Сувениры

Вода закручивалась воронкой, её прозрачные потоки рассеивали тёмные капельки краски с моих волос. «Кап. Кап. Они все уходят. Кап. Кап. Один за другим. Кап. Кап. Я не могу это остановить. Кап. Кап...»

- Не знаю, что ты там делаешь, но вода всё бежит и бежит, а тебя не слышно, так что я вхожу!

Дверь, с которой Колин разговаривал последние двадцать минут, не была заперта, как он ожидал, поэтому парень весьма неуклюже, боком, ввалился в ванную.

- Господи, малышка...

Я подняла тяжелые от воды ресницы и спокойно посмотрела на Колина. После чего перевела взгляд на Мишеля, который ледяной глыбой застыл в дверном проёме.

- Что же ты делаешь?.. – одной рукой он закручивал краны, другой – тянулся к стопке полотенец.

Француз смотрел на меня в упор, не мигая. Так же, как и я. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, всё лицо было одним напряжённым мускулом, живая пружина, сжатая до предела.

- Как же так... Ты совсем промокла... Зачем ты залезла под душ в одежде... - Колин продолжал причитать, растирая меня полотенцем.

Я снова сфокусировала свой взгляд на шотландце, от чего его движения замедлились и наполнились нерешимостью. Я опустила руку на его запястье, мягко останавливая все дальнейшие проявления заботы. Большие детские голубые глаза наполнились непониманием.

Мишель вдруг сорвался со своего места.

- Ты что творишь?

Он подлетел к краю ванны, отталкивая Колина в сторону с такой силой, что тот отлетел на коврик как тряпичная кукла.

- Я спрашиваю тебя, ты что творишь, дура?! – капельки с волос разлетелись вокруг цветным фейерверком.

Мишель одним движением поставил меня на ноги и хорошенько тряхнул. Его глаза пронизывали меня, но не ледяным холодом, как это бывало раньше, нет. Они пылали гневом, который был готов испепелить меня дотла.

- Ты знаешь, каково это – стоять там, за этой проклятой дверью, минута за минутой, и не знать, жива ты вообще или нет?! – переходя на крик, француз продолжал взывать к моему разуму. – Ты чёртова эгоистка, хотя бы раз подумала о ком-то, кроме себя! Да что с тобой не так?..

Я думала, мокрые спички не поджечь.

- Что со мной не так? – Мишель перестал трясти меня как маракасы. – Что. Со мной. Не так?.. 

Ногти впились в ладонь, а я даже не заметила, как сжались кулаки. Я громко втянула воздух, чтобы произнести это, но получилось лишь со второго раза, после короткой паузы:

- Его больше нет. Понимаешь? Его – нет. Слышишь меня, нигде нет, совсем.

Я так старалась не заплакать, что всё лицо исказила странная гримаса, уголки рта дрожали. Странная особенность нашего естества – улыбаться, когда плачешь.

- Где он? А нет его. Нет! - я начинала опять впадать в истерику.

- Эй, послушай, - Колин положил руку на предплечье Мишеля, пытаясь заставить его отпустить меня.

- Что со мной не так... - издевательски повторила я, борясь с комком, подступающим к горлу. – Что с вами всеми не так?! Что?! Денни больше нет, слышишь, не-е-ет!

Голос сорвался на крик, хлынули слёзы. Я билась в руках француза из последних сил раненой души, хлестала себя по щекам мокрыми волосами и кричала. Кричала до хрипа, рыдала до икоты.

Силы стали покидать меня очень быстро. Мишель мягко притянул меня к себе и, несмотря на то, что я была всё ещё насквозь мокрая, обнял.

- Ш-ш-ш, Принцесса, tout va, tout va bien se passer, tu m'entends? – он отстранился, чтобы посмотреть на меня. – А теперь, давай достанем тебя из ванны, ты вся продрогла.

- Я принесу тебе сухую одежду, - Колин завернул меня в полотенце и приобнял за плечо. – И что-нибудь выпить. Себе.

***

- За что ты так со мной?

Обняв колени, я сидела на кровати в не по размеру большом спортивном костюме, с полотенцем на голове. Свет в комнате не зажигали – хватало того, что падал ровным прямоугольником в дверной проём, соединявший спальню и гостиную. Со своего места я видела, как там, на тёмно-фиолетовом диване, Колин неспешно потягивал виски со льдом и листал новостную ленту. Мишель стоял в паре шагов от меня и смотрел в окно, одной рукой придерживая тяжелую штору, которой я была напрочь отгорожена от времени суток и мира.

