Счастье в периоде
- Мне нужно дышать, - еле слышно прошептала я в его губы.
Тёплое дыхание Эда на моей щеке было таким робким и нерешительным, что я невольно улыбнулась.
- Что? – непонимающе спросил он.
- Ничего, - я покачала головой. – Ничего.
Всматриваясь в его тёмные, как ночная Темза глаза, я продолжала улыбаться. Эд засмущался и опустил голову, легко касаясь своим лбом моего. Я закусила нижнюю губу, стараясь ухватить ускользающий поцелуй за его едва уловимый шлейф. Как будто так я могла задержать момент, остановить время. Эдвард закрыл глаза. Неосознанно мы оба снова потянулись к друг другу, слепо, наощупь, едва скользя губами, прося разрешения всё повторить ещё раз, и ещё раз, и ещё раз...
Он целовал мою улыбку, которую я не могла и не хотела сдерживать. Эд открыл глаза и слегка отстранился, ровно на столько, чтобы он смог посмотреть мне в глаза. Я на секунду потерялась во внимательном взгляде.
- Что? – теперь уже я не знала, почему британец так пристально осматривал моё лицо, словно искал в нём что-то.
Моё сбившееся дыхание прорывалось сквозь чуть приоткрытый рот. Я перестала улыбаться и просто ждала, чем кончится это доскональное изучение меня в полутьме Лондона. Эдвард едва заметно наклонил голову и медленно провёл большим пальцем по границе моей нижней губы.
- Мне кажется, ты идеальна.
Настало моё время смущаться. Я уткнулась в его белую рубашку, ворот которой был расстёгнут чуть больше, чем обычно. Совсем близко, в каких-то миллиметрах от моей щеки была его горячая кожа. Никто во всём мире не знал и не представлял, как мне хотелось коснуться её, разорвать остатки пуговиц, избавиться от тонкой преграды между нами. Две тонкие серебряные цепочки проглядывали сквозь ткань. Скрипичный ключик на одной из них закручивался так же причудливо, как и мои беспокойные мысли. «Ты так ошибаешься, - я встала на носочки, чтобы быть немного выше, чтобы дотянуться до своего «Солнца». - Так ошибаешься...»
- Ага! Я так и знал, что найду тебя здесь! Мне нужно с тобой пого... Оу... Эм-м-м... - шотландский акцент ворвался в нашу тишину звуком разорвавшейся бомбы.
«В самый ответственный момент», - недовольно подумала я и снова опустилась на свою «высоту».
- Колин, - процедил Эд сквозь зубы. – Как всегда вовремя, - он закинул голову назад и через секунду повернулся к другу, выпуская меня из своих объятий.
Я стала поспешно подымать одеяло с пола и укутываться в него, чувствуя себя очень неловко, словно меня застали за чем-то непристойным и мне нужно было это «непристойно» прикрыть. Колин виновато посмотрел на нас, потом быстро отвёл взгляд в сторону.
- Ну, и о чём же тебе нужно было поговорить... – слегка вытягивая свои длинные ноги вперёд, Эдвард деловито развалился на одном локте на парапете. – Вот прямо сейчас?
- Да, - я сделала тоже движение, что и парень рядом со мной, и нахмурилась.
Конечно, я была больше похожа на гусеницу-неваляшку, но, в сложившихся обстоятельствах, было не до выбора крутой позы.
- Да не-е-ет, ничего, забудьте, - отмахивался Колин, глупо улыбаясь.
«Серьёзно? Ты только что отобрал у меня мужчину мечты, забрал конфету у ребёнка, и всё ради чего? Ради ничего?! Ну уж нет», - я сузила глаза в попытке удушить блондина силой мысли.
- Колин? – требовательно произнесла я.
Парень колебался секунду.
- Ну... Может, вы всё-таки поедете в клуб? – быстро выпалил он.
По выражению лица Колина было понятно, что этот вопрос пришёл в его светлую во всех смыслах голову мгновение назад.
- Ты вернулся из этого самого клуба только для того, чтобы узнать, поедем ли мы туда? – я вопросительно вскинула брови. – Ты же в курсе, что изобрели телефон, верно? – я недовольно скрестила руки на груди.
- Коне-е-ечно, я в курсе, - блондин передразнил меня и тоже сложил руки на груди, подпирая плечом дверной проём. – Я просто... Проезжал мимо. Ехал в другой клуб и вспомнил, что кое-что забыл...
«Свою совесть», - подумала я, скрупулёзно подсчитывая каждую драгоценную секунду, которую я теряла по его вине. Моё счастье буквально утекало сквозь мои пальцы, выскальзывало с последними касаниями.
- Поэтому я заскочил в отель, а тут вы...
- Совершенно случайно ты заехал прямиком в пентхаус... - чуть слышно с недовольством произнёс британец. - Колин! – Эд запустил в него подушкой, которую одолжил у ближайшего плетёного кресла. – Говори, чего притащился?
- Ладно... Я вообще пришёл к тебе, - блондин обратился ко мне. – Но теперь вижу, что ты занята... Всё-всё, не нужно больше подушек, ты испортишь мне причёску, - Колин поднял руки, защищаясь от нового заготовленного Эдом «снаряда». – Я уже ухожу... Всё, видите, - шотландец сделал маленький шажочек назад. – Ухожу, совсем. И... - хитро улыбнувшись, продолжил он. – Я никому ничего не расскажу.
Подушка незамедлительно полетела туда, где ещё секунд назад стоял блондин. По приглушённому шлепку мы поняли, что «цель повержена»: Колин тихо выругался где-то в темноте номера.
- Он просто невозможен... Так на чём мы остановились? – Эд повернул ко мне голову: его лицо было прямо напротив моего.
Я тяжело вздохнула. Момент был безвозвратно утрачен.
