Первое Испытание
Первый вылет: миссия Z
Итак, мой первый вылет. Волнение — почти невыносимое. Миссия: проверить объект Z. Он расположен на третьей по счёту планете, не слишком удалённой от звезды средней светимости. На Z зафиксирован аномально высокий уровень электромагнитного излучения в широком диапазоне радиочастот — признак, характерный исключительно для развитых техногенных сообществ. Есть все основания предполагать наличие вне-Триопейской цивилизации. И я тревожусь: справлюсь ли с возложенной на меня задачей?
Наш корабль входит в атмосферу Z. Мой напарник Лей, опытный и... своеобразный, втягивает воздух с поверхности с помощью микронасоса. Он обнюхивает его. Да, буквально. Несмотря на наличие точнейших спектральных анализаторов, Лей предпочитает доверять своему носу. Я не перестаю удивляться — ведь мы получаем объективные данные, а он ищет "запах жизни" по старинке. Сколько раз я объяснял ему, что иная жизнь может быть устроена совсем иначе — бесполезно. Это упрямство — наследие его первого родителя, консервативного до абсурда.
Мы активируем сенсоры электромагнитных и акустических волн, которые переплетаются в атмосфере Z, создавая сложную симфонию. Акусто-запаховые преобразователи разворачивают перед нами на экране изумительную картину — яркую, ароматную, живую. И эта картина приводит нас в восторг, который трудно описать словами.
(Примечание переводчика:
В их культуре "картина" — это не визуальный образ, а ароматная мозаика, где каждая точка пространства обладает уникальным запахом. Например, бледно-голубому оттенку может соответствовать кисло-сладкий аромат, а зелёному — запах солёной воды. Их органы восприятия способны не только различать миллионы нюансов но и определять направление источника запаха с высокой точностью.
Это создаёт богатую и детализированную "картину" мира, аналогичную визуальному восприятию землян. Однако у такого способа восприятия есть особенности: Триопейцы "вынюхивают" близкие объекты с невероятной точностью, но испытывают трудности с восприятием удалённых форм. Чтобы преодолеть это ограничение, их цивилизация разработала преобразователи, которые переводят световую информацию в язык запахов. Благодаря этим устройствам, Триопейцы могут "вынюхивать" даже самые далёкие объекты.
Хотя в переводе используются земные термины, важно помнить: восприятие мира у Триопейцев принципиально отличается от земного. Их реальность — это симфония запахов, а не игра света и теней.)
Над планетой Z: от фракталов к полёту разума
Под нами — океан. Необъятный, глубокий, почти пугающий в своей масштабности. Вода покрывает большую часть планеты, и её поверхность мерцает, как дыхание гиганта. Я ошарашенно смотрю на экран: по волнам стремительно скользит продолговатый объект. Огромное, гибкое, загадочное существо — или, возможно, технологическое порождение местной цивилизации. Оно периодически исчезает под водой, затем вновь появляется, словно играя в прятки с гравитацией.
Мы не можем определить, живое ли это существо или просто автоматизированный механизм. Но оно одиноко, не проявляет активности, не вступает в контакт. Через несколько минут мы теряем к нему интерес. Наш корабль, неторопливо паря, перемещается над сушей.
Мы снижаемся ближе к поверхности и начинаем ощущать бугристую текстуру планетного тела. Под нами — хаотический массив извилистых форм, простирающийся до горизонта. Самая распространённая структура напоминает вертикальный стержень, из которого расходятся меньшие, и от них — ещё более мелкие, и так далее. Некоторые формы стелются по земле, покрывая её плотным ковром. Всё это выглядит как гигантское искусственное сооружение, созданное с непонятной целью.
Мне приходит в голову странная мысль: это — памятник фракталам. Символическое воспроизведение математических структур, которые я изучал в школе. Но зачем их размножать в таких количествах?
— Что скажешь? — обращаюсь к Лею. — У тебя ведь всегда есть объяснение.
— Я думаю, — пробуждается Лей, — что это разумная форма жизни.
— Ерунда, — отмахиваюсь я. — Ты ведь видишь: они неподвижны. У нас на Триопее нет ни одной неподвижной формы жизни. Как она вообще возможна? Как они общаются? Как питаются? Как размножаются?
