Сувениры

Днём ранее

Я ворвалась в спящий холл больницы с порывом холодного ветра с улицы. Сердце бешено колотилось, отдавая ударами барабанов в виски, вены на руках вздулись от напряжения – на ремне моей сумки осталось несколько глубоких следов от ногтей. Я знала точную дорогу до палаты Денни, но, ослеплённая ледяным светом ярких больничных ламп, была дезориентирована.

- Мисс, - молодая медсестра выскочила из-за своего стола. – Сейчас не приёмные часы, если у Вас не экстренная ситуация, я прошу Вас покинуть здание! – она старалась говорить негромко, хотя до ближайших палат с пациентами было довольно далеко. – Мисс!..

Задержавшись невидящим взглядом на её бледном лице, я кинулась вдоль по коридору. Я прекрасно понимала, что медсестра последует за мной, я слышала её мягкие из-за медицинской обуви шаги позади себя. Бедняжка пыталась меня остановить. Ничто не могло меня остановить на пути к ребёнку, который давал мне второй шанс. Шанс в этот раз сделать всё правильно.

- Мисс! Я вызываю охрану! – девушке удалось цепко ухватить меня за локоть.

К ней на помощь уже спешили санитары и охранники.

- Отпустите... Меня... - шипела я, стараясь высвободиться из неожиданно крепких рук медсестры. – Мне нужно...

Я не успела договорить. Мужские руки сковали мои движения полностью, хоть я и не оставляла попыток высвободиться.

- Пустите меня!..

- Отпустите её, - я услышала вкрадчивый женский голос за своей спиной.

- Но, миссис Роуз, она не представилась и нарушила режим. По правилам...

- Я прекрасно знаю правила, милая, - мягко продолжила женщина. – Я же говорила вам, она сестра... А вы ведёте себя так, словно она какая-то преступница, отпустите её уже, ради всего святого!

Стальные тиски рук охранника мгновенно спали с меня. Разминая затёкшие запястья, я повернулась к Роуз. Нужно было что-то сказать.

- Спасибо... - я чувствовала себя пристыженной под её взглядом.

- Идём, довольно нарушать режим, - строго ответила женщина, поправляя очки на переносице. – И... Прости, что позвонила так поздно... Он очень уж просил...

С последними словами мы подошли к палате. Роуз не произнесла имени мальчика, словно боялась чего-то: произнеси она его вслух – всё стало бы реальностью, всё обрело конкретику и завершённость. Заклеймило безнадёжностью ситуацию. Имя застряло в недрах её связок, не желая ставить точку. Ведь точка всегда означает конец, тут уже без вариантов.

***

Дверь в палату открывалась целую вечность, шаг длился миллионы километров. Я выдохнула только в тот момент, когда глаза привыкли к потёмкам, в которых утопала комната. На фоне ночного умиротворения датчики медицинского оборудования выглядели кричаще яркими, своими ритмичными звуками проделывали крошечные пулевые отверстия в тишине больничных пространств.

В кресле слева от меня дремал мужчина. Его тело было напряжено, ноги изогнуты в неестественном для спящего положения, глаза прикрыты ладонью – он каждую секунду был готов вскочить со своего места и кинуться к сыну, хотя сон застал его врасплох. Мой телефон выстрелил в воздух звуком входящего сообщения, как сигнальной ракетой. Мужчина в кресле слишком резко сел, осмотрелся, стараясь побороть дезориентацию после короткого провала в забытье.

- Извините, - пробормотала я. – Я не хотела Вас будить.

- Нет, всё в порядке... Я просто, - мужчина потёр глаза. – Немного задремал. А Вы?.. Извините, я не представился. Меня зовут Остин Кеннет. Вы, должно быть... Это Вас звал Денни, верно? - он замялся, не зная, как лучше ко мне обратиться.

- Да, меня, -  я изобразила подобие улыбки, которую всё равно было сложно разглядеть в темноте. – Роуз позвонила мне. Надеюсь, не помешаю?.. Если я здесь лишняя, Вы только скажите...

- Нет-нет, всё в порядке. Даже не представляю, как Денни будет рад, когда проснётся, - сегодняшняя ночь обещала стать чемпионом по неудавшимся улыбкам. – Что ж... - мистер Кеннет провёл ладонями по подлокотникам и, оттолкнувшись от них, встал. – Я, пожалуй, выпью кофе, если не возражаете. Вам что-нибудь нужно? – спросил мужчина уже в дверях.

- Нет, спасибо, - прошептала я в ответ, выходя из сумки через плечо, как из круга с солью.

Отец Денни коротко кивнул и скрылся в больничных коридорах. Я с глубоким вдохом аккуратно повесила куртку на спинку кресла и присела у самой кровати мальчика. Приборы монотонно отсчитывали каждое биение маленького сердца, веки малыша подрагивали, а дыхание казалось рваным и беспокойным. Я бережно взяла маленькую ручку своими пальцами. Она казалась такой хрупкой и тонкой на фоне моей ручищи. Кожа была холодной и бледной, словно сделанной изо льда. Я боялась сделать лишнее движение, чтобы ненароком не разбудить Денни: тени на его усталом лице говорили мне, что ему требовалась каждая секунда отдыха, которую он только мог получить.