Мне вдруг стало так неловко, словно меня пристыдили, захотелось спрятаться в «ракушку». Своим появлением Колин выбил из меня всю «роковую женщину», которая собиралась рвать рубашки на груди своего возлюбленного. Прямо как на одной из тех безвкусных обложек женских бульварных романов, которые смотрят со всех витрин ларьков с прессой и изобилуют смешными описаниями разных частей тела и постельных сцен.
- Я... Эм-м-м... Мы... - я не знала, как правильно выходить из таких ситуаций: в университетах такому не учили.
- Точно! Только собирался предложить тоже самое! – рассмеялся Эд. – Потрясающая мысль - идём смотреть кино, - он сгрёб меня и поволок в сторону выхода с террасы. – Здесь становится прохладно.
- Ага, - жалко промямлила я и, путаясь в одеяле и ногах, послушно направилась внутрь номера.
- Осторожнее, тут порожек, - придерживая дверь, сказал британец.
- Я вижу, - пробурчала я.
- Я заметил, - сдерживая смешок, продолжил он. – Просто говорю. Зная твою способность падать на ровном месте...
- Прямо как ты вчера: «ласточкой» да с барной стойки, - я подняла одну бровь, стараясь быть крутой, уделывая паренька. – Рёбра хоть целы? – я прекрасно знала, что целы, ведь я только что их обнимала.
- Да, пара синяков... Постой-ка!.. Ты всё помнишь! Ты помнишь, что было этой ночью!
Тут-то я и поняла, что меня «развели» на раз-два. Я пожала плечами.
- Возможно.
- Я так и знал!
- Да-да-да, ты такой молодец, такой проницательный, я не могу, где пульт? – мне нужно было срочно увести разговор в другое русло, иначе я рисковала провалиться сквозь землю от стыда или сгореть на месте.
- Держи, - Эд самодовольно ухмыльнулся, как будто мысленно поставил «галочку» в каком-то пункте.
Это мне не понравилось, но допытывать я его не собиралась. Мы упали на большой мягкий диван, и, кажется, оба приготовились провести остаток вечера за пустым переключением бесконечного числа каналов. «М-м-м, моё любимое занятие», - подумала я, уже разрываясь между двумя-тремя вариантами.
- Дай сюда, ты совсем не умеешь выбирать, - парень сосредоточенно, нахмурившись, словно от тяжёлой и напряжённой работы, давил на кнопки.
- Нет, - возмутилась я. – Мы не будем смотреть реслинг, даже не думай. Вот, стой! – я завопила как сумасшедшая. – Оставь здесь!
- Ну, уж нет, - отрицательно покачал головой Эд. – Это что? «Гордость и предубеждение»? Это мы точно смотреть не будем.
- Это мой любимый фильм, бесчувственный ты тюфяк, - я толкнула его кулаком в плечо, от чего британец в шутку упал на другую сторону дивана. – Посмотри, как люди относились к друг другу, уважали, а не запихивали в шкаф при первой возможности, - я многозначительно посмотрела на него.
- А хотя знаешь что?.. – от этих слов во мне затеплилась надежда. – Нет, - после недолгой паузы продолжил парень. – Мы всё равно не будем это смотреть, - он добродушно рассмеялся. – Только, если «Мстителей» будут прерывать на рекламу.
Всё ещё разрываясь между двумя фильмами, которые одинаково нравились мне, я решила пойти на мировую второй раз за вечер и согласилась провести ближайшие пару часов в компании Невероятного Халка. По правде говоря, мне было абсолютно всё равно, что смотреть, главное – рядом с Эдвардом. Мне нужно было ценить каждую секунду по многим причинам. Не только потому, что он завтра должен был уехать, пусть и не на долго, но почти на другой конец света, но ещё и потому, что утром его «настроения» могли смениться, как погода в горах, и вот тогда уже действительно – «мы больше не друзья».
«С этими мальчишками никогда ни в чём нельзя быть уверенным».
Меня хватило буквально на несколько минут, после которых я периодически выныривала из сна, потому что моё собственное тело выдавало меня и начинало непроизвольно сокращаться, словно я куда-то бежала или с кем-то дралась. Но экран снова расплывался перед глазами, голова тяжелела, рядом с Эдом было тепло и спокойно, я не могла больше сопротивляться. Даже понимая, что выгляжу очень смешно, я засыпала.
Проснувшись в очередной раз, я поняла, что почти проспала кульминационный момент мистера Дарси и Элизабет в поле и уже собиралась возмутиться, почему Эд не разбудил меня раньше, но вдруг осознала, что он, едва шевеля губами, слово в слово повторяет реплику молодого джентльмена двухсотлетней давности. Почему-то в тот момент я не задумалась над тем, почему британец смотрел то, что клялся никогда больше не смотреть, хотя я уже согласилась на супергеройское кино. Я пыталась скосить свой взгляд без того, чтобы повернуть голову, настолько, насколько анатомически это вообще было возможно. Всё, что мне удавалось рассмотреть – это размытый профиль в слабом свете экранного рассвета в молочном тумане киношного рассвета.
«Вы пленили мою бедную душу, и я люблю Вас, люблю, люблю. И с той минуты не хочу с Вами расставаться».
Неожиданно мне в голову пришла совершенно смешная и нелепая мысль, которая и заставила меня слегка шелохнуться. «Нужно будет прогуглить, конечно...»
- Я знаю, что ты не спишь, ты совсем не умеешь шпионить. Ну, - грозно продолжил парень. – Прекращай пялиться.
- Твоё второе имя Уильям, верно? – я оттолкнулась локтями от дивана и села.
«Вот, кажется, и у «гугла» спрашивать не нужно», - у меня складывалось впечатление, что мой рот работал автономно от мозга.
- Да, - озадачено ответил Эдвард, словно это было какой-то великой тайной, которую я выведала неизвестными путями. – Почему ты спрашиваешь?
- Просто так, - застенчиво улыбнулась я.
