Разговор
Проходя мимо полок с коричневыми, зелеными, красными и даже серыми, бурыми и малиновыми в крапинку горшочками для цветов, я невольно задумывалась о своем сгнившем кактусе. Так получилось, что я заливала в него слишком много воды, забывала, что поливала день назад и поливала его снова. Вот так умер мой кактус.
Я ходила по «Икее», думая, что купить на этот раз. Вроде, все, о чем я мечтала, было у меня в комнатушке. Пустующие вазы, ящики, коврики — что еще?
Я решила взять полотенце. О да, это именно то, чего не хватало моей сильной и независимой коллекции из этого магазина.
Сегодня мы поговорили с Шоном и это было для меня последней каплей. Я, по дороге домой, бежала сломя голову. Когда входная дверь захлопнулась, я от души наплакалась. Уверяю, столько я не плакала с младенческого возраста. Я орала в подушки, била стены, а потом заснула.
Такое ужасное чувство. Хочется бежать. Бежать и кричать. Громко, чтобы все вокруг знали. Я страдаю, страдаю, потому что наивная дура. Как я могла понадеяться на взаимность. Глупая, глупая дура, заболевшая надеждой.
Мне так херово.
Но это чувство все еще сидит внутри меня, словно зверь в клетке. Будь у меня ключ, я бы выпустила это существо наружу, но его нет, а если есть, то где? Почему в мою голову все еще закрадываются мысли, что Шон может испытывать взаимность или что он бросит Сидни, хоть я головой понимаю, что это невозможно! Если надежда умирает последней, то в моем случае я умру первее, чем эта тупая надежда.
И вот в моей голове образы, как я убиваю, душу, топлю, сжигаю надежду. Лопаю этот огромный желчный пузырь, освобождаюсь от…
— С вас три доллара тридцать центов, — сказала миловидная кассирша, пробивая полотенце. Она видела меня ни раз, каждый раз, когда наши глаза встречаются, у меня такое ощущение, будто мы старые друзья, я киваю ей головой, — Карта?
Я качаю головой и протягиваю ей деньги, без сдачи. Прощаюсь и выхожу на свежий, морозный воздух. Вот это ноябрь выдался!
Куплю кофе, а потом домой. Или нет.
Надо к Шону. Что-то мне подсказывает, что надо к Шону. Просто надо. Женское чутье, мать ее.
За двадцать минут я поймала такси, за столько же примерно доехала. Подъезд. Лифт. Дверь. Звонок.
Приближающиеся шаги.
Посмотрели в глазок.
— Привет, — открыла дверь раскрасневшаяся Сидни. В глазах ее читалось недоверие и неприязнь. Насрать на нее.
— Привет, — я прошла в помещение, — Я к Шону.
Прошла в комнату с полотенцем на руке. Села.
Из спальни вышел обескураженный Шон, глядя вроде на меня, а вроде куда-то сквозь, он подошел ко мне. Поправил розовую футболку и присел рядом.
Ну что ж, посидим, подождем.
— Мы, кажется, обо всем поговорили, — вдруг произнес он, — Мне казалось, у тебя не было вопросов.
Он старался быть жестким. Кому ты врешь, Мендес? Я же знаю, что ты меня любишь. Его голос слегка подрагивал.
— Неужели тебе просто необходимо жениться? Это всего лишь формальность, о которой, возможно, ты будешь сожалеть всю жизнь.
— Да, необходимо, — он смотрел на меня, прямо в мои глаза.
Ну вот опять я потерялась в его глазах. Я имею в виду, потеряла нити. Или нить. Разговора нить.
— Да… — ничего не нашла, чтоб сказать, кроме этого, — Нет! Это не необходимо. Пойми меня, Шон, ты делаешь ошибку. Тебе всего двадцать два, поверь, столько хороших женщин будет!
В его глазах вспыхнул гнев, блеснул ярким огоньком.
— А что ты предлагаешь, бросить ее?! — воскликнул он, но затем понизил тон, чтобы Сидни его не услышала, до полушепота, — И уйти к тебе?!
— Что?! Нет, я не… — но я не могу договорить. Он меня перебивает.
— Боже, Лили, я не понимаю тебя! Ты делаешь все так, чтобы мы удалялись друг от друга с каждым новым днем. Как же ты не понимаешь, я счастлив, — он невольно прыгает на месте от перевозбужденности, — С-Ч-А-С-Т-Л-И-В, — говорит он по буквам.
— Ты совсем не счастлив. Ты собираешься связать свою жизнь с идиоткой, которая хочет от тебя только денег и популярности, — кричу я, чтобы Сидни услышала наверняка, — Зачем ты женишься на ней, чтобы потом развестись? Пойми, она не та, кто тебе нужна, и все вокруг это знают.
— Она идиотка? Ах, так?! — он вскакивает, — Это сказала мне девушка, которая бросила университет, чтобы добиться глупой мечты! — ну это было больно, — Которая сидит целыми днями дома и еще твердит что-то о саморазвитии! И которая, в конце концов, покупает вещи в икее каждую неделю, — он хватается за мое новое салатовое полотенце, берет в его руки и небрежно кидает обратно, — Чтобы хоть как-то заполнить свою пустую, никчемную, серую и неинтересную жизнь!
Все это было произнесено на одном дыхании.
Вот это речь.
Я не помню, как вышла из здания, села на автобус. На какой автобус, кстати, я села? Раз уж довез до дому, то на правильный.
Ничерта не помню.
Помню только как вошла в квартиру, окинула взглядом комнату.
Никчемная жизнь. Никчемная я.