Сувениры

- Я знаю, что ты не спишь, можешь не притворяться, - Эд откинул плед, чтобы примоститься у меня в ногах.

Я не стала отпираться и рывком села по-турецки, коленом едва-едва касаясь британца. Пока я изображала спящую и ждала, когда все разойдутся по комнатам – искусала себе все губы.

А кусать пришлось довольно долго: даже после того, как салют закончился, и усталость начала брать верх над взбудораженной ночью, гости дома Харрингтонов не спешили расходиться. Всем хотелось ухватить праздник за разноцветный хвост. Весёлая компания ввалилась в дом, неся с собой свежесть морозного воздуха и хвои, активно обсуждая, кто какую комнату займёт. Я свернулась клубком на диване, укрывшись с головой. Сердце стучало так, что слышно должно было быть на километр вокруг. Да, я трусливо, как школьница ретировалась от пронизывающего взгляда британца у окна и не собиралась с ним встречаться ещё по крайней мере с десяток лет. Под пледом становилось нечем дышать, горящая щека прожигала подушку дивана.

- Ш-ш-ш, наверху разберётесь, - я услышала полушёпот тёти Софи. – Давайте, идите-идите, дайте девочке поспать...

Я высунула нос наружу, чтобы удостовериться, что все разошлись.

- Фух, - я облегчённо скинула шерстяную материю, встала, чтобы размять одеревенелое тело, и вздохнула полной грудью.

«Чёрт».

Я слишком поздно услышала мягкие шаги, не помогла сноровка и быстрая реакция, группировка и актёрское мастерство: Эд знал, что я не сплю. И не спала. Я продолжала истязать губы, пока мы сидели в темноте, меньше, чем в сантиметре друг от друга. Британец молчал, у меня в голове дирижировала обезьянка с тарелками.

- Можно узнать, кто тебе звонил? – я слышала себя будто со стороны и не могла поверить, что я вообще решилась открыть рот.

- Это неважно... Почему ты не сказала, что у тебя снова поднялась температура?

- Это неважно, - парировала я.

«Ай да я, ай да молодец, сама оригинальность. Первый класс, вторая четверть, честное слово!»

- Важно! Твоё здоровье – это не шутки! – прошипел парень в ответ, разворачиваясь ко мне в пол-оборота.

- В таком случае, ответь, кто тебе звонил, потому что ты вернулся чернее тучи, это тоже не шутки, это – важно!.. – я скрестила руки на груди и постаралась, на сколько мне позволяла анатомия, развернуться к нему.

«Чёрт!» - я юркнула под плед.

- Эдвард, это ты?.. – послышался сонный голос тёти. – Ты чего шумишь? Почему не ложишься?..

- Софи, ты мне не...

Я лягнула Эда в бок, зная, что он собирался сказать. «Софи, ты мне не мать».

- ... не подскажешь, который час? - сдавленно продолжил парень.

- Четверть третьего, ради всего святого, милый, иди спать!..

- Уже иду, сейчас, только отвечу на одно письмо, это по работе...

Шаги тёти затихли где-то в глубинах второго этажа.

- Ау! – с нажимом произнёс британец, потирая бок.

- Переживёшь, - буркнула я и, устраиваясь удобнее, уткнулась лицом в спинку дивана.

Снова повисла тишина. Я даже порывалась спросить, собирается ли Эд, наконец, уйти и дать мне спокойно поспать, но каждый раз одёргивала себя и с удвоенной силой старалась уснуть. Ничего не помогало, глаза болели от попыток зажмурить их и обмануть мозг. В доме было так тихо, что дыхание парня рядом было невероятно громким и сбивало с толку. Я больше не могла терпеть и резко села.

- Не мог бы ты?..

- Мама.

Мы заговорили одновременно.

- Что, прости? – я прекрасно слышала, что он сказал, но слова вырвались быстрее мыслей.

Эд не шевелясь, глядя в одну точку, пересказал весь разговор со своей мамой, которая в который раз не сдержала своего слова. Обняв себя за колени, я слушала его тихий голос в темноте. За спокойствием моря его слов бушевала буря эмоций, на которую у него не хватало сил. Иногда наступает предел, ты тонешь, накрытый волной, которая сильнее тебя, сколько бы ты не сопротивлялся, она выбивает из тебя дух, и в какой-то момент ты просто поддаёшься, сдаёшься. Ты прекращаешь бороться и просто ждёшь, когда всё закончится, без попыток повлиять на исход.

