Тульпа

Пролетел ещё один учебный год. Одноклассники будто сговорились взрослеть быстрее меня.

Оля — та самая маленькая девчонка в смешной шапке с помпоном и шепелявым голоском — превратилась в симпатичную девушку: высокая, с фигурой, перекрасилась в блондинку. Блонд был ей к лицу. Я видела, как у школьных ворот она смеялась с каким-то старшеклассником, закидывая волосы назад — и он смотрел на неё, не замечая никого вокруг. Мы с ней всё ещё разговаривали как друзья, но теперь её жизнь явно крутилась в другом ритме.

Егор пришёл после каникул в очках и с ободком, под которым прятал отросшие кудри. Он выглядел как молодой профессор — такой весь серьёзный, с тенором, от которого у девчонок дрожали ресницы. Когда он читал стихи на уроке литературы, я заметила, как несколько девочек тихо вздыхали, а я поймала себя на том, что смотрю на него дольше обычного.

Марк тоже изменился. Подтянутый, уверенный, без прыщей и с широкой улыбкой — он буквально сиял. На переменах к нему тянулись целые стайки девчонок, а он лишь снисходительно улыбался и отшучивался. Однажды, когда я проходила мимо, он кивнул мне и сказал: «Привет, Лия», — и от этого обычного «привет» у меня отчего-то запылали уши.

А я… я стояла на месте. Смотрела на них со стороны, и казалось, что мы уже не учимся в одном классе, а живём в разных мирах.

Другие ребята тоже заметно менялись. Я наблюдала, как дети превращаются в подростков: они расправляли плечи, меняли голоса, походку, взгляды. Их жизни неслись бурным потоком, а моя тянулась медленно, вязко, как перестоявший кисель.

Дома было тяжело, но я всё-таки послушала Тень и стала больше помогать маме. Она чаще улыбалась — хотя улыбки были измученными, натянутыми, на лице держалась маска.

Папа вернулся из своих бесконечных рейсов и неожиданно начал проявлять интерес ко мне.
— Ну, как у тебя с группой? — спросил он за ужином, ковыряя вилкой в макаронах.
— Нормально, — пожала я плечами.
— А друзья? Кто-то остался? — он поднял глаза, осторожные, будто проверял почву.
— Есть, — коротко бросила я.
— Слушай, дочь, я тут с телефоном не могу разобраться, покажи, как приложение скачать…

Мама тут же опустила взгляд в тарелку, но уголки губ дрогнули в попытке улыбнуться. Она ничего не сказала, и от этого за столом стало только напряжённее.

Мы сидели рядом, но ощущение было такое, как будто нас разделяла прозрачная стена. Слова отца летели в меня и рассыпались, как бумажные комочки.

Я скучала по группе, по репетициям, по музыке — там у меня кровь шла быстрее, там я дышала полной грудью, там я была настоящей.

Вскоре дома вроде бы всё наладилось. Родители по вечерам снова разговаривали на кухне за чаем. Правда, разговоры были не о семье, а о соседях, коллегах, каких-то отвлечённых вещах. Про меня они больше не говорили. Ну ещё бы: я стала тише воды, ниже травы. Почти примерная девочка: читала книги, играла на гитаре, убирала дома, готовила, подтянула учёбу, не перечила родителям.

Дома стало спокойнее, но это спокойствие отдавало чем-то странным, натянутым, фальшивым. Я видела их мимику, движения — мелочи, которые не скроешь. Мама слушала не только его слова, но и паузы между ними. Папа слишком торопился ставить стакан на стол, наливал чай так, чтобы не плеснул. Казалось, каждый из них тщательно играл роль, а настоящие слова оставались где-то за кадром, туда меня не допускали.

Тень всё ещё таскалась за мной. Но теперь она меньше говорила — моим же голосом — и больше молчала, жестикулируя, как немая актриса. Постепенно её очертания поблекли, стали серыми, размытыми. Иногда она шептала что-то так тихо, что я едва различала слова.