Мысленно я провела ещё одну параллель между мистером Дарси и Эдом. Это казалось таким глупым, но я, будто школьница, выискивала схожие черты между реальными людьми и книжными персонажами. «Эдвард точно также, как и Дарси порой скрывает свою добродетель за фасадом холодности и безразличия. Помогает в трудную минуту, но никогда это не признаёт, отмахивается от собственных благих дел, как от назойливых мух. Не кичится своим богатством. Даже часть его имени похожа на часть имени Дарси... Да боже мой, он цитирует фильм по памяти!..»
- Просто так ничего не бывает, а ну-ка, - Эд потянул меня за оба края одеяла на себя. – Признавайся, что ты задумала? Зачем тебе моё второе имя?
Я со всего размаха упала на британца. Мы снова были слишком близко, и в этот раз всё грозило закончиться не столь невинно. Эдвард испытующе смотрел на меня, словно ожидая разрешения сделать следующий шаг. От напряжения между нами можно было запитать пару населённых пунктов.
- Я... Я же сказала, что спросила просто так, - я первой отпрянула от него. - А ты, я посмотрю, не прочь всё же посмотреть кино для девчонок, - я нависла над ним на вытянутых руках, стараясь всё превратить в шутку. – Какого года экранизацию смотрели?
- Две тысячи... О-о-о, нет, нет-нет-нет... - британец понял, что попался в мою ловушку. – Я только что выдал себя, и теперь ты знаешь, что я эксперт в вещах вроде «Тысячи и одной экранизации Джейн Остин», - парень накрыл лицо ладонями, скрывая смущение. – Но у меня есть оправдание, - он, к своему неожиданному счастью, нашёл выход из неловкой ситуации. - Я, знаешь ли, рос с двумя очень сентиментальными девчонками, - Эд попытался достать свои длиннющие ноги из-под меня и сесть. - Грейс часто перечитывала книгу, а Кэти постоянно смотрела этот дурацкий фильм. Тут хочешь-не хочешь, а что-нибудь да запомнишь...
«Ну, да, конечно, как же», - даже в абсолютной темноте я бы смогла увидеть, как заливаются румянцем его щёки.
- Я сделаю вид, что верю тебе, но на самом деле... - я звонко рассмеялась. – Ты просто чувствительная барышня, уже признай это...
- Так, всё, - Эд вскинул обе руки вверх, поднимаясь с дивана. – Сеанс на сегодня окончен, расходимся.
- Не-е-ет, - заныла я самым противным образом. – Нет, ещё чуть-чуть, пожа-а-а-алуйста?
- Ты смотрела на время? – строго скрещивая руки на груди, спросил парень.
- Нет, - ответила я. – Но давай ещё что-нибудь посмотрим? Я честно-честно обещаю больше не смеяться над твоими чувствами... и чувствительностью, - я снова не сдержалась.
- Ты не выносима!.. – качая головой, Эдвард всё же вернулся на прежнее место.
«И не нужно меня никуда выносить», - ехидно подумала я.
Стоит ли говорить, что с одинаковым интересом я бы проспала и «Магазин на диване», и ядерный взрыв в прямом эфире рядом с Эдом? Думаю, нет.
- Эй, - шёпотом позвал меня британец. – Э-э-эй...
Мне показалось, что я только на секундочку закрыла глаза, буквально моргнула.
- Пойдём, я отведу тебя в твой номер.
В потёмках я не ориентировалась совсем, могла различить лишь датчики системы «Умный дом» и красную лампочку телевизора. Эд мягко обнял меня за плечи и повёл за собой.
- Осторожно, подбери одеяло. Не запутайся в ногах.
Я шла не то что наощупь, я вообще закрыла глаза, потому что проку в них было мало, но даже так свет в коридоре отеля заставлял меня зажмуриться ещё сильнее. Я полностью полагалась на Эдварда. Я поняла, что я снова в своём номере, когда почувствовала уже знакомый аромат лаванды, исходивший от моей постели.
- Вот так, укладывайся, - он заботливо усадил меня на кровать.
В лучших традициях мешков с картошкой, свесив ноги вниз, я упала на бок, не потрудившись даже попытаться раздеться.
- Нет-нет, так спать нельзя, вставай, - вкрадчиво произнёс парень.
- Ты только что сказал мне укладываться, - не открывая глаз, пробурчала я.
- Да, но... Раз ты будешь спать так, то я ухожу.
- Нет, - захныкала я. – Ещё чуть-чуть, пожалуйста, побудь со мной?
- Мне завтра рано утром нужно быть в аэропорту...
- Сегодня.
- Что «сегодня»?
- Уже сегодня тебе нужно быть в аэропорту, - тихо произнесла я со вздохом и открыла глаза. – «Лети, птичка» и спокойной ночи.
Натянув одеяло по самый нос, я снова закрыла глаза и ждала звука закрывающейся двери.
- Ладно, - я почувствовала, что совсем рядом Эд присел на корточки. – Только не долго. Просто подожду, пока ты уснёшь.
- Я просто устала быть одна, - неожиданно для себя самой сказала я. – Каждый день одно и тоже. Ты начинаешь бежать как сумасшедшая с самого утра, а вечером, точнее глубокой ночью, резко останавливаешься, словно влетаешь в стену на скорости. Ты хочешь тепла и домашнего уюта, а получаешь холодный и какой-то пластиковый номер в отеле, где тебя «смывают» каждый божий день.
Британец присел на край моей кровати.
- Что значит «смывают»?
- В пространстве, где ты действительно живёшь, должны быть следы твоего присутствия, предметы, вещи, запах... Бардак в конце концов. А здесь – ничего. Сбей меня завтра машина, никто и не догадается, что я провела здесь почти три недели. Здесь нет ни-че-го от меня, словно меня и вовсе не существовало. Такие места, как это, стараются отмыться от своих постояльцев, как коты отмываются от человеческих рук на себе. Хочется верить, что так делают только отели в целях поддержания чистоты, а не все вокруг тебя... Так интересно и так грустно одновременно. Шерлоку не было бы даже за что зацепиться, - я улыбнулась. – Не знаю, зачем я это всё тебе рассказываю... Глупости, конечно... Наверное, я так скучаю по дому... Неважно... Тебе пора, действительно, что-то я...