Лей начинает фантазировать:
— Возможно, они преобразуют энергию света от местной звезды. Или ветра. Поглощают воздух и землю, превращая их в свою массу. Им не нужно двигаться — всё необходимое уже вокруг.
Я подозреваю, что Лей принял что-то туманящее разум. Иначе как объяснить такую внезапную вспышку воображения? Но меня хорошо тренировали. Я горжусь своей выдержкой. Вместо того чтобы спорить, я иронично спрашиваю:
— Эти роскошные зелёные структуры построили себя из чёрного земляного покрова? Не двигаясь? И, кстати, объясни, как у неподвижных сущностей может быть самосознание? Может, мне стоит заняться ими и задать пару вопросов?
Не уверен, что Лей уловил мою иронию. Он, когда хочет, полностью теряет чувство юмора. Мне показалось, что он собирался ответить, но промолчал. Тогда я впервые подумал: а может, ирония — тоже признак самосознания? Но меня этому не учили, и я постарался забыть эту неподобающую мысль.
Тем временем наш корабль опустился на высоту около 100 метров. Лей резко обернулся и возбуждённо указал на экран. Перед нами возникла удивительная картина: мимо пролетала группа из 40–50 изящных существ. Они двигались в идеальном порядке, на одинаковом расстоянии друг от друга, словно следуя невидимому ритму.
Язык, поэзия и движение: путь к разуму
Следующий шаг, согласно протоколу, — расшифровка языка. Лингвистика — одна из специализаций Лея, и он сразу же зафиксировал акустические колебания, исходящие от летящих существ.
— Не знаю, как они видят, — сказал он спокойно, — но акустические волны — это явно способ обмена информацией. Мне понадобится несколько минут, чтобы разобраться с грамматикой.
Мы с нетерпением ждали результатов. А пока продолжали двигаться над ними, любуясь их элегантным полётом. Мне они явно нравились. Хотелось бы, чтобы они оказались разумными и обладали Самой. Но я вспомнил наставления учителей: эстетическое восприятие не должно влиять на оценку самосознания. Красота — не критерий.
Лей подошёл с результатами. Увы — их язык оказался слишком примитивным. В утешение он добавил:
— Но он поэтичен. Очень поэтичен.
Он знает, как я ценю поэзию. Но, согласно нашим правилам, уровень цивилизации не определяется музыкальностью, поэтичностью или любыми другими проявлениями красоты. Это значит, что эти милые, грациозные существа не подлежат экзамену. Я даже немного рад. Кто знает, прошли бы они мой тест? Но если они не способны построить техногенную цивилизацию — они не представляют угрозы. Пусть живут. Мы с сожалением расстаёмся с ними и летим дальше.
Геометрия и сомнение
Теперь мы над плоской равниной. Стержнеобразные фрактальные структуры исчезли, количество летающих певучих существ резко сократилось. Ландшафт изменился. Внизу — геометрические формы. Чёткие, правильные, но неподвижные. А мы считаем, что движение — необходимый признак жизни.
Я делюсь этой мыслью с Леем. Он задумывается и спрашивает:
— А ты уверен?
И я вдруг перестаю быть уверенным. Такое простое утверждение — и всё же, может, оно не универсально? Я собираюсь ответить, но в этот момент перед нами возникает то, чего мы жаждали увидеть с самого начала экспедиции...
Потоки разума
Движущиеся объекты. По поверхности планеты. Их тысячи. Все признаки высокого уровня организации. Они движутся один за другим, сгруппировавшись в потоки, мчась с огромной скоростью по широким, явно подготовленным полосам. Их движение — логично, упорядоченно, целенаправленно.
В наступающих сумерках у них раскрываются круглые источники электромагнитных волн — они освещают путь. Несмотря на стремительность, каждый объект движется независимо, но избегает столкновений. Два потока струятся навстречу друг другу, каждый по своей стороне полосы. Потоки разветвляются на боковые ветви, где движение замедляется. Иногда ветви пересекаются, и тогда, по каким-то им известным правилам, одни пропускают других. Это выглядит как этический код — встроенный, неформальный, но действенный.
Этот способ передвижения живых существ почему-то вызвал у Лея содрогание. У него повышенная чувствительность к определённым геометрическим формам — особенно к тому, как они перемещаются в пространстве. Он однажды признался мне, что в одном из своих прошлых путешествий столкнулся с крайне необычными созданиями, которых у нас принято называть геоменами.