И я обрадовалась: значит, она уходит. Если уйдёт она — вернусь прежняя я.

Я решила: не бороться, а просто смотреть сквозь неё, как сквозь мутное стекло. Не злиться, не спорить, не слушать. Становиться тише, спокойнее, послушнее. И чем меньше я реагировала, тем быстрее фантом растворялся в пустоте.

Когда мне исполнилось четырнадцать, а Тени было уже два года, я всё-таки зарегистрировалась на форумах тульповодов. Сначала долго сидела молча — читала их восторженные истории: «мы вместе гуляем», «он меня поддерживает», «она меня вдохновляет». Казалось, у всех праздник жизни. У некоторых по три тульпы сразу. Весёлая психбольница.

Я печатала свой вопрос — «как избавиться от тульпы?» — и пальцы дрожали на клавиатуре. Нажала «отправить»… и через минуту посыпались ответы. Одни смеялись: «Да ты что, дура? Это же дар!». Другие писали злые смайлы. Кто-то всерьёз начал меня отчитывать: «так нельзя, это живое существо, ты чудовище».

Я перечитывала строки и чувствовала, как внутри холодеет. На экране всплыло уведомление: Вы заблокированы. Меня ударили пощёчиной сквозь экран. Я сидела за компьютером, бессильно сжав ладони.

Похоже, я одна такая. Им в радость, а для меня это тень на стене, от которой не спрячешься.

Иногда я заходила в пустой класс музыкальной школы и садилась за гитару. Я могла бы заниматься и дома, но атмосфера школы с её холодными бетонными полами, запахом дерева, скрипом дверей и творческой суетой дарили мне особое вдохновение. Пальцы сами находили аккорды, а голос звучал чище и увереннее. Я не просто играла — я выдыхала всё, что сидело внутри. И в этот момент тоска отступала.

На одной из таких импровизаций ко мне подсел длинноволосый парень в клетчатой рубахе. Его бесцветные глаза уставились на меня не моргая.

— Ты сама это написала? — спросил, слушая, как я обрываю песню на полуслове.
— Сама, — ответила я, прижимая струны ладонью.
— Тогда ты идёшь с нами. У нас репетиции по вечерам.

Так я попала в их маленькую тусовку: ребята с рваными кедами, блестящими глазами и дешёвыми гитарами. Мы собирались в полуподвальной комнате с облупленными стенами, кричали в расстроенные микрофоны, спорили о том, какой бит правильный. Там впервые за долгое время я смеялась — до слёз, до боли в животе.

Когда я собрала новую команду, Тень снова стала ярче. Она вцепилась в меня, не отходя ни на шаг. Она ходила за мной как страж: я чувствовала, куда идти, что делать; жизнь казалась лёгкой, простой, понятной. Даже несмотря на объявленный карантин.

Мне не казалось это чем-то ужасным, потому что моя жизнь была прекрасной, а до остального мира мне просто не было дела.

— Музыка — это мы вдвоём, — шепнула однажды Тень где-то из-под кожи. — Ты даёшь руки и голос, я — мысли. Неужели хочешь отрезать половину себя?

Я лишь дерзко ухмыльнулась в ответ.

Мы нашли другую репетиционную базу — на этот раз в подвале офисного здания. Там текли трубы, пахло плесенью, стены были пропитаны грибком. Но эти факты нас мало волновали: аренда стоила копейки, и мы были вполне в состоянии скинуться с карманных денег.

Первая репетиция новой группы прошла отлично. Мы сыгрались почти сразу. Более того, мы подружились.

— Ну что, запускаем с припева? — Арсений, тот самый длинноволосый парень, басист, закинул волосы за спину и хищно улыбнулся. — Только держите меня, а то понесёт.

— Сам себя держи, Арс, — буркнул Глеб, педантичный барабанщик. Он подстукивал палочками по худому колену, как метроном. Хвост из густых чёрных волос шевелился в такт. — Держим ритм, без самодеятельности. Это и твоя задача тоже.

