Глава 6. Что-то происходит.
Мы подошли к острову с юго-западной стороны — прямо перед нами была громада усыпанного редкими деревьями Большого Холма, возвышавшегося над сосновым лесом вокруг.
В руках у нас тут же оказалась карта острова, которую я своими неумелыми руками начертил на прошлой неделе — с её помощью мы собирались выбрать ближайшую для нас сейчас бухту. Лично мне, как человеку, нарисовавшему её, она была не нужна, но вот Корту и Ферфаксу...
Этот клочок земли очень напоминал мне верблюда, стоящего на задних лапах — думаю, такое сравнение подойдёт для того, чтобы дать понять не бывавшим там людям, где мы находились.
«Подруга шквалов» со спущенными парусами спокойно покачивалась на волнах напротив заросшей сосновым лесом «задней ноги» верблюда, то есть, как я уже сказал, с юго-западной стороны.
С двух сторон от этой ноги находились две бухты: с запада — бухта Базальтовой Скалы, названная так, если кто-то не догадался, в честь стоящей на её берегу огромной базальтовой скалы, и с юга — бухта Чёрной Бороды с песчаным дном и пологими берегами.
Куда нам стоило направиться? На первый взгляд, обе бухты были одинаковыми, но в ту, что названа в честь знаменитого пирата, впадала река Абордажный Крюк, петлявшая по равнине между озером Анкерок и южным берегом острова и проходившая по богатым лихорадкой, огромным болотам Жёлтого Джека.
— Поэтому, мистер Корт, — говорил я, водя пальцем по карте, — предлагаю вам бухту этой самой скалы. Туда впадает абсолютно чистая река Долговязого Бена — у нас будет вода — и оттуда, я думаю, будет немного ближе идти за...
— Да-да, я вас понял, — закивал Корт. Слова «золото» и «сокровища» у нас в последнее время, по какому-то негласному договору, не произносились вслух. — Хорошо, пускай они идут туда.
Они. Сейчас я уже не могу, как в пятнадцать лет, закричать «Я с вами!» и запрыгнуть в неё. Не могу сделать так, чтобы на разведку плыли не они, а мы. Потому что мне уже двадцать три, я владелец судна, и должен с серьёзным видом стоять на капитанском мостике.
Или всё-таки могу? Да, я всё равно поплыву с ними! И пускай все смотрят на меня, как на сумасшедшего — я всё равно отправлюсь вместе с матросами в эту чёртову разведку.
Меня неудержимо тянуло на остров, и я ничего не мог с собой поделать — слишком сильно я соскучился по этой земле.
Корт спустился с мостика к команде и произнёс там какую-то свою речь — очевидно, у меня получились слишком слабыми описания выгоды предприятия для каждого участника. И правда — я, насколько помню, даже общей суммы не назвал, а одна она способна была заставить всех слушателей прыгать от радости.
А капитан смог. Его авторитет в команде был непререкаемым — значительная часть команды была приведена на судно именно им, а остальные быстро поняли, что хоть он и певец, но перечить ему не стоит.
На шканцах прогремело оглушительное «Ура!», и я мысленно поблагодарил оратора. Ему удалось то, что не удалось мне — внушить доверие.
Корт крикнул в толпу:
— Можете считать, что вы теперь богачи!
— А поэтому готовьте шлюпку скорее! — добавил я с мостика.
Нет, всё-таки матросы нам попались хорошие — в большинстве своём матёрые, опытные ребята, но в то же время всё-таки очень надёжные, не способные предать своего капитана.
Помнится, ещё вчера я боялся того, что после погружения золота в трюмы судна команда может взбунтоваться, перерезать нас и отправиться с денежками куда подальше, но Корта до глубины души возмутило то, что я думаю так о его матросах.
— Они никогда не пойдут против меня! — заявил он и прибавил: — Если только я не пойду против английской короны.
— Но ведь вы знаете, что золото делает с людьми...
— Знаю, но в них уверен. И довольно об этом.
Тогда я очень сомневался в его словах. Но сейчас, глядя на эти загорелые, обветренные и честные лица мне стало понятно, что они и правда не предадут.
Я зашагал на полуют, туда, где готовили шлюпку. Точнее, должны были готовить — в данный момент все занимались тем, что ликовали, каждый по-своему: кто-то размахивал руками и вопил «Ура!», кто-то чуть ли не прыгал...