- Я тоже самое думаю каждый раз, когда приходится оставаться в номере здесь, поэтому при малейшей возможности, я ухожу домой, пусть и приходится терпеть Кэти и её волосы повсюду, - Эд усмехнулся. – Я... - повисла небольшая пауза. – Я бы хотел тебя попросить... Ты не обязана соглашаться и вообще можешь подумать, что я сошёл с ума...
Я была благодарна сама себе, что не стала ранее открывать глаза, потому что разговор принимал странный характер. Я выжидающе молчала.
- В общем, - парень собрался с мыслями. – Я уезжаю на два дня, Кэти тоже уехала куда-то, наша домработница взяла несколько дней отпуска, чтобы съездить к семье на Рождество, и нашу кошку совсем некому кормить.
Если бы я могла, то максимально сильно бы вытаращилась на него, потому что уже примерно представляла, чего он от меня хочет.
- Могла бы ты завтра заглянуть ко мне домой и покормить мисс Кису?
Я накрылась одеялом с головой и тихонько поскуливала от смеха.
- Что? В чём дело?
Мне стало не хватать воздуха и пришлось раскрыться.
- Уф, извини, - я давилась смехом. – Как ты сказал? Мисс Киса?
- Да, - недовольно ответил Эд. – Проблемы? – он поднял одну бровь и скрестил руки на груди.
- С мисс Кисой? Абсолютно нет. Я уверена, что это самая счастливая кошка на свете, - ещё чуть-чуть, и моё лицо треснуло бы от перенапряжения. – Определённо.
- Отлично, я прошу её помочь, а она издевается надо мной, просто прекрасно, - британец намеревался встать и уйти.
- Нет-нет, стой, подожди, ничего такого. Правда. Я обязательно покормлю твою кису, честно. Кисы не должны страдать от того, что у них безответственные люди.
Эд был не впечатлён моей речью.
- Я делаю это только потому, что больше просить некого. Отец обязательно забудет, Грейс не до того, а раздавать ключи от дома всем подряд не хочется. Плюс, ты бы могла отдохнуть немного от «пластиковой» обстановки и выпить чая на настоящей лондонской кухне: мама сама лично разрабатывала когда-то дизайн квартиры. Она старалась сделать так, чтобы вся мебель и элементы декора были родом из Лондона, поддерживала местных мелких дизайнеров и ремесленников. Мы ничего не меняли с тех пор как она уехала...
Всё моё веселье смыло холодным лондонским дождём чужих воспоминаний. Мне нестерпимо горько было смотреть на потухший взгляд Эда, но обнять его я не решилась. Как и не решилась спросить, почему он не мог попросить одну из своих многочисленных «подруг» помочь ему с этим.
- Я обязательно зайду, - я накрыла своей ладонью его руку. – И даже выпью чаю на твоей самой настоящей лондонской кухне, - я постаралась вложить в свои слова всё тепло и понимание, на которые только была способна.
- Хорошо, спасибо... А теперь засыпай.
- Эй, я не могу на это повлиять, - я пожала плечами. – Ты можешь устроиться поудобнее с другой стороны: кровать большая, а я не кусаюсь.
Эдвард помедлил, но согласно кивнул, и я почувствовала мягкий прогиб матраса за своей спиной.
Сон сняло как рукой. Сколько бы я ни старалась, сколько бы уловок не использовала. Возможно, я боялась, что Эд уйдёт раньше, чем я усну, и именно это мне и мешало. Я не могла повернуться на другую сторону, потому что всеми силами старалась избежать усугубления неловкой ситуации, которую сама себе и создала. Это было так типично для меня: сначала позвать парня в свою кровать, а только потом подумать, насколько двусмысленно это выглядит. Это было весьма самонадеянно, но я почему-то была уверена, что британец ничего такого обо мне не думает. Из-за роившихся мыслей я всё ещё лежала без намёка на сон. Я даже пыталась считать. Я считала просто так, считала овечек, считала удары сердца – ничего не помогало. Любопытство взяло верх, и я повернулась-таки на другую сторону изо всех сил изображая из себя спящую, осторожно приоткрыла глаза.
Закинув ногу на ногу, Эдвард полусидел на другой стороне моей кровати, подложив гору подушек под спину. С закрытыми глазами он ритмично постукивал одним длинным пальцем по другому.
«Он мог уйти миллион лет назад. Он остался, чтобы ты уснула не одна. Чтобы ты больше не была одна в этой «пластиковой» жизни. Его лицо спокойно и расслабленно, на нём нет тревог, забот, излишнего счастья или радости. Он спокоен и умиротворён, словно одна из застывших навечно мраморных скульптур Микеланджело. Если бы он не шевелился, можно было бы действительно подумать, что он – настоящее произведение искусства, место которому в музее. Но он здесь для тебя...»
Самый снотворный эффект на меня оказало размеренное дыхание британца, который, казалось, ни разу не пошевелился, не издал ни единого звука. Единственное, что потревожило мой долгожданный сон – это звук связки ключей, которые мягко опустились на прикроватную тумбу. Эд убрал прядь с моего лица.
- Всё хорошо, спи, я просто оставлю это здесь. До завтра, - он легко поцеловал меня в лоб.
Я не знаю, приснился ли мне этот вечер, было ли это плодом моей нездоровой фантазии, но отчаянно хотелось верить, что счастье всё ещё может быть.
***
- Дима, я готова больше вообще никогда не спать, понимаешь?
Проснувшись, первым делом я позвонила другу. Нет, не так. Самым первым делом я проверила, не приснилось ли мне всё, что произошло вчера. Маленький брелок в виде земного шара на связке незнакомых ключей на моей прикроватной тумбе говорил об абсолютной реальности происходящего.
- Вот знаешь, бывают такие ситуации, особенно, когда бываешь влюблён, начинаешь творить полную ерунду, а потом сам себя убеждать, что это вообще не так всё было...
