глава №5.
Утро было серым, будто не отличалось от вчерашнего вечера. Только дождь ушёл, оставив за собой липкую тишину. Джей Джей вернулся на пляж, где его ботинки чавкали по мокрому песку. Он выкурил две сигареты подряд, прежде чем понял — у него нет плана, совсем никакого. Он всегда знал, что делать в трудных ситуациях, но сейчас, светловолосый лишь хотел засунуть голову в песок, как тот самый страус, дабы избежать столкновения с проблемами.
Проблема была не в Эмили. Вернее, не только в ней. Не в её огромных глазах, что раньше умели смеяться, не в том, что она теперь будто за стеклом — недоступная, другая. Проблема была в том, что он сам давно не знал, кто он. Кто он, если не драчуны из трейлерного парка, не тот, кто бежит вперёд с пылающими глазами и занозами в сердце, не мальчишка, мечтающий сбежать от всего. Он ведь убежал, да? На мгновение, возможно.. Но всё равно вернулся. Его непонятные стычки с неизвестными барышнями, которые видели в нем, лишь смазливую мордашку — перестали приносить удовлетворения потребностей. Даже мимолётные искры между ним и Ки, казались, довольно странными, как только он видел Картер вновь.
Он ведь знал, что они несовместимы с Эмили. Слишком разные миры, слишком разные начала. Она — из мира с оградами, со столовыми приборами, с отцовскими приговорами, вплетёнными в каждую черту лица. А он — уличный шум, сорванные сроки, кровь под ногтями и вечно пустые карманы. Они были двумя полюсами — но ведь именно они когда-то выстрелили друг в друга самым сильным чувством, которое он когда-либо знал.
Он пытался это забыть. Забыть её. Сильно. Громко. С надрывом. Он был с другими. Столько раз, что, казалось, уже должен бы стереть из себя всё, что хоть как-то связано с Эмили. Джесс из «Red’s», официантка с розовой жвачкой и вечно полуоткрытым ртом, которая обнимала его ногами, когда он залетал к ней на ночь, пьяный и злой, — не запомнила даже, как он любил тишину после. Эшли, что торговала травкой и мечтала уехать в Лос-Анджелес, на её плече была татуировка с револьвером и подписью «Bang-Bang», она смеялась в лицо проблемам, и Джей Джей тогда тоже смеялся, но не искренне — он уже знал, что это не спасение. Эрика, Мэг, Сиена — мимолётные, обжигающие, безответственные. Каждая по-своему красивая, каждая по-своему яркая, но не она. Ни одна из них не играла на фортепиано.
Эмили делала это по вечерам. Не напоказ, не ради одобрения. Просто садилась к старому инструменту, чуть треснувшему с левой стороны, и играла так, как будто разговаривала с миром на своём языке. Тогда, в начале, он лежал на полу рядом, смотрел в потолок и слушал. Она играла не сложные произведения, а какие-то простые, но в них было то, чего не хватало Джей Джею всю жизнь — покой, цельность. Когда её пальцы скользили по клавишам, он забывал, где находится, и кем был до встречи с ней.
Ни одна из тех, с кем он спал потом, не умела быть тихой. Не в смысле голоса — в смысле внутреннего шума. Они требовали внимания, они были резкими, крикливыми, с острыми ногтями и завышенными ожиданиями. Он сливался с ними, потому что хотел заткнуть тишину внутри, но каждая следующая ночь приносила только больше эха.
Алкоголь был отдельной историей. Джей Джей пил с напором, как будто внутри него горело нечто, что можно было утопить в бурбоне. На трезвую голову он был отстранённым, сухим, порой циничным, но стоило напиться — становился мягким, с виду даже добрым. И боль возвращалась — обострённой, хищной, точной. Сколько раз он кричал в потолок, лежа в одиночестве: «Зачем ты, чёртова Картер, выбрала свалить?!». Сколько раз прижимался к телу незнакомки, чувствуя, что вместо тепла — холод.
