Сувениры

Вокруг меня была кромешная тьма. Я шла на слабое свечение лампочек аварийных выходов. Только что закончилась очередная «нарезка» наших будней, которая для телезрителей шла отдельно от зрителей в зале. Люди начинали скучать, поэтому то тут, то там загорались экраны телефонов. Именно они и тонкие полоски неоновых порожков ступенек были источниками света на всей площадке.

Зная себя, я осторожно пробиралась дальше по сцене, словно стараясь пересечь её незамеченной. Отвлёкшись на очередную вспышку в зале, я чуть было не прошла мимо высокого барного стула, который, по всей видимости, предназначался специально для меня. Я была бы не я, если бы с ужасным скрежетом не задела его. «Хорошо. Спокойно. Теперь я знаю. Что здесь есть стул...»

- Садись уже скорее!

Этого я никак не ожидала. В моём левом ухе прогрохотал голос Эда. Я чуть там же на месте не потеряла сознание.

- Нет, ш-ш-ш, ничего не говори, это услышат все. Просто залезай на этот чёртов стул и пой!

Я в буквальном смысле влезла на него. Хорошо, что вокруг было темно, и никто не видел этого позорного «восхождения». Я уселась, как на жердочке, на самый край, поставила ноги на перекладину и положила микрофон на колени, чтобы вытереть о джинсы холодные влажные ладони. Сердце стучало как бешеное, кровь шумела в ушах, я почти не слышала того, что говорил Роберт Бейли.

- Ты готова? – я снова услышала голос британца. – Сейчас!

В спину мне ударил яркий свет огромного экрана во всю стену. По отражению в стеклянных заграждениях между ярусами рядов, я поняла, что за мной целый парк аттракционов с огромным колесом обозрения, которое постоянно переливалось разноцветными лампочками.

На меня было направлено как минимум шесть «глаз» камер и как максимум шесть европейских стран, большая часть из которых отчаянно желала, чтобы я с терском провалилась. Первые секунды вступления, похожие больше на тихий перелив музыкальной шкатулки где-то вдалеке, переросли в гитарный аккорд. Я вдруг ясно поняла, что момент наступил, отступать некуда - позади Москва.  Я не могла ничего изменить. Я могла лишь постараться сделать всё от меня зависящее, чтобы старания Кэрри, Гленна и Эдварда не пропали просто так. «Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, миленькая, спой, давай же, - я на секунду зажмурилась. – Просто слушай Эда», - уговаривала я себя.

Я достала «монитор» из правого уха, чтобы слышать что-то ещё, кроме бушующей в венах крови. В левом осталась дорожка с голосом британца.

«Города сменяют друг друга,

Ярким солнцем пусть станет вьюга.

Я так рада, тебя не пугает,

как бегут года.

Как сквозь пальцы вода.

Я придумала план на сегодня,

Мы с тобой снова станем свободны.

Всё вокруг заиграет цветами,

В нашем небе, смотри, ни единой звезды,

Ведь ничто не сияет ярче, чем ты...»

Близился второй куплет, и я с отчаянием, коего не знала история, собиралась признаться публике, что забыла слова песни. Песни, которую я, по всеобщему мнению, репетировала целую неделю. Я уже нарисовала в своей голове «радужные» заголовки газет, журналов, самолётов-пароходов и прочих интернет-изданий. Я собиралась кинуться в клетку с прайдом голодных львов и львиц. В проигрыше я соскочила со стула и сделала пару шагов на авансцену, чтобы особо недовольным было ближе кинуть в меня чем-нибудь, и приготовилась принимать эту публичную «смерть». Я открыла рот аккурат во вступлении второго куплета, но почему-то, вместо искреннего признания, я услышала голос Мишеля. По всеобщему оживлению я поняла, что за мной творится что-то поинтереснее мультимедийной ярмарки. Зал неистовствовал и буйствовал, ещё немного – и в меня бы полетели лифчики. Мне до ужаса хотелось обернуться, но пока я могла видеть всех четверых только в отражении тех самых стеклянных ограждений. Жаль, человек не может отрастить себе глаза ещё и на затылке, они бы мне очень пригодились.