Я бесцельно бродила взглядом по комнате. Вот знакомый огромный медведь, вот ещё несколько игрушек на кофейном столике поодаль, вот стопка детских книг, вот рисунки от друзей из центра – всё то, до чего доставал неяркий свет приборов и небольшого ночника на прикроватной тумбе. Эти предметы сливалось в моём усталом мозгу в единое яркое пятно, которое пытались поглотить сумерки. Я сконцентрировалась на капельнице, которая монотонно отмеряла дозу жизни для Денни. Больше ни на что меня не хватало. У меня не было сил думать о том, что могло или не могло произойти дальше, что за пределами больницы меня ждёт моя собственная жизнь, что может наступить завтра. У меня было стабильное в своей тревоге «сейчас».

Телефон в кармане напомнил мне о себе уже не в первый раз. Эд пытался узнать, где я и насколько плохо обстоят дела. «Как по шкале от «очень плохо» до «катастрофически плохо» оценить обстановку? А ещё лучше, как это рассказать кому-то ещё, не выглядя при этом фаталистом?» - я разделяла позицию Роуз, когда не желала произносить какие-то вещи вслух. Ведь их не существует, пока о них не заговорить, верно?

- Вы совсем измотаны, - мистер Кеннет тронул меня за плечо и заставил выйти из состояния сна с открытыми глазами. – Денни всё равно проспит до утра, а, может, и дольше, кто знает. Новые лекарства слишком сильные, он почти всё время спит, – мужчина присел на край кровати сына. – Это так удивительно, - он сделал глоток из большого бумажного стаканчика. – Когда Денни проснулся, он первым делом позвал Венди... - отец мальчика посмотрел на меня.

Нет, даже не так. Мужчина посмотрел не на моё лицо, руки, волосы, одежду, а прямо мне в душу. Ни я, ни кто-либо ещё не мог передать чувств мистера Кеннета. В его взгляде смешались горечь, надежда, смирение и предчувствие неминуемости конца. Весь этот коктейль отчаяния катился по небритым щекам Отца. Он день за днём отдавал всего себя работе и сыну, но судьба оставалась глуха и слепа к его попыткам прожить ещё один день без мысли о том, что каждую минуту он может потерять самое ценное, что было в его жизни. Мне было больно за двоих, хотелось вывернуться наружу, только перестать испытывать на себе этот взгляд.

- Я... Сейчас вернусь.

Мне не хватило сил сказать то, что я на самом деле не думала. Я не могла заставить себя произнести слова, в которые сама же не верила. Я не хотела сотрясать воздух своими наигранными убеждениями в том, что всё будет хорошо. Я опустила глаза и молча вышла, оставив отца наедине со спящим сыном. Я должна была оставить как можно больше безмятежных минут, сохранить единство безграничной надежды и обречённости в покое момента. Я не знала, сколько таких моментов у них ещё будет: вся жизнь или только один, последний. Вдох за выдохом, минута за минутой, есть только сейчас и оно по-своему прекрасно.

Я выключила воду, упёрлась ладонями в умывальник в туалете и задержалась взглядом на своём серо-зелёном отражении с "приветами" от былых прыщей. "Печаль-тоска". И это я не о состоянии кожи. Часы, перекрутившись, брякнули о стерильную керамику. "Зря я рассказала всё Эду, не нужно было его тревожить, он же работает всё-таки. А тут я со своим мелодраматизмом", - я погасила экран телефона даже не потрудившись прочитать сообщения британца. В моих попытках, буквы расплывались, приходилось перечитывать по нескольку раз одно и тоже, но в связные предложения ничего не выстраивалось. Просто набор символов, без какого-либо смысла. Но мне нужно было с кем-то поговорить, потому что я не знала, что мне делать дальше, кто-то должен был просто меня выслушать. Из всех людей вокруг меня я почему-то хотела доверить это Эдварду. Как будто что-то внутри меня было уверено: уж он-то знает, что делать. Наверное, именно поэтому я вывалила на него всю свою панику по телефону в его гостиной. "Но Эду звонить слишком поздно, Диме - рано, он, скорее всего, только лёг после отыгранной ночи. Я опять с этим наедине". Я сползла по стенке и, уткнувшись в колени, закрыла ладонями лицо, отсчитала десять громких ударов сердца. Где-то совсем рядом за дверью послышались голоса. Чтобы меня не застали в таком неприглядном виде, я вскочила на ноги и стремительно вышла из туалета. Мне нужно было на что-то отвлечься, и я решила выпить кофе из ближайшего автомата, чтобы не тревожить своим присутствием и без того недовольный персонал больницы в холле. Обжигаясь, я просто глотала горячую жидкость, не вполне осознавая, что пью: кофе, горячий шоколад или машинное масло из радиатора. Часы всё ещё отказывались двигать стрелками и забуксовали в кромешной предрассветной темноте. "Надеюсь, что темнее всего перед рассветом", - постаралась утешить себя я.