Даже когда его сёстры сдались, он продолжал бороться за свою семью. Но после долгих лет и бесчисленного количества бессмысленных попыток, Эдвард, наконец, впустил волну правды, которой он противостоял в одиночку. Невозможно отмотать назад пятнадцать лет и притвориться, будто ничего не произошло. Невозможно жить в постоянном отрицании, ненависти и неприязни. Люди не меняются, их можно либо принять целиком, либо отпустить.

Я плечом вытерла слезу со своей щеки.

- Я так виноват перед Софи... - Эд опустил голову и тихонько расплакался.

Я нарушая свои же правила, руша границы, без раздумий подалась вперёд и обняла его. В моих руках, сотрясаясь от немых слёз, был мальчик. Не взрослый молодой мужчина, а семилетний мальчик, уставший от многолетней борьбы с собой и миром вокруг. Мальчик, которому нужна была защита и забота, которую он проявлял ко всем, кроме себя, к тем, кто должен был сделать это для него.

Эд бессознательно стал хвататься за меня в поисках утешения. Я щекой прижалась к его волосам.

- Ш-ш-ш, всё будет хорошо, слышишь меня?

Я хотела обнять его ещё сильнее, ещё крепче, чтобы избавиться от его боли и печали, чтобы они скорее ушли вместе со слезами. Мы не были влюблёнными, врагами, друзьями, знакомыми, коллегами в темноте рождественской ночи. У нас не было имён, возраста и прочих предрассудков. Мы были просто двумя людьми, двумя родственными ду́шами друг для друга.

***

Солнечный луч, отражённый в одной из стеклянных игрушек на ёлке, настойчиво бил в закрытые глаза. В полудрёме первым порывом было развернуться от него в другую сторону и постараться снова уснуть. Только начав ворочаться, я почувствовала, что мне что-то мешает. Я осоловело поднялась на локтях. Эд, прислонившись виском к моим ногам, согнутым в коленях, по детски забавно разинув рот, посапывал рядом. Я подалась немного вперёд.

Взлохмаченные волосы в нимбе солнечного света отдавали золотом, фланелевая рубашка приподнималась вместе с размеренным дыханием, цепочка со скрипичным ключиком зацепилась за верхнюю пуговку, расслабленные руки с изящными музыкальными пальцами были повёрнуты ладонями вверх. В дымке невесомого света Эдвард был объят спокойствием, лёгкостью, умиротворением и мечтательностью, которую испытываешь, смотря на полотна эпохи рококо. Никаких забот, только танец безмятежных пылинок в лучах утреннего солнца.

- И долго ты ещё собираешься пялиться на меня? – не открывая глаз произнёс Эд.

Меня словно током прошибло, от неожиданности я даже не шелохнулась. Британец медленно открыл глаза и зевнул.

- Да-да, - сдавленным голосом произнёс Колин где-то совсем рядом.

Мы одновременно посмотрели на источник звука.

- Я уже возвращаюсь... Да, я тебя тоже... - прошептал парень в трубку.

Наши взгляды встретились. Блондин прирос к одному месту, понимая, что его застигли врасплох. Он нервно улыбнулся и быстро завершил звонок.

- Я... Ну, вы это... Проснулись уже, да? Эй! Все вы там! – неожиданно завопил Колин. – Они уже не спят, выходите! Мы там ходим на цыпочках, чтобы вас не беспокоить, а вы проснулись и молчите, - уже тише продолжил он.

Из кухни появились Мишель и Эшли, за ними Оли, Кэти и мистер Харрингтон. Эд вскочил со своего места как ошпаренный, стал быстро поправлять ворот рубашки и, чтобы скрыть свою неловкость, сделал вид, что очень занят распутыванием цепочки.

- Софи, дороги расчистили, можем ехать, спасибо за завтрак! – француз помогал своей невесте надеть пальто.

- Мне тоже, пожалуй, пора... - Оливер задержал взгляд на британце.

- Оли, подбросишь меня заодно? – шатенка повисла на локте американца, преданно заглядывая ему в глаза.

- Да вы же почти ничего не съели! – тётя Эда вышла следом за всеми. – Совсем забыла!.. Печенье!.. – уже из кухни крикнула женщина.

- Как спалось? – съехидничал Колин, приземляясь на место британца.

- «Я тебя тоже»? – я вопросительно подняла бровь. – Поздравлял Эву с Рождеством конечно же?

Блондин сверкнул глазами.

- Ребята! Я с вами! – блондин буквально сбежал от меня.

- Эй!..

«А как же я?»

