Глава 2. Навстречу неизвестности.
Если меня когда-нибудь спросят, какие дни в моей пока ещё двадцати трёх летней жизни были худшими, то я, не колеблясь, отвечу: три дня после того, как я получил письмо Джона Хью.
Даже восемь лет назад, когда я в форте, раскалённом под лучами жаркого полуденного солнца, бился с окружившими нас испанцами, на душе не было такого ужаса, который овладел мной сейчас.
Там я понимал, что у меня есть возможность изменить ситуацию, хоть как-то повлиять на развитие событий. Здесь же в моих силах было только ждать. Ждать, пока тебя придут и зарежут, как свинью.
Тогда меня окружало множество сильных, смелых людей во главе с самим Одноглазым Крабом, в непобедимость которого я хоть и подсознательно, но всё же верил. Сейчас же Хью был против меня, а в одном со мной ряду стояли два моих слуги, ни разу не державших в руках оружия.
Разумеется, в первую же ночь мы попытались сбежать из нашего милого дома, так неожиданно превратившегося в ловушку. Но как только наши головы показались над забором, послышался чей-то грубый окрик:
— Кто идёт?
И мы поспешили убраться.
Все дела были забыты — мы, окружённые и запертые в стенах моей собственной усадьбы, не могли ничего делать.
У нас всё валилось из рук, и, можно сказать, единственное, чем я занимался все эти три дни — лежал на кровати, уткнувшись в подушку и обхватив голову руками, как сумасшедший бегал по дому и подолгу тупо смотрел на часы, медленно, но неумолимо отстукивавшие предназначенное мне время.
Дэвис и Билл несколько раз, стоя на коленях, умоляли меня пойти к разбойникам, где, по их мнению, со мной не должно было случиться ничего плохого. Я понимал, что, оставаясь здесь, подвергаю смертельной опасности их, ни в чём не повинных людей, которым «повезло» пойти в слуги ко мне. Но всё моё существо насквозь пронизал ужас даже при одной мысли о том, что мне, Джеку Шерману, придётся сидеть в грязном трюме, потом под дулом пистолета идти по острову и показывать, где зарыты сокровища, а потом получать пулю в лоб после того, как их выроют.
Под конец третьего дня Дэвис и Билл совсем сошли с ума от страха перед не щадящей никого шайкой Белого Черепа. Когда я, измученный бессонницей, валялся на своей кровати и в бесчисленный раз перебирал в уме варианты побега отсюда (это было часов в шесть вечера), дверь распахнулась, и на пороге я увидел своих слуг. Они оба держали свои правые руки за спиной, и по их взволнованным, но каким-то решительным лицам я понял, что сейчас что-то произойдёт.
— Позвольте... — начал было я, но тут же заорал: — Что вы делаете?!
Поначалу я даже не сообразил, что делать мне самому. И только когда у Дэвиса, вслед за криком: «Сам не идёт — отведём!» в руке блеснул нож, я понял, что мне надо вспоминать забытое мной восемь лет назад умение — умение драться.
С быстротой молнии я перекатился на другую сторону кровати. Билл, вопя что-то яростное, кинулся ко мне с верёвкой, но я накинул на него своё большое пуховое одеяло, прокатился по его спине — раздались страшные ругательства — и, пока он пытался выбраться из-под того, несколькими сильными ударами обезвредил Дэвиса, не успевшего даже взмахнуть своим ножом.
Вскоре Дэвис и Билл, связанные, лежали на полу.
Если я напишу, что моему негодованию не было предела, то скажу неправду. Предательство слуг меня не удивило — я даже в какой-то степени ждал его. Не было ничего удивительного, что они решили отправить к пиратам насильно того, кто подверг их жизнь смертельной опасности.
Я на своих плечах утащил горе-бунтарей в чулан, и запер там, несмотря на из слёзные мольбы о прощении. Они ещё долго стучались в дверь и что-то вопили, но, наконец, затихли.
И я остался один. Один против всей шайки Белого Черепа.
