Глава 9. Два глаза.
Утро перестало быть прекрасным. Оно за один миг стало отвратительным - из-за горизонта поднималось отвратительное солнце, отвратительно ревел отвратительный прибой...
И в отвратительную бухту медленно входил отвратительный бриг.
Кажется, это был тот самый бриг, который ещё совсем недавно маячил на горизонте за кормой и заставлял наши коленки дрожать от страха. Тот самый бриг. И на нём развевался чёрный флаг с черепом и перекрещенными костями.
- Весёлый Роджер... - прошептал я. - Мы пропали.
Не сразу мне удалось найти опору для того, чтобы удержать на весу тело без отказавших ног. И, когда равновесие наконец было восстановлено, я изо всей мочи завопил:
- Тревога!!!
В последнее время я старался воздерживаться от периодически проскакивающих у меня в речи бранных словечек, и в большинстве случаев это получалось. Но сейчас, мне кажется, даже сам Корт бы не выдержал. Я выругался так, как умел - настолько грязно, что самому стало противно. Но меня, думаю, можно было понять.
У меня внутри всё будто оборвалось. Сколько часов раздумий и душевных терзаний, сколько надежд у меня было связано с этой экспедицией и с моим планом... И всё разрушилось в один миг. Просто потому, что в бухте вдруг появилось какое-то двухмачтовое корыто.
Хью опять перехитрил нас, перехитрил, как детей. Мы были в ловушке - прямо как восемь лет назад у берегов этого проклятого острова, когда нас заперли испанцы в Тихой гавани. Но тогда плечом к плечу рядом с нами стоял одноглазый дьявол - тот самый, с кем мы просто не могли погибнуть. Теперь же никто не мог придумать для нас план спасения. Хью был в рядах врагов.
Настало время сводить старые счёты. И я, один из главных героев начинавшегося противостояния, был к этому абсолютно не готов.
Я снова заорал. Потом ещё раз. И ещё. Орал до тех пор, пока не услышал на трапе, ведущем в кубрик, грохот сапог и шлёпанье босых ног - до команды наконец дошло, что если кто-то ранним утром на палубе вопит "Тревога!", то это неспроста.
Вокруг меня уже бегали матросы, со стороны полуюта доносились крики Элисона:
- Ребята, спокойно! Успокойтесь! Все к оружию!
Несмотря на то, что в этот момент я почти потерял способность думать, в моей голове всё же промелькнула мысль: "Интересно, как они собираются вооружаться, если ключи от порохового погреба у капитана?"
Но вскоре на палубе появился и он.
- Мистер Шерман, если у ваших криков нет веской причины, - сказал он, зевая, - то вы будете драить палубу целую неделю подряд и уже не по своей воле!
Вместо ответа я молча указал в сторону брига.
Была у Корта такая особенность: он умел удивлять, но не умел удивляться. И когда я молча указал ему на бриг, он почесал затылок и сказал:
- Быстро они, однако!
- Уж куда быстрее! - заметил я ядовито.
- Судя по всему, они либо подошли к острову с другой стороны, и мы их не заметили, либо появились у острова позже нас. И, в отличие от нас, наверняка составили чёткий план действий.
- Который мы скоро почувствуем на своей шкуре.
С четверть часа на судне царил полнейший хаос. И только-только он начал успокаиваться, как вдалеке, в узком водяном проходе, соединяющем бухту с морем, между двумя берегами, появился ещё один корабль.
- Это же та шхуна, которую вчера испанцы завалили трупами! - пробормотал я.
- Положение усложняется, - невозмутимо заявил Корт.
Оно не усложнялось. Оно было безнадёжным. Мы встали на пути Джона Хью - короля трёх океанов, у которого была, наверняка, очень тщательно отобранная им самим команда и не меньше двух десятков испанцев, готовых на всё ради того, чтобы получить свою выстраданную свободу. У нас же - капитан Шерман, последний раз практиковавшийся в затоплении кораблей восемь лет назад и капитан Корт со штурманом Ферфаксом, прекрасно поющие и играющие на скрипке, но, откровенно говоря, вряд ли так же хорошо берущие на абордаж вражеские суда.
К счастью, наши враги не стали ввязываться с нами в бой — видимо, как и мы прошлым вечером, пожалели своих людей. Да и, в конце концов, куда нам было деваться?
Но факт оставался фактом — абордажная схватка нам не угрожала. И как только мы убедились в этом, то срочно собрали военный совет. Очередной военный совет.