- Гнев – единственное, что способно привести тебя в чувство, как бы странно это ни звучало, - он опустил руку и слился с тяжелой материей в единый чёрный бархат. – Лучше биться в истерике, плакать и кричать, но знать, что ты живой и дышишь, пусть тебе и больно, чем смотреть на восковую фигуру без капли эмоций.

Даже не видя француза, я почувствовала сталь в голосе.

- Просто, чтобы убедиться, что ты не сошла окончательно с ума. Хватает психопатов и без тебя.

С этими словами он вышел, чтобы ответить на звонок. Я уткнулась лбом в колени. Скорлупу эфемерного спокойствия раскрошили в пыль, бежать больше было некуда. Прежнее спокойное место, моя «альтернативная реальность», превратилось в ловушку. Пространство, раньше маленькое и уютное, стало тесным и душным, оно, казалось, сжималось вокруг меня, пока я бросалась на стены в попытке выбраться. Чтобы, наконец, вздохнуть, нужно было раскрыть грудную клетку настежь.

- Это Эшли, - я подняла голову, снова услышав голос Мишеля совсем рядом. - Всё готово.

***

Стараясь поспеть за французом, который тащил меня куда-то за локоть, я кинула полотенце на ковёр и едва успела сунуть ноги в ботинки. Сколько бы раз я ни повторила свой вопрос, ответа не последовало. Меня провели через весь пентхаус прямиком на террасу. Я выдохнула облачко пара в Лондонскую ночь. В свете ярких огней, спиной к городу, стоял Оливер.

Оли протянул мне бумажный квадрат, я не сразу поняла, что это. Кто-то тихо подошёл сзади и накинул на меня плед, укрывая с головой. Я обернулась, чтобы уткнуться прямо в недостающее звено этой группы – Эдварда.

- Скажи, когда будешь готова, - сказал он мягко, но серьёзно.

Негнущимися от холода пальцами, я сжала тонкий каркас бумажного фонарика. Я переводила взгляд полный вопросов с одного парня на другого: «Готова к чему?»

- Отпусти – Мишель протянул мне зажигалку.

Кто-то мягко коснулся моего плеча, подталкивая вперёд. Я бессильно опустила руки и голову, не желая снова разрыдаться. Плед упал в одно мгновение, как и мой мир вчера.

«Пока ты не произнесла это вслух, этого как бы и нет».

Сами собой возникли воспоминая, обрывки фраз, смех и слёзы. Слова подруги сиреной раздавались в моей голове. Да, пока это внутри, оно всецело принадлежит только мне.

Но нужно было признаться самой себе, что действительно настало время «отпустить».

Скорее даже так: настало время «выпустить». Всё, что было в моей внутренней «вселенной», где хранилась благодарность за то, что научили меня быть храброй и стоять до конца, падать и подниматься, знать, что завтра будет новый день, хоть сегодня и кажется, что он не наступит никогда. Мечтать. Радоваться жизни без причины, просто потому что проснулся, потому что это редкое и прекрасное чудо – жить в мире, где есть вы.

Я верю, что вы все здесь, всё ещё со мной, каждую секунду, каждый вздох. Вы навсегда в моей Вселенной. В конце концов, мы все – призраки времени в свете далёкой звезды. Просто мой свет ещё не добрался до меня.

Но ваш свет уже побывал здесь и не оставил мне другого выбора: унеся вас с собой,  он заставил отпустить и попрощаться.

- Представь, что Денни – это во-о-он та маленькая звёздочка, - Эд снова укутал меня и указывал куда-то в абсолютно чистое небо над ярким мегаполисом.

«Какие же мы с ним разные, - думала я, проводя по еле заметному следу от ручки на запястье. – Его звёзды в небе, моя – всего одна, но всегда со мной, вот здесь».

На мгновение я зажмурилась от жгущих глаза слёз. Но этого хватило, чтобы снова оказаться в своём странном видении, в пустыне, только в этот раз фигуры, что оставались загадкой ранее, стали чётче. Добавилась лишь одна деталь: теперь их было три. Однако силуэт третьего человека быстро скрылся за горизонтом, не дав мне возможности даже на секунду приблизиться к разгадке его личности. Но кое-кого я узнала без колебаний.