Вернувшись в палату, я застала мистера Кеннета спящим рядом с сыном. Я села в кресло, в котором до меня сидел мужчина, подобрала ноги под себя и укуталась в полумрак. Обожжённый язык своей пульсацией напоминал мне, что я всё ещё не сплю, потому что комната вокруг окончательно застыла, словно жизнь в ней поставили на паузу. Даже я, привыкшая к ожиданию, понимала, что время тянется слишком медленно.

- Извините...

Я закрыла пересохший рот. Кто-то легонько тряс меня за плечо. Я всё-таки уснула. Не до конца понимая, что происходит, не чувствуя затёкших ног, я вышла из палаты вслед за отцом Денни. В коридоре было слишком ярко, я мгновенно ослепла. Мимо меня сновал персонал больницы – наконец наступило утро.

- Да? – осоловело отозвалась я, стараясь подавить подступающий зевок и заглушить урчание живота.

- Мне нужно отлучиться на работу, - мистер Кеннет на ходу набросил на себя плащ. – Мне нужно закончить кое-какие дела. Я не хотел бы, чтобы Денни был один, когда проснётся... - мужчина резко остановился посреди холла. – Могу я попросить Вас?..

Приглушённые голоса медсестёр и истеричный, слишком громкий для такого раннего часа голос женщины, заставил нас обоих обернуться.

- Я сказала, немедленно пустите меня к сыну, твари! – очевидно нетрезвая блондинка со спутанными волосами билась в руках охранников.

- О, боже, только не это, - Остин Кеннет тяжело вздохнул и направился в эпицентр проблемы.

Я осталась на своём месте, словно приколоченная к полу. Женщина начала заходиться в истерике, расплёскивая тёмное содержимое бутылки в её руке. Её одежда хоть и выглядела новой, но была измята и неопрятна: блузка, застёгнутая не на ту пуговицу, одним концом выглядывала из юбки, в которую была кое-как заправлена, капроновые колготки пустили стрелки на обеих ногах, рукав съехавшего с плеча светло-серого пальто был выпачкан в чём-то тёмном. Но больше всего вопросов у меня возникало не к тому, как она была одета, а к тому, как она стала себя вести, когда мистер Кеннет подошёл совсем близко к ней, схватил за локоть и тряхнул с такой силой, что зубы могли высыпаться изо рта. Блондинка, видимо, не ожидая такого шага со стороны мужчины, на секунду успокоилась: в её глазах читалось непонимание. «Почему мистер Кеннет вообще пошёл к этой ненормальной? Разве охрана не могла сама с ней разобраться?» - я невольно нахмурила брови и сделала несколько шагов им навстречу. Отец Денни что-то эмоционально говорил женщине, встряхивая её, хоть и не так сильно, как в первый раз.

- Эллен, ты пьяна...

Я успела услышать только обрывок фразы, когда увидела, как в замедленной съёмке, что женщина, которая ещё секунду назад стояла, понурив голову, словно её, как первоклашку, отчитывали перед всем классом, изменилась в лице и кинулась на меня. Первой в меня полетела бутылка. Если бы блондинка была трезвой, то с того расстояния, на котором она находилась, бросок был бы засчитан прямо мне в голову. Следующей полетела туфля, но она, скорее, была случайностью: мистер Кеннет перехватил женщину за талию в самый последний момент, и блондинка, врезавшись в неожиданную преграду и стараясь сохранить равновесие, неловко перебирала ногами в воздухе.

- Что эта русская шлюха здесь делает, а? – глаза Эллен налились кровью. – Ты что думаешь, я не читаю газет? Тебе мало звёзд, ты решила ещё и чужих мужей уводить? Остин, что она здесь делает?! Вы вышли из палаты Денни, да? Эй, ты, не смей подходить к моему сыну, слышишь, тварь!

В следующее мгновение звонкая пощёчина прокатилась, казалось, по всей больнице.

- Не смей больше никогда так говорить, - тихо, но отчётливо произнёс мистер Кеннет. – Ты не стоишь и мизинца этой девушки. Она сделала для Денни больше, чем его собственная мать, если тебя можно ею назвать. Где ты была всё это время? Где ты была, когда сын нуждался в тебе? Я мирился с тем, что ты была никудышной хозяйкой и отвратительной женой, но я не буду терпеть твоё невежество как матери. Денни – лучшее, что могло с тобой случиться в этой жизни, а ты променяла его на вот это, - мужчина кивнул на бутылку, которая прикатилась обратно к их ногам. - Ты не заслуживаешь его и не нужна ему. Ты не нужна своему собственному сыну. Ты никому здесь не нужна. Убирайся сейчас же и больше никогда не смей попадаться мне на глаза.

Женщина застыла с рукой, прижатой к щеке. Видимо, жар пощёчины остудил её воинственные намерения. По блондинке было видно, что она совсем не ожидала, что её тихий и покладистый муж может так себя повести. Она привыкла всего обиваться криками, шантажом и истериками. Этот случай дал ей понять, что больше это не сработает. Женщина проглотила ком в горле, слёзы подступали к её глазам.

