.
Сера не пошла на банкет.
Она не любила шум, но сегодня — не из-за этого.
Сегодня она боялась, что может остаться. Или что не сможет уйти.
Камера лежала в сумке, не разобранная. Ремешок перетёр ладонь.
Она спустилась по лестнице культурного центра, нажимая на каждый шаг с какой-то странной злостью.
На каблуках — стук. На сердце — тишина.
Уже у дверей она почувствовала: кто-то идёт за ней.
Не оборачиваясь, она толкнула стеклянную створку и вышла на улицу. Ночь была сырая. Воздух пах мокрым асфальтом и табаком — кто-то курил рядом.
— Ты всегда уходишь, не попрощавшись?
Голос.
Тот самый.
Она остановилась. Резко.
Не поворачивалась.
— Узнал, — тихо сказала она.
— Не сразу. — Его шаги приблизились. — Ты пряталась за колонной. Не ожидал.
— А я — не ожидала тебя на сцене. С продюсерами. В костюме. В этом... всем.
— А ты ожидала меня навсегда под дождём, с небритым лицом и мокрой гитарой?
Тон не был злым. Он был — осторожным.
Будто он тоже боялся всё испортить.
Сера медленно обернулась.
Он стоял рядом.
Тот же человек. И в то же время — другой.
— В парке ты был...
— Я был собой.
— А сейчас?
Он на секунду опустил взгляд, потом снова посмотрел прямо в неё.
— А сейчас я — тоже собой. Просто другим. Мы все немного разные в зависимости от того, кто рядом.
Молчание.
— Ты не подошёл после концерта, — сказала она.
— Потому что смотрел, как ты уходишь.
— Почему не окликнул?
— Потому что боялся, что ты не остановишься.
Она не ответила.
Он шагнул ближе.
Слишком близко.
— Мне показалось… — он выдохнул. — …что если я просто подойду вот так, без сцены, без света, без слов, то ты снова посмотришь на меня не как на…
— На кого?
— На кого-то, кто ненастоящий.
Сера почувствовала, как внутри что-то щёлкнуло.
Как будто сердце поменяло кадр.
— А ты настоящий?
Он улыбнулся, чуть горько.
— Только когда тебя вижу.
И вдруг — тишина.
Город шумел где-то снаружи, но вокруг них стало так тихо, будто пространство сжалось.
Она смотрела на него. Он — на неё.
И в этой тишине снова родилось эхо.
Тихое. Настоящее.
Не сказанное. Не понятое. Но уже пульсирующее между ними.
— Сера, — снова тихо, почти шёпотом. — Можно я тебя приглашу?
Она приподняла бровь.
— Куда?
— Туда, где никто не знает, как меня зовут. Где я не "на сцене", не "харизматичный музыкант", не "выступающий гость". Просто — я.
Она не ответила сразу.
Скользнула взглядом по его лицу.
Искала маску. Но не нашла.
— Ты думаешь, я соглашусь просто потому, что ты спел перед толпой?
— Я надеюсь, что ты не согласишься из-за этого.
— А из-за чего?
— Из-за того, как ты смотрела на меня в парке.
— Я смотрела как на человека.
— А это — самое редкое.
Он опустил взгляд, и в этом жесте была та самая неуверенность, которую она помнила. Настоящая.
И потому — опасная. Она разрушала защиту. Пробиралась внутрь.
— Если ты скажешь "нет", — продолжил он, — я пойму. Правда. Мы оба умеем уходить.
— Да, — кивнула она. — Но не оба умеем возвращаться.
Он улыбнулся, чуть устало.
— Я пытаюсь.
Молчание снова упало между ними.
Тонкое, хрупкое, но в чём-то бесконечно важное.
Он шагнул назад.
Не к ней — от неё.
— Завтра. В девять. Есть кафе на углу Пятой и Лоренс. Старое, с витражами и виниловым проигрывателем. Если придёшь — я буду ждать. Если нет — буду помнить.
Он развернулся.
И ушёл.
Без оглядки.
Сера осталась стоять.
Одна.
В холодном воздухе ночи.
Сердце било по рёбрам.
Не от боли. Не от любви.
От — выбора.