— Да ладно тебе, — миролюбиво сказал Данил, клавишник. — Если его унесёт, остановимся, заново начнём.

— Ага. И так сто раз за репетицию… — Глеб закатил глаза.

— Тише, — раздался тихий голос Веры. Она держала в руках микрофон, на вид хрупкая и невесомая. — Давайте попробуем. У меня… получается петь громче, если вы не спорите.

Мы засмеялись, напряжение рассеялось, и я почувствовала, что всё складывается правильно.

Тень шепнула, почти ласково:
— Вот видишь? С Арсением держись строже, он довольно импульсивный, если быть с ним мягкой, он будет халтурить и лезть на рожон. Ему нужны рамки, нужен лидер. Глеба уважай, иначе он замкнётся. У него такой характер: если его  игнорировать или грубо спорить, он уйдёт в молчаливый протест, начнёт играть “по бумаге” или даже намеренно саботировать процесс. Данилу можно полностью доверять, он честный и прямой, врать не умеет. А Веру — поддерживай, она вырастет рядом с тобой.

Я кивнула, делая вид, что просто поправляю гитарный ремень.

Я быстро заработала авторитет, ребята прислушивались ко мне. Это был самый счастливый период за всю мою жизнь. Жаль, что он оказался таким коротким. Учёба в школе тоже более-менее наладилась. Я даже стала добросовестно выполнять домашние задания по некоторым предметам.

Иногда Тень снова теряла цвет и голос, но меня это не пугало. Я просто жила, наслаждалась жизнью и была уверена: даже если она уйдёт на время, всё равно вернётся, как бывало раньше — пару раз она уже исчезала ненадолго.

---

Я не забуду тот день, когда поняла: её больше нет. Сначала я не придала значения. День, другой — тишина. Я списала это на усталость, решила, что она просто «потускнела» и скоро вернётся. Но прошла неделя — и вокруг по-прежнему пустота. Не её молчание, не блеклое присутствие, а полное отсутствие.

Я смотрела в зеркало и видела чужое лицо. Чёлка падала на глаза, волосы у корней уже были тёмно-русые, а чёрная краска осталась только на концах. С открытым лбом я и правда выглядела старше, почти взрослой. В отражении я всё чаще видела маму: тот же нос с маленькой горбинкой, те же усталые глаза, губы, которые стали как будто тоньше и бледнее.

— Ну что, довольна? — спросила я раздражённо, почти бросила вызов. — Я смогла без тебя. Видишь? Справляюсь. Живая!

Тишина. Только зеркало смотрело на меня моим же взглядом.

— Ну давай, возрази! — повысила я голос, наклонилась ближе. — Скажи, что я не права, что опять делаю глупости. Ты ведь всегда знала, что сказать!

Секунды тянулись. Тишина становилась липкой, обволакивающей. Я поняла: некому отвечать.

В груди всё сжалось. Я прижала ладони к холодной раковине, склонилась ещё ближе.
— Ты что, правда ушла?.. — выдохнула я.

Зеркало молчало.

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох. Потом резко выпрямилась, откинула волосы с лица и, стараясь не дрогнуть голосом, сказала:
— Ну и прекрасно. Так даже лучше. Без фантомов. Сама справлюсь.

И на этот раз я сама себе улыбнулась. Улыбка вышла нервной, но я заставила её остаться на лице.

Я начинаю новую жизнь.

Я думала, что теперь буду счастлива. Но ошибалась. С исчезновением Тени я потеряла карту: раньше я всегда знала, куда свернуть, а теперь стояла на перекрёстке одна. Жизнь бросила меня во взрослый мир без наставника, без поддержки, без опоры.

Дни тянулись одинаковыми серыми полосами. Каждое утро я автоматически оглядывала комнату. Всё было на своих местах: компьютерный стол слева от кровати, белый шкаф, к которому я упорно прислоняла гитару, несмотря на мамины упрёки. Напротив — рабочий стол, тоже белый, из “Икеи”, заваленный тетрадями.