Выход у меня оставался один — дорого продать им себя. Драка с Дэвисом и Биллом как будто промыла мне мозги, и теперь я смог взять себя в руки, и более-менее трезво оценить ситуацию.
Мне надо было выбрать оборонительный пункт, найти себе бастион, в котором смогу продержаться, как можно дольше. Дать достойный отпор стоило хотя бы из элементарной гордости.
И я нашёл себе укрепление — кладовую. Небольшую, ярда четыре в длину и два с половиной в ширину комнатку с одним маленьким окном, выходящим в сад и всю заваленную хламом — материалом для баррикады у двери.
В гостиной на стене висела моя коллекция оружия. В ней не было ни серебряных шпаг, ни каких-то чуть ли не первых в Англии старинных пистолетов, которыми так любят хвастаться коллекционеры, ни украшенных золотой резьбой ружей. Её единственная ценность состояла в том, что именно это оружие я и мои товарищи держали в руках во время сражений на необитаемом острове. Это была просто память о тех событиях.
Я взял пару шпаг, — за последние три года я научился фехтовать — тесак и всё огнестрельное оружие, какое нашлось. «Давненько мой палец не нажимал на курок! — подумал я, прицелившись в дверную ручку. — Надо же, мне всего двадцать три года, а сколько людей погибло от моей руки!»
Вскоре всё это оказалось в кладовой. И только сейчас, сжав в руках тесак, которым мне в своё время довелось разлучить с плечами несколько вражеских голов, я почувствовал, как ко мне возвращается всё то, что испытывал я восемь лет назад на необитаемом острове, всё то, по чему я так скучал все эти годы: и жажда приключений, и какой-то пьянящий запах детства.
Оно у всех разное. Кто-то в пятнадцать лет впервые пистолет потрогал, и то разряженный. А я в этом возрасте уже состоял в команде пиратов. И бился наравне с ними.
В моей уже успевшей стать скучной, однообразной жизни снова появились приключения. И в этот момент я, несмотря на угрожавшую мне смертельную опасность, был даже рад тому, что судьба вновь свела меня с Джоном Хью.
Да, я окружён. Но в этой комнате мне удастся продержаться долго. Да, против меня будет вся шайка Белого Черепа во главе с легендарным Одноглазым Крабом. Но разве не может случиться так, что, когда начнётся схватка, мимо нашей усадьбы будет проезжать какой-нибудь экипаж, который, заслышав выстрелы, оповестит об этом незамедлительно придущих на помощь полицейских?
Так повзрослевший, но всё ещё такой же наивный, как в детстве, Джек Шерман тешил себя надеждой на чью-то помощь и на свою счастливую звезду. А стрелки часов всё отсчитывали время, и до окончания третьего, последнего дня оставалось совсем немного...
Впервые за много лет я ужинал один, уплетая за обе щёки приготовленную своими руками яичницу. Покушать следовало плотно — мне предстоял тяжёлый бой — и по той же причине слишком сильно наедаться было нельзя.
За едой мне пришла в голову интересная мысль. «А что если, — подумал я, чуть ли не залпом проглатывая целый стакан прекрасного французского вина, бутылку которого я открыл сегодня в честь такого важного события в моей жизни, — унести в мой бастион ещё и припасов? Если мне удастся продержаться там хотя бы день, то они мне точно не помешают!»
Хоть и особенных надежд на долгую оборону я не питал, в кладовой всё же оказались несколько бутылок с хорошим вином, немного еды и вода. А после них в ней оказался я.
На дверь тут же был повешен большой, тяжёлый замок. Если пираты начнут ломать дверь, то толку от него будет немного, но всё же... Всё же какой-то уверенности в надёжности моего убежища он прибавляет.
В маленькое, грязное оконце пробивались последние лучи уходившего за розовые облака солнца. В их свете было видно летающую по комнате чуть ли не хлопьями пыль — Дэвис, пользуясь тем, что я почти никогда не заходил сюда, даже и не думал прибираться здесь.