Был один вечер, когда он вернулся домой в тряпку пьяный, с выбитым пальцем после драки. Он отворил дверь ногой, прошёл в комнату, где миролюбиво спал Джон, завалился на пол и достал из-под кровати старую коробку. Там хранился её браслет — старый, плетёный вручную, из выцветших ниток. Она забыла его однажды, и он не выкинул. Не смог. Он держал его тогда в руке и рыдал. Беззвучно. Потому что даже слёзы не имели права на звук, когда тебя могут услышать, когда это действительно близкие для тебя люди.
Эмили стёрла его, не просто исчезла — вырезала, как опухоль, найдя новую забаву — чертового Хантера. Два года без звонков, без сообщений, без намёков, лишь фотокарточки с отдыха, с целующейся парой. Он смотрел на них не раз — сжав зубы, облокотившись на стойку в баре, где Wi-Fi ловил лучше всего, чтобы загрузить очередной снимок. И каждый раз сердце пропускало удар. Вот Эмили на яхте, волосы в беспорядке, солнце за спиной, а рядом — Хантер, словно сошедший с глянцевой рекламы мужских часов. Пафосный, идеальный, из её круга. Там всё было по правилам: салфетки в тон скатерти, улыбки в тон сценарию. Как же он ненавидел эту фальшь. За то, что когда-то позволил себе поверить, будто они могут быть чем-то большим, чем просто красивой катастрофой.
Он шёл по пляжу, и ветер, будто дразня, пытался стащить с него куртку. Кожа промокла, но Джей Джей не чувствовал холода. Он вспоминал ту ночь перед тем, как все рухнул — не самую драматичную, не прощание, не ссору. Просто вечер. Она играла ему на фортепиано — «Clair de Lune», и пальцы у неё дрожали. Он тогда не знал, что это будет в последний раз. Лежал на полу, с руками за головой, и думал: если бы не было больше ничего в мире — только эта музыка и она рядом — он бы согласился прожить так до конца дней.
Но так не вышло.
Потом был шёпот под одеялом, запах жасмина от её волос, и как она прижималась к нему после — не потому, что надо, а потому что хотела. Эти моменты казались ему теперь сном. Мягким, чужим, недостижимым. Он пытался не возвращаться туда, потому что оттуда возвращаешься пустым. Но сегодня — сегодня он не мог иначе.
Эмили Картер была, как тихий шторм. Не тот, что рушит дома. Тот, что поднимается медленно, почти незаметно, но потом затапливает всё, и уже не ясно, где суша, а где вода. Она была его иконой и проклятием, якорем и свободой. Он злился на неё — за то, что ушла. Злился, что не дождалась. Но больше всего — злился на себя. Потому что не удержал, потому что был недостаточно хорош, как все из элитной Восьмёрки.
Когда она играла, он впервые чувствовал, что имеет право на тишину. С ней он не хотел быть другим, не хотел казаться крутым или опасным. Он просто был и ей этого было достаточно. А теперь... теперь всё, что у него осталось — это смутный силуэт у окна, музыка, звучащая в памяти, и имя, которое он до сих пор шептал во сне.
***
Утро выдалось вязким. Мир за окнами особняка Картер выглядел вымытым, как старая картина — краски будто потускнели от слишком долгого дождя. Воздух был насыщен чем-то влажным и тягучим, как будто даже кислород не спешил возвращаться. Эмили проснулась не сразу — сны держали её дольше обычного, как будто уговаривали не просыпаться в реальность. Они были бессюжетные, странные, и в них не было лиц — только ощущение, будто кто-то тянет её назад, туда, где сердце ещё не болит.
Она поднялась с кровати, босиком прошла по прохладному паркету и остановилась у окна. На улице всё ещё капало с деревьев. Листья были тяжёлыми, как её мысли. У неё не было планов на день — если не считать бесконечной прокрутки новостей и отказа отвечать на звонки от отца. Сегодня он, похоже, был занят своими «делами», и значит — до вечера в доме можно было чувствовать себя свободной. Относительно.
На кухне стояла чашка с остывшим кофе, недопитым с вечера. Эмили не стала готовить новый — не было желания. Она присела на высокий стул у острова и уставилась в одну точку, пока её телефон не завибрировал на столе. Сара Кэмерон.
«Эмиииии, ты обязана прийти! Вечером. В доме Роутледж. Это будет ЛУЧШЕЕ день рождения ever. Придёшь?»