- Твой микрофон отключён, - быстро шепнул мне Оли, пока Колин допевал своё соло. – Просто открывай рот. 

«Они пришли, чтобы спасти меня, - мне, в который раз за вечер, хотелось расплакаться. – Мои спасители, мои герои, как они догадались», - смешение чувств не поддавалось описанию. Колин подмигнул мне. Свет в зале снова погас, погас и экран за нами. Только пять прямых белых лучей света брали нас в кольцо, пока Эд пел свою «самую важную часть песни перед последним припевом». Свет снова полностью исчез и через мгновение зрительный зал заполнился сотней разноцветных люминесцентных стиков. Разноцветное море покачивалось в такт музыке. Завораживающе. Я почувствовала, как Оли крепко сжал мою левую руку.

- Не бойся.

- ... ярче, чем ты... - Эд закончил последнюю строчку и софиты снова ударили в глаза.

Зал аплодировал стоя, я не могла поверить в то, что только что со мной произошло. Я пела. Я на самом деле только что пела вживую на сцене, перед настоящими людьми. С самой настоящей группой. Невероятно. Я смотрела, но не видела. Слушала, но не слышала. Единственное, что удерживало меня – рука Оливера на моём плече. Он мягко руководил мною, пока я, находясь в полном неадеквате, крутила головой в разные стороны. Я не могла сконцентрироваться ни на чём. Лёгкость от прошедшего напряжения почему-то упала на меня, как стотонная глыба льда. Но, вместе с тем, мне казалось, отпусти меня Оли – и я развалюсь на атомы, растворюсь в атмосфере.

Спасительная темнота кулис объяла моё уставшее тело. Оливер оставил меня на Колина, а сам отправился узнавать, сумели открыть гримёрку или нет. Я сделала буквально несколько шагов и остановилась, не в силах больше пошевелиться. Номер Эвы был следующим, поэтому я встретилась с ней там же, у самого выхода на сцену.

- Ты думаешь, тебе это поможет? Этот дешёвый трюк... - её красивое лицо исказила гримаса ненависти. – И не надейся, даже группа не сможет спасти тебя. Пока-пока, неудачница, - блондинка помахала рукой с длинными ногтями прямо перед моим носом и проследовала за девушкой в наушниках.

- Эва, ну, ты... Просто... - бросил ей Колин вслед, его небесно-голубые глаза с осуждением и разочарованием смотрели на норвежку. – Пойдём, - он обратился ко мне. – Переоденешься, выпьешь чего-нибудь горячего, тебя всю трясёт.

- Нет, спасибо, - я в упор смотрела на девушку и не двигалась под напором руки блондина, который пытался меня увести. – Я останусь здесь. Можешь мне принести кофе? Нерастворимый, одна ложка сахара.

- Точно ничего больше не нужно?

- Нет, спасибо. Я в порядке, просто посмотрю выступления.

Я повернулась лицом к выходу на сцену и больше не шевелилась. Как приклеенная, я наблюдала за выступлением Эвы, на полном автомате пила кофе, обжигая язык и нёбо, слушала разговоры за своей спиной. Оливер тихо переговаривался с Колином. Они спорили, стоит ли меня увести, даже против моей воли, или оставить здесь. Блондин из последних сил сдерживал благие порывы американца. Больше никто не смел меня не то что трогать, даже подходить не решался. Только Бейли, проходя в очередной раз из одной кулисы в другую, похлопал меня по плечу и поздравил с успешным выступлением. Это вывело меня из задумчивости.

«Он что, издевается? Поздравлять? Меня? С чем? С каким-то абсолютно грандиозным провалом? С тем, что меня не убило к чёртовой бабушке этой бочкой? Что я в мокрых трусах сидела на сцене? С чем?!»

В это время своё выступление начала Камилла. Её серебристо-жемчужное платье в пол было расшито миллионами бусинок, которые походили на крошечные зеркала. С первых секунд, с первых нот, с первого слова, произнесённого бархатным голосом девушки с очаровательным французским акцентом, я поняла совершенно точно, кто сегодня отправится прямым рейсом домой. Чем больше я слушала, тем больше утопала в мелодичных переходах от куплета к припеву и в жалости к себе. Я не могла злиться и завидовать, потому что передо мной было чудо, от которого невозможно было отвести взгляд, совершенство воплоти.