«Оля. Оля!» - я, задыхаясь, побежала к ним. Моя подруга, вся в ореоле какого-то мягкого свечения покачала головой, заставляя меня остановиться. Она показала жестом на губы – «улыбнись мне», и перевела взгляд на кого-то ниже себя. Теперь мне отчётливо была видна и маленькая фигура рядом с Олей: Денни. Мальчуган держал мою подругу за руку и махал мне ладошкой. Я улыбнулась и помахала в ответ. Оля кивнула мне, и я поняла, что время пришло. Она что-то сказала Денни, и они медленно, словно плывя по песку, шаг за шагом, не оборачиваясь, скрывались за барханом.

- Будь счастлив, малыш. Улыбнись мне и прощай.

Я отпустила свой фонарик, и в это же момент сотни таких же фонариков взмыли с набережной Темзы, разукрашивая небо огненными звёздочками, которые уносили с собой сотни и тысячи несказанных слов. Сотни и тысячи «я люблю тебя, прощай».

***
В глазах больше не двоилось. Соль от высохших слёз стягивала кожу на ветру, хотелось окунуть лицо в тазик с кремом, чтобы смягчить его и реальность, в которую я этим лицом упала. Последние огоньки растворились в темноте.

Я слышала, что все давно ушли, поэтому нервно дёрнулась от испуга, когда, обернувшись, увидела Эда. Он тихо сидел у входа, подперев подбородок двумя руками. Внутри всё ещё было тяжело, словно мне выгрузили самосвал булыжников в районе солнечного сплетения, поэтому я шумно выдохнула и, не говоря ни слова, понесла свои «камни» обратно в номер.

- Как ты?..

Эдвард в два шага нагнал меня и засеменил рядом, пытаясь подстроиться под моё шарканье в пледе.

Я плотно сжала губы.

- Слушай, мы могли бы завтра...

Я резко остановилась и повернулась к нему.

- Нет.

- Прости?..

- Нет, не могли бы. Ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Остановись, ладно? Всё, стоп. Поиграли и будет. Между нами ничего нет, и не было, так что не существует никаких «мы», «завтра» и тому подобного. Забудь, форматируй.

- Подожди, нет, ты не можешь... - уголки его губ дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но никак не решался.

- ... решать всё сама? Могу и уже сделала это. Мне не нужно твоё беспокойство. Этим ты только заставляешь меня чувствовать себя обязанной тебе. Я вполне в состоянии о себе позаботиться. С этой самой секунды каждый сам по себе, - я сунула скомканный плед в его опустившиеся руки и, выпрямившись, словно проглотила шест, быстро зашагала прочь.

Глупо было думать, что череда смертей была как-то связана со мной напрямую. Но неутешительная статистика говорила об обратном: все, кто был мне дорог, к кому я привязывалась, умирали буквально на моих глазах. И, если для того, чтобы обезопасить дорогих мне людей, нужно было «избавиться» от них, я была готова пойти на это. По крайней мере, ничего более рационального моё воспалённое сознание придумать не могло.

«Всё проще простого: если вы боитесь потерять кого-то, потеряйте и больше не бойтесь. Сыграем на опережение».

***
Нейт и Брендон не отходили от меня ни на минуту. Они даже отказались покинуть тренировочный зал, сколько бы Джонатан ни возмущался, а Пит ни раздувал ноздри своего темнокожего носа. Жизнь снова набирала обороты, утаптывая своими гусеницами все мои вчерашние переживания.

Утром первым делом меня ждали хореографы, чтобы обсудить, как я похудела и растеряла зачатки растяжки. Мучить меня сразу не стали, просто набросали план действий на заключительное шоу. Лучше бы замучили там прямо на месте, честное слово. Хотелось срочно потребовать дворецкого, который с невозмутимым видом подал бы мне револьвер на серебряном подносе, накрытый кружевным белым носовым платком.

А день только начался.

Пока мы перемещались из одного репетиционного зала в другой, я старалась занять себя изучением нового графика, чтобы отвлечься от мыслей о вчерашнем вечере. Закрыв за собой дверь номера, я тут же схватилась за телефон и стала снова звонить Диме. На этот раз Стёпа взял трубку почти с первого раза и почти конструктивно объяснил, что произошло. От услышанного у меня зашевелились волосы на спине. История была короткой, жестокой и чуть не закончилась массовым убийством.