- Подожди-подожди, - прервал меня сосед. – Ты что? Влюбилась?
- Я-я-я этого не говорила, - неуверенно ответила я. – Не о себе... Не говорила же? – недостаток сна серьёзно сказывался на моей краткосрочной памяти. – Я просто приводила пример, чтобы было понятно...
- Да уж понятнее некуда, - многозначительно произнёс друг.
Между нами повисла пауза.
- Ладно, - я упала спиной вперёд на кровать. – Разве что чуть-чуть, самую малость, - я стыдливо закрыла лицо рукой, совершенно забывая, что в ней находились ключи. – Ау!
«Любовь – боль. Теперь я знаю, как это выглядит, - потирая ушибленный нос подумала я. – Надеюсь, синяка не будет, хотя после царапин, уже вообще ничего не страшно, я и так та ещё «красотка».
- Ты там упала что ли? – с тревогой спросил Дима.
- Нет, не совсем. Да не важно.
- Тогда продолжим. Ты сделала всё то, чего делать было нельзя: ты влюбилась.
- Ничего подобного...
- Ага.
- Ну, я же говорю, только немножко, это вообще несерьёзно, я могу в любую минуту...
- Ты не курить бросаешь, - строго перебил меня друг. – Я знаю тебя. «Немножко» там быть не может, и мне это совсем не нравится.
- Ты позвонил испортить мне настроение?
На самом деле испортить мне его было сложно, но мой сосед с завидным упорством шёл к своей цели.
- Нет, - тихо ответил Дима. – Я просто нервничаю, вот и говорю не подумав. Извини.
- День «икс»? – спросила я.
- День «икс».
Через несколько часов, по команде мамы Стёпы, они должны были заехать к нему домой, чтобы забрать вещи и перевезти их к Диме. Им ни в коем случае нельзя было встречаться ни с отцом Степана, ни с его младшим братом. Мой друг заметно нервничал, потому что раньше никогда не сталкивался с таким открытым проявлением гомофобии, буквально с опасностью для жизни, в собственной семье. Насилию, физическому и моральному, повергались все. Самым страшным было то, что брат Стёпы, его младший братишка, которого он любил всем сердцем несмотря ни на что, впитывал как губка скотское отношение отца к собственной матери и жене, да и к любой женщине вообще. Про отношение к старшему сыну, которого, к слову, он совсем вычеркнул из жизни и при любом удобном случае делал акцент на том, что у него только один сын, и говорить не приходилось.
- Я буду ждать звонка, - со вздохом произнесла я.
Сколько бы я ни пыталась бодриться, история с переездом «оставляла осадочек».
- Как только, так сразу, - бодро ответил мой друг. – Надо же, - после короткой паузы продолжил он. – Она влюбилась, матерь божья, кто бы мог подумать...
- Ну всё, прекрати, - я рассмеялась. – Мне действительно пора, иначе кто-то сейчас сломает мою входную дверь.
Действительно, последние несколько минут кто-то отчаянно барабанил в мой номер. Я бросила быстрый взгляд на часы – 07:12. Я подбросила ключи на ладони и сжала их в кулак. «Да начнётся игра!»
***
Весьма предусмотрительно, в целях безопасности, мы с Эвой ехали в разных машинах на съёмочную площадку. Наверное, она, выспавшись, со свежими силами, начала бы разрывать меня на кусочки морально, а, может, и физически, с самого утра. Но менеджеры заблаговременно побеспокоились об этом, и, чтобы избежать рукоприкладства, мы отправились в разных автомобилях в разные съёмочные павильоны. Нам оставалось снять третью и последнюю промо-рекламу для шоу. Я с нетерпением ждала встречи с Кэрри и Гленном. Во всяком случае, очень надеялась, что они там будут, пусть даже не будут работать над моим образом.
- Дорогая! – первое, что я услышала, войдя на съёмочную площадку. – Ты просто светишься! Признавайся, использовала ту сыворотку, что я тебе посоветовала? – Кэрри схватила меня за плечи и потащила прямиком в кресло. -– Выглядишь чудно... Гленн, бестолочь ты эдакая, я долго буду ждать свой кофе? – при общении с кем бы то ни было ещё, кроме меня, рыжеволосая женщина превращалась в диктатора местных масштабов.
«Да, сыворотка, - подумала я. – Самая древняя, что есть на этом свете, из гормонов и волшебной пыли, наверное», - как-то так в моём представлении выглядела формула любви.
- Здравствуйте, - темноволосый парень-стилист материализовался через какое-то мгновение. – Ваш кофе. Что-нибудь ещё?
«Каких многофункциональных кадров выпускает Кэрри: и причешет, и покормит».
- Займись волосами. Сделай всё так, как мы обсуждали, должно быть легко и небрежно. Гримом я займусь сама. У тебя сорок минут, пока я слежу за тем, чтобы этот олух, которого я имею счастье звать сыном, не сорвал мне съёмки, - женщина посмотрела в сторону открытой двери, которая соединяла два павильона. – А ты, крошка, расслабься и получай удовольствие. И да, съешь что-нибудь, у нас будет долгий день, - с этими словами Кэрри зашуршала юбкой-макси в сторону соседней съёмочной площадки.
- Приступим, - с готовностью произнёс Гленн.
Идея нашего последнего ролика была построена на противоречиях и противоположностях. Причём не только между нами, но и внутри группы. Мы должны были играть в шахматы друг против друга. Я против Эвы. Эд против Оли. После стольких смен кураторов, я уже сама ни в чём не была уверена, но долгие и запутанные объяснения наших взаимоотношений менеджером и повторное чтение последнего подписанного договора, поставили всё на свои места: мой куратор – Оли, куратор норвежки – Эд. Колин и Мишель что-то вроде секундантов на шахматных часах. «Разбежались по парам, как мило», - кисло подумала я.