- Хорошо, - полуулыбаясь, кивала она. – Как скажешь, - Эллен медленно побрела к выходу, хромая на ногу без туфли.

Охрана и медсёстры расступались перед ней, никто не пытался её остановить. Тревожная тишина объяла холл. И в ней, в торжестве позора, женщина навсегда вышла из жизни собственного сына.

***

- О, боже, ты проснулся! – я кинулась к кровати Денни.

После окончания той неприятной сцены с матерью мальчика, я сразу же вернулась обратно в палату, ожидая провести ещё несчётное количество часов в немом ожидании. Однако меня ждал самый приятный сюрприз на свете: малыш проснулся, рядом с ним суетились врачи и медсёстры, проверяя жизненные показатели. Ребёнок казался таким крошечным, по сравнению с айсбергом кровати. Он был почти таким же бледным, как и его подушка, но открытые глаза яркими огоньками горели на его лице. Это были огоньки моей надежды.

Денни улыбнулся, заметив меня, отделившуюся тенью от входной двери. Я медленно подошла к нему и взяла за руку.

- Привет, - я не узнала свой собственный хриплый голос.

- Венди, ты пришла, - он едва уловимо сжал мои пальцы. – Я так просил папу, чтобы он тебя позвал, и ты пришла, - Денни закашлялся.

- Ему нужен отдых, - строго сказала молодая доктор, выглядывая из-под слишком густой чёлки и очков. – Постарайтесь не тревожить его зря. Сегодня нам понадобятся все его силы, чтобы провести обследование. Можно Вас... На пару слов?.. – врач жестом тонкой руки указала на дверь.

Мне совсем не понравилось то, как она это сказала. Выглядело словно искусственный диалог из фильма, где врачи просят родных молиться за пациента, потому что это единственное, что им остаётся.

- Как я понимаю, Вы – сестра? – закрыв за собой дверь, она снова строго посмотрела на меня из-под чёлки.

- Я?.. А, да, я сестра, - не сразу поняв, что спрашивает доктор, я выглядела глупо.

«Соберись, вспомни свои реплики, выгляди уверенно».

- Должна сказать, что состояние Даниэля оставляет желать лучшего, -произнеся имя мальчика с классическим британским акцентом, врач открыла его историю болезни. – Вы должны понимать, что его организм ещё слишком мал и слаб, чтобы противостоять такой болезни. Сейчас мы имеем дело с осложнениями, которые неизбежны при таком интенсивном и агрессивном лечении, - она пролистывала папку, бегло изучая её содержимое. - Мы не можем предсказать, как будет развиваться ситуация, потому что, к сожалению, лечение пошло по наихудшему сценарию...

- Извините, - я устала слушать её вежливую болтовню и хождение вокруг да около. – Я не совсем Вас понимаю, Вы наговорили столько всего, а я всё ещё не улавливаю сути...

- Я хочу сказать только одно, - доктор захлопнула папку. – У нас есть примерно сутки. Если...

- Я поняла Вас, - я уставилась в гвозди, которыми был прибит плинтус.

«Если улучшение не наступит – Денни умрёт».

***

«Так, ладно, - я снова начала разговаривать сама с собой. – Никто сегодня не умрёт. Мы будем жить долго и счастливо, и вообще не умрём никогда. Всё будет хорошо, снаряд два раза в одну воронку не попадает», - не без доли чёрного юмора я рассудила своё положение с оглядкой на прошлый опыт.

Перед тем, как войти обратно в палату, я какое-то время постояла, прислонившись лбом к гладкой холодной двери. Я собирала мысли воедино, думала, что сказать Денни, что сказать его отцу, Эду, Диме. Я так углубилась в размышления, что упустила момент, когда медсестра выходила от малыша. Теряя равновесие, я просто ввалилась в комнату.

- Он отказывается есть без Вас, - недовольно буркнула она и покатила свою тележку с завтраками дальше.

Я показа ей вслед язык. Переведя взгляд на Денни, я поняла, что он слабо, но улыбался. Это вселяло надежду, которая тёплой и светлой волной прокатилась по моим мыслям. Я ответила мальчугану улыбкой.

- Ну, кто тут не хочет есть? – строго спросила я. – Нас же ждут приключения, а ты не позавтракал! Нам нужно много сил. Давай, хоть немножко, пару ложек?

Денни недовольно скривился, замечая маячащую на горизонте тарелку с кашей.

- Я обещаю, всего несколько ма-а-аленьких ложек, и тебя ждёт сюрприз. Ну же, давай...

Мне удалось отправить в рот ребёнка действительно только пару ложек. Когда мне показалось, что у Денни появился аппетит, он вдруг изменился в лице, и все, что я непосильным трудом ему скормила, оказалось на постели. Испугавшись сам, малыш заплакал и стал заикаться. Я позвала санитарку и, пока та меняла бельё, я быстро завернула мальчика в чистый плед и вынесла в коридор.

