Дневник Триопейца
Подо мной вновь проплывала эта изумительная планета — такая красивая, что даже у самого закалённого астронавта возникает желание отменить все приказы и просто зависнуть в орбите, любуясь. Я уже начал к ней привыкать. А ведь всего мгновение назад мой палец почти коснулся той самой кнопки. Да-да, той самой. Проклятой. Судьбоносной. Красной, как совесть после необратимого поступка.
Секунду. Может, не надо? Трио-клятье! Мне ведь нельзя сомневаться. Не сейчас. Не здесь. Не в тот момент, когда ошибка уже не исправляется, а просто становится частью истории. Меня готовили к этому решению годами. Тренировали, убеждали, объясняли, что всё разумно, справедливо, и даже — по-своему красиво. Я в сотый раз анализировал данные. Вроде бы всё сходилось. Вроде бы...
Риск — сделать ЭТО. Риск — не делать ЭТОГО. Выбор между двумя безднами, где одна обещает гибель, а другая — гибель с отсрочкой.
Во время подготовки мне приводили примеры: как ненужная жалость, как секундное сомнение приводили к катастрофам, которые потом изучали по учебникам с разделом "никогда так не делайте". Конечно, мы все ошибаемся. Иногда — чтобы чему-то научиться. Иногда — просто потому что можем. Но чаще всего ошибки ничему не учат. А порой они становятся настолько грандиозными, что даже Вечность, если бы она была в отпуске, не успела бы стереть их из Вселенской памяти.
И вот вопрос, который не даёт покоя: что чувствует существо, от решения которого зависит судьба целой цивилизации? Когда один легкомысленный шаг может стереть миллионы лет истории, культуры, песен, запахов, танцев, и даже любимых рецептов?
...Пауза длиной в 64 года...
Да, прошло уже более шестидесяти четырёх лет с того самого мгновения, за которое я несу полную ответственность. И знаете, что меня утешает? В масштабах астрономического времени никто — ни мудрец, ни судья, ни даже архивариус — не сможет достоверно утверждать, что было ошибкой, а что — неизбежной необходимостью. Всё это — лишь точки зрения, разбросанные по галактике.
Но хватит философии. Я поведу своё повествование с самого начала. С начала нашей Истории. Истории Триопеи. Потому что я — гордый Триопеец. И если мой будущий читатель спросит:
— А кто такие Триопейцы? Откуда они взялись? Как получилось, что они стали самой могущественной цивилизацией в обозримой Вселенной?
Я отвечу, как советуют наши мудрецы: загляни в себя. Там и найдёшь ответ. Вот я и заглядываю — вглубь нашей истории, вглубь себя, и, возможно, вглубь тебя.
Происхождение Триопейцев
Чтобы понять, откуда берутся Триопейцы — существа, чья мудрость, наука и философия заставляют дрожать даже самые уверенные в себе звёздные империи — стоит обратиться к нашей Великой науке: ТриГенетике. Это не просто наука, это почти религия, только с формулами вместо молитв.
Мой личный тригенетический набор — возможно, не самый худший среди представителей древнейшей цивилизации — хранит в себе закодированные лабиринты, полные открытых дверей, тайных ходов и, вероятно, пары ловушек. Всё это — наследие от 128 отцов и всего одной матери. Да, вы не ослышались. Один — это мама. Остальные — папы. И нет, это не ошибка в подсчётах, а тщательно выверенная формула эволюционного успеха.
Процесс создания такой богатой наследственности, хоть и требует времени, зато весьма увлекателен — особенно для матерей, которым приходится ждать, пока последний из 128 отцов внесёт свой скромный вклад в проект "Новая жизнь". После финального акта — бах! — и через несколько дней появляется свежеиспечённый ребёнок. Быстро, эффективно, и без лишней сентиментальности.
Триопейская наука, разумеется, не могла пройти мимо такого феномена. Исследования показали, что именно благодаря этой гениальной (и слегка утомительной) схеме воспроизводства мы достигли своих высот — в технологиях, культуре, и особенно в философии. Да-да, именно философия стала нашим главным экспортным продуктом. Мы не просто думаем — мы пахнем мыслями.
Секрет успеха — в Тригене. Наши учёные многократно доказывали: чем больше генетическое разнообразие, тем выше шанс на эволюционный прорыв. Два родителя — это уже неплохо. Четыре — ещё лучше. А 128 — это почти гарантированный билет в клуб цивилизаций с развитой нейроароматикой. Конечно, есть предел. Иначе поиск партнёров превратился бы в бесконечный сериал с элементами драмы, романтики и логистики. Эволюция, как известно, любит баланс: между вариативностью и плодовитостью, между гениальностью и терпением.