Как и планировалось, молодые люди приехали домой к Стёпе за оставшимися вещами, чтобы перевезти их к Диме. Всё шло замечательно, пока не выяснилось, что мать, с перманентно трясущимися от страха руками, проговорилась кому-то по телефону про супер-план моего друга, это услышал младший брат Степана, который не преминул тут же обо всём доложить отцу-гомофобу. Моих Ромео и Ромео ждала целая засада. После слов «брат держал Диму, а отец бил меня как только мог», мой мозг взял паузу и отказался обрабатывать далее поступающую информацию. Очнулась я в том месте, где «соседи вышли на крики и вызвали «скорую», потому что Дима лежал на лестнице и не шевелился». Извиняясь снова и снова, я попросила Стёпу ещё раз рассказать недостающий фрагмент, пока пыталась вернуть сбежавшие от шока брови на место.

Диму не били. Он просто слишком яростно вырывался, один раз неудачно получил кулаком в живот от брата Стёпы, оступился и упал с лестницы. Врачи не стали рисковать и, видя тяжесть полученного сотрясения, ввели его в искусственную кому. К моменту, когда я садилась в машину утром следующего дня, состояние моего друга стабилизировалось, и его вывели из комы, продолжая наблюдение за его состоянием.

Снова прокручивая ужасный сценарий в голове, я уставилась в одну точку, куда-то вглубь сидевшего по диагонали Нейта. Мои блуждающие глаза зацепились за белый прямоугольник газеты, который торчал из-под ноги охранника. Заучивать своё расписание я больше не хотела, нужно было себя развлечь, но с пользой. Узнать, например, что твоирится в мире старым дедовским способом. Ни протёкшие танкеры с нефтью, ни беженцы, ни политические дебаты не захватили меня так, как «Сплетни и бредни» об Эшли Аттвуд. Статья рассказывала о необычной акции, инициатором которой стала актриса: запуск бумажных фонариков с берега Темзы. «Чудо» - в преддверии Рождества, запустив фонарик, пообещай совершить в этот праздник для кого-то чудо.

«Так вот, что это было», - вертя в своей голове эту мысль так и сяк, я побывала на двух репетициях и одном собрании. Моим бровям уже некуда было ползти от удивления, поэтому я просто приняла график как данность, смирилась с неизбежным и скачала на телефон приложение, которое отсчитывало дни до конца этого кошмара.

За всем этим я не заметила, как подкрались сумерки, в которых таилась Кэрри с её батальоном расчёсок и кисточек. Меня собирались опять напомаживать и отправлять на очередной «благотворительный» раут. «Благотворительный» в таких огромных кавычках, потому что единственное «благо», которое «творилось» на этих мероприятиях – пополнение счетов модных и ювелирных домов. Очевидно же, что без бриллиантов в несколько карат не имело смысла ходить и вздыхать о тяжёлой судьбинушке африканских детей и уссурийских тигров.

Я приехала в загородный дом последней, когда сборы были уже в самом разгаре. Всё освещение было выкручено на максимум, так что создавалось впечатление, что мы на съёмочной площадке. На втором этаже в общей комнате развернулся полигон визажистов, парикмахеров и ассистентов по подбору одежды во главе с рыжеволосым капралом в юбке. Все кружили в бешеном танце цейтнота.

Я протиснулась между двумя стойками с одеждой, которые безуспешно пытались провезти одновременно в двери, которые явно не были рассчитаны на такие габариты – дом трещал по швам изнутри.

- Ну наконец-то... - Кэрри схватила меня за руку и потащила в кресло. – Ты на часы смотрела? Так, - она взяла меня за подбородок. – Ясно, - заключила женщина.

Что ей было «ясно» абсолютно не было ясно мне, но, зная, какая Кэрри бывает в гневе, я не рискнула даже рта открывать. Во-первых, я безоговорочно доверяла ей и её выбору, а, во-вторых, давайте начистоту, этого самого выбора у меня не было.

Пока моя «фея-крёстная» с выбритым виском подбирала волшебные «палочки», баночки и пыльцу с крыльев Тинкер Белл (думаю, это было последнее средство, способное превратить меня из тыквы обратно в «живую девочку»), рассматривала комнату, которая ходила ходуном. Преимущественно из-за Эвы, которая полураздетая, с огромными бигуди в светлых волосах, металась по комнате, разговаривая по телефону. Её верный Эрик-смузиносец повторял траекторию полёта королевы своего осиного гнезда, периодически натыкаясь на остальных членов команды, чем создавал ещё больше неразберихи и суеты. Норвежка что-то тихо шипела в трубку. Вдруг она остановилась и посмотрела так, словно только что меня заметила. От таких взглядов каждый год выгорает добрая половина Калифорнии. Меня буквально откинуло волной ярости. Спасло только то, что блондинку позвали на финальную примерку её платья, не то меня бы собирали в стакан, как расплавленную свечку.