И всё-таки правильную я выбрал комнату, — подумалось мне. — Окошко, через которое я, если повезёт, смогу вылезти наружу, но и не такое большое, чтобы туда легко залезть снаружи. И много мебели для баррикады.
Я пододвинул к двери большой тяжёлый шкаф, подпёр его сзади комодом, на комод, хоть и не без труда, водрузил несколько полупустых бочек с яблоками, и позади этого поставил ещё один комод, чуть поменьше.
Поперёк комнаты, посередине, я разместил друг на друге несколько ящиков с каким-то, видимо, одному Дэвису нужным хламом — они, при надобности, спасут меня от пуль из окна.
А само окно я с помощью нескольких гвоздей и толстых, широких досок заколотил, причём этих самых досок предусмотрительно было сделано три слоя.
«Пусть помучаются, прежде чем пробить это! — злорадно усмехнулся я. — Пока они его расколотят, сколько часов пройдёт? Не так уж и мало, мне кажется. А для меня каждый час важен».
Даже тогда я не переставал убеждать себя в том, что надежда на спасение есть.
За ящиками уже лежало всё то, что должно было мне пригодиться: и припасы, и оружие. Приготовления были закончены. Осталось ждать врага.
И он появился. Правда, не сразу — целый час я ходил по своей каморке из угла в угол и, изнывая от безделья, разговаривал сам с собой. Я уже совсем было потерял бдительность, как вдруг до моих ушей донёсся чей-то крик, из-за толстого слоя досок звучавший чуть громче шёпота:
— Джек, даю тебе последний шанс выйти и сохранить свою шкуру!
Этот знакомый хриплый голос... Как часто он звучал с капитанского мостика «Чёрной Акулы»!
Это был Джон Хью.
Я кинулся к предусмотрительно оставленной щели между досками — щели смехотворно маленькой, снаружи даже незаметной, толщиной раза в два меньше моего мизинца. Через неё вообще, я думаю, мало что можно было увидеть, а тут прибавились ещё и грязное стекло и темнота, медленно опускавшаяся на землю. И разглядеть мне удалось лишь краешек стоявшей, судя по всему, перед домом толпы.
— Джек! — снова крикнул одноглазый (которого, кстати, я до сих пор не видел). — Отзовись, или мы перевернём всю твою конуру вверх дном!
Я, конечно же, молчал.
— Ребята, быстро в дом! — рявкнул Хью так громко, что я невольно вздрогнул. — Ломайте к чёрту все двери! Кто куда пойдёт вы уже знаете. Только быстро, быстро!
Видимо, главарь уже распределил в своей шайке все роли — кто где будет искать. И кто что будет в моём доме ломать.
Все прекрасно знали, куда идти. Раздалось несколько глухих ударов — бандиты ломали запертую входную дверь. А затем, через несколько минут, послышался грохот их сапог на лестницах и в коридорах дома.
«Сколько же их там... — с ужасом подумал я. — Топают так, что даже я через свою баррикаду слышу!»
Меня искали долго — дверь в кладовую находилась далеко от входа в дом. Если верить висевшим на стене часам — а им, я думаю, верить можно — прошло больше двадцати минут, прежде чем в мою дверь застучали.
Застучали — звучит как-то красиво. И на ум приходит что-то вроде вежливого «тук-тук». А на самом деле там, скорее, долбились. Сначала кулаком, а потом чем-то потяжелее. И наконец, видя, что никто не отвечает, начали ломать дверь.
Это, как казалось, было очень непросто — дверь была хорошая, дубовая. На самом же деле она поддалась всего за пару минут, и вскоре я услышал грохот — её бросили на пол в коридоре. И почти тут же вслед за этим посыпалась страшная ругань — бандиты увидели перед собой новую преграду.
Я сжал в руке тесак. Сейчас главное не сглупить, не отвлечься...
— Навались! — скомандовал кто-то за баррикадой, и через несколько томительных мгновений, в течение которых я слышал только напряжённое сопение, шкаф и два комода со скрипом отъехали примерно на полфута от косяка.