— Всё это, конечно, хорошо! — заорал я, пытаясь перекричать новоявленных богачей. — Но, якорь мне в печёнку, когда будет шлюпка?
К счастью, долго эта вакханалия веселья не продолжилась — мы, совместными с Кортом и наконец-то показавшимся из своей каюты Ферфаксом усилиями, смогли навести порядок и всё-таки заставили матросов приготовить, как выразился Элисон, разведывательное судно.
— Ребята, — крикнул капитан, — нужны шесть смельчаков, которые пойдут посмотрят, как дела вон в той бухточке и расскажут нам!
— Пять человек, мистер Корт, — негромко поправил я. — Пять человек нужно. Я пойду с ними.
— Вы?! — два капитанских глаза изумлённо воззрились на меня. — Но, мистер Шерман...
— Мистер Корт, мне... надо, — сказал я твёрдо. — Очень надо.
Несколько секунд мой собеседник смотрел на меня таким взглядом, как будто бы я только что предложил ему перевернуть землю, чтобы проще было брать закопанные, как известно, под землю деньги. А потом он сказал:
— Не имею права вам запрещать, мистер Шерман. Пять человек нужно!
Шлюпка плавно покачивалась на волнах, и меня, сидевшего на носу, частенько обдавало солёными брызгами. «Подруга шквалов» встала на якорь в паре кабельтовых от берега, и теперь воду гордо рассекало наше разведывательное судно, серьёзно уступавшее шхуне в размерах, но отнюдь не уступавшее в полезности. Мы плыли к острову.
Обернувшись назад, я увидел, каким взглядом провожает меня капитан — это была странная смесь изумления, насмешки и... восхищения, что ли? Хотя, откуда бы ему там взяться?
Вёсла синхронно поднимались, отливая золотом в солнечных лучах, и так же синхронно опускались в воду. Гребцы, судя по всему прекрасно знали своё дело — они сами, без моих указаний, подстроились под течение и выбрали курс, да так, что никого из них — кроме меня, поскольку я сидел на носу — не забрызгало солёной морской водой, от чего, помнится, не могли уберечь пассажиров даже люди из команды Хью.
— Хорошо гребёте, ребята! — заметил я. — Где так научились?
— Жизнь научит, — с неохотой отозвался один.
— Мы очень долго работали в порту, — объяснил второй. — Возили грузы и людей, от которых часто пользы меньше, чем от грузов.
— Но их предки были знатного рода, — подхватил третий, — и они считали, что по этой причине за весь путь от берега до судна на них не должно попасть ни одной капли воды, а если попадало, то начинали махать кулаками.
Улыбка сама собой появилась у меня на лице.
— Да, таких свиней много в нашей Англии, — кивнул я и отвернулся от светящего нам в корму солнца лицом к приближающейся земле, поросшей соснами и высоким кустарником, к наползавшей на нас громаде леса.
Нос шлюпки с до боли знакомым, шуршащим звуком уткнулся в в песок.
Мы были на острове. Сердце часто-часто забилось в груди, когда моя босая нога — сапоги остались в шлюпке — по щиколотку погрузилась в прохладный влажный песок.
Мне просто не верилось, что я вновь стою на этой земле. Земле Одноглазого Краба. Сколько здесь людей погибло, сколько было пролито крови!
Эх, если я знал тогда, что совсем скоро эта земля вновь увидит страшные баталии и впитает кровь убитых!
— Ребята, — сказал я вполголоса, — слушай мою команду. Двое пусть остаются в шлюпке. Дайте им пистолетов — их у нас много — если что, пусть начинают палить. Остальные — за мной. Только не шуметь! Кто знает, кто тут ещё есть кроме нас...
Мои приказания были тут же исполнены, и я вновь мысленно поблагодарил Корта за таких прекрасных матросов.
— Вперёд! — скомандовал я, когда рядом со мной встали трое моряков.
— Мистер Шерман, — сказал один из них, — извините, но ведь остров необитаемый! Какого чёрта мы крадёмся, как...
— Сейчас не время для разговоров, — перебил я и повторил: — Вперёд!