Геомены: цивилизация форм
Tело геомена можно представить как гибкую, полупрозрачную мембрану, наполненную жидкостью. При движении они словно переливались, меняя форму с поразительной пластичностью — от приплюснутой сферы до размазанного цилиндра, от вытянутого эллипсоида до почти плоской ленты. Их движения были одновременно грациозными и тревожными, как будто сама геометрия пыталась освободиться от привычных законов.
Изменение формы у геоменов служит не только для передвижения. Лей рассказывал, как наблюдал двух существ, стоящих друг напротив друга и бешено меняющих форму — при этом оставаясь на месте. Это был геометрический язык. Их тела становились буквами, иероглифами, эмоциями. Меняя форму, они передавали информацию, выражали чувства — любовь, страх, гнев. Их язык был не просто способом общения — он был ими самими.
Более того, их мышление тоже происходило через изменение формы. Мысли, эмоции и язык — всё это сливалось в одну сущность. Геомен не мог солгать: чтобы солгать, ему пришлось бы принять две формы одновременно — а это невозможно. Это удивительно. И, в отличие от Лея, у меня это не вызывает отвращения — скорее, восхищение.
Я спросил Лея: если геомены могут принимать любую форму, как их отличить друг от друга? Лей, что для него нехарактерно, замешкался. Видимо, отвращение затуманило его память. Но потом он вспомнил: геомены способны объединяться в общие формы. При этом меняется не только внешний вид, но и упругость — от мягкой, как гель, до твёрдой, как камень. Никогда не знаешь, сколько геоменов перед тобой. И даже — геомены ли это?
Индивидуальность становится понятием условным. Тем более что геомены могут оставаться неподвижными десятки лет. Их здания, улицы, лаборатории, заводы — всё это они сами. Любая утварь, сумка, лестница — потенциальный геомен. В любой момент "геомен-книга" может решить сменить форму, что, мягко говоря, неудобно для пользователя.
Лей вспомнил сцену, которую он пытался забыть. Один геомен, в форме прямоугольного параллелепипеда, медленно раскачиваясь, преобразовался в тетраэдр, вписанный в него. Это означало активное согласие. Скрученная лента — дикое недоумение. Дрожащая звезда с пятью треугольниками — высшая степень восторга. Равнодушие выражалось сплющиванием: раздутый сферический геомен демонстративно сдувался в плоский круг.
Когда два геомена нравились друг другу, они создавали формы, связанные топологически. Лей наблюдал, как геомен в форме конуса, общаясь с кубом (или геомейшей — кто их разберёт), подпрыгнул от восторга и принял форму проекции четырёхмерного куба в трёхмерном пространстве. В ответ партнёр мгновенно отреагировал проекцией пятимерного куба на плоскость. Продолжение этой игры Лей уже не успевал улавливать.
Геомены с презрением относились к цивилизациям, чьи представители не способны скрутиться в пирамиду с шаром на вершине, чтобы просто поздороваться. Лей признавался, что их способ общения вызывал у него невыразимый ужас. Он с трудом доработал до конца миссии.
А у меня рассказ Лея вызвал множество вопросов. Я спросил: какими органами чувств геомены воспринимают реальность?
Лей долго думал, потом сказал: геомены воспринимают только формы и их подобия. Я уточнил: значит, им нужно пощупать друг друга?
— Нет! — Лей вздрогнул. — У них нет понятия расстояния. Чем форма более похожа на их собственную — тем она ближе. Чтобы "подойти" к другому геомену, они просто принимают его форму.
Я задумался: может, это — самый глубокий способ познания мира?
Остальные вопросы я оставил при себе. Как могла возникнуть такая цивилизация? Чем они питаются? О чём мечтают? Заполнить собой пространство? В какой форме у них проявляется самосознание — точка? И как это проверить? Кто у них главный? Как с ними говорить?
Но мои размышления стали расплываться — как запах мысли, вырвавшийся из маленькой коробочки в космос. И я понял, почему Лей чувствовал дурно, наблюдая за жизнью геоменов. Их мир — это не просто другой способ существования. Это другая логика бытия.