- Питер Пэн не придёт, да? – Денни водил пальчиком по стеклу, в котором отображались рождественские огоньки гирлянд.

- Нет, малыш, ему нужно работать, - с виноватой улыбкой ответила я.

Постельное бельё давно поменяли, но мы продолжали стоять у окна, откуда так хорошо была видна огромная рождественская ель, которую установили во внутреннем дворе больницы. До самого Рождества оставались считанные дни, но праздничное настроение так и не появлялось. Я не знала, что сказывалось на этом больше: отсутствие снега, больничные стены или желание пустить себе пулю в лоб от усталости.

- Но, знаешь что? – чуть помедлив, произнесла я. – Если хочешь, мы можем позвонить ему.

Денни радостно закивал. «Ужасная идея, просто отвратительная», - подумала я в ту же секунду, как предложила это. Никто не мог дать гарантию, что Эд возьмёт трубку, потому что он мог работать или вообще спать, потому что разница во времени была колоссальная. Я бессовестно обнадёжила ребёнка.

К моему удивлению британец ответил очень быстро: всего пару гудков спустя на экране моего телефона появилось знакомое лицо, которое зажглось улыбкой с ямочками, как только увидело малыша. Эд вынырнул из темноты и как всегда озарил всё вокруг светом. Мне захотелось протянуть руку, прорваться сквозь электронное пространство, чтобы только его коснуться.

- Привет, - я поздоровалась дрожащим голосом. – Это мы, - я втянула носом воздух, вместе с подступающими слезами.

Одной рукой я крепко держала Денни на подоконнике, на вытянутой другой – Эда. Мальчуган светлой макушкой упирался мне в подбородок и не мог видеть, как сложно мне даётся каждое слово. Зато в глазах улыбающегося Эда я видела своё искажённое и безобразное лицо, которое готово было разрыдаться каждую минуту. Я молча сжимала их обоих в своих руках, до белых костяшек, до онемения пальцев, пока они беззаботно говорили о чём-то своём.

- Вы даже не успеете соскучиться – так скоро я вернусь, - на прощание сказал Эд. – Обещай мне, что дождёшься и не будешь читать без меня следующую главу, договорились? – британец обращался к малышу, но я, зачем-то, тоже кивала.

«Я без тебя вообще ничего не буду», - подумала я.

Когда они распрощались, Денни уже почти засыпал у меня на руках. Я отдала его медсестре, снова позвонила Эду и пересказала разговор с врачом.

- Извини, у тебя сейчас ночь. Я не хотела тебя тревожить. Чем я только думала?.. Я просто... Не знаю, - вздохнула я. – Это была не самая лучшая идея, извини.

- Я не хочу ничего слышать. Ты поступила правильно. Я хочу, чтобы ты знала, что я... Да я бы обиделся, если бы ты не позвонила, понимаешь? Для меня это настолько же важно, как и для тебя. Мне тоже не всё равно, я не хочу, чтобы ты думала, что осталась с этим наедине. Ты не она, слышишь? Скажи что-нибудь?..

Я судорожно кивала в ответ, давясь слезами. Плакать было ни в коем случае нельзя.

- Да, - сдавленно ответила я.

- Что «да»? – строго спросил Эд.

- Я тебя слышу и поняла, - пискнула я.

- Хорошо... Теперь послушай ещё вот что. Я всё уладил и вернусь раньше, чем остальные. Вылет через несколько часов, дождитесь меня. Я обещаю, что буду с вами... С тобой... Я не оставлю тебя, слышишь?

Я зажала подступающий немой крик отчаяния рукой. «Я просто не вынесу этого».

- Слышу.

- Не плачь, пожалуйста, я тебя умоляю. Мы преодолеем этот кризис, всё будет хорошо, он крепкий парень, он выкарабкается. Только не плачь.

Я положила трубку не попрощавшись. Неожиданно мои слёзы высохли, будто их и не было. Я не смогла бы выдавить ни капельки, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Всё закончилось так же резко, как и началось. Кто-то дёрнул стоп-кран моих чувств и эмоций. Я «выключилась» и просто молча смотрела на отражение разноцветных огоньков. Кто знает, что это было: спокойная надежда слов Эда или же спокойное дыхание смерти в затылок. «Пуля бы мне сейчас точно пригодилась».   

***

Отец Денни действительно быстро вернулся. Он немного привёл себя в порядок, сменил одежду. К сожалению, усталость на лице сменить не удалось, но он очень старался для сына быть счастливым и беззаботным.

«Смена» прибыла очень вовремя: у меня появилось время, чтобы немного передохнуть и съесть что-нибудь. Не только Денни нуждался в силах для приключений. Я, в который раз, позвонила Диме и, в который раз, вдоволь наслушалась длинных гудков. Мысль позвонить ещё и маме была отметена сразу. Она бы ещё «на подлёте» поняла, что со мной что-то не так, и подняла бы в воздух все свои «разведывательные истребители», которые на топливе из чистейшей обеспокоенности уже через полчаса были бы прямо передо мной. «На сегодня план по беспокойству других людей ты уже перевыполнила».