Мы, растянувшись в цепочку, стали красться вперёд, раствориться в тени деревьев. Место для высадки, как я считаю, было выбрано очень удачно — до входа в бухту было ярдов сто, и сейчас мы могли, незаметно подкравшись к изгибу берега, выглянуть из-за деревьев и посмотреть, что происходит в бухте и на её берегах.
Именно это мы и сделали.
Слева от нас с шорохом накатывались на берег волны, позади на воде покачивалась шлюпка с двумя вперившими в нас изумлённые взгляды матросами.
Я вытащил из-за пояса пистолет — абсолютно ненужное, сделанное инстинктивно действие — и, присев на корточки, гусиным шагом забрался в кусты, и только там поднял голову.
От того, что я там увидел, у меня отвисла челюсть.
В бухте стояло... судно. Самое настоящее судно, а если быть точнее, то похожая на «Подругу Шквалов» шхуна. На ней не было никакого флага — ни испанского, ни английского, ни французского, ни даже Весёлого Роджера. И это очень напрягало. Паруса на реях были свёрнуты, но на палубе копошились матросы, то и дело поглядывавшие в сторону базальтовой скалы — как раз туда, куда мы посмотреть были не в состоянии из-за того, что нам закрывал обзор корабль.
С минуту я просто сидел, разинув рот, а потом прошептал:
— Смотрите, ребята...
Но ребята уже всё видели.
— Что это за посудина? — шёпотом спросил один из матросов по имени Филдс, самый старый и толстый в нашей компании. — Какого чёрта они здесь забыли?
— Знаешь, дружище, — ответил я, — если бы мне это было известно, то я, честное слово, обязательно бы сообщил.
— Это, наверное, контрабандисты, раз без флага, — предположил кто-то за моей спиной.
— Скорее всего, какой-нибудь китобой, который решил спустить флаг, чтобы не вызывать подозрений, — возразил Филдс. — Хотя зачем ему было тащиться сюда?
— Нет, это и правда похоже на контрабандистов, — сказал я. — Они, насколько мне известно, плавают на таких посудинах. Быстрые, не слишком заметные и вместительные.
— А зачем им понадобился этот кусок земли?
— Скорее, здесь у них склад или ещё что-нибудь. Хотя так далеко от суши... Не знаю, в общем.
— Может быть, у них просто вода закончилась?
— Может быть, — согласился я. — Но, во всяком случае, зачем бы они не пришли сюда, это наш шанс разузнать что-нибудь о жителях этой земли. Если таковые имеются и ещё не сошли с ума, то они обязательно прибегут сюда. Думаю, кораблями они тут раскидываться не привыкли. Как-никак, надежда на спасение.
— Недаром ведь все, кто на палубе корыта, в сторону скалы смотрят! — добавил Филдс. — Там что-то происходит, а мы не видим.
На раздумья мне не понадобилось много времени.
— Давайте в лес! — скомандовал я. — Из-за деревьев не высовываться, между собой не переговариваться. И всеми имеющимися ушами слушать мои команды. Пойдём, незаметно проверим, что там такое.
И я, сжимая в левой руке пистолет, а правой раздвигая ветки кустов, двинулся вдоль берега, чувствуя, что мне в спину дышит шагающий за мной матрос.
Скала находилась прямо напротив обращённого в противоположную от моря сторону корабельного бушприта. И чтобы увидеть то, что своим корпусом закрывала шхуна, большого труда не требовалось — минут через пять мы уже смогли разглядеть творившееся у подножия огромного куска базальта.
А там было как раз то, что мы то ли только ожидали, то ли и правда надеялись увидеть. Там были люди. И мы сразу поняли, что это островитяне, и, по совместительству, разгромленные нами несколько лет назад испанцы.
В своей удивительно пёстрой и нелепой одежде они резко выделялись на фоне зелёных зарослей кустов. Судя по всему, их одеяния не раз перешивались и латались кусками ткани совсем другого цвета — иначе объяснить это буйство красок мы не могли. Некоторые из островитян, видимо, плюнув на все приличия, вообще просто взяли и обернулись широкими листьями каких-то растений.
Их было человек десять, даже, наверное, меньше, в руках они не держали никакого оружия и я, видя это, расслабился. Как выяснилось позже, на судне сделали то же самое. Как выяснилось позже, очень зря.