Наши с блондинкой сцены снимались по отдельности, сцены парней – централизованно в Америке. Было не так уж сложно переставлять фигурки и строить высокомерные рожицы в большую камеру, представляя, что напротив сидит Эва. Гораздо сложнее оказалось стоять на вращающемся подиуме в тяжеленном платье, изображая из себя одну из шахматных королев. Душу грела лишь мысль о том, что где-то там в соседней комнате на таком же тошнотворном постаменте вращается норвежка с белыми огромными крыльями, которые туда еле внесли двое мужчин. Подержать какое-то время спину ровно, чтобы, хоть и бутафорский, но довольно объёмный и тяжёлый головной убор, а-ля императорская корона, не съехал набок, было не таким-то и сложным делом. Естественно, скипетр и держава прилагались, куда без них. Через десять минут под палящими софитами в километрах чёрного атласа и бархата я начала плавиться и почувствовала, как из-под короны выскользнула капелька пота. Я всё больше и больше ощущала себя Маргаритой на балу у сатаны. Меня, разве что только кровью не омывали, а так – я уже ощущала, как трясутся от напряжения колени.
Режиссёр сжалился надо мной и позволил ненадолго присесть в мой роскошный бутафорский трон, чтобы поправить макияж и передохнуть. Я закинула ноги на подлокотник и развалилась, совсем неграциозно, как не подобает царской особе. Я откинула голову назад и с наслаждением предвкушала, как, во-первых, сниму с себя это невозможное платье, во-вторых, смою эти сантиметры грима, который в этот раз оказался слишком тяжёлым для моего восприятия.
- Готовность – минута, все на места! – крикнул режиссёр. – Нет-нет, актриса остаётся на месте, как сидит, мне нравится, что-то в этом есть.
«Мне тоже нравится, особенно та часть, где мне не нужно вставать и крутиться как курице-грилль на постаменте», - подумала я.
После того, как была отснята последняя сцена, и я собиралась, подобрав все свои бесчисленные юбки, лететь окрылённая дальше по жизни, режиссёр омрачил моё существование желанием ещё одного дубля. Я замерла на полпути, обдумывая, удастся ли мне бежать в костюме быстрее, чем ассистенты на площадке. Прикинув все «за» и «против», я недовольно вернулась на место.
- Вот так отлично... Да... Зафиксируйте! – кричал самый главный человек в павильоне о моём лице, что придавало объекту его интереса ещё больше недовольства и ненависти. – А теперь...
Помните, я радовалась, что меня, к превеликому счастью, не окунали в кровь? Забудьте, вычеркните и форматируйте. Я официально превратилась в Чёрную Королеву.
- Вы в своём уме? – от неожиданности у меня не хватало цензурных слов. – Если это такая британская шутка, то я не оценила. Вам кажется это смешным? – я впала в бешенство.
Последнее, что хотел отснять этот гений кинематографа, была сцена, где на меня выливается целый чан искусственной крови вперемешку с кристаллами, имитирующими бриллианты. Выливается. Сверху. Опять.
- Но это сценарий, - развёл руками режиссёр. – Уже слишком поздно что-то менять, он утверждён!
- Я повторю свой вопрос: вы тут все в своём уме?! – я наклонилась к самому лицу мужчины, чтобы быть уверенной, что меня точно услышат
- Мне, конечно, говорили, что Вы, мисс, капризная особо, но чтобы до такой степени... - мужчина повернулся ко мне спиной.
«О, нет. Нет-нет-нет, никто не смеет здесь закатывать глаза и просто так уходить, кроме меня!» - я стиснула зубы от злости, раздумывая следующий шаг.
- Хорошо, - чуть помедлив, сказала я. – Эву Вы тоже обливали?
- Нет-нет, прекрасная девушка в соседнем павильоне без разговоров сделала то, что её попросили, - поджав губы ответил режиссёр.
В толпе, которая собралась поглазеть на меня уже из двух павильонов, я нашла глазами Кэрри. Рыжеволосая женщина виновато кивала головой, подтверждая его слова.
- И что же Вы попросили её сделать?
Мне тут же принесли планшет с уже отснятым материалом, где я увидела, с каким удовольствием норвежка, сняв свои тяжеленные крылья, залезает в ванную, наполненную чем-то, что очень походило на мазут. Сверху мазут был покрыт толстым слоем белых перьев, которые от каждого движения девушки тонули и перемешивались словно кокосовая стружка в жидком шоколаде. Было ясно, что субстанция искусственная, но в своей голове я утопила Эву в настоящей два раза.
Я вернула планшет ассистенту, обдумывая глубокий символизм обеих наших сцен: бриллианты в крови, лёгкие перья в нефти. Нас бы в галерею, за бархатное ограждение, не меньше.
- Ладно, - наконец согласилась я. – Только давайте не будет растягивать «удовольствие».
***
Должна признать, мне даже понравилось снимать «самую последнюю сцену», что было эдакое в стекающей с короны крови в замедленной съёмке, какая-то первобытная кровожадность и готовность идти по головам, свойственная монаршим особам. Я очень надеялась, что при монтаже, никто не додумается проводить параллель с русским царским домом.
Мысленно всё это время я была уже далеко. Ладно, не так уж и далеко, в пределах Лондона, но всё же в совершенно другом месте. Наверное, поэтому, послав на прощание Кэрри и Гленну тысячу воздушных поцелуев, не досушив волосы, сжимая в руках заветную связку ключей с брелоком в форме земного шара, я неслась по закоулкам съёмочных павильонов. Брэндон, придерживая застёгнутый пиджак, едва поспевал за мной, попутно что-то сообщая Джо по рации. У самого выхода я резко затормозила.
- Ты со мной не едешь, - категорично заявила я.
- Но мисс...
- Не-а, - я погрозила ему пальцем. – Никаких «мисс», это даже не обсуждается, - я с силой дёрнула дверь на себя.
Выскочив в схватившийся лёгким морозцем вечер, я выпустила облачко пара изо рта и осмотрелась в поисках Гарри.