И всё равно взгляд каждый раз цеплялся за угол — туда, где раньше сидела Тень, болтая ногой, или стояла, сгорбившись, как наказанный ребёнок.

Однажды утром я едва не вскрикнула: на стуле, в привычной позе, кто-то сидел. Сердце ухнуло, я резко подскочила с кровати — и только через секунду поняла, что это мой свитер, брошенный на спинку. Я долго смотрела на него, пока дрожь не сошла с пальцев.

Я осматривала комнату с пола до потолка. Белый натяжной потолок с яркими круглыми лампочками, светло-серый ковролин, постеры на таких же стенах — всё как прежде. Вещей вокруг было много: тетради, гитара, учебники, упаковка с масками, одежда, рок-атрибутика, косметика. Людей вокруг меня тоже хватало: одноклассники, родители, группа, друзья.

А внутри — пустота. В моей груди больше не было сердца.

Почему? Это же то, чего я хотела. Я так мечтала избавиться.

Может то, чего мы хотим, не всегда совпадает с тем, что нам необходимо?

***

В конце октября друзья затащили меня на вечеринку в честь Хэллоуина. Массовые мероприятия были под запретом, но организаторы клялись: "Только свои, всё тихо".

— Там будет крутой рок-концерт! Все группы будут! И “Fallen” тоже! — Рита едва не подпрыгивала на месте, размахивая руками. Её широкие штаны цвета хаки сползали с узких бёдер, и я боялась, что они вот-вот окажутся на асфальте. Красные волосы подпрыгивали вместе с ней, как упрямые пружины. — Ты же их обожаешь! Вы пока не выступаете, так хоть послушаем! Ну и… попробовать можно будет кое-что… ну ты поняла! У меня переночуешь, твои даже не заметят!

Я тяжело вздохнула. Она хватала меня за рукав, трясла, буквально вытаскивала из мрачного кокона, в который я сама себя закутала.

— Ладно, уговорила, — выдохнула я и даже ощутила какое-то облегчение.

— Ура! — завизжала она. — Я тебе платье дам! Подойдёт идеально!

— А это не опасно? — скептически прищурилась я. — Запрет же.

— Господи, — закатила глаза Рита. — Детка, клуб из-за пандемии чуть не разорился, им самим страшно. Пусть хоть заработают! Да и у них всё схвачено, сто пудов. Там всё будет быстро, никого не спалят!

На следующий день я пришла к Рите перед концертом. Родителям сказала, что переночую у неё — они кивнули, даже не сомневаясь: Рита ведь умела блистать в роли паиньки. Сражала взрослых мягкой улыбкой, делала комплименты их интерьеру, говорила «спасибо» и «пожалуйста» так, будто с ней репетировал строгий преподаватель этикета. Кто бы мог подумать, что через час эта же «примерная девочка» будет впаривать мне платье для сатанинского бала и предлагать что-то “попробовать”.

Теперь я сидела у неё дома и разглядывала наряд, который она вытащила из шкафа: длинное чёрное платье в пол, с рюшами вместо рукавов. На вид оно было каким-то взрослым, чужим, совсем не моё. Но — и в этом была самая странность — сидело оно идеально:по фигуре, по размеру.

  Я поймала себя на том, что мне неуютно.

— Ну как? — Рита закружилась рядом, едва не выронив при этом заколку из рук. — Смотри, оно подчёркивает твой рост, фигуру… ты просто бомба!

— Ага, — выдавила я, — больше похоже на то, что я собралась читать завещание.

Рита фыркнула, но мне от этого легче не стало.

Она уже возилась с моей причёской. Волосы, отросшие почти до пояса, Рита выпрямила плойкой, передние пряди увела назад и завязала пышным чёрным бантом. Я подошла к зеркалу, взяла второе, чтобы рассмотреть результат. Бант напоминал бабочку — с размытыми, почти нарисованными линиями. На миг мне показалось, что я уже где-то это видела, но я тут же отогнала мысль.