Там, где стояла я, обзор был весьма ограничен. Я видела только исполнительницу в ослепительном платье, которое, отражаясь в зеркалах-декорациях, рассыпало вокруг себя серебристых «зайчиков». Вокруг Камиллы словно шёл дождь из света и сияния. Во мне что-то как будто перемкнуло. Я сорвалась с места, пронеслась мимо Оли и Колина, которые не успели и рта раскрыть – так быстро я прошла мимо. Не особо разбирая дорогу, постоянно сталкиваясь с рабочими, я вихрем неслась по коридорам.

- Куда это ты собралась? – Мишель, которого я совсем не заметила, схватил меня за предплечье на ходу.

- Мне нужно... - я попыталась высвободиться и продолжить убегать от себя.

- Куда? – холодно переспросил француз.

Я оставила попытки вырваться и решила применить обратный манёвр: спокойно, с толком, объяснить, куда же я так «пру».

- В гримёрку.

- Тебе туда не нужно, - категорично заявил он. – Тем более, что ты шла не туда, - темноволосый парень с глазами-стекляшками отпустил меня и сложил руки на груди.

- Откуда?.. Что значит «шла не туда»? Куда же я, по-твоему, шла, умник? – терпение имело свойство заканчиваться и у меня.

- Не знаю, на вокзал, в аэропорт, на подводную лодку... Куда угодно, только не в гримёрку. Я вижу тебя насквозь, - Мишель многозначительно вскинул брови.

«На сегодня с меня хватит», - подумала я.

- А знаешь, что? – я нахмурилась, в последний раз прикидывая, стоит ли говорить то, что я хотела на самом деле сказать. – Хочешь правду?

Ни один мускул не дрогнул на лице француза, он не проронил ни одного слова.

- Хорошо, - я чувствовала, что сердце опять пускается в дикий пляс. – Вот она, моя правда: я вас всех ненавижу. Вообще всё здесь ненавижу, до последнего болтика в здании, - я истерично размахивала руками. – А знаешь, почему? Потому что я, - я почти била себя в грудь. – Я недостаточно хороша для всех вас и для всего этого, - я обвела руками коридор вокруг себя. – И поэтому я ненавижу ещё и себя. Настолько сильно, что ты себе даже представить не можешь. Я ненавижу себя за то, что недостаточно стараюсь, что недостаточно худая, недостаточно высокая, недостаточно умная, недостаточно красивая, недостаточно талантливая... Продолжать? У меня таких «недостаточно» целый список, я могу перечислять хоть всю ночь, - усмехнулась я.

Мишель дышал ровно, изредка моргая.

- Я одно сплошное «недостаточно», и вы, каждый из вас, каждый день пытаетесь ткнуть меня носом в мои недостатки. Делаете вы это нарочно или это выходит случайно – результат один: я ещё больше ненавижу себя. И этому нет конца, потому что вы не знаете пределов. То, что тебе кажется безобидной шуткой, кого-то заставляет замкнуться в себе, сконцентрировав всё своё существование на том, чтобы избавиться от своего «недостаточно». В следующий раз, прежде, чем орать, что ты слышишь слишком много трёпа, вместо пения, поинтересуйся у человека, сколько он, не знаю, спал, например. Не будь козлом, прояви хоть немного, - я протянула руку прямо к его лицу, показывая, насколько мало нужно, чтобы человек почувствовал себя нужным. – Совсем чуть-чуть гуманности и заботы.

Я в последний раз взглянула на француза, убедилась, что мне не удастся пробить его железобетонную невозмутимость, и пошла дальше. Уже не так быстро и напористо, но тем не менее, уверенно.

- Ты думаешь... - голос Мишеля заставил меня замедлить шаг. – Ты действительно думаешь, что тебе чего-то недостаёт, да? На самом деле? – последняя фраза была произнесена с вызовом.

Я обернулась. Француз медленно подходил, будто боялся спугнуть.

