В поисках ответа
Как только за агентами захлопнулась дверь, Джульетта присвистнула, словно выпуская накопившееся напряжение.
— Ну что скажете, господа? — потер руки Цезарь, с видом дирижёра, готового начать репетицию.
Джульетта, не раздумывая, произнесла с поэтической интонацией:
«Ползла улитка беззаботно,
На ней был домик всех прочней.
Но домик даже сто-высотный
Жильцов не сделает важней...»
Жанна, не сказав ни слова, подошла к открытому роялю, пододвинула стул. Музыка забурлила под её пальцами — сначала осторожно, затем всё увереннее.
— Рапсодия в блюзовых тонах! — восторженно вскрикнула Джульетта.
Она стремительно подбежала к Жанне и начала импровизировать, накручивая свой джазовый голос на подпрыгивающие, басистые гершвиновские аккорды. Очень скоро Жанна добавила в звуковой коктейль своё коронное постукивание каблуком по гулкому полу.
Дан и Цезарь замерли, наслаждаясь виртуозным исполнением, но Жанна властно кивнула в сторону чайника и кофейного блюдца. Без слов, но с полной ясностью.
Дан и Цезарь поняли намёк: они усилили вокально-инструментальную группу двумя почти ударными инструментами. Рош тряс чайник, и остатки воды в нём с опозданием издавали булькающие звуки. Цезарь азартно отбивал ритм ложечкой по блюдцу, словно дирижировал ритуалом.
Наконец Жанна остановила концерт. Музыка стихла, и вся группа столпилась вокруг копий переписки с иноземцами.
— Есть предположения? — тихо, почти шёпотом, спросила Жанна. Но по её глазам было видно — она уже всё поняла.
Дан громко зачитал несколько вопросов, где тематика частей тела явно доминировала.
Жанна весело взглянула на бывшего патологоанатома Цезаря:
— Части тела, органы... Кажется, это как-то связано с твоей специальностью?
— Именно! — подтвердил Дан и возбуждённо потянулся к носкам.
— Между прочим, и твои носки относятся к этой категории — «части тела», — строго заметила Жанна и остановила негодующим жестом поползновения Роша.
— Увидев тебя за этим занятием, наши пришельцы решили бы, что ты отделяешь от себя часть тела, — ехидно добавила Джульетта. — Точнее, даже часть твоего сознания!
Дан нервно одёрнул руки назад.
— Вы, кажется, уже догадались, что именно хотели разъяснить наши могущественные гости? — констатировала Жанна.
Дан кивнул:
— Они явно не знакомы с моими работами. Иначе у них не было бы этой путаницы в логике. Да и философия у них слабовата. К сожалению, они считают нас примитивными созданиями. Может быть, даже — компьютерами.
— Они явно озабочены вопросом самосознания, — подтвердил Цезарь.
— А ты считаешь, они его правильно понимают? — озабоченно спросил Дан.
— Во-первых, они немного запутались в идентификации объекта. Но даже если бы не допустили этой мелкой оплошности... — Цезарь повернулся к Жанне. — Даже ты, Жанна, не согласилась бы с их подходом. Не так ли?
Он говорил, как будто продолжал бесконечный философский диспут, начатый много лет назад.
— А где Дан и Джульетта? — вдруг встревоженно спросила Жанна.
Все оглянулись. Из соседней комнаты донёсся громкий смех. Через мгновение Джульетта и Дан появились в дверях, раскрасневшиеся, всё ещё смеясь.
— Чем вы тут занимаетесь, пока мы решаем судьбоносные проблемы? — иронично спросил Цезарь.
В комнате воцарилось смущённое молчание. Но в нём уже не было тревоги — только предвкушение чего-то важного.
— Вам, наверное, известно, чем отличается один муравей от муравейника? — неожиданно громко спросил Цезарь, нарушив затянувшуюся паузу.
Никто не решился ответить. Он продолжил, с нарастающим азартом:
— Муравьи образуют семьи и колонии, численность которых достигает миллионов особей. Там есть всё: бесплодные бескрылые самки — рабочие, солдаты, самцы, личинки и, конечно, королевы. Они различаются по размерам, функциям и даже по продолжительности жизни. Королева живёт до двадцати лет, рабочие — год-два. Никакой справедливости. В некоторых видах муравьёв возможна карьера: сначала уход за личинками, потом строительство, а под конец — добыча пищи. Но при этом — никакой конкуренции, никакой классовой борьбы. Потому что все они — части одного организма. Сложного, эффективного, подчинённого единой цели: выживание и процветание колонии.
