Джульетта
Джули родилась обычным, вполне здоровым ребёнком. Разве что долго не начинала говорить — но всё прекрасно понимала, и родители не тревожились: всему своё время. И действительно, в какой-то момент, накопив словарный запас, девочка начала стремительно наверстывать упущенное.
Но кое-что всё же настораживало. Её детский лепет звучал... необычно. Капризничая перед сном, она пищала:
«Не хочу я больше кушать, А хочу лишь сказку слушать!»
А сопротивляясь купанию, визгливо заявляла:
«Мне водичка лезет в глазки — Мама, расскажи мне сказки!»
Сначала это умиляло и восхищало родителей. Но вскоре они поняли: с речью Джули происходит нечто странное. Она просто не могла говорить обычными фразами. Из её уст вырывались исключительно рифмованные строки.
Родители пытались выяснить причину. Спрашивали, почему она не говорит «как все». И Джули, конечно же, в рифму, объясняла: когда не находит рифму, её начинает тошнить, кружится голова, и она испытывает отвращение ко всему вокруг.
Оказалось, девочка родилась с редчайшим неврологическим феноменом, который позже назвали её именем — синдром Джули.
Мир взрослых устроен так, что любое отклонение от нормы стремятся «исправить». Родители не сомневались: раз есть отклонение — значит, нужно привести его к норме. Не заботясь о последствиях, они водили Джули от одного специалиста к другому — психиатры, невропатологи, логопеды...
Пока, наконец, она не попала к доктору Сноу — человеку, который сразу понял, что перед ним не просто пациент, а уникальный дар. Сноу изучал механизмы формирования речи у детей. И, заполучив Джули, он понял: его научная карьера может взлететь, если правильно подать этот феномен.
Он не собирался делиться находкой. Все последующие годы Сноу наблюдал за развитием девочки, публиковал статьи и выстраивал теорию, которая могла перевернуть представления о человеческом мозге.
Сноу утверждал: мозг каждого человека содержит множество речевых и творческих модулей. Один — базовый — отвечает за обычную речь. Он позволяет ребёнку освоить грамматику, интонацию, нюансы языка. Мы воспринимаем это как должное, так же как способность ходить или дышать.
Но есть и другие модули — математики, музыки, танца, рисования... У большинства они слабо активированы. У Джули же по неизвестной причине разблокировался модуль рифм. Более того, он доминировал над обычной речью. Говорить без рифмы для неё было всё равно что для нас — коверкать грамматику.
Так ли это — вопрос открытый. Но доктор Сноу упорно пробивался к вершинам научного Олимпа. Количество публикаций о синдроме Джули росло с каждым годом. Всё это время он пытался создать уникальное лекарство — чтобы «излечить» свою единственную пациентку от болезни рифм.
И наконец, доктор Сноу представил миру свой долгожданный препарат — средство, полностью подавляющее страсть к рифмоплетству. С его помощью он сумел почти полностью «отключить» патологическую склонность Джульетты к рифмованной речи.
Чтобы убедить научное сообщество в эффективности лекарства, Сноу провёл сенсационный эксперимент на контрольной группе. В неё вошли десять выдающихся, плодовитых поэтов, которые любезно согласились принять участие в демонстрации.
Эксперимент был прост: испытуемым предлагалось подобрать рифму к легко рифмуемым словам — таким как кровь, спать, пил, слёзы. Измерялось время, за которое они находили подходящую рифму. У всех участников наблюдался явный эффект: рифмы приходили с трудом, а вдохновение будто испарилось.
Наиболее впечатляющим оказался результат самого маститого поэта. Ему предложили подобрать рифму к слову кровь. Он мучительно молчал, морщился, терзал бумагу, и в переполненном зале раздались бурные аплодисменты. Громче всех хлопали его коллеги — кто с облегчением, кто с завистью.
К счастью, действие препарата было временным, и поэтические способности вскоре восстановились. Хотя, по слухам, не все коллеги были в восторге от этого — некоторые уже начали мечтать о литературных премиях, освободившихся после «творческого отключения» конкурентов.
Что касается Джульетты, она категорически отказалась от препарата. Побочные эффекты — потеря музыкального слуха, странная неприязнь к солёным огурцам и временное отвращение к стихам Пушкина — казались ей слишком высокой ценой. Она предпочла жить в гармонии с собой, пусть и на рифмованной волне.
Со временем её окружение привыкло к необычному способу самовыражения. Друзья старались не обращать внимания на её поэтические всплески, а близкие научились различать, когда рифма — это просто речь, а когда — эмоция.