Вот этого я не учёл. При одном взгляде на это нагромождение такой массивной мебели казалось, что её ничем, кроме чёрной магии, не сдвинешь. Но, чёрт побери, врагов оказалось слишком много!
Медлить было нельзя — ещё пара-другая секунд, и в комнату уже можно будет зайти. С диким криком я кинулся к щели и воткнул тесак в ближайшего бандита, который от неожиданности ничего не успел сообразить.
Раздался истошный вопль, и он рухнул на пол, как подкошенный — мой клинок достиг цели.
— Прочь отсюда, собачьи дети! — заорал я и выпалил ещё и из пистолета, который был у меня в левой руке.
На таком расстоянии не промахнулся бы даже ребёнок. А я ребёнком был только в душе, и поэтому попал — второй враг медленно съезжал по стене вниз, и его рубаху заливала кровь.
А тот, кто всё-таки успел отскочить, завопил так, что у меня заложило в ушах:
— Здесь наше золото!
Несмотря на всю серьёзность положения, я не смог удержаться от смеха. Обычно так говорят любящие родители о своём чаде. Или, например, владельцы банков, когда видят опечатанные мешки с деньгами в хранилище своего заведения. Но, оказывается, так говорят ещё и в шайке Белого Черепа о Джеке Шермане.
Однако долго показывать врагам свои зубы я не мог — весь дом уже дрожал от топота ног сбегавшихся бандитов. И я понял, что малейшее промедление грозит мне тем, что пока что полуфутовая щель между косяком и шкафом может стать шириной с дверной проём.
Я, напрягшись и выплёвывая сквозь зубы ругательства, задвинул шкаф обратно, а потом сделал то же самое с двумя комодами. По отдельности их передвигать было под силу и мне — человеку, отнюдь не отличавшемуся незаурядными мускулами.
В ближайший комод я лихорадочно принялся забрасывать всё более-менее тяжёлое, что попалось под руку — надо было увеличить груз баррикады. Тяжелого у меня под рукой, к сожалению, оказалось не так уж и много, а времени было ещё меньше. По стенке шкафа уже долбили кулаками.
— Выходи, щенок! — слышались крики. — Идиот, на что ты надеешься? Мы тебя пощадим!
— Идите-ка к дьяволу со своими пощадами! — гаркнул я. — Возьмите меня, если сможете!
У входа в мой бастион собралась толпа, шумевшая так, что у меня заложило в ушах. Кто-то выкрикивал ругательства, кто-то принялся стучать по шкафу топором, кто-то даже выстрелил из пистолета...
Но вдруг раздался этот до боли знакомый мне голос — властный, громкий и хриплый:
— Тихо!
Все тут же примолкли. Вновь затопали сапоги бандитов, расступавшихся, чтобы пропустить своего главаря — самого Белого Черепа.
Тот, судя по звуку шагов, подошёл к дверному проёму.
— Джек, — сказал он лениво, так, как говорят что-то обязательное, но ужасно банальное и всем уже надоевшее, — не занимайся ерундой. Неужели ты думаешь, что вырвешься у нас из рук?
Я не ответил. Не ответил потому, что меня вдруг осенила одна мысль. Ведь теперь все бандиты — или, по крайней мере, большинство из них — собрались у моей двери. Мне так, во всяком случае, казалось. Значит, на улице никого нет...
— Ты меня слышишь, Джек? — в голосе Хью прозвучали нотки тревоги. Он, видимо, опять своим дьявольским чутьём заподозрил что-то неладное.
Медлить больше было нельзя. Я схватил пистолет, подбежал к заколоченному окну и приставил его к щели между досками, служившей мне чем-то вроде подзорной трубы.
— Ребята, разнесите всю эту баррикаду к чертям! — услышал я приказ одноглазого. — Он слишком долго копается.
И я, выдохнув, выстрелил.
