conforto*
а спонсор данной главы - написание работы в сомнительном обществе.
написание работы в сомнительном обществе - "чё, порнуху строчишь?)))"
— Гитара… — Итан протянул это своим шёпотом, напоминающим металлическую стружку. Осторожно убрал с меня руки, постепенно перевернулся. Бельё под ним зашелестело. Мне стало беспокойно. Любой звук отсылал сейчас к кошмару, но я держалась. Торкио удалился из комнаты, сонно покряхтывая. Ожидание я перенесла нормально. Только малость помяла одеяло в своих руках.
— Нашёл. — прохрипел Итан. Я выбралась из-под простыней, протянула к юноше свои руки. Тот бережно погрузил инструмент в ладони. Приятный холодный гриф ностальгически лёг на кожу, оказывается едва ощутимо давление. Инструмент был почти невесомый.
— Ой, классика? — в широкой улыбке я запрокинула голову к Торкио
— Да. Она.
Юноша, разделавшись с моей просьбой, вновь отошёл в сторону. Наверняка, сложил руки, наблюдал исподлобья. Мне такой расклад не понравился.
— Слушайте, может, лучше, вы? — я чуть тряхнула деревянным корпусом инструмента. И опять поздно вспомнила об условиях обращения.
— Я?! — Итан прямо-таки шокировался. Будто я его заставляю сесть за барабанную установку. Тем более, если у него дома есть гитара, почему так удивляется?
— А что такое? Я хочу послушать. Руки отвыкли, давно не играла. Хотя бы послушаю.
— Я тоже давно не играл… — неуверенно протянул Итан. Парень долго решался.
— Не пугайтесь. — вспомнила я его выражение. — Я здесь.
После этой фразы я хихикнула, представляя, как юноша закатывает глаза от моей наглости. Кстати, какие же у него глаза? Мне кажется, светлые. Голубые. Или серые. Может, абсентные? В карие я верю меньше всего. Жгучий взгляд на себе, как ожоги слышишь. А у него всё смягчённое.
— Не ожидайте шедеврального. — в итоге вывел Итан. Подошёл. Медленно вынул из моих рук гитару. Он мог бы залезть на кровать, пройтись по ней и усесться, где душе угодно. Но нет: юноша выбрал обходной путь. Приземлился. Судя по его неразговорчивости, настроен вполне серьёзно.
Приятная мелодия всё же полилась. Сначала юноша просто перебрал струны, набирая скорость. Затем уже обращался к зажиманию. Получался симпатичный этюд. Но Итан был явно не равнодушен к такому делу. Словно действительно вкладывал в звучание большой смысл, старался. Хоть и говорил, что не играл давно. Каждый неправильный звук он мог переиграть по несколько раз, лишь бы получилось хорошо. Щипки, правда, получались несколько рваными.
Итан закончил «музыкальную сессию», в заключение резко провёл пальцами по струнам сверху вниз.
— Очень приятно. — откликнулась я на молчание юноши. — Вы не пробовали песни создавать? Под гитару, имеется в виду?
— Песни?.. — растроганно переспросил Итан. — Ну… Никогда не писал.
— А стихи? В таких делах многие пробуются.
— Нет, со стихами не сложилось. Не могу я… Всё в одну форму расфасовать. С этим обращаемся к другому человеку.
Реплика осталась непонятой. Донимать загадочно-задумчивого состояния не хотелось.
— Может, споёте? — безо всякой надежды спросила я.
— Я не умею петь.
Расстроено поджав губы, вздохнула.
— Давайте гитару. Я кое-что покажу. — мм двигало любопытство. Вновь ладонь моя приняла гриф, обвила корпус, легла на струны кисть. — Хочу вам кое-что… продемонстрировать.
В голову приходили только отечественные исполнители. На это повлияли мои вкусы, здесь абсолютно уверенна. Исполнение было до боли простым, потому даже с завязанными глазами я могла сыграть сопровождение. Чуть прокашлявшись, я напрягла свои связки для более низкого тона.