- Ты действительно думаешь, что, если бы в тебе было чего-то недостаточно: таланта, артистизма, голоса – я бы вышел на эту сцену? – парень вопросительно посмотрел на меня. – То есть, ты считаешь, что я совсем слепой идиот и за деньги сделаю что угодно?

- Вообще-то... - раскрыла рот я.

- Вообще-то, это был риторический вопрос, - оборвал он меня. – Неужели ты думаешь, что вокруг тебя все идеальны до кончиков волос, а ты одна у нас тут такая, «деформированная», и мы все собрались, чтобы поглумиться над тобой? Ты слишком высокого о себе мнения, Принцесса, - Мишель рассмеялся. – Mon Dieu! Я давно не встречал такой глупости... - он покачал головой. – Ты действительно думаешь, что я не засыпаю иногда с мыслями: «Я толком ничего не делаю, только открываю рот. Вот бы я мог писать такие же классные песни, как Оли» или «Колин так легко сходится с людьми. Как жаль, что я не наделён такой же харизмой и большими голубыми глазами», или «Хм, сегодня Эд взял-таки ту ноту и ту блондинку и баре. Не отказался бы от обеих»... Ты думаешь, что я просыпаюсь и могу надеть идеальную жизнь, как одежу с утра? Во мне страхов не меньше, чем в тебе, - взгляд француза стал жёстким. – Я каждый день. Каждый. Грёбаный. День. Стараюсь преодолевать их один за другим. Только от тебя зависит, кто возьмёт верх: ты или они. Как только ты сама дашь слабину – это увидят все. А люди... Они ничем особо не отличаются от животных. Ты знаешь, что они делают со слабым или больным... - парень плотно сжал губы и перевёл дыхание. – Я бы не вышел на сцену, если бы не был в тебе уверен. Я бы ни за что не сделал это для кого-то другого на проекте. Тебе ещё нужны подтверждения того, что тебя «достаточно»?

Я испуганно замотала головой.

- Хорошо, - Мишель кивнул. – Сцена в другой стороне.

***

Я стояла между Мишелем и Оли, который украдкой посматривал на меня. Слева от американца Эва набирала кому-то сообщение. Мы готовились к финальной части шоу. Части, где я поеду домой.

До конца рекламного блока оставалось всего ничего, а Эда нигде не было видно. Камиллу и Колина координаторы почему-то попросили остаться чуть поодаль, позади нас. На сцену вышел Роберт Бейли, за ним бежал Эдвард, на ходу застёгивая белую рубашку. Он быстро встал слева от норвежки, едва успев вписаться в выход в эфир, когда ведущий снова затараторил в микрофон. Я прослушала много всякой ерунды, которая почти не менялась от выпуска к выпуску. Красной нитью шла тема красоты и спасения мира, впрочем, ничего нового. Я бесцельно блуждала глазами по залу в поисках чего-нибудь интересного, что бы смогло отвлечь меня до того момента, когда мне, наконец, скажут, что я свободна. А в этом я не сомневалась ни на секунду по нескольким причинам. Во-первых, я всё-таки не была совсем уж дурой. Я понимала, что расстановка действующих лиц на сцене красноречивее, чем что-либо за последнее время: Камилла точно остаётся, нас на авансцене двое, следовательно, одна из нас показала себя хуже всех, другая – лучше. Либо, что было менее вероятно, мы обе были сегодня «не на коне». Плохой и ещё хуже. И, давайте будем честны с собой, «ещё хуже» - это про меня. А, во-вторых - это «во-первых», напомню: я не дура, и по-другому это просто быть не могло. Всё ясно как божий день.

Оливер, вероятно, решил, что мой отсутствующий взгляд - признак захлёстывающего меня беспокойства, и придвинулся ближе, едва касаясь, зацепился за мой мизинец.

Я опустила голову, потом осторожно с удивлением посмотрела из-подо лба на него, но парень смотрел в зал и улыбался. Я сделала тоже самое, ожидая «приговор».

Посыпались штампованные фразы про «вы уже победили», «вы завоевали сердца» и прочее, от чего мои глаза сами собой закатывались обратно в мозговую черепушку.