Он сделал паузу и задал вопрос:
— Так вот, разминка: обладает ли муравей самосознанием?
Джульетта открыла рот, но Дан, который подозрительно часто крутился рядом с ней, опередил:
— Я понимаю, к чему ты ведёшь. Их поведение запрограммировано. Муравей, скорее всего, не задумывается о своей судьбе и не испытывает эмоций. Иначе он мог бы пойти против системы. А этого, в отличие от людей, у них не происходит. Но никто не сказал, что сам муравейник не обладает самосознанием.
Цезарь кивнул:
— Абсолютно верно. Наш мозг — та же колония. Куча специализированных клеток, миллиарды связей. Эти клетки не разбегаются, но это детали. Им просто никто не приносит еду. И всё же мы приписываем этой колонии сознание, хотя не можем локализовать его ни в одной точке. А другим колониям — отказываем в этом праве.
Джульетта наконец вступила в разговор:
— Значит, наши гости проверяют нас — не являемся ли мы муравьями? Для муравейника, обладающего сознанием, нет причины горевать, если один муравей погиб. А вот запрограммированный, тупой муравей будет убегать от опасности.
Жанна, чуть улыбаясь, внимательно слушала. Затем покачала головой:
— Их подход примитивен. Формален. Как у людей, увлечённых живописью... или математикой, — она бросила взгляд на Дана.
— Эта материя не для музыканта, — возмутился тот.
— Напротив. В математике — логика, но нет времени. А музыка соткана из времени и ритма. Она ближе к сути сознания. Музыка и танец — это симуляция жизни. Без времени нет самосознания. Ты будешь вынужден согласиться, господин математик.
— Но пока от нас ждут ответа, — продолжила Жанна. — Будем спасать запутавшуюся цивилизацию? Мне кажется, наши экзаменаторы не оценят наш интеллектуальный подвиг.
Она взяла листок и громко прочитала:
— «Представьте, что в вашем городе орудует страшный убийца и садист. Он причинил страдания множеству невинных, включая ваших близких. Преступник пойман. Специалисты установили: он действовал в соответствии с природными наклонностями, за которые не несёт ответственности. Причина — дефект генетического кода, выраженный в повреждении части мозга. Выберите один из вариантов: а) Уничтожить преступника как опасного. б) Удалить дефектную часть мозга, после чего он будет излечен.»
Жанна повертела листок, ища продолжение. Его не было. Цезарь подошёл ближе, заглянул в текст. На лице Жанны появилось расслабленное, почти блаженное выражение. Она что-то тихо говорила, но слышал только он.
— Только два варианта. Уничтожить или исправить. Бинарная логика, — громко констатировал Дан. — Больше подходит для роботов, чем для людей.
— И что же наши профессора им ответили? — всплеснула руками Джульетта.
Жанна перевернула листок и зачитала:
— «В нашем обществе традиционно выбирают (а), но с развитием технологий мы, конечно, применим гуманный вариант (б).»
Цезарь покачал головой:
— Они истолкуют это так: туземцы считают отклонения неисправностями. Надо подкрутить винтики, заменить детали, смазать маслом. Свобода выбора и самосознание — не обсуждаются. Для них правильный выбор — это (а). И, возможно, именно эту меру они собираются применить к нам. По нашим ответам мы у них под подозрением.
Жанна кивнула:
— По всем признакам они считают нас био-машинами. Цивилизацией без самосознания.
— А что это — био-машины? — удивлённо спросила Джульетта.
Цезарь терпеливо объяснил:
— Представь, что я построил компьютер из биологического материала. Например, из нейронов. Размножил их, связал, создал систему, управляемую извне. Это и есть био-машина.
— А она может быть сложной? — допытывалась Джульетта.
— Сколь угодно.
— И она может писать музыку и стихи?
Цезарь задумался:
— Если её научить — может. В какой-то степени.