Ваше благородие, госпожа разлука,
мне с тобою холодно, вот какая штука…
Я приостановилась, закусила нижнюю губу. Сейчас я собираюсь открыть этому человеку какую-то невероятно закрытую и личную тему. Познакомить со своим любимым исполнителем, на котором держится бóльшая часть жизни. То, как Итан отнесётся к моему исполнению, не испорчу ли я впечатление… Навязчивые мыслишки терзали меня. Мне хотелось, чтобы о дорогих и великих для меня людях думали в таком же ключе.
Но, дело начато, отказаться уже нельзя.
Письмецо в конверте, погоди — не рви,
Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.
Последняя строка внушила в меня уверенность. Слишком благородны и красивы слова, чтобы о них молчать.
Ваше благородие, госпожа удача
Для кого ты добрая, а кому — иначе.
Девять граммов в сердце, постой — не зови…
Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.
Приходили воспоминания из тёплого и уютного детства, когда отец ещё не так затяжно пил. Он любил сидеть с советской гитарой на нашем диване, настукивать ритм ногой и тянуть эту песенку. Это вызвало у меня улыбку. Я и сама сейчас легонько постукиваю ногой по полу.
Ваше благородие, госпожа победа,
Значит, моя песенка до конца не спета.
Перестаньте, черти, клясться на крови,
Не везёт мне в смерти, повезёт в любви.
Последние две строчки я решила повторить. Раньше я этого не делала, но сейчас захотелось сохранить в голове хотя бы на пару секунд звучание прекрасных и милых моему сердце слов, от которых веяло бесконечным добром и горькой радостью.
Когда песня закончилась, я, улыбаясь, отняла правую руку от струн. Вздохнула. Ностальгия ушла, прищемив дверьми моё сердце более печальными воспоминаниями. Былое не вернуть. Былую чуткость к событиям не возвратить, да и я уже не восторжённый ребёнок. А осознание того, что исполнитель умер за пять лет до моего рождения прямо-таки расстроило.
Я смогла лишь с обречённой торжественностью прошептать:
— Автор песни и слов — Булат Окуджава.
К молчанию Итана я уже привыкла. Было бы глупо предполагать, что юноша захлопает в ладоши и будет скакать от радости. Но я надеялась хотя бы на типичное для молодых людей: «Вау…». Даже этого не прозвучало. В сосредоточенной тишине я прекрасно слышала проезжающие за окном машины и пищащие пешеходные переходы.
В разочаровании я отложила гитару, поджала губы. В молчании горечь развивается больше. Хотелось разреветься. Духота давила.
— Можете перевести последние строчки?..
Словно спасение, прозвучали его слова. Я вскинула голову, губы медленно расплылись в улыбке. Всем нутром я ощущала приятно разливающееся тепло от внимания со стороны собеседника.
— Понимаете, здесь большая часть отсылок на военную тематику. Сама песня как бы и авторская, но мне привычнее называть её балладой. Последняя строчка говорит о противостоянии героя ко всем невзгодам и упрямой вере в любовь.
Выслушав меня, Торкио задумчиво промямлил:
— Интересно. Нужно изучить.
— Да. Было бы неплохо.
— Извините, что меняю тему, но вы, случаем, не хотите есть?
Я рассмеялась, приложила тыльную сторону ладони к носу.
— Что. такое? — изначально с растерянностью задал вопрос Итан. Мне показалось, что от моего смешка тот тоже повеселел.
— Мы же договаривались на «ты». И опять сами же нарушаем договор.
Торкио в ответ издал глуховатый смешок. Он словно расправился на своей стороне кровати. Шаркнул ногами по полу.
— Я и имя ва… твоё. Недавно узнал.
— Да уж. А что мы будем есть? Опять в ресторан?
— О, нет…нет, нет! — он словно оправдывался. Так возбуждённо стал отказываться от моего шуточного предположения.
— Я несерьёзно. А есть-то что будем?.. — не дав ему договорить, я вскочила с кровати. — Чур, показываешь кухню!
— Там нечего показывать. Всё обыденно.
— А нет, так просто теперь не отвяжешься. Показывай. Иначе я выйду и сама найду.
— Боже… — на выдохе протянул Итан. Обречённо поднялся, зашагал ко мне. — Ну вот что там такого интересного?..
— Это уже не ко мне вопросы. Вокруг неё такая интрига. Про гостиную я вообще спрашивать боюсь.
— Это — правильное решение. Там только диван.