Сначала Эмили просто смотрела на сообщение, будто не верила, что оно настоящее. Потом перечитала. День рождения... Чей? Почему она? Почему сейчас?
Сара всегда была милой — по-своему. Из тех девочек, что всегда знали, как очаровывать, но не всегда понимали, что с этим делать. Она была светлой, громкой, иногда назойливой, но без подлости. В какой-то мере — просто слишком яркой для мира, в котором привыкла жить Эмили. Но сейчас... сейчас это казалось спасением. Или хотя бы отвлечением.
Эмили не ответила сразу, просто положила телефон обратно и уставилась в капли на стекле. Как давно она ходила на вечеринки не по принуждению, не по расписанию отца? Как давно она смеялась по-настоящему? За два года, ей казалось, что все стало искусственным. Люди, разговоры, даже собственное отражение в зеркале. Её лицо выглядело как маска — идеальный макияж, спокойный взгляд, ровная осанка. Но внутри — хаос: безмолвный, липкий, как этот утренний воздух.
И всё же брюнетка достала телефон и напечатала:
«А во сколько?»
Ответ пришёл почти мгновенно.
«В 7! Я уже кидаю локацию, обязательно приходи. Мы все будем!»
Мы все. Эти слова застряли в голове, как заноза. Кто все? Джон Би? Киара? Поуп? Он?.. Он будет?
Эмили почувствовала, как в животе всё сжалось. Что-то между тревогой и ожиданием. Джей Джей — его имя было как заклинание, которое она боялась произнести. За последние дни он вернулся в её жизнь не словами — действиями. Взглядом, который она ловила на себе. Молчанием, которое звучало громче криков. Появлением под дождём, будто сценой из чужого сна.
Он стоял, промокший до костей, с глазами, полными чего-то, чего она не могла расшифровать. Боль? Гнев? Надежда? Страх? Всё сразу. С привычным запахом отборной травки, дорогого виски, и что-то в ней дрогнуло. Она ненавидела себя за это.
Эмили отвернулась от окна, отгоняя воспоминания. Нет, нельзя. Не сейчас. Она подошла к зеркалу и долго смотрела на своё отражение. Там была девушка, которую она сама не узнаёт. Прямая спина, высокие скулы, чуть приподнятый подбородок. Уверенность. Или её пародия.
— Прекрати, — прошептала она себе. — Это просто день рождения. Просто вечеринка.
Она прошла в гардеробную, привычно оглядывая аккуратно развешенные вещи. Всё по цветам, по стилям. Её мать — даже из диспансера — всё ещё диктовала моду Эмили. Сдержанная роскошь, немного винтажа, никаких дешёвых тканей. Но сегодня ей хотелось быть собой. Настоящей. Без платья, которое оценивает папа, без каблуков, подчеркивающих «статус». Она вытащила старую футболку, обрезанные джинсовые шорты и потертый кардиган.
Собиралась быстро: волосы собрала в небрежный хвост, макияж — минимум. Только немного туши, чтобы скрыть следы бессонной ночи. Когда вышла из ванной, казалось, будто всё вокруг затаилось в ожидании.
Телефон завибрировал снова, а это значит, что пришло новое сообщение от Сары.
«Ты идёшь, да? Пожалуйста. Будет весело. А если ты не придёшь — я приеду за тобой!»
Эмили усмехнулась. Она представила, как Сара мчится на своем пикапе под громкую музыку, ворвавшись в этот чёрствый дом с запахом сигар и мрамора, как будто врывается весна в зиму. Поэтому, набирая краткое «буду», девушка схватывает на лету ключи и направляется к выходу.
Когда она проходила мимо гостиной, её взгляд упал на пианино. Всё ещё стояло на том же месте. Черное, массивное, с чуть облупившейся краской на ножке. Она подошла, провела пальцами по крышке клавиш. Пальцы дрожали. Ещё один фантом воспоминаний. Он лежит на полу, руки за головой, смеётся в потолок, а она играет. Тишина между нотами — громче слов.
Эми медленно подняла крышку. Клавиши, как и прежде, слегка запылились, но были прохладны и живы под её пальцами. Она нажала одну. Звук раздался чисто, будто инструмент тоже скучал. Играла не долго: что-то простое, почти детское. Так, как она делала это раньше — без смысла.