Вернувшись обратно в палату, я столкнулась в её дверях с мистером Кеннетом, который с Денни на руках, направлялся на очередное обследование.

- Пап, подожди-и-и, - слабо протянул малыш. – Я забыл мишку.

- Я принесу, - мгновенно среагировала я.

На кровати мальчика было много разных мягких игрушек. Огромный медведь, подаренный Эдом, соседствовал с небольшим плюшевым Винни-Пухом. Решив, что большой мишка в аппарат МРТ всё равно не влезет, я схватила того, что поменьше.

- Держи, - я вложила игрушку в худые руки.

«Держись».

Денни слабо улыбнулся последний раз, и за ними закрылась дверь. Я уселась обратно в кресло и стала следить за каждой резиновой секундой, которая разделяла меня с моментом их возвращения.

Голову переполняли мысли, они роились, ударялись о толстое стекло реальности, повисали на парашюте под названием «Эд». Я пыталась найти причинно-следственные связи в своей жизни, зацепить оно звено событий за другое. В моей истории было столько противоречивых моментов, что в какой-то момент мне показалось, что лучше бы у Димы в тот день выбило пробки, тогда бы он не включил компьютер, не нашёл тот сайт благотворительной организации и я бы сейчас не молилась на Эдварда Харрингтона как на единственно возможного спасителя в моей жизни. Сколько нервов бы я сэкономила, затеряйся бы моё письмо среди тысяч других. Скольких бы минут счастья я лишилась, откажись я от участия, сколько людей так бы и остались где-то там в большом мире, который меня никогда не коснётся. Сколько бы я потеряла, сколько приобрела? Сколько бы я искала правдивый ответ на эти вопросы? А ответ, на самом деле, только один. Всё приходит и уходит в своё время. Всё для чего-то нужно. Всё чему-то учит. Всё имеет свою ценность.

Спустя несколько часов дверь тихонько открылась, мистер Кеннет пробрался внутрь, стараясь нести спящего Денни как можно аккуратнее. Обследования отняли слишком много сил, малыш просто провалился в забытье. Отец лёгким движением убрал прядь со лба сына, а потом беззвучно разрыдался. Всё его тело сотрясалось, слёзы градом катились из глаз, но он продолжал стоять рядом с малышом. Только тихие сиплые вдохи иногда прорывались сквозь плотно зажатый рукой рот. Я вжалась в спинку кресла и пожалела, что в пятом классе не убилась насмерть на тех качелях во дворе. До того момента я не знала, что это такое, когда тебе больно от боли другого.

Не верьте, когда говорят, что нельзя испытывать её, если что-то происходит не с тобой, будто тебя это не касается, следовательно, ты не можешь её понять. Не верьте, если вам скажут, что её лечит время, алкоголь или другие люди. Что у неё есть какая-то градация, что одним больнее, чем другим. Всё это бред, для неё нет лакмусовой бумажки. Иногда боль – это боль, и ты её чувствуешь вне зависимости от пола, возраста и статуса. Она приходит под разными личинами и начинает испытывать тебя на прочность. И вне зависимости от того, выдерживаешь ты её испытания или нет, она всегда что-то забирает с собой. Ты можешь залатать свои раны, но ты не можешь о ней забыть.

***

Ближе к ночи Денни ввели в искусственную кому. Доктор сказала, что его организму так будет проще бороться и восстанавливаться. Сквозь окошко палаты в отделении реанимации мы с мистером Кеннетом следили за тем, как монотонно работает аппарат искусственной вентиляции лёгких. В царившей вокруг тишине было слышно, казалось, как кружили пылинки в воздухе. Нам оставалось только ждать.

Отец малыша измерял расстояния шагами, резко садился и вставал, старел на глазах. Я старалась не забывать дышать и постараться не вырвать с мясом пуговицу из рукава рубашки. В стерильном пространстве лишь халат проходящего мимо в сотый раз мистера Кеннета создавал колебания жизни. Всё остальное вокруг было словно сделано изо льда и снега – такое же белое и холодное. Стены, мебель, стекло, форма врачей и медсестёр. «Хотела снега на Рождество – получай».

Телефон оглушительно вибрировал не переставая. Все искали меня, менеджеры грозили очередной неустойкой и вылетом из проекта, если я сейчас же не объявлюсь. «Они могут делать, что хотят, хоть в тюрьму меня посадить. Это всё такие мелочи, всё так неважно сейчас».

Эд прислал сообщение за несколько часов о этого и был уже где-то над океаном, так что я даже не успела сообщить ему обо всех изменениях. Над Лондоном нависла ночь. «Как он нас найдёт теперь? Как он найдёт меня?..»

Я запрокинула голову на жёсткое кресло и только на секунду закрыла глаза, чтобы они немного отдохнули от полосующего белого цвета. ОН причинял боль, как будто на меня был направлен яркий прожектор. Всё наружу, всё напоказ, бежать некуда, спрятаться я не могу. Холодно и больно.