По всему судну были расставлены вахтенные, в обязанности которых входило наблюдение за всеми пиратскими действиями — бриг находился в двух кабельтовых от нашей шхуны, и многое, очень многое на нём можно было легко различить невооружённым взглядом.
Кроме того, мы снарядили небольшие отряды по пять-шесть человек — отныне они были обязаны, чередуясь, сидеть по часу на шкафуте в полной боевой готовности. Это делалось для того, чтобы в случае — чем чёрт не шутит, в голову одноглазому может и не такое взбрести — внезапной атаки имелась сила, которая задержит нападающих и даст остальным время вооружиться.
Совет, как обычно, проходил в кают-компании, за большим обеденным столом. Во главе стола, несмотря на все его отговорки, посадили Джека Шермана, напротив — совсем не сопротивлявшегося капитана, по правую руку от него, конечно же, Ферфакса, а по левую — Элисона. Парень он был умный, и именно я отстоял его право присутствовать здесь — остальные не считали его достойным этой чести.
Обсуждение было открыто одним простым вопросом:
— Господа, что нам делать?
Вопрос задал я, и ответом мне — ну естественно, кто бы сомневался! — была тишина. "Опять Джеку Шерману думать за всех! — подумал я с досадой. — Как всегда".
Эх, Корт... Прекрасный мужчина, великолепный голос, незаурядный ум... Но что ты, чёрт возьми, забыл в море? И дружок твой, который Ферфакс, тоже зачем сюда притащился?
— Отбросим церемонии, парни, — сказал я. — Никаких длинных речей и прочей ерунды. Мы крепко сели на мель. И лично мне абсолютно непонятно, как с неё сниматься.
— Ясно только одно, — заговорил Элисон — самый, на мой взгляд, толковый из всех членов нашего совета, — мы не должны дать этим скотам добраться до сокровищ.
— А откуда они знают, где находятся деньги? — поинтересовался Ферфакс. — Вы говорили, что в прошлый раз их перепрятали. Откуда они знают, где золото сейчас?
Этого я ещё никому не рассказывал. Я покраснел до кончиков волос. Соврать? Нет, не буду...
— Они... от меня знают... — выдавил я из себя. — Они меня пытали, и я всё рассказал. Всё рассказал.
Несколько секунд, показавшихся мне вечностью, все молчали. А потом Корт воскликнул:
— Ну неужели вам так сложно было сказать им неправду?
Вместо ответа я до хруста в суставах сжал кулаки и спросил:
— Капитан, вас когда-нибудь пытали?
Снова повисла тишина. А потом Корт проговорил:
— Извините, мистер Шерман, если...
— К чёрту всё это, — коротко бросил я. — Думайте лучше о том, как нам спастись из этой мышеловки.
— Элисон правильно сказал, — заметил Ферфакс, — нельзя дать пиратам добраться до сокровищ. Иначе всё наше путешествие пойдёт к чертям...
— Оно и так пошло!
— ... а Хью снарядит эскадру, с которой превратит воду трёх океанов в кровь. И из-за нашей глупости погибнут столько людей, что и представить страшно.
Не согласиться с этим было нельзя.
— Значит, — меня вдруг посетила одна мысль, одна такая хорошая, умная мысль... — нам надо любой ценой забрать денежки себе. Или, как минимум, не дать их одноглазому. А как мы это можем сделать? Есть несколько вариантов.
— Не думаю, что их слишком много, — вновь справедливо заметил штурман.
— Да, их не слишком много, но они есть. Их всего три. Первое — опередить пиратов и первыми выкопать деньги. Но в нашей ситуации это, согласитесь, звучит смешно.
— Тут не с чем спорить, — кивнул Элисон.
— Дальше. Ввязаться с пиратами в бой и попытаться взять их на абордаж.
— Это безумие! — воскликнул Корт. — У них два очень неплохих на вид судна, а у нас толь...
— Это мы все прекрасно понимаем, — перебил я. — Никакого абордажа не будет. Если только со стороны пиратов, что маловероятно. Остаётся последний вариант...
Я замолчал. Озвучивать это было страшно.
— И какой? — спросил Элисон.
— Бросить судно.
На меня воззрились, как на сумасшедшего. Но что мне было делать? Я же не виноват, что остался только этот вариант. То есть, конечно, виноват, но...
Но мы сейчас не об этом.
— Да, бросить судно, — повторил я. — Больше ничего не остаётся.
— Но... — начал было капитан. — Что нам...
— Элисон, будьте добры, — сказал я, — сходите в мою каюту — вот ключ — и возьмите там карту острова. Ту, которую я сам рисовал, помните?