— Так можно сказать о большинстве людей! — рассмеялась Джульетта. — Как же отличить её от нас?
Цезарь пожал плечами:
— Да никак.
Джульетта замерла. Её взволновало это математически точное утверждение.
— Но ведь мы — живые! Мы владеем самосознанием, а они — нет!
Цезарь понимающе кивнул, глядя в сторону Жанны:
— Мне тоже хочется так думать. Но у нас нет оснований. Мы не знаем о самосознании ничего, кроме того, что оно есть.
— Ты в этом уверен? — вмешался Дан.
— Насчёт себя — да. Это единственное, в чём я уверен. А вот насчёт тебя — не уверен. Как и в наличии сознания у твоего чайника.
Дан начал было вскипать, как вышеупомянутый чайник, но затем кисло улыбнулся:
— Но мы не будем друг друга тестировать. В отличие от наших запутавшихся гостей.
Джульетта хотела что-то добавить, но Жанна нетерпеливо прервала:
— Послушай, Джульетта. Ты тоже набор клеток. И если хочешь, чтобы твой набор не превратился в набор молекул — нам нужно кое-что обдумать.
Джульетта не удержалась и, с лёгкой театральностью, нарисовала словами переработанное содержание их беседы...
Из живых молекул коды Набирает кукловод,
И разводит хороводы Из нейроновых пород,
Их все больше и быстрее, Раскрутился клеток шторм
- И, того не разумея, Кукловод пошел на корм.
Хоровод же стал бесшумно Размышлять над тем, что есть:
"Наконец-то Я разумный Так кого б еще Мне съесть?"
Цезарь одобрительно кивнул, затем задумчиво добавил:
— Всё наше обсуждение — старо как мир. Мы повторяем то, что уже было сказано тысячи раз. Можно бесконечно спорить о природе самосознания, и всё равно останемся на том же перекопанном поле теорий, гипотез и философских спекуляций. Но есть одна деталь, которую почему-то игнорируют. А в нашем случае именно она может оказаться решающей.
Жанна резко повернулась к нему:
— О чём ты говоришь?
— Когда я ещё работал в одном весьма респектабельном научно-медицинском учреждении, мы иногда собирались в комнате отдыха для врачей. Я, как вы знаете, был экспертом по мертвецам — прозвище «Цезарь Потрошитель» или, в более торжественном варианте, «Цезарь пришёл — увидел — выпотрошил». Коллеги побаивались меня, хотя вред я причинял только холодным телам.
Он усмехнулся, вспоминая.
— В тот день я сидел, попивая кофе, в блаженстве завершённого рабочего дня. Вошёл ведущий кардиолог — назовём его доктор Кардо. Немало его пациентов попадали ко мне на стол, а я, в свою очередь, передавал их тела перевозчику Хароноу. Мы разговорились. Кардо, в отличном настроении, пошутил: «Я могу починить сердце даже у самого бессердечного человека». А потом добавил: «А наш нейрохирург вправляет мозги даже безголовым». Я, не желая отставать, сказал: «А я потрошу душу даже у самых бездушных».
— И тут доктор Кардо резко сменил тон и с иронией спросил: «Вы-то, надеюсь, не верите во всю эту чепуху?»
— «Какую?» — удивился я.
— «Душа, дух, самосознание — всё это бред».
— «Нет, конечно», — ответил я, чтобы не провоцировать спор. — «Понятно, что представлять самосознание как отдельную сущность — примитивно».
— «Какое самосознание?» — удивился он. — «О чём вы вообще?»
— Я опешил. Он — образованный человек, врач, и не понимает, о чём речь. И тогда я понял: люди делятся на две категории. Те, кому не нужно объяснять, что такое самосознание — они просто знают. И те, кто не понимает, о чём идёт речь. Это не зависит ни от ума, ни от образования, ни от пола, ни от возраста.
Он замолчал, и в наступившей тишине Жанна продолжила:
— Именно так наши гости и пытаются отличить существ с самосознанием от биологических компьютеров. Это как заглянуть в глаза человеку, слушающему музыку, и понять — слышит ли он мелодию или просто набор звуков.
— Я согласен с непревзай... непре... непримиримой Жанной, — наконец выговорил Дан.