— А давай покрасим тебе волосы в чёрный! — оживилась Рита. — Это же тоника, быстро смоется! Ты ж раньше красила. Представь: длинные волосы, чернота, лицо бледное-бледное, типа его вообще нет — прямо призрак! Для Хэллоуина идеально!

Я глубоко вздохнула и, сдаваясь чему-то большему, чем её энтузиазм, ответила:
— Ладно. Давай.

— Во! — она радостно подпрыгнула. — Серёжки оставь, крестики шикарные. После концерта можно я их поношу?

— Забирай хоть сейчас.

— Нет, тебе нужнее. А я потом, — подмигнула она.

Я посмотрела на неё с нежностью: как мне повезло тогда познакомиться с этой симпатичной кореянкой. По характеру она была полной моей противоположностью — шумная, бесстрашная, с вечно горящими глазами, — и именно поэтому мы отлично ладили.

В тот вечер я впервые напилась. Джин-тоник с лимоном жёг горло и желудок, но я пила ещё, чувствуя, как голова становится лёгкой и чужой. Музыка грохотала, чьи-то силуэты прыгали под прожекторами, кто-то смеялся прямо в ухо. Мир плыл, смазывался, но я с мрачным азартом продолжала вливать в себя горько-кислую жидкость. Я нарочно делала себе плохо, лишь бы заглушить пустоту. Пусть даже болью, тошнотой, головокружением — всё равно это было чувство. Значит, я ещё жива.

Я хотела, чтобы меня размазало по асфальту, чтобы кто-нибудь ударил, встряхнул, разбудил. С каждым новым глотком надеялась, что вот сейчас — вот-вот — всё изменится. Но ничего не менялось. Только комната всё сильнее плыла перед глазами.

Ярослав, парень Риты, протянул сигарету. Я затянулась и тут же закашляла, согнувшись пополам. Слёзы выступили на глазах, горло свело, и, выронив сигарету, я бросилась в уборную. Почти влетела, ударившись плечом о косяк, и опустилась прямо на холодный кафель. Спина скользнула по стене, а плитка подо мной вибрировала от музыки, будто клуб бился в моём затылке. Перед глазами плыли пятна, желудок сжимался спазмами, я хватала ртом воздух, тщетно пытаясь справиться с рвотными позывами. 

Мимо то и дело проходили люди — кто-то кинул равнодушное «живая?» и рассмеялся, даже не дождавшись ответа. Пьяная девчонка в чёрном платье на полу клуба в Хэллоуин — слишком привычная картина. А я сидела, боясь пошевелиться. Домой нельзя. На улицу одной — тоже. А Рита домой явно не собиралась.

Жизнь казалась невыносимой. Тело — чужим. Мысли — подкинутыми кем-то. Тогда я была уверена, что хуже уже не станет. Но я ошибалась.
Нарядившись в неё, я не стала ею — и этим всё сказано.

Я сидела на холодном кафеле, платье липло к коже, бант на затылке врос в череп. Я старалась не смотреть в зеркало напротив — там сидела не я.
Я ещё не знала, что ждет впереди.  Не знала, как дорого обойдётся мне глупость. Я думала только о том, как выбраться отсюда, да так, чтобы по дороге не вырвало.

Если бы Тень была рядом, она бы остановила меня ещё у двери клуба. Она не позволила бы даже коснуться бутылки. Всё пошло бы иначе. Но её не было. Она исчезла — и вместе с ней исчезла моя страховка от самой себя.

Я завела адскую машину, с которой всё начнётся. Сделала это только потому, что её не было.

— Эй, ты чего? — чей-то голос прозвучал прямо над головой.

Перед глазами клубился мутный туман. Я что, уснула? Прямо тут, на полу? Вот до чего я докатилась…

— Ничего… ничего… Тень меня бросила… — впервые я произнесла это имя вслух. И тут же окончательно пришла в себя.