***

«Так много голосов, слишком громко. Что происходит?»

Я открыла глаза и постаралась пошевелить затёкшей рукой. Я совсем её не чувствовала. Глаза безбожно резал белый свет. Плечи и шею свело.

Двери в палату Денни то и дело открывались и закрывались снова. В них бесконечным потоком стекались люди в медицинских масках. Все были так стремительны, что я не успевала даже набрать воздуха в лёгкие, чтобы задать вопрос. Как рыба, выброшенная на берег, я крутилась на месте, открывая и закрывая рот, постоянно попадаясь под ноги врачам. Сквозь эту суматоху, я вдруг увидела мистера Кеннета. Он сидел напротив входа в палату, опустив голову между колен. Я остановилась в центре коридора, позволяя неосторожным плечам в белой форме одаривать меня толчками и пинками. Никто особо не церемонился. Я чувствовала каждый удар так, словно в меня кидали камнями на площади. Я не сводила глаз с Отца.

Неожиданно что-то изменилось, как будто после долгой головной боли наступило облегчение. Мир снова остановил свой бешеный бег. Мистер Кеннет поднял голову раньше, чем доктор, вышедшая из палаты, окликнула его. Я обернулась. Воздух затвердел в лёгких, всё, до последнего атома замерло на месте.

- Мистер Кеннет, - она сняла повязку с лица и отрицательно покачала головой. – Мне очень жаль...

Отец Денни молча встал и направился к выходу. На его лице не было ни единой эмоции.

Понял ли он, что произошло? Может, он сошёл с ума?

Мужчина медленно брёл по коридору. Никто не смел заговорить с ним. Медсёстры и врачи сливались со стенами, когда он проходил мимо них, никто не смел шелохнуться. Белые лампы стали ярче в миллионы раз.

Я провожала его взглядом до самого конца, пока он не скрылся в сумраке лестницы в конце коридора. Там же, где всё это время стоял Эдвард.

***

Жестокая рука толкнула меня в спину. Проломив тонкий лёд, я упала в чёрную воду. Хоть я и застыла в ледяной невесомости, свет продолжал быстро от меня удаляться. Вскоре, я едва могла различать пузыри воздуха, которые нарывами взрывались в плотной материи воды.

«Я же не умею плавать», - с глупой паникой подумала я.

«Тебе и не нужно, - ответил внутренний голос. – У тебя нет ни единого шанса».

Что-то внутри почти улыбнулось, облегчённо вздохнуло.

«Вот так. Так хорошо, разве не видишь?» - спросил всё тот же голос, тихо и размеренно унося мою панику вслед за последними лучами света.

Вся тяжесть из меня уходила так стремительно, что мне было даже удивительно, насколько лёгкой и светлой может быть моя голова.

«Я, наверное, сошла с ума, раз всё закончилось?» - я задала вопрос, не надеясь на ответ.

«Лучше», - звук голоса был повсюду, из него, казалось, состояла вода вокруг меня.

«Лучше? Что может быть лучше? Я умерла?» - с необъяснимой надеждой я продолжила диалог.

«Конечно, умерла, - ещё не понимая, что я чувствую по этому поводу, заключила я. – Именно так всё и выглядит после смерти. Ничего нет, просто темнота. Вечная глубокая темнота и холод. Свет для живых, тебя больше это не касается, - голос не отзывался, я разговаривала сама с собой. – Я сделала, как ты хотела, - выкрикнула я голосу внутри себя. – Я перестала бороться... А как же... Как же последнее желание? – не то чтобы я собиралась выпрашивать что-то у Вселенной, но у всех должна быть возможность попрощаться с теми, кого любишь. – Наверное, не в этой жизни, - по привычке подумала я.

Я достигла мягкого дна, оно приняло меня в свои обволакивающие илистые объятья. Меня не тянуло наверх, хоть я и была легче пушинки. Груз моих сожалений и разочарований, несбывшихся надежд и желаний, мои пороки и грехи, мои неверные решения и неправильные выборы, моя душевная скупость и ограниченность, мои впустую растраченные таланты и стремления крепко приковали меня ко дну. Всё, что я могла видеть – маленькая точка света, которая вот-вот должна была погаснуть.

Я приняла, я отпустила. С блаженной улыбкой закрыла глаза в последний раз.

Сухой безликий воздух прошёлся наждачной бумагой по моему лицу. Снова открыв глаза, я поняла, что мои босые ноги утопают в светлом песке. Солнце окрашивало всё кровавой кистью заката. Вокруг меня была бескрайняя пустыня, череда барханов, делившая небо и землю пополам. Я осмотрелась, всё ещё не понимая, как здесь оказалась, ведь секунду назад я была уверена, что дальше ничего нет.

Я осторожно сделала несколько шагов, ожидая, что песок, нагретый таким ярким солнцем, вмиг сожжёт меня дотла. Ничего. Я не почувствовала ничего, кроме вязкой сыпучести. Ещё несколько шагов. Сухой воздух.

«Куда мне идти?» - я ворочала головой по сторонам.