«Оке-е-ей», - я постаралась выбросить эту «неприятную неожиданность» из головы, благо поводов к переживаниям мне хватало. Кэрри и Гленн отвернули меня от зеркала, так что на конечный результат я своим «очень экспертным мнением» повлиять не могла. Оставалось только расслабиться и наблюдать, как одна из стажёров Кэрри борется с непослушными волосами Колина. Сам он был целиком и полностью погружён в виртуальный мир социальных сетей: телефон на коленях не успевал реагировать на всё, что делал шотландец онлайн и что мгновенно отражалось в моих лентах. Мишель был в своём неповторимом репертуаре: одна девушка застёгивала его рубашку, другая – вдевала запонки, третья проходилась роликом для очистки одежды по безукоризненным брюкам. Падишах всея Лондона, не меньше. Оливер пронёсся метеором несколько раз. Он коротко поздоровался со всеми, но особенно не задержался, предпочитая собираться на нижнем этаже, где никого не было.

Того, кого я одновременно странно хотела и боялась встретить, нигде не было видно.

Эва прошуршала мимо тяжёлым кроваво-красным платьем со шлейфом. Голливудская волна блестящих светлых волос, метры ослепительного атласа и светящиеся бриллианты в ушах сияли, казалось, на несколько километров вокруг. Накидка из модного эко-меха повторяла форму выреза-лодочки, соблазнительно оголяя ключицы. Взгляд с поволокой и губы цвета вишни – сколько бы я её не ненавидела, очевидное отрицать было бессмысленно. Эва была божественно красива.

Вскоре вслед за норвежкой стали уходить и остальные, комната стала стремительно пустеть. В какой-то момент в ней остались только я, Кэрри, Гленн и девушка, ответственная за гардероб. Я знала, что главный цвет вечера – красный, поэтому совсем не ожидала, что из чехла для одежды выплывет невесомое розовое шифоновое облако. Красными были лишь мелкие цветы из атласа и кристаллы, которые заставляли платье мерцать при каждом его движении.

Я боялась даже дотронуться до этого совершенства.

- Это же... Нет, не может быть...

- Да, это дело рук Лин. Она в последний момент поменяла «канву», решила, что красный – это слишком. Выбрала розовый, но нам всё равно подходит, - хмыкнула девушка рядом. – У нас мало времени, переодевайся, - она сунула мне вешалку в руку и подтолкнула к ширме.

«Не могу поверить, - я, всё ещё не веря своим глазам, держала платье на расстоянии вытянутых рук. – Неужели она знала уже тогда, что шьёт для меня?»

Платье было объёмным, но лёгким, с отрытыми плечами и россыпью красных цветов ручной работы на лифе и юбке. Хоть оно и село идеально, я решила перестраховаться и закрепить кое-какие места на двусторонний скотч – лучший друг девушек. Это я вам как человек, носящий на нём голову, говорю.

- Я готова.

- Идеально, - Кэрри довольно закивала, когда я застенчиво показалась из-за ширмы.

- Чтобы завоевать мир, - Гленн протянул мне пару атласных туфель цвета розовой пудры с открытым носком.

- Последний штрих, - она застегнула тонкую цепочку с подвеской-капелькой и поправила волосы, которые были уложены мягкими волнами на правое плечо. – Теперь всё, - Кэрри развернула меня к зеркалу.

- Что? В чём дело? – стилист нахмурила брови. – Что не так?

Я сделала два шага навстречу незнакомке в отражении. У неё был озадаченный вид, растерянный взгляд. Мягкая линия рта с красной, бархатной помадой не конфликтовала с выразительными глазами и пушистыми ресницами. Никто бы не сказал, от чего появился румянец на щеках: от смущения или деликатной работы кисти визажиста. Так выглядит «свечение изнутри»?

- Это... Я? – не то спрашивая, не то утверждая произнесла я.

- Бог с тобой, я уже думала, что-то не так, - Кэрри всплеснула руками. – Дурёха, ты это, ты! Господи, с ними сойду с ума! Пойдём скорее, ждут только тебя.

***

Колин пятился по коридору спиной вперёд, чтобы его лучше слышали на первом этаже.

- Да тороплю я их, тороплю, не пани... - он обернулся и запнулся на полуслове. - ... куй...

- Ну как тебе, - я разгладила несуществующие складки на юбке и нервно улыбнулась.

