Пианистка: Музыка ангела

II.I

Моросил мелкий дождь. Уже как три дня. Словно даже само небо оплакивало ушедшую Натали. Капли прохладной воды бились о подоконник, разлетались миллиардами осколков. Те, в свою очередь, оседали удивительными узорами на стеклах, рисуя магические руны, ноты, завитки... они рисовали все, на что способна была фантазия. И в этом дожде многие находили спокойствие. Один аристократ с юга, которого Розмари еще не знавала, когда-нибудь в будущем расскажет девушке сказку о том, что несут в себе эти капли. Сейчас же Роза видела в них тоску и печаль целого мира. Словно бы вселенная обрушилась на ее хрупкие плечи. Даровала возможность скрывать слезы утраты близкого человека за бесконечными потоками воды. И, в какой-то степени, Розмари была благодарна за этот дар.

Все эти дни она ходила как в воду опущенная, работала неохотно. Из рук все валилось, стоило лишь коснуться очередной вещи, которую когда-то держала в руках ее почившая мама. Со всех сторон на девушку набрасывались призраки прошлого, словно желая разорвать ее на кусочки. На сотню теплых воспоминаний. Растащить их все по углам и оставить лишь возможность мучиться. Оказалось, что воспоминаний было так много...

Кружка, что маме подарили в школе. Полотенце, которым она в детстве, шутя, лупила Розмари, когда та мешала ей готовить. Миски. В них Натали замешивала тесто или фарш. На одной только кухне все дышало воспоминаниями о кулинарных вечерах, что так любит устраивать хозяйка дома. Любила.

Розмари не могла найти себе места, часто просто выходя на крыльцо в попытках остаться наедине с собой. С мыслями, что способны были разорвать изнутри. Однако же каждый раз рядом оказывался Рей. Он счел уместным остаться в гостях на несколько дней, дабы не дать девушке сотворить что-то непоправимое.

— У нее депрессия, — констатировал он в один из дней, поглядывая на Розу. — Нужно ее чем-то отвлечь. Взбодрить, — вздохнул он, присаживаясь около отца девушки. — Я знаю этот взгляд. Пустой, стеклянный. Видел такой же у каждого человека, что планировал покончить с жизнью, и не могу допустить, чтобы с Розмари случилось подобное.

— Ей уже семнадцать лет, — коротко отмахнулся Пьер, не отрывая взгляда от книги. — Справится. Счеты с жизнью сводят только слабаки, она у меня не такая.

— Но она уже потеряла мать. Это ужасная травма для подростка вроде нее, — Рей нахмурился. За собой он заметил, что в присутствии отца девушки он непозволительно часто выглядел хмурым.

— Розмари давно пора повзрослеть. Она постоянно витает где-то, верит в магию, духов, призраков и вечную любовь — хрипло отозвался Пьер. Он слегка приболел, простудился, пока добирался от дому до булочной под холодным осенним дождем. — Пусть она потеряла мать, но я потерял жену, и не расклеиваюсь. Я взрослый человек, месье Салэс, и я знаю, что нужно работать, чтобы выжить. А она позволяет распускать себе сопли, — он бросил недовольный взгляд на девушку. Та даже не слышала этого разговора, однако Рей заметил, что она все равно инстинктивно сжалась, словно бы ощутив этот недовольный взгляд. — Сколькие сейчас доживают до сорока, скажите мне? Я потерял отца, когда мне было восемь, он погиб на войне. Мать умерла спустя еще три года, ее скосила оспа. Но я, как видите, жив и здоров. Я справился. И она справится.

— Как вы сказали? Уже семнадцать? — Рей грустно улыбнулся.

— Именно, я не ошибся, — кашлянул Пьер, поправляя на горле шарф. — Если бы она потеряла мать в раннем детстве, это не врезалось бы в память. Она бы не поняла, что произошло или можно было бы придумать легенду для маленького ребенка. Если бы была лет на пять старше, то ей было бы больно, но взрослый человек горюет, не держа это в себе. Она же сейчас решила замкнуться, варится в своем бессилии и этим делает только хуже. Этой девочке...

— Девушке.