— Какая тень? Подругу потеряла? Да она, может, на концерте прыгает или тебя ищет! Давай руку.

Чужая ладонь протянулась вниз. Я моргнула, пытаясь сфокусироваться, и машинально ухватилась. Он рывком подтянул меня — я едва не врезалась носом в его грудь.

— О, так я тебя… знаю! — он прищурился, удерживая меня за локоть, пока я не устояла. — Хм… Артур в твоей группе был, знакомый мой. Вы классно играли.

— Ага, и разбежались тоже классно, — пробормотала я, пытаясь вырвать руку и одновременно поправляя платье. Ткань мятая, грязная. К горлу снова подступила тошнота.

— А чего разбежались?

— Долгая история… Да и глупости всё это. Мы совсем мелкие были.  У меня уже другая группа.

— У Артура, кстати, тоже.

— Да? А ведь говорил, что больше играть не будет — родственники против, верующие все. Или он теперь христианский рок шпарит? — я уже стояла на ногах, но шатнулась, и он снова придержал за плечо.

— Да ну, — улыбнулся собеседник. — У них теперь пост-хардкор. Так он сам говорит.

— Правда? — я хрипло рассмеялась. — Даже представить страшно.

Дверца кабинки со скрипом отворилась. Я всё ещё сгибалась пополам от спазмов. Музыка за стеной затихла, из зала слышался лишь приглушённый гул голосов.

— Тяжеловато тебе, — спокойно заметил он. — Перебрала? Хочешь, провожу до дома? Меня, кстати, Матвей зовут.

— Лия, — протянула я руку. — Провожать не надо, я не одна — с друзьями.

— Красивое имя, — сказал он после короткой паузы. — Редкое. Сейчас таких почти не встретишь. Честно говоря, звучит как в честь бабушки… — он наклонил голову с виноватым видом и пристально рассматривал моё лицо. — Без обид.

Кто бы говорил. Самого как деда зовут.

— А это и есть в честь бабушки, — я неожиданно для себя улыбнулась. Не знакомству — просто стало легче. В груди отпустило, тошнота отступала, оставалась лишь слабость. Впервые за весь вечер мне захотелось выпрямиться и смотреть в глаза собеседнику.

Я сделала пару глубоких вдохов и впервые смогла рассмотреть его. В профиль нос резко выдавался вперёд — он походил на клюв ворона. Чёрные волосы чуть длиннее ушей свисали на лицо, подчёркивая миндалевидные глаза и худое, острое лицо. На щеке — длинный шрам, не грим, настоящий, похожий на след от пореза. В этом было что-то тревожное и притягательное одновременно. Он и впрямь напоминал птицу.

Высокий, почти на голову выше меня. На вид мой ровесник или чуть старше. На его рваной майке зияли прорехи, из которых торчали тонкие ключицы. Видимо, так и задумано — костюм без костюма, удобно, если нет ни времени, ни фантазии.

Он порылся в рюкзаке и протянул мне пластиковую бутылку.
— На, попей. Минералка. Меня всегда выручает. Взял, на случай если сам переберу… но сегодня обошлось. Так что держи. — Он чуть усмехнулся. — И вообще, пора уже всем расходиться. Сама понимаешь.

Я кивнула и сделала несколько глотков. Солоноватая вода и правда помогла: головная боль отступила, тошнота окончательно ушла.

— А, вот ты где! Мы с Яриком тебя по всему клубу искали! Я даже снаружи обошла! — Рита налетела на меня, схватив холодными пальцами за запястье.
— А вот и твоя тень нашлась, — хмыкнул Матвей. — Ладно, давай, удачи!

Я помахала ему на прощание и, без лишних слов, поплелась за Ритой. Я чувствовала, как он провожает нас взглядом, но не обернулась. Мы быстро миновали полупустой зал, где уже гас свет, и, на ходу натягивая куртки, выбежали из клуба.