Роберт начал расхваливать выступление Эвы на все лады, и я «отключила» своё внимание, дав себе команду реагировать только на своё имя и словосочетания а-ля «неудача вечера», «королева провалов», «бездарность» и «отправляется домой». От скуки мне оставалось разве что в ухе поковыряться.

- ... Но сегодня, Эва, это не ты... - донеслось до меня из динамиков.

Моё подсознание гаденько потёрло ручками. Однако все вокруг почему-то не разделяли моего настроения, а наоборот, стали громко аплодировать и широко улыбаться, глядя на меня. В воздух ударили конфетти.

- Что?.. В чём дело?.. – шёпотом спросила я у Оли.

- Ты победила! – он развернул меня за плечи к себе. – Победила! – американец подхватил меня на руки и стал вертеть на месте и трясти, как молодую грушу. – Ты в финале! – сказал он с придыханием, замирая на месте всё ещё держа меня в воздухе и радостно заглядывая в мои глаза.

Хоть я ничего толком и не понимала, но разделять его щенячий восторг тоже не спешила.

- Ну, всё-всё, меня можно уже поставить, - после неловкого замешательства, я неуклюже забарахталась, пытаясь поднять руки, которые были «связаны» объятьями Оливера.

Зал стоя поздравлял меня, единым порывом скандируя моё имя. Я обернулась: Колин показывал мне два «пальца вверх». До меня туго доходило, что только что произошло. «Я в финале... В финале... Я в финале! - здравая часть меня всё ещё отказывалась принимать действительность. – Я действительно сделала это», - несмело улыбнувшись, я взяла Оли за руку в знак благодарности. Он верил в меня, был всегда рядом, это и его заслуга тоже.

- Не хочется говорить, что я говорил, но я говорил, - с ноткой упрёка и полуулыбкой сказал Мишель. – Можешь, когда захочешь, - он обнял меня за плечо и, к моему удивлению, не собирался отпускать.

Француз отвернулся, самодовольно улыбаясь залу. Что-то мне подсказывало, что этого «кремня» распирала гордость изнутри. Это и мне придавало сил и уверенности. Я решила не отставать от своего наставника и тоже помахала зрителям и послала несколько воздушных поцелуев. «Кто бы мог подумать, что победа может быть такой приятной».

Но минуты триумфа уж слишком затягивались. «Эм-м-м, ты чересчур близко, отодвинься», - подумала я, когда от довольно резкого аромата парфюма француза мне уже некуда было деться. Но мой куратор и не думал меня отпускать. С лёгким нажимом он медленно утаскивал меня в глубь сцены, уступая место Камилле и Колину. Только в этот момент до меня вдруг дошло: я не была самой худшей. Я была самой лучшей. А все эти «танцы с перемещением» были лишь для интриги вечера. Эва никак не ожидала, что после таких громких восхвалений её персоны и такой немногословности обо мне, она останется на месте, с которого, возможно, через считанные секунды отправится домой. По её лицу было видно, что она такого не то что не ожидала – не могла даже представить в страшном сне. Ещё мгновения назад, по её мнению, всё было предопределено. И вот же поворот судьбы: она всё ещё на месте выбывающего. Выражения лица девушки сменялись каждую секунду, от растерянности до гнева и ярости. Я не могла сказать, что понимала эту рокировку, не и не могла не признать, что она доставляла мне истинное удовольствие. Видеть, как неприятная тебе персона находится в щекотливом положении без возможности что-либо изменить – зрелище бесценное.

Следующие несколько секунд я терялась в догадках. Я не могла даже предположить, кто сегодня уйдёт, ведь кроме меня самой, кандидатов у меня не было. Пока Роберт Бейли рассыпался в очередной массе комплиментов обеим участницам, я думала над тем, кого же отправят домой. Объективных причин выгонять хоть одну из них у меня не находилось. Камилла была безупречна, её выступление было лучшим, что я когда-либо видела. А Эва... Эва была Эвой. Выгнать её значило бы рейтинговую «смерть» для шоу. При таких выходных данных сложно было сказать, кто же выйдет в тираж.

Зал затаил дыхание: ведущий начал обратный отсчёт до появления на экране позади меня результатов зрительского голосования. Хоть меня уже ничего не касалось, всеобщее напряжение передалось по воздуху.