- У тебя очень ответственная задача: ты должен доставить это в мой номер и ожидать меня там, я быстро вернусь. Со мной точно ничего не произойдёт, - уверила я его, усаживаясь в машину и передавая пакет с кое-какими вещами со съёмок. – Даже не пытайся мне ничего говорить, - я захлопнула дверцу прямо перед раскрытым ртом обескураженного охранника. – Гарри, мы едем домой к Эду, - в зеркало заднего вида я увидела изумлённо приподнятую бровь водителя. – Высадишь меня за пару кварталов, расскажешь, как дойти и всё, ты на сегодня свободен. И, конечно, ни слова никому, где я.
- Хорошо, мисс, будет сделано, - выруливая с парковочного места, ответил Гарри.
Я с блаженством откинулась на сидении. День был сложный и долгий, но своеобразный поход в гости скрашивал тянущееся время. Я так закрутилась в своих проблемах, что даже не заметила, что город за окном блистал всеми своими предрождественскими убранствами: огромные витрины выставляли на обозрение свои лучшие товары, реклама светилась счастливыми лицами обладателей новеньких часов или ювелирных украшений. Киловатты света были потрачены на то, чтобы люди отвлеклись от столов с документами и экранов компьютеров, и вспомнили, что «то самое» волшебное время года уже совсем близко, на расстоянии каких-то пары дней. Хоть я никогда и не праздновала Рождество, но сама атмосфера вокруг располагала к тому, чтобы потратить пару-тройку отсутствующих тысяч фунтов стерлингов на целую гору несуществующих подарков для воображаемых пятидесяти «самых близких друзей». Вокруг как будто бы запахло свежей ёлкой. На очередном светофоре я с теплотой наблюдала, как дети фотографируются с Сантой у торгового центра. Я с теплотой в сердце улыбнулась им, хотя они и не видели меня. Снега на улицах так и не прибавилось.
Я достала телефон – к моему удивлению никто за целый день не позвонил. Особенно меня удивило отсутствие новостей от Димы. Среди множества оповещений из социальны сетей, я нашла одно с именем Эда. Он опубликовал новое фото со съёмок промо-ролика. «Чёрный ему очень идёт», - подумала я, рассматривая его настолько пристально, насколько позволяло разрешение фотографии. В своих длинных пальцах он держал белую королеву, непринуждённо, словно сигарету. Всё в его позе было так естественно, что можно было подумать, что он только и делает, что снимается для модных журналов. Но тут моё внимание перетянула на себя подпись ниже:
«You have bewitched me, and soul», - едва шевеля губами прошептала я.
- Вы что-то сказали? – немедленно отозвался Гарри.
- Нет, - улыбнулась я. – Совсем нет, - я отвернулась к окну.
«Правда ли, что под Рождество случаются чудеса? Что это хоть и короткий, но волшебный период в жизнях людей по всему миру? Если счастье не может длиться вечно, что это только короткий период в жизнях людей по всему миру? Значит и это, что моё счастье наступило сейчас? Моё счастье в периоде».
***
По голодному мяуканью из-за двери я поняла, что мне стоит поторопиться. Большая холёная кошка, элегантно сочетающая в себе несколько пород, и поэтому не имеющая никакой определённой породы вообще, буквально сбила меня с ног. Я пошатнулась и рукой опрокинула рамку с фотографиями, которая упала на мягкую ковровую дорожку в узком коридоре. Квартира Эда, точнее, часть дома в два этажа, находилась в престижном районе Лондона, что не делало её шире и просторнее. Я всегда с недоумением относилась к этому стремлению сделать все как можно меньше, у́же и темнее. Ах, да, ещё краны. Отдельно горячая и холодная вода. Экспериментируйте, господа!
Я подняла рамку и поставила её на место, рядом с плетёным торшером, попутно рассматривая все остальные фотографии, которые бесчисленным количеством были рассыпаны по длинному комоду из необработанного дерева. Я медленно переводила взгляд с одного снимка на другой. Все они были сделаны профессионалом: вот Кэти идёт в первый класс, вот десятый день рождения Эда, вот Грэйс обнимает своего нового котёнка с красным бантом под рождественской ёлкой, вот вся семья в аквапарке. Только чего-то не хватает, на фотографии кого-то недостаёт: автора работ - мамы. Ведомая своими мыслями, я переключилась с изображений на рисунок обоев - зелёные тонкие ветви с листьями на светлом фоне. Всё в этом жилище было сделано из натуральных материалов или стилизованно под них. Из-за отсутствия естественного освещения квартира должна была казаться тёмной и неуютной, как сырая подворотня, но мама Эда решила эту проблему, заполнив практически всё пространство белым или молочно-белым цветом и огромным количеством комнатных цветов в одинаковы глиняных горшках. Даже пианино в гостиной, которое я могла видеть уже из прихожей, было цвета кофе с молоком, такого нетипичного для музыкальных инструментов.
Я включила свет на комоде и отправилась на кухню кормить мисс Кису, которая к тому времени уже протёрла дырку в моих джинсах своими меховыми боками. Небольшое, как и всё в доме, помещение было отделано светло-жёлтой декоративной штукатуркой и плиткой на фартуке в тон ей. Ничего лишнего, никакого китча – простая деревянная мебель, которая блистала чистотой, обычный набор бытовой техники, медного цвета светильники. Покормив кошку, я решила всё-таки заварить себе чай. Первое, на что я наткнулась, открыв настенный шкафчик, была старая чашка со сколом и надписью: «Лучшая в мире мама». Дешёвый сувенир, который был бесценной реликвией в этом доме.