— Это всё, конечно, очень хорошо... — протянул Ферфакс. — Но всё-таки не могли бы вы пояснить, почему...
— Сейчас принесут карту и я всё объясню.
Через несколько минут вернулся боцман, держа в руках сложенный вдвое лист бумаги. Я поблагодарил его и развернул карту на столе. Вокруг меня тут же столпились все участники нашего немногочисленного совета.
Перед нами был остров Одноглазого Краба — весь поросший сосновым лесом, изрезанный множеством бухт и ощетинившийся невысокими холмами. Вот оно — место, где погибло столько людей, что и представить страшно, и ещё, суля по всему, погибнет столько же.
Мой палец заскользил по бумаге.
— Видите эту реку? Да вот, ту, которая Долговязого Бена! Она через весь остров идёт. В горах у неё исток, а устье в бухте Базальтовой Скалы — той, где мы вчера видели испанцев. Помните рассказы о моих похождениях на этом острове, ведь так? Так вот, на северном берегу этой реки есть форт — большой, хороший, крепкий военный форт. Его, если верить Хью, построил сам Генри Эвери. Правда, сейчас, после того, как мы восемь лет назад там посидели, постройка полуразрушенная, но для обороны сгодится.
— Обороняться можно и здесь, на шхуне, — сердито заявил Элисон, злившийся оттого, что его заставили бегать, как какого-то мальчика из прислуги. — Нам надо сокровища спасать, а не обороняться.
— Мы и спасём! - воскликнул я. — Тут, понимаете ли, дело в том, что они зарыты прямо перед фортом, буквально в нескольких ядрах от одной его стены!
— То есть нам придётся оставить "Подругу Шквалов"?! — крикнул Корт. — Нет уж, милейший. Если на то пошло, шхуна — наш единственный шанс спастись отсюда. Без неё мы не выберемся с острова!
— Может быть, мы потом отобьём её. Или другую какую-нибудь посудину. Но пока придётся оставить. От нашего решения сейчас зависят судьбы сотен людей, ребята!
С минуту в кают-компании было тихо. Очень тихо. А потом Корт, поднявшись, произнёс сдавленным голосом:
— Мистер Шерман прав.
Солнце исчезло за горизонтом, и с обычной для этих широт незамедлительностью на землю опустилась тьма. Луну затянуло ползущими по небу тяжёлыми рваными тучами. На палубе пиратского брига, как не вглядывайся, ничего не было видно. А значит, и оттуда нас не заметят.
— Очень подходящая для побега ночь! — сказал я, поправляя висевший у меня на поясе тесак. — Не находишь, Фред?
— Да, сэр, отличная ночь, — согласился он, — только спать очень уж сильно хочется.
Я, вооружённый до зубов, стоял в своей каюте и засовывал за пазуху карту острова. Рядом со мной вздыхал под тяжким бременем навешанного на него съестного груза юнга Фред Лексон, которого я запустил в своё логово для того, чтобы он донёс до шлюпки лежавшие рядом с дверью мешки с солониной.
— Чертовски неудобно, когда рядом с твоей каютой какой-то дурак устраивает склад провизии, — ворчал я, пытаясь распихать по карманам несколько вкуснейших яблок, не должных попасть в рот к пиратам. — Фред, если ты когда-нибудь вдруг станешь капитаном, то никогда не селись рядом со складами.
— Никогда не буду, сэр, — говорил Лексон, отчаянно зевая. — Трепыхаться мне в акульем пузе, если я когда-нибудь стану капитаном... ой, чёрт, то есть, если я когда-нибудь поселюсь рядом с капита... то есть, рядом со складом.
"Спать надо было, — подумал я, — а не резаться в карты. Предупреждали ведь всех — надо выспаться. А чем ты, дурачок, занимался в это время?"
— Пойдём. Только не упади — грохот такой будет, что все пираты сбегутся!
— П-постараюсь... — пробормотал юнга, и я почувствовал страшные угрызения совести, потому что в то время, как молодой человек тяжело пыхтел под тяжёлыми мешками, я, можно сказать, посвистывал, бодро шагая вперёд и нащупывая в кармане яблоки. Надо будет дать ему пару, как в шлюпку сядем. Пускай тоже похрустит.
— Послушайте, — сказал Лексон, когда мы прошли с десяток шагов, — что для вас важнее: я или эти мешки? Если они, то я всё пойму и пойду дальше. А если...
— Давай сюда! — усмехнулся я, — Уговорил.
Хороший, однако, парень. Не зря его вся команда любит.