Гомон голосов в коридоре тут же стих, и в наступившей тишине был слышен звон разбитого стекла. А потом бандиты вдруг снова закричали, да так громко, что я в первое мгновение, как мне показалось, чуть не оглох.
Среди воцарившейся в моём доме вакханалии гремел хриплый голос Хью:
— На улицу, быстро! — ревел он. — Надо было найти окно этой комнаты и поставить там охрану! Сейчас он сбежит, и тогда, якорь мне в печёнку, все наши денежки полетят к чертям!
И его ругательства потонули в общей суматохе, так же, как и грохот его сапогов растворился в грохоте ещё десятков сапогов его шайки.
Сейчас у моей двери осталось совсем немного людей, если они вообще остались. Скоро те, кто убежал на улицу, увидят, что там никого нет, и вернутся сюда. И тогда шанса на побег у меня не останется.
Я, стараясь действовать как можно быстрее, отодвинул два комода и шкаф — их скрип пушечным грохотом отзывался у меня в ушах,и мне казалось, что во всём доме слышно этот противный, какой-то скрежещущий звук.
В одной моей руке был тесак, в другой — пистолет. И я ринулся из тёмной комнаты в тёмный коридор. Навстречу неизвестности.
Люди с факелами убежали на улицу, и в кромешной темноте коридора я видел ровно ни черта. Услышав скрип отодвигающегося шкафа, сюда, кажется, вернулась пара человек — я услышал их удивлённый возглас. Мне надо было убрать их со своей дороги, и сделать это как можно быстрей.
Я сначала рубанул тесаком пространство перед собой, а потом, видя, что ни по кому не попал, прыгнул вперёд и сделал несколько выпадов туда, где слышалось тяжёлое дыхание ничего не понимающих бандитов.
Однако из-за темноты мой удар оказался слабым и, судя по воплю и смутно угадывавшимся взмахам рук, я лишь пырнул одного из бандитов в живот. Рана, очевидно, была совсем не смертельной — противник не только не повалился на пол, а даже, развернувшись, кинулся прочь из коридора. Вслед за ним кинулся его товарищ.
И хоть ранен из них был только один, оба завопили так, как будто бы с них живьём кожу сдирают. И их крики тысячекратным эхом отозвались у меня в голове. Я понял, что сбежать отсюда мне не удастся.
Первая часть моего плана сработала прекрасно — даже Хью, кажется, повёлся на уловку с разбитым стеклом. Они подумали, что я, пользуясь моментом, выскочил на улицу. Именно это и было мне нужно.
А вот вторую часть плана я провалил. Сейчас от криков этих олухов вылетят все стёкла в доме, а их товарищи, наоборот, залетят в дом.
В коридоре уже слышался топот ног, и в нём, кроме галопа моих противников, явственно можно было различить ещё несколько пар сапог, приближавших своих хозяев к моему бастиону.
Отступать было поздно. Я ринулся вперёд. Ринулся со всех ног, вопя что-то неудобовразумительное. И с отчаянной решимостью обречённого набросился на бежавших ко мне с тесаками в руках бандитов.
Единственный свой пистолет я тут же разрядил в ближайшего противника, потом швырнул ставшее бесполезным оружие в сторону второго и подлетел к третьему.
В этот проклятый вечер я, кажется, был слишком стремительным — ни один из моих противников пока что не успел отразить мой удар. Бандит, насаженный, словно курица на вертел, медленно съехал вниз по стене.
Со спины на меня кинулся тот, у кого на лбу должен был быть большой синяк от брошенного мной пистолета. Но вступать в схватку с ним у меня уже не было времени — надо было скорее покидать этот дом.
И я бросился бежать. За спиной выкрикивал ругательства пытавшийся меня догнать бандит, впереди снова топали ноги... Неужели я и правда не выберусь отсюда?
Но входная дверь была всё ближе и ближе, и мне начало казаться, что фортуна наконец-то улыбнулась мне. Я ещё больше ускорился и...
И замер у самого порога дома.
Передо мной стоял Хью.