Все собрались в максимально кратчайшие сроки. Я успела только откинуть плед и пару раз моргнуть. Эд, прислонившись плечом к дверному косяку, наблюдал за суматохой с чашкой свежезаваренного чая в руке. Софи быстро раздала подарочные пакетики с домашним печеньем, и ребята были таковы. Я беспомощно посмотрела на британца. Выбирать не приходилось.

Через полчаса я в нетерпении топталась у чёрного «Мерседеса» пока Эд удивлял отца и тётю своей необъяснимой переменой в общении с ними: язвительный тон и грубые замечания по поводу и без, казалось, исчезли бесследно, словно их никогда и не было. «Пуф!» – и Эдвард проснулся другим человеком.

Я переминалась с ноги на ногу, стараясь согреться, и щурясь от яркого белого снега вокруг. Чистое полотно из снежинок было усыпано остатками фейерверка и серпантином из хлопушек, принесёнными ветром с заднего двора. Брызги цвета распускались словно цветы, искрились и переливались, продлевая ощущение праздника.

Дверцы с мягким щелчком отрылись, и я смогла, наконец, забраться внутрь, на заднее сидение, и отогреться вместе с ледяным салоном. Я так спешила, что не заметила, как плюхнулась на что-то, лежащее на сидении. Вытащив свёрток из-под себя, я беззвучно втянула в себя воздух. «Чёрт!» - я зажмурилась на секунду, собираясь с мыслями, чтобы признаться, что я помяла упаковку чьего-то подарка. Бант был раздавлен безвозвратно.

Британец хлопнул дверцей и пристегнулся.

- Эд... Тут такое дело... - я повертела помятым подарком в воздухе.

Парень посмотрел в зеркало заднего вида.

- Это тебе, - он обернулся почти всем корпусом, чтобы лучше видеть занесённую снегом дорожку и стал сдавать назад. – С Рождеством, - как будто между делом бросил парень.

Как рыба, выброшенная на берег, я сделала пару глотков воздуха ртом, стараясь переварить информацию. «Подарок? Мне? Да, точно мне... Он его только сегодня положил или раньше?.. Конечно, сегодня, просто закинул первое попавшееся «что-то»... А если всё-таки раньше, значит ли это, что он думал обо мне? Он сам его выбирал или поручил кому-то? Если сам, значит ли это, что он реально потратил время на выбор подарка или просто купил первое попавшееся что-то? Да ну, нет, не будет он таким заниматься, наверняка попросил кого-то или завернул какой-нибудь фанатский презент... Или будет?»

***

Выяснить эту, без сомнения, важную информацию я так и не смогла: после Рождества мы все провалились в бездонную яму репетиций. С того самого дня я почти никого не видела. Только иногда, когда наше расписание пересекалось на фотосессиях или интервью. Подготовку к шоу мы почему-то вели по отдельности, хотя номер был один на всех. Наверное, менеджеры опасались, что в свете возросшей конкуренции кто-то может кого-то «совершенно случайно» столкнуть с лестницы. Не стала бы показывать пальцем на этого человека, но моё моральное состояние переходило из фазы «отчаяния» в фазу «психопата». Я была как пионер – всегда готова к действию, особенно, толкательно-пихательного характера.

Времени не было даже на «подышать», я видела лицо Натали чаще, чем своё собственное, при том, что находилась в танцевальном зале с зеркалами. Я занималась сценической пластикой и вокалом даже во сне. Входящие сообщения копились. Брови выходили на демонстрацию против первобытной натуральности и в ультимативной форме требовали пинцет. Спать стало удобно даже на табуретке.

Менеджмент пошёл на ряд мер для предотвращения возможных катастроф на финишной прямой. Во-первых, охрана была со мной везде и всюду. Количество моих передвижений и контактов с внешним миром сводилась к минимуму. Во-вторых, вне вокальных репетиций и интервью во избежание непредвиденной потери голоса мне запрещалось разговаривать. Совсем. Моим лучшим другом стал небольшой блокнот на спирали, в котором я писала окружающим свои желания (просто посидеть, хотя бы пять минут в тишине), просьбы (отпустить меня, наконец, домой), мольбы (по возможности, уже пристрелить). Особенно большими буквами на отдельном листке, который от частого использования изрядно потрепался, я написала слово из четырёх букв. Ещё немного, и я бы написала его у себя на лбу, чтобы обо мне всё было сразу понятно.

- Ну-ну, - пожурил меня однажды Джо. – Не нужно так грубо, Вы же леди... - он умилительно посмотрел на меня после очередной демонстрации моей любимой страницы блокнота.