Она играла ещё минуту, прежде чем крышка пианино опустилась с лёгким щелчком. В груди было странное ощущение — будто что-то внутри отпустило, но сразу же натянулось обратно, как старая струна.
Эмили стояла в прихожей, глядя на своё отражение в зеркале — не по-особенному красивое, не «идеальное для вечера» — но настоящее. Щёки всё ещё немного горели после воспоминаний, губы дрожали от предвкушения чего-то, чего она не могла объяснить.
Машина поехала плавно, как будто сама знала дорогу до дома Роутледж, но Эми помнила, прекрасно помнила, как пряталась здесь в далеком детстве, а потом её находил Джон старший и отводил на Восьмерку, к матери. Всё выглядело привычно — даже несмотря на шум, который с улицы доносился, как гул прибоя: басы музыки, смех, хлопки дверей и гулкий голос Сары, выкрикивающей: «Да не туда ты несёшь, Джон!»
Когда Эмили припарковалась, сердце застучало громче обычного. Как на старом ржавом велосипеде в детстве, когда едешь с горки и не уверен, сработают ли тормоза. Она вышла, машинально оглядываясь, будто надеясь — или наоборот, боясь — увидеть знакомую фигуру.
Дом был наполнен светом, шумом и чужими голосами. Внутри пахло сладкими напитками, дымом, солью и летним вечером. Сара, заметив Эмили, буквально влетела в неё, обняв так сильно, что из груди девушки вырвался лёгкий смех.
— Я думала, не придёшь! — завопила блондинка. — Идём, ты должна попробовать эти безумные коктейли, Ки мешала их с закрытыми глазами!
Эмили пошла за ней, проплывая мимо знакомых и незнакомых лиц, мимо гитарных переборов и чей-то болтовни про серфинг. В комнате было жарко, как будто там разом скапливались все эмоции, которые она старалась не чувствовать два года. Они встретились взглядами с Джоном Б. и Киарой, от чего стало не по себе. Парень глупо улыбался, пересматриваясь с светловолосой Кэмерон, а Каррера явно была не в духе, закатывая глаза, она хотела что-то вымолвить, но не успела, Сара её опередила.
— Знакомьтесь, это та самая Эмили Картер, про которую я говорила, — провозгласила девушка, представляя её людям, которые знали брюнетку другой. Возможно, Роутледж и не помнил, о детском общении, но Киара явно была против её присутствия.
— Про которую ты говорила, — с нажимом повторила Киара, медленно поднимая на Эмили взгляд, в котором читалось всё: и раздражение, и скепсис, и то самое чувство, когда кто-то врывается в привычный круг, будто никогда не покидал его. — Ну да, звезда, вернувшаяся из элитной тьмы своего глянцевого мирка обратно к простым смертным. Прямо по учебнику драматических камбэков.
Эмили слегка вскинула брови, но не ответила сразу. Вместо этого взяла со стола пластиковый стакан с чем-то ядовито-синим и отхлебнула, будто давая себе паузу. Вкус был отвратительный — слишком сладкий, с химозной нотой дешёвого рома, но ей даже это казалось уместным. Горькое — было бы слишком очевидным.
— Приятно видеть, что тебя всё ещё беспокоит, кто появляется на тусовках, — проговорила она тихо, но достаточно громко, чтобы Киара услышала. — Думала, за два года, ты, наконец переросла роль местного дозорного.
Сара нервно хихикнула, будто не знала, за кого болеть, и предпочла просто отползти в сторону, прихватив за собой Джона, который мигом соскользнул с места, оставив девушек наедине.
— Просто некоторые из нас не забыли, что ты сделала или как оставила многих из нас, — выдала Каррера и скрестила руки на груди, прищурившись. — Особенно когда эти «многие» потом спали неделями на полу, слушая, как ты играешь в их голове свою дурацкую «Clair de Lune». Ты же знаешь о ком я, да, Картер?
Эмили замерла. Улыбка исчезла с её лица, будто её сдул внезапный порыв ветра, ворвавшийся с океана. В груди будто что-то щёлкнуло — тихо, но неотвратимо. Она чувствовала, как вокруг них пустота собиралась в плотную капсулу, отгораживая от шума вечеринки, от смеха, от всех остальных.
