Мира Василь
Я открыл «Дело №17».
И прочитал первую строку:
«Исчезновение несовершеннолетней девушки. Мира Василь, 16 лет. Последний раз была замечена…»
Дальше — адрес, дата, подписи, штампы. Всё официальное. Холодное. Но за сухими словами чувствовалось что-то хрупкое. Что-то, что не вписывалось в протокол.
Я перевернул страницу.
Мира Василь. Родилась в 2006 году. С шести лет занималась музыкой. Победитель региональных и международных конкурсов по игре на фортепиано. Позже добавились гитара и скрипка. Вела концерты, участвовала в благотворительных вечерах. Была той самой девочкой с экрана.
Я помнил её. Помнил всё, что было связано с ней. Только теперь — по-настоящему. Не как сон. Не как образ. А как человека, о котором говорили в газетах.
В деле была так же отдельная вставная страница... про глаза.
Тёмно-синие.
Их называли «магнитами света». Упоминался редкий диагноз — почти неизвестное заболевание, при котором в сосудах глаз нарушается барьер, и при определённых перегрузках кровь может проникать в к коре головного мозга. Это вызывало не только столько необычный цвет глаз — но и постоянные головные боли, перепады давления, кратковременные потери сознания. Снизу этой страницы был пристеплерен ещё один маленький лист бумаги: «Каждый сильный эмоциональный или физический всплеск может привести к резкому скачку давления. Это как жить, стоя на краю — постоянно».
Она жила на краю.
И всё равно играла.
Я наткнулся на скан рисунков — лёгкие карандашные наброски: птицы, руки, окна, рояль в полумраке.
Я не мог оторваться. Каждая строчка была как гвоздь в грудь.
Дальше — показания матери. Она говорила, что за день до исчезновения Мира была странно тихой. Как будто что-то уже решила. Не брала телефон, долго сидела у окна, потом легла спать — и утром её не оказалось.
Тело не нашли. Следов — почти не было. Но за несколько дней до исчезновения, Мира начала жаловаться на яркие сны. В которых, по её словам, «всё было тише, чем в жизни, и легче, чем смерть».
Дело закрыли. Вернее — перевели в архив. Но на последней странице была ещё одна пометка.
«Пациентка Василь М. находится в стационарном отделении частной клиники. Диагноз: посткоматозное состояние. Сознание — отсутствует. Визуальная реакция — минимальная. Продолжительность пребывания: 5 лет.»
Я уронил бумагу.
Она жива.
Пять лет. Всё это время. Она была рядом с этим миром — и одновременно где-то далеко. Где-то в том месте, где мы с ней встречались, где я слышал её музыку, где она спрашивала, остался бы я, если бы знал правду.
А я не знал.
Я просто думал, что это был сон.
Но сны не живут в архивах.
Я встал из-за стола и прошёлся по комнате. Было трудно дышать. Слишком много всего разом: воспоминания, вина, страх. Она не исчезла. Она не умерла.
И всё, что я знал о ней, вдруг стало настоящим.
Я представил, как она лежит где-то в белой палате, с теми же закрытыми веками, под которыми — глаза цвета вечера. И, может быть, всё это время она действительно играла. Рисовала. Пела внутри себя. Создавала сны.
Может быть… я был одним из этих снов...