Я взяла маркер и стала старательно дорабатывать послание. Дорисовав несколько сердечек вокруг слова, я снова повернула лист к охраннику. «Так лучше?» - приняв самый благодушный вид, я посмотрела на стекающую с лица Джо улыбку, после чего он повернулся к окну и с интересом стал изучать проносящиеся мимо пейзажи Лондона.

31-го декабря нам, наконец, дали небольшую передышку. Потратив полдня на приведение себя в порядок, я и не рассчитывала на послабления в расписании, тем более, что для всех вокруг Новый Год значил примерно ничего. Разве что грандиозный фейерверк над Тауэрским мостом шевелил их нордические души.

Автомобиль остановился возле русского магазина, где наш человек мог немножко подышать исторической родиной, посмотреть на грустные заводские пельмени в пачке и прикупить сгущёнки и солёных жареных семечек. Колин ждал меня, прислонившись к капоту своего «Поршика».

- Привет, - я напрыгнула на него со всей своей щенячьей радостью от встречи с живым настоящим мальчиком, а не адской машиной для танцев.

- М-м-м... - блондин не спешил отрываться от своего телефона.

- Как дела? Всё хорошо? – я пыталась заставить его хоть как-то на меня отреагировать.

- Мг...

- Вы тоже репетируете целыми днями?

- Мг-ага... - шотландец сосредоточенно нахмурил брови.

- И никого не видите, да?

- Мг... Да, много работы, очень много работы...

- Ты же передашь привет от меня Эве? – я осторожно сунула свой любопытный нос через плечо парня. – Прямо сейчас?..

- Прямо сейчас... - Колин послушно повторил за мной последнюю фразу и так же послушно стал набирать её в поле сообщения.

Потребовалось пару мгновений, чтобы он осознал всю провальность своей невнимательности.

- Я... Я передам, обязательно передам, когда увижусь с ней, - блондин быстро запихнул телефон в карман. – Ну, что, идём?

Я загадочно ухмыльнулась.

Планов на остаток дня у нас не было и, так как Колин давно упрашивал меня на «что-то такое-эдакое, русское», я решила, что канун Нового Года, как нельзя лучше подходит для знакомства с чем-то «эдаким», диким и необузданным – русским «Оливье». На десерт мы захватили банку сгущёнки в тон вагонов метрополитена, чёрного как сапог хлеба и грустных пельменей родом из вечной мерзлоты. Составляющие салата мы докупили в обычном цивилизованном магазине. Хвала лени и прогрессу человечества– овощи уже заботливо сварены и упакованы.

Загрузив крохотный багажник скоростной машинки набором «ленивой домохозяйки» под самую завязку всякой всячиной, мы отправились в загородный дом, который должен был пустовать этим вечером. Я отправила к чертям блокнот и трещала без передышки.

Ещё с подъездной дорожки я с удовольствием отметила, что свет горит только на веранде, что только лишний раз подтверждало отсутствие посторонних людей. Пока Колин разгружал на кухне продукты, я рассекала по начищенным деревянным полам в толстых бело-красных носках с оленями, футболке, подаренной Эдом, развешивала заботливо убранные до следующего года гирлянды и фонарики. «Горничная подумает, что сходит с ума, - подумала я, зажигая огоньки над камином. – Ну, или мы тут дурью маемся, а ей снова убирать, - я с нескрываемым удовольствием окинула взглядом сою работу. – Праздник не закончится никогда».

Расправившись с салатом под рассказы Колина о его новой рекламной кампании, с танцами под подборку лёгкого рождественского джаза, под ворчания моей мамы, которая давала советы по авторской нарезке варёной морковки вместо того, чтобы слушать мои поздравления, мы упали на диван в гостиной в ожидании доставки пиццы. «Оливье», конечно, звучало довольно заманчиво для обывателя, но не было гарантий, что нежная натура блондина потянет его. Спустя бесконечное количество перелистываний ленты социальных сетей, мы услышали звонок в дверь.

- Колин, звонят... - не отрываясь от телефона произнесла я.

- Ага...

- Колин, открой дверь... - блондин не реагировал ни на меня, ни на настойчивый звонок.

- Открой ты... Ты же заказывала...

- Это твоя пицца, ты платишь... - я вытащила подушку из-под своей головы и запустила её в парня. – Иди давай.

Шотландец с недовольным кряхтением отправился открывать дверь, а я тут же утонула в очередной сплетне и бредне, да так, что не услышала пару мужских голосов совсем рядом с собой. Задумавшись о чём-то своём, я уставилась в потолок, но тут мой взгляд сфокусировался на неожиданно выплывшем из полумрака объекте. Эд упёрся прямыми руками в спинку дивана, я от неожиданности уронила телефон себе на лицо, ойкнула и испугала британца, который не подозревал, что я развалилась совсем рядом. Долю секунды мы смотрели друг другу в глаза.