Природа на Триопее, как истинный экспериментатор, перепробовала всё. Например, у животных триоги — четыре рода: мужской, женский, средний и полусредний. Средний род — не переносит гены, а выступает в роли посредника. Полусредний — может стать кем угодно, когда угодно, и сколько угодно раз. Главный катализатор — всё тот же средний род, который следит, чтобы никто не заигрался в гендерную рулетку.
А вот триосы — совсем другая история. Эти ребята не размножаются в привычном смысле. Они... отравляют. Да, буквально. Подкладывают свои тригены в пищу, и жертвы постепенно превращаются в триосов. Эффективно, пока есть кого превращать. Но когда все вокруг уже триосы — начинается демографическая тоска. Размножаться они не умеют, а превращать больше некого. Так они становятся жертвами собственного успеха. Некоторые триосы, чтобы не исчезнуть, учатся забывать, как отравлять. Эволюция, как всегда, находит способ сказать: "Хватит уже".
Наши археологи раскопали останки Триозавров — существ, которые размножались по дву-родительской схеме. Примитивно, но с энтузиазмом. Мы считаем, что именно это и стало причиной их вымирания. Два родителя — это, конечно, мило, но недостаточно для цивилизационного рывка. Странно думать, что где-то во Вселенной есть цивилизации, которые, придерживаясь этой схемы, умудрились чего-то достичь. Но мы, Триопейцы, предпочитаем верить, что они просто ещё не пробовали наш путь. Или не нашли 127 друзей.
Загадки Триогенетики: 128 и одна
В целом, наша триогенетическая модель — стройная, логичная и, по мнению большинства триопейских учёных, гениальная. Но, как водится, в любой совершенной системе есть несколько маленьких, но весьма назойливых деталей, которые пока что ускользают от объяснения. Например: почему именно 128 родителей? Почему не 127, не 129, и уж тем более не 42, как любят шутить межгалактические философы?
Наши математики, с видом заговорщиков, заявили, что 128 — это 2 в степени 7, или, если быть точным, 2⁷. Это, конечно, красиво, особенно если вы любите степени. Но объясняет примерно ничего. Геометры добавили, что у гиперкуба в семи измерениях ровно 128 рёбер. Это уже звучит таинственно, почти мистически, но всё ещё не даёт ответа на вопрос: почему именно столько отцов?
Историки, в свою очередь, вытащили из архивов древнее слово — ASCII. Якобы оно как-то связано с числом 128. Некоторые даже утверждают, что это имеет отношение к выражению "Материнская плата", но лингвисты до сих пор не нашли первоисточник, и вообще подозревают, что это всё — проделки древних маркетологов.
И всё же, почему одна мать и 128 отцов? Неужели нельзя было как-то иначе? Например, 64 матери и 2 отца? Или 32 родителя неопределённого рода, собравшихся по принципу ароматической совместимости?
Горстка учёных, которых вежливо называют креационистами (а не очень вежливо — "романтиками с дипломом"), утверждают, что столь точная, эффективная и, прямо скажем, драматически организованная схема воспроизводства — это явное свидетельство вмешательства извне. Мол, кто-то там, за пределами нашей реальности, решил поэкспериментировать с генетическим пасьянсом.
Но большинство триопейцев, включая меня, предпочитают придерживаться эволюционной теории. Она настолько стройна, убедительна и ароматно оформлена, что мелкие нестыковки — вроде загадочного числа 128 — не мешают нам верить в неё как в единственно разумную модель жизнетворчества. А если где-то в её глубинах прячется тайна — значит, у нас ещё есть повод продолжать исследования. И, возможно, когда-нибудь мы узнаем, почему именно 128. Или хотя бы — зачем ASCII.
Пару слов о себе (и о тех, кто меня создал)
Пришло время немного рассказать о себе. Начну, как водится, с родителей — ведь кто мы такие, если не ароматный коктейль из их решений, ошибок и случайных генетических совпадений?
Но прежде чем перейти к личному, не могу не отметить: проблема воспитания молодого поколения — это, как выяснилось, универсальная головная боль почти всех известных нам цивилизаций. По моему скромному мнению, сам момент появления сознания — этот удивительный переход из состояния вечного небытия в форму, способную задавать вопросы и страдать от ответов — является глубинным, почти скрытым доминантом любого существа, только что явившегося на свет.
Чем дальше мы уходим от этого момента — тем больше нас поглощает обратная трансформация: из света — в темноту. Если новорожденная искорка пронизана изумлением, восторгом и жаждой освоения мира, то костёр, давно забывший чудо своего возгорания, пляшет в кромешной тьме, полыхая тревогой и страхом перед угасанием. Между этими двумя состояниями — пропасть. И именно она лежит в основе вечного конфликта между молодыми и зрелыми. Увы, непреодолимого.