— Чем докажешь?
Вместо ответа Итан открыл дверь. Затем взял меня за пальцы, потянул в свою сторону. Как только я прошла определённое расстояние, Торкио стал подгонять меня в спину свободной рукой.
Вот, меня вывели из комнаты. К сожалению, на ногах у меня носки и понять, какое покрытие на полу — весьма проблематично. Ощущается прохлада. Слышно гудение машин за окном.
Итан обошёл меня сзади, положил тёплые ладони на локти. Я ощущала шеей сквозь волосы как движется его кадык при шёпоте:
— Осторожно. Вперёд.
На всякий случай я выставила вперёд пальцы. Сначала всё было хорошо, траектория соблюдалась, но вдруг мы резко свернули. Будто даже сделали остановку. Но продолжили путь, как ни в чём ни бывало.
— Почти пришли. Стоп. — Торкио, одной рукой продолжая держать мой локоть, щёлкнул выключателем. Мне показалось, я даже это увидела.
— Я вижу свет. — изумленно повторяла свою мысль.
— Правда? — тот удивлён не меньше меня.
— Именно! Может быть, повязку снять?
— Пока не надо. Сейчас только глаза закапывать. Потом разберёмся с этим вопросом.
— Закапывать?..
— Чего удивительного? Мази. Если человек начинает явно различать свет, то пора применять медицину. Врач говорил. Присаживайся.
Он стал легонько подталкивать меня к стул, но я вынырнула:
— Нет, я пришла узнать комнату, а не рассиживаться!
Рука моя почти сразу же упёрлась в кухонную тумбу. Я удивилась такому явлению: неужели здесь настолько узкая кухня? Не проверив, я провела рукой по всему «ребру». Но догадка лишь подтвердилась. Это была узкая, недлинная кухня с небольшим холодильником и газовой плитой. Над тумбами висели шкафчики. Посудомоечной машины не было. Как и у нас в квартире, собственно. Небольшая раковина и громадная микроволновка никак не сочетались. Чуть повертевшись, я обнаружила продолговатый, овальный стол и четыре стула, два из которых припёрты спинками к стене. И всё. Штор не было.
— Минимализм добрался и до сюда. Удивительно.
— Не всегда есть дело до роскоши. — я пыталась найти в его голосе обиду, но кроме поддерживания данности ничего не было.
— Точно. — поправилась я, виновато дёрнув щекой.
— Сейчас проверим мои превеликие запасы продовольствия. — приободрённо заявил Итан, направляясь через всю кухню. Дверца холодильника лениво отделилась. Парень задумался. Опять молчит. Затягивается молчание. — Печально. Но в репертуаре только чипсы.
— Под крепкое — сойдёт. — мне показалась эта шутка достаточно уместной, потому я даже заулыбалась.
— Крепкое… — всерьёз задумался парнишка. — С ним уже проблемы.
Скрипнула дверца шкафчика. Мне стало интересно послушать о содержимом «мини-бара», потому не стала говорить о несерьёзности своего высказывания.
— М-м-м… По идее, лучший вариант — вино, но здесь только коньяк и… Какая-то мутная… Субстанция.
— Вот, второе нам надо! — восклик вырвался неожиданно.
— Не надо нам второе. — проскрипел Итан и закрыл кладовую. Я едва заметно поджала нижнюю губу от досады. — Там газировка есть.
Но о стол в итоге стукнулась стеклянная бутылка. Подумав, что это как раз моя газировка, я стала ощупывать стол, пока не наткнулась на фигурную бутылку. Удивилась. Решила изучить. Наверху была пробка.
— Куда! — прошипел Торкио, отнял вещицу, как игрушку у ребёнка. Следующее его высказывание было более протяжное и тёплое. — Это мне.
Соотнеся все факты, я позволила себе возмутиться:
— Это ещё почему? Что за дискриминация?!
— А вдруг с каплями нельзя спиртное? Нельзя рисковать. Только видеть начинает… начинаешь.
Я издала смешок, который сразу же заглушила.
— Уморительно. — саркастически отчеканил Итан. — Я даже не могу ничего припомнить более смешного, разве только одно чудное произведение Данте Алигьери.
— Даже там люди… И не только. Пили. А я?