Судя по тому, что испанцы в буквальном смысле пожирали шхуну глазами, становилось понятно, что они явно чего-то ждут. Скорее всего, чтобы к ним отправили шлюпку.
«Неужели так мало людей выжило? — удивлённо подумал я. — У них есть оружие, на острове нет хищных зверей... Видимо, просто-напросто перерезали друг друга в какой-нибудь битве за бочонок рома».
С судна спустили две шлюпки, в каждой из которых сидели по два гребца — их было так мало, очевидно, для того, чтобы осталось больше свободного места и сразу все островитяне оказались на судне в один заплыв. Испанцы, как только вёсла опустились в воду, радостно заорали, причём заорали так громко, будто бы шлюпки плыли не спасать их, а убивать долгой и мучительной смертью.
«Вот это нам, конечно, повезло, — подумал я, радостно потирая руки. — Фортуна всегда была повёрнута лицом к Джеку Шерману. Сейчас всех наших врагов на наших же глазах увезут с острова, и мы останемся в счастливом одиночестве».
Как оказалось позже, испанцы всё-таки навязали нам свою компанию.
Они кричали в сторону шхуны благодарности — я немного знаю по-испански, и поэтому смог разобрать часть из них — и размахивали руками, одним словом, наглядно показывали, что такое счастье спасённых из восьмилетнего заточения людей. Но тут из-за деревьев вышел человек, при появлении которого они сразу же притихли и расступились, пропуская его вперёд.
Он был удивительно хорошо одет (по крайней мере, по сравнению с другими) — и рубаха каким-то неведомым образом сохранила более-менее белый цвет, и простые матросские холщовые штаны остались целыми. Мне показалось, что я уже где-то видел это грузное тело, огромные руки и какую-то шарообразную голову... Я пригляделся, прищурившись, напряг зрение... и узнал его.
Бэлтрэн лос Ортего. В прошлом — один из богатейших и влиятельнейших испанских феодалов, восемь лет назад попавший в заложники к Джону Хью, и, как писалось в газетах, бесследно сгинувший вместе с отправившейся за ним с выкупом женой и целым личным галеоном. Вот он, здесь — предводитель горстки островитян, стоит, босой, на берегу, по щиколотку увязнув в песке и скрестив руки на груди, ждёт, когда два матроса соизволят доставить его на какой-то подозрительный, с виду контрабандистский корабль, от доброта капитана которого зависит, услышит ли Испания вновь его имя.
Он изменился, сильно изменился за эти восемь лет жизни на необитаемом острове, даже, кажется, немного похудел, что для любого человека, хоть немного его знающего, звучит невероятно. Немного похудел, опустил бороду и стал седым.
Но гордое, надменное выражение лица, присущее большинству аристократов, осталось. И остались чувствующиеся на расстоянии спесь и самоуверенность, судя по всему, благодаря которым он смог удержать свою команду в повиновении, а свой желудок, за счёт чужого труда и собственной наглости, в относительной сытости.
Шлюпки остановились в паре ярдов от берега. Видно было, что испанцам очень, очень хочется забраться в них, но они ждали. Ждали приказа Ортего.
А тот, не торопясь, презрительно, как-то оценивающе оглядел гребцов и, оглянувшись назад, махнул рукой.
Очевидно, это был заранее условленный знак — из-за деревьев вдруг появилось ещё десятка два человек, сразу же уверенно зашагавших к шлюпкам. И уже тогда я почувствовал, что что-то здесь не так, какой-то здесь есть подвох... Но тогда ещё не было понятно, какой именно.
С судна спустили ещё две шлюпки — места в первой паре не хватало на так неожиданно появившихся на берегу остальных испанцев. И когда они уселись в них, даже я с такого довольно-таки приличного расстояния заметил выпирающие из-за пояса рукояти ножей.
Вот это уже напрягало по-настоящему. «Зачем им ножи? — думал я. — Неужели они решатся...»
Решились.
Островитянам скинули верёвочные лестницы. Капитан — крепко сложенный, рослый малый с роскошными бакенбардами — вышел к ним навстречу и дружелюбно протянул руку Ортего.
Но тот не собирался отвечать любезностью на любезность. Он подошёл к недоумевающему капитану, и как-то очень просто, настолько спокойно, что я даже не сразу понял, в чём дело, взялся за торчавшую из-за пояса рукоять ножа.