Тем не менее, Триопейцы — существа, склонные к благодарности (в разумных дозах) — всё же уважают, ну хотя бы некоторых из своих родителей. Даже самые капризные и взыскательные мои сородичи признают: среди 128 отцов всегда найдётся парочка, с которыми можно было поговорить о жизни, не скатываясь в философию или семейную драму.
Но главное — это, конечно, мать. С ней мы идём весь путь: от первого вдоха до зрелости, от первого запаха до последнего. Моя родительница отличалась непоколебимой решимостью, полным отсутствием сентиментальности и властным ароматом, исходящим из её глаз. Да, именно из глаз.
(Примечание переводчика: в дальнейшем непереводимые оттенки запаха будут передаваться как эквиваленты цвета — так проще, хоть и не совсем точно.)
Её взгляд пахнул так, что даже самые упрямые триопейские дети моментально вспоминали, кто здесь главный. И, что удивительно, этот аромат не вызывал страха — скорее, уважение, смешанное с лёгкой ностальгией по временам, когда всё было просто: ты, мир, и запах, который говорил тебе, что тебя любят... или строго контролируют.
Любовь, материнство и 128 прощаний
Впрочем, решительность — это не просто черта характера, а почти профессиональное качество большинства наших женщин. Им приходится принимать трудные решения с такой регулярностью, что земные драмы кажутся им лёгкими комедиями. Их личная жизнь — пёстрая, запутанная и, откровенно говоря, достойна отдельного факультета в университете.
Следует помнить: средний возраст плодовитости у триопейских женщин длится от 16 до 128 лет. Да, у нас даже биология любит символизм. И в этот период нужно успеть пройти весь цикл с 128 женихами. Поэтому, как вы понимаете, слишком долго увлекаться каждым из них — роскошь, которую может позволить себе только очень неторопливая романтичная душа... или безнадёжная оптимистка.
А если женщина хочет произвести более одного ребёнка — тут уж надо действовать оперативно. Принято, что отцы второго ребёнка — те же, что участвовали в создании первого. Не обязательно в том же порядке, конечно. Это даёт нашим женщинам повод развивать навык лёгкого начала и быстрого завершения романов. Я слышал о таких, кто успевал обработать по десять женихов за день. Эффективно, но, увы, не очень поэтично.
Поэтому в нашей культуре принято сочувствовать женщинам. И не просто сочувствовать — восхищаться их эмоциональной выносливостью. Согласен, им непросто. Но с другой стороны, их эмоциональная жизнь несравненно богаче, ярче и многослойнее, чем у мужчин. Хотя, если уж быть честным, я считаю несправедливым наше культурное пренебрежение к чувствам триопейских мужчин. Особенно тех, кто с самого начала знает, что будет брошен. И не потому, что он плох — а потому, что так устроена система. Даже самые пылкие чувства не спасают от заранее запланированного расставания.
Женщины на Триопее встречаются значительно реже мужчин — и потому ценятся особенно. Рождение девочки — это семейный праздник, почти как открытие нового аромата. Говорят, хотя это и не доказано, что пол ребёнка определяется самым любимым отцом. Правда, никто не объяснил, как женщина может заранее знать, кто из 128 станет её любимым, не пройдя весь цикл. Моя мать, например, никогда не рассказывала, кто из моих отцов был ей ближе. Так что я никогда не узнаю, кто "виноват" в том, что я не родился девочкой. А жаль.
Я также никогда не узнаю, как происходили её расставания с каждым из моих отцов. Но уверен — это было нелегко. Возможно, её утешало то, что по Закону, после рождения ребёнка, каждый из отцов обязан участвовать в воспитании. Повторные встречи с бывшими — теперь уже в роли родителей — часто полны драматизма, неловкости и ароматических перегрузок.
Эти сюжеты — бесконечный источник нашей культуры. Мы все выросли на романе "127-й", учили стихи из поэтического шедевра "Простые", где героиня трагически любила партнёров в порядке простых чисел. В школе мы читали рассказ "Неделимый" и хохотали над комедией "Опять-25". А 64-я цветочно-душистая симфония, посвящённая той же теме, при оркестровом исполнении вызывает у слушателей смятение и смущение своими кисло-благоухающими гармониями.
Партия первой скрипки — это виртуозная игра сладко-горьких нюансов. А барабанная тема луковой остроты — пронзительная, плаксивая, и, по мнению критиков, абсолютно гениальная. В ней слышится всё: любовь, прощание, надежда... и лёгкий аромат сожаления.