— Совершеннолетняя хотя бы?
— Конечно!
Раздумья…
— Всё равно без спиртного. Не хотелось, чтобы все усилия насмарку пошли.
— Начнём с того, что твоего возраста я не знаю, так что я тоже разрешения не даю. Всё честно.
— Какая жалость, что я уже очень взрослый и сам себе могу много-чего написать и подписать без посторонних людей.
Я брезгливо дёрнула носом. Мне не хотелось продолжать с ним разговор. Поэтому я молча сложила руки на груди, закачалась из стороны в сторону, вспоминая знакомые песенки, пока Итан шарахался с бокалами и наливал в них… Не будем давить на больное.
— Кстати, что за песни ты посоветуешь для… изучения культуры?
Как же мне захотелось съязвить.
Ну, я и не сдержалась, собственно.
Мало того, что я произнесла название песни на чистом русском:
— «Ой, где был я вчера, или путешествие в прошлое». — так ещё и едкостно улыбнулась.
— Как сложно, однако. — неуверенно протянул Торкио. Не могли бы вы… Ты. Перевести?
— Пусть это будет интригой.
— Зачем же? Мы её прямо сейчас и найдём. Так что у тебя ещё есть шанс намекнуть.
Мой план немного провалился. Улыбка сразу же исчезла, я нервно закусила щёку изнутри.
— Та-а-ак. — просипел Итан. Он явно уже ищет.
— Может, другое, я много песен знаю, честно… — пытаясь не покраснеть, тянула я.
— Пока с этой разберёмся.
«Ну вот что за…»
Щёки загорелись, а зетм наверняка побелели, когда я вспомнила в точности самые первые строчки. Да и последние были не очень приятными.
— Жаль, с французским тяжело. Везде только на английском.
Я выдохнула. Волнение обжигающим шаром упало в пятки и исчезло насовсем.
— А. Нашёл.
Опять вернулось.
— «Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей; только помню, что стены с обоями.»
Итан старался читать на распев, пока у меня потряхивались руки. Я потихоньку подходила к сосредоточенному юноше.
-… «Помню, Клавка была и подруга при ней. Целовался… — Торкио притих, моя тянущаяся к нему в попытке остановить рука опустилась вместе со всеми остальными органами. -… ну кухне с обоими.»
— Дальше не надо. — в ужасе еле заметно шепнула я. Но не услышали.
Торкио продолжил более монотонно:
— «А наутро я встал — мне давай сообщать; что хозяйку ругал, всех хотел застращать. ;
Я прикрыла рот рукой.
«Черт, я буду думать когда-нибудь или нет?! " — огромная волна возмущения накатывала горячим шаром изнутри, пока пальцы холодели от осознания.
— «Будто… " — Итан замолк. Он, наверное, тысячу раз перепроверил следующее слово. Но оно бы не изменилось. Он коротко вздохнул, прочистил горло. — «Будто голым скакал, будто песни орал…»
— Всё, всё, достаточно! — не выдержала во мне совесть. Щёки мои были, наверняка, красными. Я затрясла руку Итана, чтобы он поскорее отвлёкся от чудесной лирической части. — В общем, смотрите… Ой. То есть, смотри. Тут про алкоголика поётся. Ну вот. Короче. — весь словарный запас мой в момент потерялся. — Это я идиотски насмехнулась над тем, что мне не дают выпить, а тебе…
Я тяжело вздохнула. В ответ Торкио как-то по-новому засмеялся. Чисто и… Искренне?
— Я обязательно дочитаю. — и он вновь засмеялся. Как-то странно дёрнулся. Затем выпрямился. И опять засмеялся, прямо-таки залился хохотом. Это был очень приятный смех. Не только для моего внутреннего волнения, но и для ушей в принципе. Вроде как, тихий, но достаточно ясный.
— Я знаю одну чудесную французскую певицу. — спасительное воспоминание о маминых пластинках меня спасло. — Милен Фармер, может, знакомое имя?
— Ох. — Итан всё ещё отходил от приступа смеха. — Не помню. Может и слышал.
— Ой, у неё композиции такие необычные. Про неё говорят: «либо понравится, либо нет». Другого быть не может. Либо западёт, либо пропадёт.