— Ах, да, бедной девушке трудно справиться с таким тяжким грузом. Но в ее возрасте уже пора перестать верить в фей и научиться принимать реальность, какой бы жестокой та порою не оказывалась. Нет никакого принца на белом коне, который забрал бы ее отсюда и увез туда, где пони и единороги, — Пьер вновь поправил свой колючий шарф.

Видно было, что глава семейства не был рад компании Рея. И, уж тем более, не настроен на душевные разговоры. Рей активно ему не нравился. Пусть он и был единственным другом его дочери, пусть он и помогал его семье и спас его самого. Но какой в этом толк, если Натали мертва? Он не уберег ее! Пьеру некого было винить в смерти жены, потому оставалось лишь вымещать злобу на аристократе, который не возражал ни слова, держался холодно и отстраненно. И что только Розмари нашла в нем такого интересного? Ведь только с ним она все еще продолжала говорить.

Хотя, а должен ли Рей был оберегать Натали? Конечно же, нет. Что это за выдумки, он ведь мог просто проигнорировать Розу еще в первый день знакомства, и сейчас семья Вэлис оказалась бы на улице. Но, даже отбросив в сторону эти факторы, Пьер Вэлис понимал, что с этим аристократом что-то не чисто. Конечно, бывают в мире добрые люди. Но то, как он смотрел на Розмари... Так не смотрят на чужих людей, которым нет отдельного места в мыслях и сердце.

Ожидал ли он от нее чего-то? Нет.

Скрывал какую-то затаенную печаль? Опять не то.

Было ли в этом взгляде какое-то затаенное желанием. Вот! Вот оно!

Рей дежурно улыбнулся Пьеру, вставая, и приближаясь к Розе. Та сидела на лестнице, оперевшись спиной о стену и вытянув ноги, словно преграждая путь далее. Ведь где-то наверху была комната Натали... водоворот воспоминаний.

Глаза Розмари были закрыты, казалось, что девушка спит. Но внимательный аристократ увидел слезу, медленно ползущую по её щеке. Присев рядом на корточки, Рей ласково провел кончиком большого пальца по щеке Розы, вытирая солёную дорожку. Розмари, вздрогнув, открыла глаза.

— А, это ты, — Роза вздохнула, отводя взгляд. — Я уж было испугалась, что это опять отец. Прости, не хочу показаться холодной, отстраненной или и вовсе неблагодарной за все то, что ты сделал, но я сейчас не в силах говорить... нормально.

— Что-то не так? — Рей слегка нахмурился, присев на ступеньку ниже.

— Он, — Роза бросила короткий взгляд на спину отца, — каждый день читает мне нотации о том, что я должна быть сильной. Что я тряпка. Все в таком духе. Мол, у тебя всего-то мама умерла, а ты расклеиваешься. Во-от я в твои годы был вообще самым сильным в плане переживания моральных травм. А если...

— ...ты не хочешь быть сильной? — губы аристократа тронула грустная улыбка.

— Верно! Именно так. Я знала, чувствовала, что ты поймешь меня, Рей, — Розмари улыбнулась. Впервые за несколько дней, наверное, эта улыбка не была вымученной. — Я действительно устала быть сильной. Я не знаю, что мне делать. Как вернуть маму? Знаю, вопрос самый дурацкий, но...

Рей приложил палец к губам девушки.

— И вовсе не дурацкий. Пойдем, — он взял ее за руку, приглашая подняться. — Пойдем на чердак.

Послушно проследовав за ним, Розмари вылезла за Реем на пыльный чердак. Тут была куча старых, уже никому ненужных вещей, которые было жаль выкинуть. Все покрыто слоем пыли в палец толщиной, только следы от ботинок отца на полу подсказывали, что это место не совсем уж заброшено. Рей сорвал простынь с большого зеркала. В воздух взметнулись облака из пыли, заставив потревоживших покой этого места, отступить, закашлявшись.

— Взгляни, — Рей отнял платок ото рта. — Что ты видишь? — он кивнул Розе на зеркало.

— Чердак. Мрачный и пыльный чердак, освещаемый сквозь малюсенькое окошко под потолком. Вон там, — она указала рукой на отверстие под самой крышей.

