.
Это не началось с фейерверков.
Не с признаний. Не с поцелуев в дождь.
А с простого сообщения на следующий день:
> «Кафе на углу всё ещё делает лучшие пироги с корицей. Если будешь рядом — зайди. Я оставил столик.»
Сера пришла. Не сразу. Через три часа.
Он всё ещё ждал.
Так начались их встречи. Без расписания. Без обещаний.
То в парке, где они не разговаривали, а просто сидели рядом, наблюдая за прохожими.
То в антикварной лавке, где она находила старые плёнки, а он — виниловые пластинки.
То на старом мосту, где они однажды молча держали друг друга за руки, пока под ними медленно шли поезда.
Иногда — с камерой. Иногда — с гитарой.
Они не играли ролей.
Они просто были.
Он показывал ей песни, которые не пел никому.
Она — снимки, которые никому не показывала.
Он говорил, что в её фотографиях больше правды, чем в чьих-либо словах.
Она говорила, что его голос — это её самый любимый кадр, которого нет на плёнке.
Иногда они спорили — о книгах, о фильмах, о жизни.
Однажды он сказал:
— Ты невыносима, когда злишься.
Она ответила:
— А ты — когда слишком добрый.
Он смеялся. Она тоже.
И в этих спорах было тепло.
Однажды ночью, когда город почти спал, он сказал:
— Я никогда не жил с кем-то в одном ритме.
Сера посмотрела на него.
— А я никогда не верила, что ритмы вообще совпадают.
Он посмотрел ей в глаза:
— А теперь?
Она не ответила. Просто прикоснулась лбом к его плечу.
И он понял: да.
---
Прошло три недели.
И это были лучшие три недели в их жизни.
Они не называли это отношениями.
Не делали фотографий вместе.
Не писали друг другу "скучаю".
Они просто были.
И это — было всё.
Но в таких историях всегда наступает момент.
Точка, где нужно не только быть — но решать.
Потому что любое «вместе» в один момент сталкивается с «а что дальше?»
И их "что дальше" уже стояло за углом.
---
Он не сказал, куда.
Просто написал:
> «Суббота. Я заберу тебя в семь. Возьми что-то тёплое. Камеру — обязательно.»
Сера почти не спала в ту ночь.
Чувствовала в груди волнение, как в детстве перед поездкой к морю — только это не море. Это он.
Он приехал на старом фургоне, который сам починил. Он называл его «Сара».
— Почему Сара? — спросила она, смеясь, садясь в машину.
— Потому что она ломается, когда я к ней не добр. Как ты.
Он не сказал, куда они едут.
И она не спрашивала.
Он включил музыку — старую, мягкую, с плёнки.
И они ехали.
Иногда — молча.
Иногда — он пел.
Она смотрела в окно и ловила в объектив отражения — его профиль, её пальцы на стекле, деревья, убегающие назад.
Они остановились на заправке — он купил шоколадку и чай в бумажных стаканах.
Она сделала снимок, как он дует на чай, смешно прищурив глаза.
— Этот кадр попадёт в мою выставку, — сказала она.
— Назовёшь его как?
— «Тот, кто не знает, как пить чай, но делает это красиво».
Он улыбнулся.
— А ты попадёшь в мою песню.
---
Когда они приехали, было почти темно.
Озеро. Безлюдный берег. Домик с камином и запахом сосен.
Он снял шапку, отряхнул волосы и сказал:
— У меня здесь было детство. Я часто прятался в этих соснах. И думал, что однажды привезу сюда кого-то, кому смогу показать не только озеро… но себя.
Она подошла ближе.
— И я — тот кто?
Он не ответил. Просто обнял.
Долго.
Молча.
И в этом объятии было всё, чего нельзя было сказать словами.
---
Вечер прошёл у камина.
Они сидели на полу. Он играл что-то негромкое, напевая строчки без смысла.
Она лежала, опустив голову на его колени, и снимала тени от огня на потолке.
— Если бы ты могла сейчас заморозить момент, — тихо сказал он, — ты бы это сделала?
Сера не сразу ответила.
— Нет.
— Почему?
— Потому что я хочу, чтобы он прошёл. Чтобы потом… возвращаться к нему. Снова и снова. В памяти. В запахе дыма. В твоём голосе. В щелчке фотоаппарата.
Он кивнул.
И снова пел.
Для неё.
Только для неё.
---
Они заснули на полу.
В обнимку. Без планов на утро.
Потому что впервые за долгое время им ничего не нужно было планировать.
Они были.
Они дышали.
Они верили, что это — начало.
И не догадывались,
что самая длинная ночь — уже близко.