Везде было одно и тоже. Песок и красное солнце. Ветер перебирал песчинки, гнал их неведомо куда и откуда. Они, видимо, как и я, бесцельно перекатывались с места на место, уже не надеясь найти хоть какое-нибудь пристанище. Я продолжала идти, но всё вокруг меня, казалось, оставалось неподвижным и застывшим в одном моменте, прекрасном и пугающем одновременно.

«Что теперь? – я не получала ответы. – Что мне делать? Эй, ты! – закричала я на внутренний голос. – Какого чёрта? – я со всей силы пнула песок, поднимая вокруг себя облако пыли.

Неожиданно сквозь него я увидела силуэты на горизонте, один повыше и плотнее, похожий на мужской, другой – совсем маленький, почти детский. Не веря своим глазам, я кинулась к ним.

«Эй! Э-э-эй! Я здесь! Стойте! - я падала в зыбкий песок, тонула, загребала руками, вставала и бежала дальше. – Стойте! – воздух вокруг меня сотрясался от моего крика.

В какой-то момент я поняла, что не могу больше бороться с пустыней, в лёгких один песок, глаза почти ничего не видят.

«Не оставляйте меня! - упав на колени, прошептала я силуэтам, которые почти скрылись за линией горизонта. – Не оставляйте меня здесь одну... Я не смогу...» - слёзы вымывали пыль из моих глаз и растворялись в дуновениях ветра.

На секунду мне показалось, что фигуры остановились. Мужская, помедлив, обернулась и стала всматриваться куда-то вдаль.

Небо разразилось голосом из моей головы. Хлынул ледяной дождь. Он огромными каплями размывал тёмно-бордовый горизонт.

«Ещё не время».

***

После укола не прошло и секунды, а мне уже казалось, что время растягивается, как прилипшая к подошве свежая жвачка. Я будто бы утонула, в голове образовался вакуум, в ушах звенело. Вокруг собирались люди. Всё больше и больше. Они что-то говорили на своём, непонятном языке. Быстро ли, громко ли? Я не знала. Я сипло попыталась втянуть свинцово-тяжёлый воздух, но это выходило скорее по инерции, как ответная реакция организма, нежели осознанное действие. Сама же я вообще больше не собиралась никогда дышать. Мне это было больше ни к чему. Моё сердце сжалось и окаменело, как будто игла одним точным ударом добралась прямо в его центр. Иначе я не могла объяснить свою молниеносную неспособность элементарно стоять на ногах, словно мне дали под дых. Я в миг перестала чувствовать не только своё тело, но всё вокруг. Крепко сжимающие мои запястья руки Эда. Звук. Свет. Воздух. Притяжение. Отчего-то мне было совсем не страшно, хотя я и не понимала, что со мной произошло и продолжало происходить. Любого нормального человека бы это испугало, но только не меня.

Меня больше не существовало. Раздробило и втоптало в пыль.

«Я – боль. Я наконец-таки одна большая дыра. Тьма и пустота. Холод. Зачем?»

Меня знобило, хоть я не могла и не должна была этого чувствовать. Внутреннее ощущение – пронизывающий кости насквозь холод. Эдвард только и успел, что потянуть меня на себя до того, как я безвольно упала бы перед ним на колени. Одной рукой он держал меня за талию, другой – поддерживал запрокинутую голову. Я осознала своё перемещение в пространстве только тогда, когда яркий свет над головой Эда растекся в пелене моих мокрых глаз, отбирая последнюю надежду рассмотреть парня. Свет больничных ламп окружил взъерошенную голову британца белым электрическим ореолом. Слёзы сами по себе катились из глаз, прокладывая мокрые дорожки в волосы и на ладонь Эду.

- Ты... - я приложила все свои усилия, чтобы произнести такую простую фразу. – Ты обманул меня, - прошелестела я. – Ты меня обманул, - я ещё раз отрывисто прошептала фразу, беря паузу после каждого слова. – Ты обещал... Ты ведь обещал... Тебя не было здесь! – я нашла в себе силы звучать немного громче. – А теперь его больше нет... Ты мне обещал... - едва слышно закончила я.

Мне показалось, что я непременно сойду с ума, если этого ещё не произошло. Я начала задыхаться, потому что никак не могла вздохнуть, давясь слезами. Совсем перестала слышать мир вокруг, потому что у себя в голове я кричала изо всех сил, совсем потеряв человеческое лицо. Пелена перед глазами стала непроницаемой, словно толстый мутный лёд, который пришёл на смену тонкому, через который я падала в бездну. Теперь, чтобы пробиться к ненавистному свету, мне нужно было рушить его, не останавливаясь ни на секунду, сбивая руки в кровь, ломая их как сухие ветви. Лёд не хотел поддаваться, неохотно пускал трещину за трещиной. Когда он сдался под моим натиском, глыбами разошёлся в стороны, вместе со светом пришла боль. Она обрушилась на меня всей своей силой. Оттаскивая всё дальше от чёрной пустоты, она хоронила заживо под руинами, которые когда-то были моей жизнью.