С мягким глухим звуком мы опустили наш груз в шлюпку.
— Кажется, всё, — сообщил я Корту, стоявшему рядом и наблюдавшему за тем, как матросы рассаживаются по скамьям. — Если Ферфакс готов, то можно отчаливать.
— Ферфакс готов! — донёсся из темноты приглушённый голос штурмана.
— Тогда отчаливаем!
Из-за гор набранной провизии, боеприпасов и прочего, бесспорно, чрезвычайно полезного в осаждённом форте, но довольно обременительного в пути к нему, мы едва-едва поместились в четырёх шлюпках (больше у нас просто не было). У каждой шлюпки, то есть у каждого отряда, имелся капитан. У первого был Корт, у второго — ваш покорный слуга, у третьего — Ферфакс, и у четвёртого, разумеется, Элисон.
Не успели мы отойти и на две пары ярдов, как с соседней шлюпки до меня донеслись сдавленные крики и требования повернуть назад — как оказалось, из-за перегруза она начала черпать воду бортами.
Нам пришлось возвращаться. Я, ругаясь, как три черта — понимание того, что ночное время неумолимо истекает, и мы просто-напросто можем не успеть очень давило на нервы — приказал почти всем матросам "убираться из шлюпок хоть в акулью пасть". В акулью пасть, она, разумеется, не убрались, но быстро оказались на палубе.
— Со мной пойдут восемь человек, — сказал я в темноту, тяжело дышащую и смотрящую на меня полными ожидания глазами. — В каждую шлюпку по два гребца. Мы дойдём до берега, выгрузимся и вернёмся за остальными. Гребцы вернутся. А я вас на берегу подожду. Приказ ясен?
Ни Корт, ни Ферфакс никак не прокомментировали моё самоуправство — только кивнули в знак согласия. Видимо, они тоже понимали, что добираться до берега в настолько перегруженных шлюпках — слишком большой риск. И отдали командование в мои руки.
Корабль отдалялся медленно, очень медленно. И гребцы работали еле-еле, из-за чего слышали в свой адрес немало нелестных выражений от торопящегося Джека Шермана. Ощущение того, что отведённое нам время — время темноты — безвозвратно уходит, просачивается сквозь пальцы, струясь по коже, выводило его из себя. Не хватает нам того, чтобы мой гениальный план провалился просто-напросто из-за многочисленности команды и припасов!
Я сидел, разумеется, на носу шлюпки, напряжённо вглядываясь в ночь впереди, и мои губы сами шептали:
— Ну скорей же, чёрт побери, скорей!
Жизнь — противнейшая штука. Под килем шлюпки зашуршал песок именно в тот момент, когда я, не в силах больше терпеть вынужденное бездействие, вгрызся зубами в ароматное яблоко из кармана моих матросских холщовых штанов.
Разумеется, аппетитный хрустящий шарик тут же полетел за борт и, глухо булькнув, растворился в чёрной воде.
— Не зевайте, ребята! — сказал я вполголоса. — Мы затеяли игру не на жизнь, а насмерть. И от вас очень даже зависит её исход. Поэтому давайте поторопимся.
И гребцы, надо отдать им должное, поторопились. Помнится, глядя на то, как они со скоростью даже не знаю кого один за другим выбрасывали на песок мешки, ящики и бочки, я пожалел об отпущенных несколько минут назад в их сторону ругательств. Всё-таки парни действительно старались.
В обратный путь я отправил их с уже даже мне надоевшими словами:
— Скорее, ребята, скорее!
Больше на ум ничего не пришло.
Я остался один. Только где-то совсем рядом, буквально в паре шагов от берега, покоилось на дне моё недоеденное яблоко, не спасавшее меня, несмотря ни на что, от щемящего чувства одиночества и покинутости всеми.
Пока я работал, разгружая шлюпки, мне было жарко. Но сейчас моё тело вдруг осознало, что здесь, на самом деле, очень холодно.
"Ч-чёрт побери... — подумал я. — Прохладненько становится. Может, ночь для побега и подходящая, только вот этот ветер..."
Этот ветер, казалось, продувал меня насквозь. Я весь дрожал, мои пальцы онемели. Интересно, что я буду делать, если начнётся бой, а у меня они не будут сгибаться?
Из-за туч на мгновение выглянула луна. Я, свернувшийся калачиком в худо-бедно, но всё же защищавших от пронизывающего ветра кустах, поднял голову, оглянулся, посмотрел в сторону леса...
И онемел.
Из темноты на меня смотрели два человеческих глаза.