VI
– Это волшебно, – прошептал я, – эта музыка, эти видения... Почему, почему Вы здесь?! Почему Вы не светите в ореоле славы на весь земной шар?!
– Когда-то, быть может, и светила, – пожало плечами привидение. – Помню залы, залы, залы... Везде какие-то залы, наполненные этой толпой! Словно я уже тогда была духом. Моё тело бродило по земле, а вокруг вертелась та толпа, которая лишь восхищалась и боялась страшных глаз, восхищалась и боялась страшных глаз! Я помню залы, наполненные этой серой массой. Я помню этих дам, сетующих на то, что темнота во время концерта затмевает их богатые наряды. Я помню этих молодцеватых джентльменов, что, заводя разговоры под предлогом любви к искусству, переходили на самые обыкновенные заигрывания. Я помню этих господ, трясущих кошельками как своими круглыми выпирающими животами и сулящих за очередное выступление богатство и славу. О, Господи! Своей нынешней участи я не завидую и не пожелала бы её никому, но как страшны те залы, полные людей, в которых от звуков фортепиано, от задорных этюдов, вихревых симфоний и одухотворенных вальсов не вздрагивала ни одна струна души!.. И все сердца ржавые-ржавые, и я одна среди этих ржавых сердец, и ни ходу, ни воздуху, ни свету... Ужас! Это старенькое фортепиано – единственное, кто меня когда-либо понимало. Мой верный друг! Всё в тебе любо, всё в твоём виде, в касаниях до твоего твёрдого тела, всё в твоём неописуемом звучании порождает внутри искорки истинного счастья!
Пианистка нежно гладила своего бессловесного спутника. С такой любовью кошатники и собачники ласкают шерстки своих питомцев, возлюбленные теребят волосы друг друга и ласкают губы поцелуями, а мать, напевая колыбельную, проводит рукой по уснувшему невинному лицу ребёнка.
– Увы, клавиша «соль» нижней октавы вечно зависает, – с досадой заметил призрак, скользя кистью по клавиатуре. – Простите, что навалилась на Вас такой обузой. Я уже забыла, как давно не говорила с кем-либо, кроме себя собой и моего музыкального друга. Быть может, в награду за Ваше терпение Вы примете в дар исполнение Вашего любимого музыкального произведения? Я надеюсь, что смогу воплотить Ваше маленькое желание. Барокко? Классицизм? Романтизм? Или предпочитаете что-то более новое, скажем, произведения Гершвина или Скрябина?
О, милый дух, ты поразил меня. Что я мог ответить на этот простой, но обескураживающий меня вопрос? Что мог ответить суховатый скептик, на протяжении многих лет искренне верящий в то, что искусство – пустой звук; что мог ответить парень, вечно отрицающий ценность культуры и осуждающий всех творцов как «горстку мошенников, пудрящую людям голову лирикой под видом великой миссии»?
Удивительно, как устои нашей жизни могут измениться за пару часов...
Внезапно в голове мелькнула мысль:
- Я думаю, лучше всего сыгранное музыкантом произведение – это его любимое.
Чёрные одеяния колыхнулись, пару непокорных белокурых локонов склонились над старинным пианино, в то время как очередной поток ветра будто бы нечаянно залетел в комнату.
Хрустальные пальцы коснулись клавиш, и я почувствовал, как тело моё теряет вес. Всё земное, физическое, телесное – всё оставалось где-то позади, внизу, далеко-далеко, в то время как душа становилась несущейся стрелой, свободно парящей ласточкой, грациозно порхающей бабочкой. Лёгкость и покой! Я не смел полагать, что возможно счастье выше этого! Мягкие тона мелодии обволакивали меня облачной ватой, тёплым свежим бризом и ласкающими лучами золотого солнца. Музыка уносила меня в мир пустоты, и я постепенно становился частью этой пустоты. Я не боялся потерять этот миг, ведь в тот момент все мысли разом покинули меня. Сознание вальяжно проходило мимо меня, а я даже не обращал на него внимание. И в этой пустоте не было начала и конца, истины и лжи, чёрного и белого, живого и мёртвого. В ней не было ничего, кроме пустоты, и пустота эта была едина, неразделима, нерушима.