— Но как им объяснить, чтобы они не перепутали нас с чем-то другим? Хотя, возможно, это уже ничего не изменит.
Жанна тем временем внимательно прочитала ещё один листок из вопросника. Вдруг рассмеялась и воскликнула:
— Слушайте этот вопрос! Кажется, наши эксперты прозевали самое главное!
Она громко зачитала:
— «Представьте, что вы наелись вашего жидкого углеводородного корма и покатили в дорогу со скоростью 100 км/ч. По пути вы встречаете голодного собрата...»
— Стоп! — закричал Дан. — Можешь не продолжать. Меня не интересует их очередная этическая дилемма. И вообще, насколько я помню, наша цивилизация не очень любит заливать в себя углеводороды. И передвигаемся мы чуть медленнее, чем они думают.
Громкий смех прокатился по комнате.
Но Джульетта вдруг заволновалась:
— Но, насколько я понимаю, ту цивилизацию, которую они обнаружили, может быть и не обязательно спасать? И, заодно, внести маленький вклад в решение проблемы глобального потепления?
— Я догадываюсь, что ты задумала, чертова анархистка, — оживлённо заговорил Дан, с неожиданной нежностью и лукавым взглядом.
— Никто ещё убедительно не доказал, что именно это вызвало столь глобальный эффект, — заметил Цезарь. — Но почему бы не проверить экспериментально?
— Я так рада, мои друзья, что вы солидарны с моим желанием вернуть мир в старое доброе прошлое! — откликнулась Джульетта и продолжила:
Кабы девица хотела Полетать на помеле
В тот же миг бы полетела...
Дан завершил: 'Но наверно - не ко мне!'
Цезарь хитро прищурился и бросил риторический вопрос:
— Так что, посмотрим, как человечество обойдётся без любимого помела?
Ответа не последовало. Но голос Жанны уверенно захватил власть над всеми звуками в комнате:
— Итак, за работу. Дан — ты составишь ответ пришельцам. Цезарь — напиши инструкции для наших. Джульетта — проверь Дана. Без пощады.
Команда молча разошлась по углам, каждый занялся своим делом. Через полчаса в комнату смущённо проскользнул Эд. Он выглядел так, будто только что прошёл через интеллектуальный ураган.
Жанна торжественно вручила ему два листа:
— Вот — для них. А этот — для вас. Не перепутайте.
Эд пробежал глазами оба текста, затем беспомощно покачал головой:
— Это безумие...
— Кажется, именно для этого вы нас и собрали? — заметила Джульетта. — Умных советов у вас и так в избытке.
Эд снова покачал головой:
— Вы уверены?
— Делайте то, что вам говорят. И немедленно, — твёрдо сказала Жанна. — Конечно, у части населения это вызовет... неудобства. Но альтернатива вам всем не понравится.
Эд уныло поплёлся прочь, словно нес на плечах груз всей цивилизации. А остальная компания осталась праздновать своё знакомство — и, возможно, начало чего-то большего.
Кто-то включил музыку. Дан галантно пригласил Джульетту на танец, а Жанна, не дожидаясь приглашения, схватила Цезаря за руки. Две пары закружились в экстравагантном, почти сюрреалистичном танце.
Дан и Джульетта начали перебрасываться рифмами, импровизируя на тему Шалтая-Болтая. Их голоса весело перебивали друг друга:
— А теперь мой отклик!
Был Шалтай -Болтай в штиблетах
А в руках его - бутыль,
Кот, его увидев в этом, Удивился: Это - ты ль?
Да, сказал Шалтай пугливо, Кот тогда бутыль отнял
И спросил неторопливо А сейчас бы как сказал?
Я - Шалтай - сказал нетвердо Кот отнял его жилет
Рядом сел с улыбкой гордой - Ты уверен или нет?
Я Шалтай - сказал тот строже. Кот штиблеты натянул
-А сейчас? - Да вроде тот же! Кот в ответ слегка зевнул.
Помурчи ж и Не Шатайся Не Болтайся как Коты.
Думать - не сопротивляйся Кто на самом деле- ты?
Кот на стену сел. Раздулся. И ногами заболтал: -
Ты уснул. А я проснулся Я теперь - Шалтай-Балтай!