- Отл... Кхм-кхм... - шотландец откашлялся. - Отлично выглядишь. Чудесно. Замечательно. Нет, правда, класс, так... Блестяще... Нет, я не это хотел сказать, в смысле это, но...

- Ради бога, мы всё поняли, прекрати уже тараторить и поправь галстук, пожалуйста. Не хватало ещё, чтобы сказали, что я плохо за вами слежу, - Кэрри опустила рукава своей водолазки. – А ты шагай вниз, только осторожно на лестнице. Гленн принесёт тебе манто.

Я кивнула и осторожно обошла Колина, который застыл там же, где и стоял – посреди коридора. На первом этаже хоть все и были заняты своими делами, ощущалась всеобщая нетерпеливость и нежелание сидеть на месте в ожидании непонятно чего. Туфли сжимали сердце, я сделала первый нерешительный шаг вниз по деревянной лестнице.

«Тук».

Комната разом обратила на меня все свои глаза, отсеяла прежнее занятие как зёрна от плевел. Лёгким шушуканьем команда оставшихся стилистов пришла в движение первая. Эва задрала подбородок, пытаясь всем видом показать, как мало её это волнует. Мишель оторвался от стакана с виски и заинтересованно повел бровью.

«Тук-тук-тук».

Под пристальными взглядами я спустилась и замерла на последней ступеньке. Ко мне тут же заспешил Нейт. Оливер, сидевший всё это время напротив лестницы на диване и не сводивший с меня взгляда своих разноцветных глаз, опередил его и жестом попросил уйти. Он подал мне руку, чтобы я сделала последний мягкий шаг на ковёр.

- Выглядишь великолепно в этом платье, - с застенчивой улыбкой произнёс он.

- Правда?.. – я ещё раз посмотрела вниз на лучи цветов, расходящиеся по юбке. – Это всё Кэрри и её волшебные руки.

- Правда. И дело не только в Кэрри...

За плечом Оли я заметила движение. Я перехватила взгляд зелёных глаз всего на мгновение, а после они торопливо сбежали, словно пойманные на месте преступления.

- ... Что значит «кажется, забыли»? Вы в своём уме? – рыжеволосая женщина была похожа на дракона. – Ей теперь замёрзнуть из-за того, что вы кучка безмозглых кретинов?! Я попросила сделать одну, всего одну вещь!..

- ... И не нужно так скромно... - я услышала обрывок фразы американца.

- Извини, я на секунду.

Я подобрала своё розовое облако и решила выйти на небольшую крытую террасу сбоку от входа в дом. В комнате становилось душновато.

Света на террасе почти не было, только тот, что попадал туда от внешнего освещения фасада. После яркости внутри дома, сумрак и прохлада, исходившая от стёкол, были настоящим подарком. Только после того, как я прислонила лоб к стеклу, я ощутила, что могу сделать нормальный вдох.

- Ты действительно волшебно выглядишь.

- О боже!

От испуга я почти отпрыгнула от стекла, одной ногой наступила на собственный подол, вторую – подвернула. В замедленной съёмке своего падения я даже успела подумать, что всё, как всегда, ничего нового. Я нисколько не удивлена своему положению.

- Извини, - Эд держал меня за плечи. – Я не хотел тебя напугать.

Я больше не падала. Нет, я совсем не падала. И не стояла. Кое-что было сильнее гравитации – его руки.

- У тебя не получилось, - я постаралась придать лицу как можно более невозмутимое выражение. – Как видишь... - я изобразила добродушную вежливость. – Ты что-то хотел?

«Дайте мне уже актрису года, это напускное безразличие заслуживает Оскара».

- Нет, ничего. Совсем... - он посмотрел себе под ноги.

Зимой в платье с открытыми плечами особенно не погуляешь. Я поёжилась от холода.

- Я слышал, что ты осталась без накидки?..

- Да, что-то вроде того, - я глупо хихикнула. – Что-нибудь придумаю, надену...

Эд снял с себя чёрное классическое пальто и накинул мне на плечи.

- ... свою парку, - с изумлением закончила я.

- Идеально, - британец аккуратно вытащил мои волосы из-под чёрной шерсти лацкана и провёл по ним рукой, словно укладывая локон к локону.

Это длилось какие-то секунды, но мне казалось, что мир перестал дышать. Эд повернулся и размеренным шагом отправился на улицу.

«Тук-тук-тук» - его каблуки стучали по каменному крыльцу.

«Тук-тук-тук». Сжимали ли туфли моё сердце?