панцирь.
— ОН МОЙ! ОН ДОЛЖЕН МНЕ!
Талис не мог даже закричать. Чужое сознание обволакивало его разум, как мокрая ткань. Все тело покрылось игольчатой шкурой, кроме лица — там, на голове сформировались крупные звериные уши , где должно быть левое ухо, зияла дыра с рваными краями.
— ЭТОТ... ОН РАЗБИЛ МЕНЯ! РАЗБИЛ МОЮ ОБОЛОЧКУ!
Тварь дергала его губами, а иглы на спине впивались в стену.
Вейла наблюдала за этим, лениво проводя пальцем по трещине на трости.
— Ну и увалень же ты... — ее голос звучал почти нежно, будто она ворковала с шаловливым котенком. — Надо было заявлять права до рукопожатия, глупыш.