- ... Один.

По реакции девушек я не сразу поняла, каков результат, но оборачиваться мне было страшно. Эва зажала рот рукой и, кажется, расплакалась, утыкаясь своим накрашенным лицом в белую рубашку Эда. Камилла кратко улыбнулась, кивнула и опустила голову.  Я набралась смелости и посмотрела на результаты: Эва – 54%, Камилла – 46%.

«Невероятно, эта змеюка снова победила, - внутри меня всё клокотало. – Зрители что, ослепли или отупели?!», - я с яростью отмахивалась от конфетти, которые ознаменовали собой окончание шоу. Мишель подтолкнул меня вперёд: камеры всё ещё работали, я должна была как-то реагировать.

- Мне так жаль... Я думала, что на твоём месте буду я, - я подошла к Камилле и, неловко переминаясь с ноги на ногу, начала разговор.

- Всё в порядке, - девушка едва ли впервые за всё время широко улыбнулась. – Я знала, что так будет. Ты не обязана это говорить, мне не нужна твоя жалость, - подняв одну бровь, продолжила она.

- Активнее прощайтесь, за нами камера, - краешком рта сказал Мишель.

Француженка была на добрые полторы головы выше меня. Она наклонилась и приобняла меня.

- Не важно, что будет в финале, ты уже победила, - шепнула мне девушка и красноречиво посмотрела на зарёванную норвежку.

Верный Том уже был при ней и старался поправить «уплывший» макияж, пока Эва, пуская пузыри соплей, отмахивалась от него. «Хорошо, что конфетти ещё падают, а то все бы увидели эту «скандинавскую красоту», - хмыкнула я себе и одобрительно кивнула Камилле. Мы поняли друг друга.

***

- Обязательно позвони мне завтра, я же сгорю от любопытства тут! – сказала я Диме. – Ладно, пойду-ка я спать, Стёпе привет. Люблю тебя-я-я-я, - протянула я в трубку.

День выдался просто адский. Единственное, что мне хотелось сделать – это лечь плашмя прямо на ковёр и не шевелиться ближайшие сутки. Все остальные, кроме Оли, который направился прямиком в студию, уехали в клуб праздновать относительную победу Эвы, провожать Камиллу, встречать финал... Короче говоря, поводов у них было предостаточно. После долгих и безуспешных уговоров поехать с ними, я была высажена у отеля и оставлена в относительном покое. Только Колин на прощание заговорщицки кинул: «Мне нужно с тобой кое о чём поговорить». Что бы это могло означать?

В фойе меня ожидала очередная коробка с мягкими игрушками и письмами, «которые я однажды прочитаю», клятвенно пообещала я. И огромный букет ирисов и альстромерий от неизвестного адресанта. Со всем этим добром я кое-как поднялась в свой номер и, не включая свет и не раздеваясь, упала на кровать. Спокойно умереть мне, конечно же, не дали: начались звонки от всех подряд. Последним и самым долгим разговором был разговор с мамой. Ей нужны были мельчайшие подробности моего провала, и она не собиралась просто так сдаваться. Пока я всё это рассказывала, я успела умыться, переодеться и завернуться в одеялко. Последние десять минут я, водя пальцем по стеклу в темноте номера отеля, в пол-уха слушала мамины планы по расширению рынка сбыта, как будто собачкины распашонки были чем-то жизненно важным и необходимым обществу.

Всё вокруг потеряло чёткость, город тонул в оседавшем тумане, всё было размыто, мысли беспорядочны, усталость бесконечна.

Наконец договорив, я зачем-то решила почитать комментарии к сегодняшнему выпуску.

«Ужасно, ненавижу её, испортила всю песню»...

«Кто её выпустил на сцену? Несправедливо! Пусть валит домой! Верните Камиллу»...

«Она даже петь не умеет, а уж песню наших мальчиков и подавно»...

«Видели, как она вешалась на шею Оли? Она отвратительна»...

«Фу-у-у, такой позор! Научись петь, идиотка!»