Пока закипал чайник, я прошла в гостиную, включила весь свет, чтобы получше всё рассмотреть. После играющего разноцветными огнями города, было странным не видеть нигде и намёка на Рождество. Все стены были увешаны фотографиями разных уголков мира, какими-то набросками и эскизами в тонких рамках, было почти невозможно сказать, какого цвета были обои и были ли они там вообще. На полу лежал старый паркет, почти палубная доска, под толстым слоем лака, который в некоторых местах поскрипывал. Но шкафов не было, и книги лежали повсюду: огромными стопками на фортепиано, на журнальном столике и просто на полу. Могло создаться впечатление, что здесь никто не жил, а книги, должно быть, хранились под толстым слоем пыли, но на деле всё было идеально чистым и, в своём роде, аккуратно организованным. Мебель была как будто из разных эпох. Отличаясь по цвету и материалу обивки, она удивительно хорошо гармонировала между собой, хотя, увидев бы все предметы порознь, никогда бы не подумал, что из этого получилось бы что-то стоящее.
Решив совсем уж не вторгаться в чужую личную жизни и пространство, я не стала подниматься на второй этаж, где располагались спальни. Мне вполне хватило прихожей с фотографиями и гостиной, в которой можно было рассматривать каждую деталь, как в музее. Я пила чай в компании кошки на настоящей лондонской кухне, которая, принимая во внимание расположение дома, была на удивление тихой. После этого я вернулась в комнату, приглушила немного свет ламп в белых бумажных абажурах и взяла первую попавшуюся книгу - сборник « Гранатовый домик», - приготовившись приятно скоротать время за её прочтением. Мне стоило заранее извиниться пред Оскаром Уайльдом, но я бессовестно уснула после нескольких страниц его сказки «Мальчик-звезда» под тёплым горчичного цвета пледом из альпаки. И мне почему-то снилось, что я не узнаю никого: ни Эда, ни Оли, никого вообще, хотя они беспрестанно твердят мне, что я должна их знать. Да я и сама-то понимала, что должна, но они, как слово, крутящееся на языке, но всё ещё не приходящее в голову, вроде были знакомы мне, а вроде нет.
***
Не знаю, сколько я проспала, но вставать мне пришлось с больной головой под чьё-то верещание. Я не сразу поняла, откуда исходили настолько неприятные звуки. Щурясь от яркого света, я на ощупь стала принимать вертикальное положение.
- ... Да! Можешь себе представить?! Разлеглась на моём диване!.. Что? Что ты сказал? Какого чёрта она здесь вообще делает?.. Почему я не уехала – это не твоё собачье дело! Я у себя дома! – орала Кэти в трубку.
«Вот это сюрприз», - я застыла на месте.
- Значит так, Эд, приезжаешь и выматываешься отсюда ко всем чертям! Мне надоело, что ты таскаешься туда-сюда и тащишь сюда своих подружек... Это мамина квартира, и я не позволю... Я тебе сказала, что это – не твоё дело! – девушка почти сорвала голос, отчаянно доказывая брату, что он, мягко говоря, дурак.
Где-то в кармане куртки отчаянно разрывался телефон. Пока Кэти была занята своими воплями, я выскочила в коридор и достала телефон. Звонила Роуз.
Меньше, чем через минуту, я вырвала телефон из рук Кэтрин.
- Эдвард, я никогда тебя ни о чём не просила, но я одна с этим не справлюсь, я не смогу. Я прошу тебя, я тебя умоляю, пожалуйста, возвращайся скорее.
***
Ночью следующего дня
После укола не прошло и секунды, а мне уже казалось, что время растягивается, как прилипшая к подошве свежая жвачка. Я будто бы тонула, в голове образовывался вакуум, в ушах звенело. Вокруг собирались люди. Всё больше и больше. Они что-то говорили на своём, непонятном языке. Быстро ли, громко ли? Я не знала. Я сипло попыталась втянуть свинцово-тяжёлый воздух, но это выходило скорее по инерции, как ответная реакция организма, нежели осознанное действие. Сама же я вообще больше не собиралась никогда дышать. Мне это было больше ни к чему. Моё сердце сжалось и окаменело, как будто игла одним точным ударом добралась прямо в его центр. Иначе я не могла объяснить свою молниеносную неспособность элементарно стоять на ногах, словно мне дали под дых. Я в миг перестала чувствовать не только своё тело, но всё вокруг. Крепко сжимающие мои запястья руки Эда. Звук. Свет. Воздух. Притяжение. Отчего-то мне было совсем не страшно, хотя я и не понимала, что со мной произошло и продолжало происходить. Любого нормального человека бы это испугало, но только не меня.
Меня больше не существовало. Раздробило и растоптало в пыль.
«Я – боль. Я наконец-таки одна большая дыра. Тьма и пустота. Холод».
Мне становилось ужасно холодно, хоть я не могла и не должна была этого чувствовать. Внутреннее ощущение – пронизывающий кости насквозь холод. Эдвард только и успел, что потянуть меня на себя до того, как я безвольно упала бы перед ним на колени. Одной рукой он держал меня за талию, другой – поддерживал запрокинувшуюся голову. Я осознала своё перемещение в пространстве только тогда, когда яркий свет над головой Эда растекся в пелене моих мокрых глаз, отбирая последнюю надежду рассмотреть его. Свет больничных ламп окружил взъерошенную голову британца белым электрическим ореолом. Слёзы сами по себе катились из глаз, прокладывая мокрые дорожки в волосы и на ладонь Эду.
- Ты... - я приложила все свои усилия, чтобы произнести такую простую фразу. – Ты обманул меня, - прошелестела я. – Ты меня обманул, - я ещё раз отрывисто прошептала фразу, беря паузу после каждого слова. – Ты обещал... Ты ведь обещал... Тебя не было здесь! – я нашла в себе силы звучать немного громче. – А теперь его больше нет... Ты мне обещал... - едва слышно закончила я.
Мне показалось, что я непременно сойду с ума, если этого ещё не произошло. Я начала задыхаться, потому что никак не могла вздохнуть, давясь слезами. Совсем перестала слышать мир вокруг, потому что у себя в голове я кричала изо всех сил, совсем потеряв человеческое лицо. Пелена перед глазами стала совсем непроницаемой, словно толстый мутный лёд. Боль обрушилась на меня и похоронила заживо под руинами, которые когда-то были моей жизнью.