— Заманчиво. Я надеюсь, сейчас меня не ожидает никаких сюрпризов?
— Нет, я серьёзно!
— Хорошо. Доверюсь.
Преувеличенное значение слова вызвало у меня кривую улыбку.
Я опять погрузилась в ностальгическое детство. Когда мы включали эти песни в проигрыватель, пританцовывали. Мама до сих пор слушает. Она, кстати, мне не звонила…
Торкио уже благополучно разрыл песню. Зазвучали мажорные мотивы. Эти забавные клавиши синтезатора. Атмосфера восьмидесятых так и царит в песнях этой певицы. Я даже название запомнила: «Déshabillez-moi». Ещё лет в пять…
Но как только дело дошло до начала куплета, я дёрнулась. Только сейчас, спустя четырнадцать лет, я перевела название…
— Погодите, нет, выключите! Не надо… Тут…
— Я уже понял.
— Да я не специально, честное слово, оно само.
— Тогда мы будем активно не обращать внимания на… Провокационный. Текст.
— Полностью поддерживаю. — сдавленно выдала я, закусив фалангу указательного пальца.
Всё бы ничего. Там постоянно повторялась фраза: «dèshabillez-moi». И всё бы ничего. Но она переводилась в максимально безвыходном значении. Для меня.
На моменте, когда эту фразу прямо прокричали, я вся скукожилась. Отгородилась ладонью. Прислушавшись именно к ощущениям, я с удивлением заметила, что Итан ритмично кивает головой. И стучит пальцами по столешнице.
— Правда, композиция необычная. Неординарно. Странно, что я раньше не слышал.
— Теперь ты слышал… Всё.
— Ой, ты так говоришь, будто там прямо описывается сам процесс в красках. Там просто… Ну… Припев такой.
— Убийственный…
— Ничего там убийственногоо нет. — Итан вновь замолчал, поглощённый прослушиванием. — И вообще. Это для красоты служит. Картины эпохи Возрождения? Даже не жду ответа, ибо видели все. Там тоже личности нагие. Причём почти все. А здесь просто фраза.
— Или призыв к действию.
— Да нет же! Вот, заходит в медиатеку, там какой-нибудь… Ну, не важно. Человек. Француз или знающий язык. Песни послушать. И ты думаешь, видит он название «Разденьте меня»
Я закрыла лицо руками. Стыд меня сейчас почти топил. Желание Итана всячески выкрутить меня из собственного позора очень радовало. Издала измученный смешок.
-… Да что такого-то! — Итан, кажется, встал напротив меня в своём возмущении. — Сорок лет люди реагировали адекватно и будут реагировать. Нечего тут стесняться. Мы… Взрослые люди. Мы обсуждали классику.
— А теперь обсуждаем всякую…
— Ничего не всякую. Хорошие песни. — он отошёл, затем вернулся, толкнул меня локтём в плечо. — Ваша блаженная газировка, мадам Курьёз.
Я закрыла лицо руками. Приподнятые в сожалению брови так и не опустились. Осторожно выставив вперёд руку, я нащупала бокал в руке Торкио. Холодные стенки слегка подрагивали от поднимающихся пузырьков. Он чуть подтолкнул бокал за ножку, чтобы я его хотя бы обнаружила. Запустив в жидкость верхнюю губу, я стала подтягивать сладкий напиток.
— Даже не поинтересуешься, что это такое? — иронично спросил Итан, попивая свой коньяк.
— Доверюсь. — повторила я его слова. В этот раз Торкио издал отражающийся от стенок снифтера** смешок.
Песня благополучно сменилась. Теперь мы слушали «Pourvu Qu'Elles Soilent Douces». Задумавшись, я вновь предупредила:
— Не вслушиваемся в текст.
— Почему? То, что есть — того не миновать.
— Просто не надо. У меня в мыслях не было перевести эти песни, прошло больше, чем половина жизни. Не хочу осквернять своё детство.
Впившись в губу зубами, я опёрлась на тумбу руками. Закачала ногами.
Итан тоже слегка притопывал, набивая ритм. Я отхлебнула ещё немного газировки. Сейчас мне удалось распробовать карамельный привкус барбариса.