— Это нечестно, — сказала она наконец, не пряча взгляда. — Ты не имеешь права приплетать его.
— А ты имела? — голос Киары был низким, с хрипотцой. — Ты исчезла, не сказав ни слова. Ни прощай, ни извините, ни черт возьми вообще что-то. Он винил себя, срывался, по этой же причине, мы все винили себя.
Эмили поставила стакан на подоконник, пальцы предательски дрожали. Она глубоко вдохнула, как перед нырком с пирса.
— Я была в аду, ты это знаешь, Ки! — начала девушка, в этом было что-то личное, что-то совершенно не открываемое для чужих глаз. — Это не Восьмерка, и даже не срез, это чёртов момент, когда пытаешься спасти мать, себя.. — девушка осеклась, ведь позади послышались гулкие аплодисменты. Картер не могла понять, что это значит и откуда они доносятся.
— Браво, Эми, хорошо сыграно, — раздалось за спиной. Громко. Хлёстко. Как пощёчина, брошенная через весь зал. Эмили вздрогнула. Она знала этот голос, злилась на него, скучала по нему, ненавидела его в равной степени, в которой когда-то — возможно, до сих пор — тянулась к нему всем телом, кожей, нервами.
Она обернулась.
Джей Джей стоял в дверном проёме, освещённый огнями, будто героический призрак с вечеринки, в чьих глазах не было ни грамма прежнего света. Только алкогольный блеск и полупьяная ухмылка. Волосы спутаны, футболка помята, в руке — та самая красная чашка, наполненная до краёв чем-то, что пахло крепче рома, чем химия из стакана Эмили.
— Не зря в драмкружок ходила, правда? — повторил он, наклоняя голову вбок. — Прямо тронуло. Моя любимая часть — про «спасти мать, себя».. Классика.
Он хлопнул в ладони, будто поставил жирную точку, но в его жестах не было радости. Только едкий сарказм, которым он пытался скрыть, как глубоко всё это его задело.
Киара резко обернулась к нему:
— Джей, хватит.
— Что? Я тоже могу быть честным, как наша гостья, — протянул он, подходя ближе. Он пошатывался, но каждый шаг был до боли уверенным. Как у того, кто не собирается уступать.
— Тебе лучше промолчать, Джей, — выдохнула Эми. Голос был хриплым, будто у неё в горле застрял комок — из воспоминаний, боли, недосказанности. — Ты сам это выбрал. Тогда, когда просто встал и ушёл.
— О, ты про ту ночь? — Джей Джей фыркнул, но глаза его чуть сузились. Он не был готов, что она заговорит об этом здесь. — Ты действительно думаешь, что у нас был момент?
— У нас был момент, — рявкнула Эмили, её голос сорвался, прозвучал резче, чем она хотела. — Потому что ты сам его начал. Пришёл, весь мокрый, в три утра, без слов. Просто стоял в моем доме, и смотрел, будто в первый раз видел меня. А потом остался.
Киара, словно поняв, что становится лишней, молча отступила, растворяясь в шуме вечеринки. Остались только они. И те часы, которые всё ещё были между ними.
— Я проводила с тобой остаток ночи, Джей. Я думала... — она сглотнула, — я думала, что ты вернулся. Что у нас есть какой-нибудь шанс, а ты,— она шагнула к нему ближе, — просто встал и ушёл. Ни записки. Ни слова. Даже плед не сложил, чёрт тебя побери.
Его лицо чуть дрогнуло. Мимолётно. Как будто память ударила сильнее, чем он ожидал. Но вместо извинений он лишь медленно развёл руками.
— Так это ты злишься? Правда? — спросил он, всё ещё с этой кривой ухмылкой. — Я пришёл, провёл с тобой ночь, дал тебе всё, что ты хотела, а потом ушёл. Как и ты тогда, два года назад. Или это другое?
Эмили пошатнулась, будто её ударили по солнечному сплетению.
— Это не одно и то же, — прошептала она. — Я уходила, чтобы выжить. Чтобы хоть что-то спасти в себе. А ты... Ты уходишь, потому что боишься. Потому что тебе проще быть обиженным ребёнком, чем человеком, который может любить.