- Сгущёнка... - сдавленно, на выдохе произнесла я. – Коли-и-и-ин, - заорала я, вскакивая с глубоких диванных подушек и со всех ног спеша к кастрюле на кухне.

«Как можно забыть о жестяной банке сгущёнки на плите?» - спросите вы. «Лэхко!» - отвечу я вам за несколько секунд до того, как эту самую жестянку разнесёт к чертям собачьим по всей кухне, половине гостиной, мне и Колину заодно. Сломанный инстинкт самосохранения заставил меня закрыть собой парня, который также, как и я, стремглав бросился на мой клич. Я отстранилась от блондина, чтобы посмотреть, всё ли с ним в порядке: голубые глаза от испуга стали больше в два раза. Я стёрла большим пальцем тёплую сладкую капельку с его щеки. Ещё секунду мы неотрывно смотрели друг на друга, а потом одновременно рухнули на пол под тяжестью безостановочного истерического смеха.

- О. Мой. Бог, - Оливер медленно обвёл взглядом место сгущёночных боевых действий.

Мы кое-как вылезли из-под стола. Сахарный снаряд начинал застывать, всё вокруг было липкое и тягучее. С волос шлёпнулась пара капель на принт на груди: футболка на спине приняла основной удар на себя.

- Вас оставили одних на полдня – вы устроили полный разгром... - Эд вынырнул из-за плеча американца и недовольно сжал губы. – От вас... - он сделал паузу и смерил взглядом сначала моё лицо, потом футболку и снова лицо. – От вас обоих одни проблемы, - он резко развернулся и демонстративно громко стал подниматься по лестнице.

Никто не ожидал такого выпада. Моё хорошее настроение улетучилось в миг. Просто «пуф» - и лопнуло быстрее банки со сгущёнкой. Мне стало обидно, что из-за такой мелочи, как заляпанная кухня и одежда, Эдвард снова пассивно выплеснул на меня свою агрессию, растоптал надежду на единственный по-настоящему праздничный для меня вечер и как ни в чём не бывало просто ушёл, оставив меня в который раз посреди ощущения полной никчёмности.

- Вы, конечно, красавцы, - усмехнулся Оли.

Мы с Колином окинули взглядом друг друга.

- Чёрт... - устало протянул блондин. – Футболка...

- Что?..

- Футболка... - парень жестом указал на подарок Эда, который я имела неосторожность надеть идя на это «грязное» дело. – Она винтажная, их всего несколько осталось, он с неё пылинки сдувал...

«А я испачкала её самым нелепым образом...» - до меня стало доходить, отчего британец вспыхнул как коктейль Молотова. Хорошо ещё, что он не прилетел мне в голову. Я сорвалась с места.

«Он, наверное, думает, что я совсем безмозглая овца... Кто же знал... Я должна была знать... - мысли проносились у меня в голове пока я судорожно открывала дверь за дверью в поисках Эда. - По крайней мере он должен знать, что я не специально...»

Второй этаж был пуст. Я обессиленно опустилась на кровать, соображая, где он может быть и не разминулась ли я с ним случайно. Оставалось одно-единственное место во всём доме – его мастерская.

***

Я несмело постучала несколько раз, помялась у закрытой двери, разрываемая сомнениями. Природное любопытство взяло верх, и я осторожно нажала на ручку.

Комната была слабо освещена напольным торшером на гибкой ножке. Плафон был повёрнут в белую стену, мягкий желтоватый свет растекался из угла по палубному полу, столу со всякой всячиной, стулу с горой одежды, бесформенному креслу-мешку, едва доставал до матраца на полу со скомканными простынями, которые походили на большого спящего кота. Пахло свежим деревом и растворителем. Перед тёплым сиянием лампы отступали чёрные тени, превращались в густые бархатные сумерки, в которых вот-вот готовы были зажечься звёзды. Я подняла глаза к потолку, сходившемуся клином стеклянной крыши над моей головой: роллеты были убраны, и небо дышало чистотой прозрачной ледяной ночи. Ни единого облака, только мерцание вечных снежинок.