Когда Джульетта подросла, ей всё чаще приходилось переходить на «общечеловеческий» язык. Это давалось с трудом, требовало усилий, и она делала это лишь в необходимости. Но стоило оказаться среди «своих» — творческих, чудаковатых, свободных — как она расслаблялась и вновь говорила так, как ей было естественно: в ритме и рифме.
К шестнадцати годам Джульетта расцвела — и, как того требовало её имя, вокруг неё начали кучковаться поклонники. Миловидная, обаятельная, с искрой в глазах, она легко привлекала внимание юношей. Но когда дело доходило до общения, всё усложнялось.
Иногда, увлечённая, она переходила на рифмованную речь. Это производило непредсказуемые эффекты. Одни ухажёры считали, что она издевается над ними. Другие — что девушка «с приветом», и лучше держаться подальше, пока не поздно. И те, и другие исчезали быстрее, чем она успевала подобрать рифму к слову любовь.
Это причиняло Джульетте немало страданий. Она мечтала о том, кто не сбежит, услышав её рифму, а ответит — в стихах. О том, кто не будет лечить её, а будет слушать. О том, кто поймёт, что её речь — это не болезнь, а музыка.
В дальнейшем биография Джульетты раскручивалась, как запутанная ниточка, полная неожиданных узлов и странных петель. Обладая тонким музыкальным слухом и врождённым чувством ритма, она выбрала путь певицы. Особенно её привлекал джаз — с его свободной импровизацией, блюзовой тоской и непредсказуемыми гармониями. Очень скоро она начала не столько говорить, сколько петь, наслаждаясь тем, как её рифмованная речь сливается с мелодией.
Её репертуар быстро пополнился песнями Эллы Фицджеральд, Билли Холидей, Дины Вашингтон и Сары Вон. Джульетту стали приглашать в известные клубы, и казалось, что её артистическая карьера обеспечена. Но судьба, как водится, не любит прямых дорог.
Благодаря лёгкости в сочинении рифм, Джульетта начала подрабатывать копирайтером и автором рекламных текстов. Её слог был дерзким, ярким, запоминающимся. Однажды ей заказали стишок для рекламного ролика от организации с говорящим названием — «Вперёд в прошлое». Это было сообщество, проповедующее отказ от благ цивилизации: борьба с автомобилями, компьютерами, бытовой техникой и прочими «порождениями технорая».
Джульетта, вдохновлённая заказом, выдала на-гора серию роликов, призывающих к радикальному отказу от комфорта:
Подожги свой пылесос,
Вспомни старый веник.
Будешь сам себе ты босс
— Без долгов и денег.
Или, играя на мужском эго:
Твоя неизбежна судьба
— Взорви же стиралку-машину!
И станешь, как Али-Баба,
Пещерным, могучим Мужчиной.
Воодушевлённая собственными рифмами, Джульетта неожиданно увлеклась анархической идеологией. Артистическая деятельность отошла на второй план. Она с головой окунулась в бурную жизнь протестного сообщества, где её талант оказался особенно востребован.
На демонстрациях её четверостишия взмывали над толпой, превращаясь в боевые лозунги. Особенно скандальной стала акция возле религиозного квартала, где её соратники размахивали транспарантом с провокационным стихом:
Как подпишешь ты дьяволу лист — Сразу станешь законопослушным.
А не хочешь быть зомби бездушным? Будь как Бог повелел — Анархист!
Джульетта чувствовала, что бюрократия, самодурство и страх — это те самые грозовые тучи, которые человечество породило и которые теперь заливают землю моросящим дождём. Она верила, что её энергия, её рифмы — это пар, способный испарить любую лужу. И действительно, вокруг неё клубился туман — живой, кипящий, но всё менее прозрачный.
Со временем она начала замечать: в этом тумане теряется направление. В её сознании стали появляться просветы. Она всё чаще задавалась вопросом: почему победители в борьбе за справедливость так часто становятся новыми тиранами? Может быть, дело не в системе, а в самом сознании, которое запускает механизм Тучеобразования?
Тем не менее, её парогенератор продолжал работать по инерции. И именно в тот момент, когда в её голове начали вырисовываться очертания будущей жизни — более тихой, более личной — к ней на улице подошли двое.
Они были вежливы, но настойчивы. Джульетта не сопротивлялась. Всё, что она успела сказать, было, конечно, в рифму:
Если очень вам неймётся
Отвести меня куда-то,
То не будем мы бороться
— Вас тут слишком многовато...
Новые знакомые промолчали. Очевидно, их не предупредили о её необычном способе общения.
Джульетта, несмотря на лёгкое напряжение, была любопытна. Кто мог её искать, если не служители закона? Но её интуиция подсказывала: это — не они.
Через полчаса её ввели в комнату. Там её уже ждала другая девушка — странная, почти призрачная. Дверь захлопнулась, и ключ дважды провернулся в замке.