Опустив же взгляд, она увидела то, что ожидала увидеть меньше всего. Зеркало отразило свет от блеснувшей молнии, и в темноте чердака она увидела фортепьяно.

— Это же мамино! — воскликнула девушка, бросаясь к инструменту.

— Верно, — кивнул Рей, зажигая старинную лампу. — Не скажешь мне, почему оно здесь, м? — он присел в старое, жалобно скрипнувшее, кресло-качалку.

— Не знаю. Что все это значит?!

— Твой отец собирается сдавать комнату матери, чтобы было на что жить, — пояснил Рей. — Он больше не хочет видеть меня, посему не хочет получать деньги от меня, — будничным тоном продолжил аристократ.

— Но почему? Ты же столько сделал для нас, Рей! — Розмари подбежала к нему, и села на колени мужчины. — Ты же не уйдешь, Рей?!

Сглотнув, но ни секунды не медля, аристократ отрицательно покачал головой.

— Ладно, это я буду решать без тебя, малышка, — он взъерошил и без того слегка растрепанные волосы девушки, поднявшись. — Так вот, о чем мы говорили? Ах да. Ты спрашивала, как тебе вернуть твою маму, я не ошибаюсь?

— Нисколько.

— Так вот. Впусти ее в свою душу, — рука Рея легла на открытые ключицы девушки. — Людям не свойственно уходить бесследно. И, пусть ты говорила мне о том, что вы никогда не были на самом деле близки, у вас не было всех этих женских секретиков, но ты явно знала свою маму лучше всех на свете.

Скорбь... она разрушает, Розмари. Заставляет терять голос, слух, чувство времени. Прислушайся к своим внутренним ощущениям. Я знаю, каково это, терять близких. Сперва ты будешь все отрицать, внутри все словно бы покроется белой известью, потрескается и застынет. Тебе будет казаться, что в мире более ничего нет, — Рей мягко опустил ладони на плечи девушки, слегка притянув ее к себе. Розмари не воспротивилась. Напротив, доверчиво прильнула к аристократу, прижимаясь к нему спиной. — Затем откуда-то из глубины сознания поднимется ярость, гнев. Все подернется цветом крови, что брызгает из лопнувших сосудов. Ты будешь винить себя и каждого вокруг в том, что произошло, возможно даже захочешь крушить все вокруг. Но затем... внутри пробьется первый росток надежды. Зеленый росточек, омытый твоими слезами печали. Но, в самом конце твоего пути, над всем этим хаосом, что оставит внутри тебя утрата, забрезжит первый лучик теплого света. Это смирение, Розмари.

Девушка обернулась, утыкаясь носом в рубашку Рея. Словно бы она проскочила две стадии принятия смерти и сразу перешла к печали. Она тихо плакала, ее плечи дрожали в руках аристократа. От слёз на рубашке проступали влажные следы.

— Ты — моё смирение, Рей Салэс, — тихо шепнула Роза, отстраняясь, позволяя себе успокоиться и вытереть протянутым платком краснеющие от слёз глаза. — Мой свет над хаосом. Но я не знаю, как к тебе добраться, как пережить всю эту боль. Её слишком много, я не...

— Позволь твоей любви к мама помочь тебе. Впусти ее в свое сердце. Душу открой. Давай, сделай это прямо сейчас, — Рей мягко улыбнулся.

— Но как мне это сделать? — девушка проследила взгляд аристократа, прикованный к клавишам фортепиано. — Нет, я же не умею!

— Но ты знаешь ноты?

— Нет.

— Как все запущено, — хмыкнул аристократ. — Тогда просто сядь и играй. Что угодно, произвольно нажимай клавиши, — Рей подтолкнул девушку к инструменту.

Розмари неуверенно села за инструмент и прикоснулась к клавишам. Сперва огладила их, словно знакомясь. Приветствуя, пробежалась кончиками пальцев по каждой из них. Позволила пальцам потеряться меж черных клавиш, прикрыла глаза, пытаясь понять, появилось ли внутри хоть одно новое чувство от этого прикосновения. А затем, ощутив, наконец, что-то новое, она позволила первым нотам взмыть ввысь...

Рей замер.