В противоположной от торшера стороне комнаты, куда не дотягивалось озеро света, стоял мольберт, накрытый тёмной тканью почти до самого пола. Я сделала несколько шагов по скрипящему полу. Словно боясь кого-то потревожить, проведя в нерешительности всего мгновение, я потянула материю на себя. Она легко поддалась, обнажая незаконченный профиль в сине-жёлтых тонах. Ткань выскользнула на пол. Так странно было смотреть на себя с совсем иной стороны. Я дотронулась кончиками пальцев до серёжки в своём ухе: краска была шероховатая, но как будто мягкая и тёплая.

За спиной послышался звук открывающейся двери. Из небольшой ванной в облаке пара появился Эд. Завёрнутый в одно большое махровое полотенце, вторым он взъерошивал мокрые отросшие вьющиеся волосы и пока не видел меня. Неожиданно он остановился и, словно чувствуя чьё-то присутствие, медленно поднял голову.

В три шага я преодолела расстояние между нами, преграды, разногласия, непонимание, обиды и разочарования. «Пусть эта любовь – неправильная, пусть она – одна большая боль, пусть я останусь со шрамами. Я отпускала её столько раз, прогоняла и захлопывала дверь – она возвращалась снова и снова, била с новой силой и испытывала на прочность. Она сжигала меня дотла, она же и возрождала. Я лежала в пыли, я сияла как звёзды. Она – часть меня, как ядовитый воздух».

Я полетела, как мотылёк: из мрачного края мастерской на свет Эдварда. Не было в мире никого более уверенного в совершаемой ошибке, чем я. Но это была всецело моя осознанная ошибка. Возможно, впервые в жизни я делала то, что чувствовала, без оглядки на общественное мнение в своей голове. Я хотела влететь в Эда, взорваться протестом против запретов и сомнений, как банка сгущёнки, и разлететься сладкими брызгами своих желаний. Я провела большим пальцем по щеке Эдварда, стирая случайную капельку воды, упавшую с волос.

«Хочу. Здесь и сейчас».

Каждое касание – электрический разряд, каждый взгляд – яркая вспышка в темноте, кожа под кончиками пальцев горячая, терпкая, бархатная. Все уязвимые части – обнажены, беззащитны. Всё, что слышно – глубокое, обжигающее дыхание. Крепкие руки сжали меня ещё сильнее, почти до хруста костей.

Движения замедлялись, сердце – даже не думало. Кровь пульсировала под длинными пальцами Эда, которые скользили вдоль моего силуэта, я не смела пошевелиться, голову заполнял мягкий туман предвкушения. Футболка раздора мягко опустилась на доски пола.

Он изучал сантиметр за сантиметром, медленно и бережно, словно произведение искусства, слегка наклонив голову набок. Растягивал поцелуй, тянул его от шеи до самого запястья. Осторожно, будто боясь повредить, разворачивал меня, как самый драгоценный подарок. И я действительно принадлежала ему, вся. Во мне не оставалось ни молекулы, которая бы не хотела стать ещё ближе, не боготворила его.

В его зелёных глазах смешался весь мой мир, в мягких волосах – запутались мои мысли. Воздух вокруг нас пылал. Это была боль искусанных губ и острых ногтей, тяжесть ударов сердца, глухого шёпота. Я задыхалась, позволяя этой любви разрушать меня, сломать и подчинить.

«Не останавливайся. Ближе, ещё ближе».

***

Мы лежали на смятой постели в полумраке комнаты в абсолютном взаимном молчании. С каждым новым вдохом голова Эда приподнималась вместе с моим животом, на котором она лежала. Я беспорядочно перебирала завитушки его волос, изучала кристальные звёзды на чернильном небе сквозь стеклянную часть крыши. Они мерцали серебряными светлячками из глубин своей вечности. Британец, казалось, задремал: настолько безмятежно выглядел его профиль с закрытыми глазами в мягком свете лампы.

- Что-то я не припомню у себя таких серёжек...

Я встала, стягивая за собой простынь и бесцеремонно скидывая с себя Эдварда. Без тепла британца я поёжилась и подтянула ткань повыше. Всё в лучших традициях классических постельных сцен.

- Как тебе вообще пришла идея нарисовать меня...

Я с любопытством снова рассматривала свой портрет.

- А это не ты... - хрипловатый голос заставил меня возмущённо обернуться.

Эд привстал на локте и, хитро улыбаясь, опрокидывал в себя уже второй стакан воды.

- Не совсем уверена, что понимаю Вас, мистер, - я вопросительно подняла бровь.

- Это девушка из моих снов, - откидываясь на подушки и закладывая руки за голову мечтательно промурлыкал Эдвард.

- Засранец... - я кинула в него лохматую кисточку и, хмыкнув, снова повернулась к портрету.