Я усмехнулась. «Чего ещё можно было ожидать? Что люди, которые тебя всё это время ненавидели, вдруг поменяют своё мнение, вот так просто, за один вечер? Смешно и нелепо. Может, я действительно идиотка?..»

Меня объяло странное чувство. Вроде бы всё было круто, здорово, я победила, но я этого не чувствовала. У моей победы был какой-то прогорклый вкус незаслуженности, как будто я её украла. Я тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Ведь где-то же были хорошие слова для меня, правда? Они же обязательно должны быть где-то. Просто я до них не дошла. Они есть, просто немного потерялись. «Прямо как я», - думала я, пока выуживала пачку сигарет из чемодана.

«Одну – когда выиграешь, - вспоминала я слова Димы. – Сегодня ведь считается?.. Последнюю я оставлю на финал. Ведь я буду счастлива, что еду домой, а он не уточнял, от чего я должна быть счастлива, чтобы выкурить третью сигарету».

Спать мне уже расхотелось, поэтому я подобрала одеяло, в которое была завёрнута, и посеменила в пентхаус. Ключ от него я выудила у Колина и не знала, заметил ли он это или нет. Я, озираясь по сторонам, пробралась в двухуровневый номер и направилась на открытую террасу. Впервые я приходила сюда с Эдом. Воспоминания об этом вечере накрыли меня тёплой волной. Я снова смотрела на тот же город, всё с тем же восхищением. От этого нельзя было устать, это не могло надоесть. Размытые сигнальные огни Лондон Ай, подёрнутая дымкой статуя на Трафальгарской площади. Я встала коленями на подушки плетёных кресел. От оседающего тумана мои волосы начали тяжелеть и виться. Влажный тёплый воздух Лондона наполнял меня собой, словно место Рождества он ждал весну. Такие странные причуды природы: вчера ты врезаешься в огромный сугроб снега, а уже сегодня можешь не надевать перчаток.

Голые ветки деревьев внизу были украшены золотыми фонариками, которые словно сияли сквозь рассеивающую призму тумана. Такси спешили и сигналили, пятничный центр города собирал своих всеночников. А мне хотелось вечно колыхаться на спокойных водах Темзы, в которой, как звёзды, отражались огни столицы...

Я потянулась к пепельнице за сигаретой и зажигалкой.

- Привет. Я не помешаю?

От неожиданности я резко обернулась, и столкнула локтем пепельницу с парапета. Эд стоял внутри номера, не переступая через порог стеклянной двери, которая разграничивала его с террасой. Я прикидывала, услышал ли он с такого расстояния, что я только что отправила в свободный полёт хрустальную пепельницу?

- Нет, заходи, не помешаешь... - в этот момент я услышала звук падения стекла.

«Надеюсь, под окнами никто не проходил», - я боялась посмотреть вниз. Я плотнее завернулась в одеяло.

- Ты была занята? Я испугал тебя? – Эдвард нерешительно приближался ко мне.

- Нет... Да, ты немного напугал меня, - у меня не оставалось сил, чтобы строить из себя храбрую. – Ну, не совсем напугал... Просто не ожидала тебя здесь увидеть. Я думала все уехали в клуб, - я старалась сохранять хладнокровие, хотя сердце подпрыгивало в грудной клетке.

«Что ему нужно?»

- Да-а-а, - лениво протянул британец, почёсывая бровь. – Все там. Мы завтра уезжаем... Ты же знаешь...

- Да-да, - кивнула я. – Клип снимать, верно?

- Да-да... - снова неопределённо сказал он. – Я... Вот зашёл тебя поздравить с победой. Тебя не было в номере. Я постучался – тебя нет, - затараторил парень. - Я подумал: «Где бы она могла быть?» Позвонил на ресепшен, мне сказали, что ты не выходила из отеля. И потом я снова подумал и решил, что ты здесь... Во-о-от, - Эд попытался улыбнуться, вышло не очень убедительно.

Я медленно моргнула и опустила брови, которые, как оказалось, я не контролировала, как, в общем-то, и всё лицо, на котором отчётливо читалось всего одно слово: «Чего-о-о-о?»

- Эм-м-м, ну, как видишь, ты не ошибся, - я тоже попыталась улыбнуться и разрядить обстановку.