Отставив полусогнутую с бокалом руку, я отошла от тумбы, стала перекатываться с одной ноги на другую. Потихоньку разноображивала своё пританцовывание поворота или выставленной вперёд ногой.
Предплечьем случайно задела выставленную руку Итана. Не задумываясь, охватила своими пальцами его, вшивая в танец. Вторая моя рука служила чисто декоративной, ею я создавала себе подобие веера. Торкио в итоге тоже подался мне навстречу, но максимальным движением было шагание вперёд и назад. Я приподняла левую руку, призывая юношу сделать то же самое. Он неуверенно положил подушечки пальцев. Обхватив их, я сразу же плавно поднимать и опускать наши руки. Это напоминало подтанцовку годов-таки пятидесятых. Да и выглядело неуклюже. Ещё более неуклюжим было моё тихое пение. Было похоже на хоровод. Кроме ощущения носков друг друга и постоянных кружений вокруг импровизированного круга никаких движений не было. Так и закончилась композиция. Сразу же началась другая.
«Sans contrefaçon»
Прекращать танец не пришлось. Я поставила уставшую руку на пояс, вновь закачала бёдрами, как в самом начале. Я себя не видела, но уже становилось забавно. Заметив, что рука Итана держит мою слабее, я подняла скреплённую конструкцию над его головой, обошла полукругом.
— Заснул? — спросила я, ехидно улыбнувшись.
— Тут негде… Как там говорилось в песне? Скакать?
Я выдохнула смешок. Плечи затряслись от мелкого хохота. Признаться, даже не ожидала, что мне ответят.
— Держим ритм, давай! — я выдернула руку для звонкого хлопка. Мне очень хотелось станцевать что-то похожее на твист. Но точно представить свои движения не могла. Слишком бурным был поток эмоций. Сердце стучало в ушах, заглушая фонящие динамики. Волосы били по лицу, пока я кружилась, как угорелая. Точно такая же «хореография» была и в детстве. Я не удержалась от нового приступа смеха, когда представила свои неотёсанные пританцовывания. Уже задыхаясь от истерического хохотания, я согнулась пополам, закрыла лицо руками.
— Какой ужас!..- выдавила, расправляясь. Я даже врезалась в непосредственно стоящего Итана. Теперь я ощущала, что он тоже содрогается от своего беззвучного смеха.
Последний припев тем временем догорал. Желая красиво завершить начатое, я положила руки на плечи Итана, зашаталась из стороны в сторону. Он же взял меня под локти. Осознание того, что вся конструкция напоминает лодку выбило меня из колеи, я вновь прыснула, при том одновременно с юношей. Мои ноги подкосились, я потерялась в тёмном пространстве.
И тем не менее, пострадал здесь всё равно Торкио. Я нечаянно толкнула его прямо на тумбы. Тот ещё и головой о шкафчики ударился, при том достаточно звонко. Мой смех оборвался удивлённый вздохом:
— Ах, ой. Извини, извини!
Как бы мне ни хотелось показать сострадательно вид, смех продолжался.
— Да что же… Такое…- нечленораздельно промычал Торкио, шуршаще потирая затылок.
Раскрыв рот от удивления, то и дело размахивая руками, я похлопала его по предплечью:
— Я сейчас холодное достану, у тебя в морозилке…
— Нет уж! — ярко возразил тот, усмехаясь. — Я сам теперь.
Мне было стыдно, честное слово! Но ведь он тоже смеялся. Как-то по-другому, будто перекатывая воздух. Более сдержанно и галантно, нежели я. Красиво по-своему. Удивительно.
____________________________________________
*комфорт ( удивительно...)
**коньячная рюмка
не перестаю Вас благодарить, времени не хватает, но мы держимся изо всех сухожилий! спасибо Вам огромное за искренность и честность в отзывах, что не скупитесь слов и эмоций, это очень важно не только для меня, но и для культуры в целом. звёздочки тоже прибавляются ого-го как быстро, мерси! читающих тоже благодарю сердечно!
и ещё, одна милейшая душа добавила мою историю к себе в сборник где-то дня два назад под ночь, но добавила её в "завершённые"... надеюсь, скоро работа благополучно переместится в другой сборник, ошибка будет исправлена, потому как концовка не особо близка...
благодарю всех за прочтение главы!