«Да нет, это же я, - рассматривая картину с разных ракурсов, я искала подтверждение своих слов. – Вон, даже родинка на носу...»

- Конечно, это ты, - Эд налетел как ураган, обвив всю меня руками, и нежно чмокнул меня чуть ниже мочки уха. – Девушка из моих снов.

Мы легко покачивались из стороны в сторону, пока Эдвард рассказывал, как она приснилась ему в ночь перед отбором, только профиль, какие-то очертания, а потом он увидел моё фото среди множества других и понял, что я и была той девушкой.

- Фантастика, - я уткнулась макушкой в его грудь, спиной вжалась в горячее тело. – Как в сказке, - я обернулась через плечо, чтобы заглянуть в его лицо.

«Даже, если это всё нереально, и снится мне, пусть эта сказка не кончается никогда».

- Единственная фантастика здесь – это ты! – с пляшущими огоньками в глазах ответил Эд. – А теперь, мисс, я отнесу Вас в душ, иначе к нам будет очень много неудобных вопросов... Тем более, ты всё ещё в сгущёнке... - он чмокнул меня в нос.

Британец подхватил меня под коленки, легко закинул на плечо и, сколько бы я возмущённо ни дрыгала ногами в воздухе, не изменил своего намерения. Через полчаса мы уже спускались обратно в гостиную, горячо обсуждая какую-то очередную глупость из таблоидов, передразнивая менеджеров.

- И вот он такой: «Мне нужно обсудить это с нашим пиар-отделом», - пробасила я. – Лапшу быстрого приготовления, понимаешь? Лапшу!.. – я сушила огромным полотенцем волосы и, спускаясь по лестнице, видела только свои ноги. – Представляешь?.. – я откинула мокрые волосы назад, чтобы посмотреть на реакцию неожиданного притихшего Эда.

Парень остановился на несколько ступенек выше меня и смотрел куда-то сквозь меня с абсолютно каменным лицом. Глупая улыбка сползла с моего лица, и я медленно повернулась в сторону ледяного взгляда британца.

- Анна, - бесцветно произнёс Эдвард.

Блондинка с каре буквально сидела на чемодане у двери, разводя грязь носком замшевых сапог по полу. Она с энтузиазмом помахала британцу парой перчаток и лучезарно улыбнулась. Даже слишком лучезарно для человека после трансатлантического перелёта.

- Так здорово, что Сави заехала к нам, правда, Эд? – Оливер с бутылкой свежеоткрытого пива с размаху плюхнулся на диван. – Будет весело, - делая глоток, он ухмыльнулся краешком рта.

«Сави. Анна, - крутилось в моей голове. Воздух словно вытолкнули из лёгких. – Так вот какая ты, Саванна Трейсон».

***

Вам знакомо чувство абсолютно глупой и бессмысленной надежды, с которой вы идёте вперёд, неся её, как знамя, гордо подняв голову, чтобы сложить к ногам победителя, но выглядеть не так отчаянно жалко?

В то утро 1-го января я знала. Я носила чувство, что проиграла, с того самого момента, как Оливер с сожалением произнёс:

- Не, дружище, не могу, - американец тряхнул холодной бутылкой в воздухе так, что капельки конденсата весело разлетелись в стороны. – Но!.. – он похлопал себя по карманам. – Лови, - Оли метко запустил ключи от своей машины в воздух. – Ни в чём себе не отказывай.

С того самого момента, как Эд не отказался отвезти Саванну посреди ночи обратно в город.

- Я позвоню, - шепнул Эд, проносясь мимо застывшей меня.

Он резко и нервно одёрнул куртку на себе и толкнул входную дверь, чтобы Саванна могла свободно выйти с огромным чемоданом. Я села на ступеньку и положила мокрое полотенце рядом. Почему ей понадобилось ехать в город посреди ночи? Почему нельзя было вызвать такси? Зачем она вообще приехала сюда?.. Столько вопросов, а я даже не удосужилась их задать – просто бессмысленно бродила взглядом по деревянным узорам под ногами. А потом просто легла спать. Ответы были очевидны, не было нужды тратить слова.

Конечно, Эд не позвонил. И не написал. Даже голубя почтового не прислал. Но, с наступлением утра, я с завидным упорством продолжила надеяться на человеческий фактор, а не закономерность судьбы. Я надеялась, пока изображала отличнейшее настроение по дороге обратно в город. Я надеялась, пока выдавливала из себя энтузиазм перед большим интервью. Я надеялась, пока Кэрри завязывала слишком пышный бант на блузе у самого лица.