- Ага... - британец опустил голову и опёрся обеими руками о парапет.

Я всё так же продолжала стоять к нему в пол-оборота, ожидая продолжения этой «увлекательной» беседы. Пауза затягивалась.

- И ещё... Я хотел извиниться... Я перебрал ночью и...

Я с непонятным звуком выдохнула воздух, едва не подавившись им.

- Да? Ну... Э-э-э... Класс... Я... Я принимаю твои извинения? – совсем неуверенно ответила я.

«Что, блин, вообще говорят в таких случаях? Он же меня не обижал, чтобы его прощать... Ну, боже мой, зачем он вообще пришёл», - заныла я.

- Я же ещё ничего не сказал, - усмехнулся Эд.

Он встал совсем близко к заграждению, положил руки на его бортик и переплёл свои длинные пальцы, на которых поблёскивали бессменные кольца.

- А я... Заранее всё приняла, и тоже хочу за всё извиниться, - глупо хихикнула я. – Вообще, не бери в голову, что бы там ни было, давай сделаем вид, что ничего не было. Просто забудем, - неловкость разговора из очаровательной начинала становиться утомляющей.

- Просто забудем?

- Да, это просто. Берёшь и забываешь. Я вот, например, уже ничего не помню. Выбрасываешь всё из головы и дело с концом. Объявляю перемирие. Мы снова друзья.

- Вообще всё забываем? – уточнил Эдвард.

- Да, - с нажимом ответила я. – Вообще всё забываем. Как будто ничего не было. Белый лист, - я положила локти на парапет и тяжело вздохнула.

«Нельзя же всю жизнь обижаться на человека из-за того, что он говнюк по утрам, правда?»

- Хорошо, - я видела боковым зрением, что он кивает головой. – Ничего не было, - после этого Эд развернулся и, по стуку каблуков его туфель о кафель, я поняла, что он уходил.

- И тебе пока, - не оборачиваясь, громко сказала я, прекрасно зная, что он меня услышит.

«Нет, некоторые люди не меняются, даже, когда утро проходит», - я вздохнула, осознавая всю тщетность бытия.

Неожиданно звук стука каблуков замер. Я не успела ничего понять. Эд в два шага преодолев расстоянием между нами, схватил меня за плечи и развернул к себе.

- Мы не друзья, - он прожигал меня взглядом. - Я не хочу, чтобы ты забывала.

Я больше не сжимала одеяло на груди, оно свободно упало на пол. В моих руках было кое-что поважнее какого-то там одеяла. Я с любовью держала хрупкий момент в ладонях. В моих руках были мягкие волосы, сильные плечи, горячая кожа под моими пальцами. Такие знакомые губы скользили нежно и бережно, напоминая мне ночную лихорадку, наш опьяняющий поцелуй. Его рука соскользнула с моей щеки и медленно опустилась на талию, прижимая меня ещё ближе. Под моей правой ладонью сильно и часто билось сердце.

Теперь всё, чего я так хотела коснуться, было моим.

P.S. В последнее время по всему миру произошло множество ужасных событий, в частности, терактов со взрывами и резнёй на улицах. Всё чаще неутешительные сводки приходят из Великобритании, которая касается меня напрямую, т.к. действие моего рассказа происходит в этой стране, в Лондоне. Я не буду говорить, что это бесчеловечно, не буду рассказывать, что бы я сделала с такими нелюдями. Скажу только одно - любите друг друга и распространяйте эту любовь вокруг себя. В жизни есть намного больше вещей, чем тупая слепая ненависть. Любовь объединяет, любовь спасает и любовь исцеляет. Прошедший концерт в Манчестере, который я слушала по радио, заставил меня снова засесть за письмо, было в нём что-то волшебное и вдохновляющее. One love Manchester. One love UK. One love world.

P.P.S. Ребята, если среди вас есть те, кто вопреки всему дочитал аж до этой главы, то пишите мне, я совсем не кусаюсь, а очень даже наоборот - грущу без ваших комментариев!

И милая, дорогая @Sasha-chan14,если ты всё ещё читаешь это, даже после такого большого перерыва, да даже, если и не читаешь, знай, что ты мой герой!