- Милая, ты вообще спишь?

Я в ответ кисло улыбнулась женщине в отражении.

- Кто-нибудь знает, где Эд? – Колин высматривал в холле друга. – Он опять проспал?..

- Я проверю! Мне всё равно нужно... Кое-что нужно забрать в номере, - я поняла, что слишком быстро и рьяно отреагировала на простое предположение, чем рискнула выдать себя, поэтому постаралась нивелировать свою излишнюю заинтересованность судьбой британца.

Я надеялась, пока подымалась в лифте на наш этаж в отеле, чтобы заглянуть к Эду. Я надеялась, пока натягивала неловкую улыбку перед тем, как постучать в дверь его номера, прокручивая в голове фразочки, типа «Эй, йо, мы тут вчера тип переспали, ты как, мэн?», которые бы максимально плохо скрыли моё волнение и неловкость. Я надеялась даже тогда, когда никто не открыл.

Моя надежда рухнула быстрее, чем зависшая в воздухе рука для контрольного «тук-тук».

- О, привет! – девушка снова улыбалась, словно от этого зависела её жизнь: всеми своими ровными белыми зубами. – Мы вчера виделись, да?

- Д-да, - промямлила я.

- Я очень рада с тобой познакомиться!

Саванна схватилась за мою руку и зажала её между своими. Порог ни она, ни я не спешили переступать.

- И я... Наверное... - я пыталась подобрать нужные слова. – Эм-м-м, наверное, Эд здесь? – я взяла себя в руки и, наконец, вспомнила, зачем я пришла.

- Оу, да, он здесь, но... - она стыдливо хихикнула. – Он в душе, приходит в себя. Когда мы вернулись, решили, что ещё есть время пропустить по стаканчику, потом мы начали вспоминать разные истории...

Её слова сливались в один гул, шум и отдалённый звук. Я безотрывно, как заворожённая, следила за её пальцами с красным лаком на ногтях, которые бессознательно перебирали цепочку со скрипичным ключиком. Саванна так увлеклась, что жестикулируя, слишком широко открыла дверь.

- Эй! Э-э-эй, - девушка поводила рукой перед моим носом, привлекая внимание, которое уже отправилось покорять астрал. – Слышишь меня?

- Да, - нетвёрдо ответила я.

- Так ты пришла поговорить насчёт контракта, да? Эд что-то такое говорил, да, но обещал рассказать все подробности при встрече... Хм-м-м... - она нахмурила брови. – Из того, что я знаю, ты, детка, зацепила большую рыбку, твой папа - не промах... - Саванна по-свойски толкнула меня в плечо.

За спиной американки по ковру вилась дорожка из одежды.

- Анна!

Эд неслышно возник из глубин ванны, завёрнутый в одно полотенце, разбрызгивая вокруг воду, стал подбирать вещи с пола.

- Нет, - я покачала головой и мягко улыбнулась. – Я не за этим приходила, но ответы я получила, спасибо!

- Нет?.. – хлопая голубыми глазами в недоумении повторила девушка.

- Стой! – крикнул мне вслед Эдвард. – Остановись!

Я успела отойти всего пару шагов, остановилась, топя каблуки в толстом ковре. Британец нагнал меня в два счёта. Я спиной чувствовала его близость, ощущала тонкий сладковатый аромат.

- Стою, - я повернулась и спокойно посмотрела в беспокойные зелёные глаза.

Эд, тяжело дыша, откинул мокрые волосы с лица.

- Ты должна выслушать... Нам нужно поговорить...

Я посмотрела на тонкие золотые часы на запястье.

- Ты не перезвонил...

- Я знаю, да... Я виноват...

- У нас мало времени, перед тем, как я уйду, скажи: есть что-то, что я должна знать?

Эд сделал тяжёлый глубокий вдох, словно собирался что-то ответить. Но так же тяжело выдохнул, не проронил ни слова, лишь умоляюще посмотрел на меня.

- Как бы ты хотел, чтобы я знала, но всё ещё не можешь рассказать, верно?

Я кивнула и улыбнулась сама себе. «Я действительно фантастическая. Фантастическая дура». Кнопка вызова лифта была ориентиром, моим «зелёным огоньком». Я положила знамёна теплящихся надежд к ногам Саванны. В глубине души я знала, что так и должно быть, закон природы – в сохранении баланса. Вот только опасаясь всё время Эву, как противовес зла, я и подумать не могла, что настоящую угрозу представляла совсем не она.

Я сдалась в плен, я сложила флаги, я окончательно проиграла эту битву.