Его глаза полыхнули.
— Любить? — он рассмеялся, почти горько. — Ты реально думаешь, что знаешь, что это значит?
— А ты думаешь, что это — исчезать каждый раз, когда становится по-настоящему? — Эмили говорила, не думая, срывая слова с языка, как повязки с ран. — Ты ведь тогда был нужен не только мне, Джей. Тебя ждали, Киара, Поуп, в конце концов, Джон Б., но ты выбрал исчезнуть. Ты выбрал... себя.
— А ты выбрала всё, кроме нас, — резко бросил он. — Ты вернулась на Восьмёрку, в свой глянцевый особняк, к тем, кто решал, кто ты и с кем тебе быть. А теперь... теперь ты тут, как гость. Врываешься на вечеринку, притворяешься, что всё по-старому.
— Я вернулась, потому что надеялась, что мы ещё есть. — Она сказала это тихо, почти выдохом. — Я не притворяюсь. Ты думаешь, мне было легко все бросить? Думаешь, легко смотреть, как вся счастливая семья рушится? Да ты нихрена об этом не знаешь. Ты нуждался в помощи, я пыталась помочь, но ты отталкивал, что делаешь и сейчас. Пьяный, грубый и чужой.
— Я не просил никого идти за мной! — взорвался он. — Не просил спасать, не просил жалеть. Я никому ничего не должен.
— И всё же ты вечно обижен, как будто весь мир тебе обязан, — её голос стал ледяным. — Джей Джей, ты не герой, ты не мученик. Ты просто парень, который не может поверить, что кто-то может выбрать его.
Он застыл. Каждое слово будто резало. Он знал, что она права, знал давно. Но когда правда звучит из уст того, кого ты до сих пор любишь — это бьёт совсем по-другому.
— Я... — он попытался сказать что-то, но голос сорвался.
— Не надо, — перебила она. — Не надо ничего говорить, если это снова будет ложь. Не говори, что тебе жаль, это того не стоит. Но, знай, что больше я не дам повода для прихода.
Он смотрел, как она отходит. Медленно, будто каждая секунда тянется вечность. Свет с веранды подрагивал, как её тень, уходящая в ночь. Он хотел крикнуть, позвать, подбежать. Сделать хоть что-то, но ступни вросли в землю, а внутри что-то сорвалось с якоря.
— Эми... — выдохнул он, но она уже не услышала или сделала вид. Когда дверь за ней закрылась, в доме стало слишком тихо. Даже гитара где-то замолкла, остались только потрескивания дерева и его тяжёлое дыхание.
— Ты — идиот, — прошептал Джей Джей и ударил кулаком в косяк, оставив на коже тонкую царапину. Сколько раз он уже так делал? Десятки, сотни? Он не помнил, да и помнить не хотел.
***
Океан свистел где-то рядом, прорываясь в открытые окна, и Эмили мчалась по дороге без оглядки. Пыль и соль ложились на губы, как следы былого — невидимые, но горькие. Слёзы жгли глаза, но она не позволила им упасть. Не сегодня. Не из-за него.
Руль скрипел под пальцами, слишком сильно сжатый. Фары вырезали дорогу из темноты, тонкой полосой отделяя её от всего остального. Внутри машины пульсировал её гнев, обида, разочарование. Всё, что она пыталась удержать в себе месяцами, теперь рвалось наружу. Потому что он снова ушёл. Потому что она снова позволила себе поверить.
«Не надо ничего говорить, если это снова будет ложь».
Слова, которые она не собиралась говорить вслух, вырвались, как крик души. Как последнее предупреждение — и себе, и ему.
Эмили выехала на старую дорогу, ведущую к их особняку. Здесь она всё ещё чувствовала себя чужой. Белые стены, стеклянные балконы, дом, в котором всё казалось выставочным — даже её собственная жизнь.
Слева в темноте маячил знакомый поворот — к старым складам, которые её отец, как он говорил, давно сдал в аренду. Но Эми знала: никто ничего не снимал. Сюда не ходили обычные люди. Здесь работал теневой остров. Тот, что прятался за бликами яхт и золотыми часами.
Она уже собиралась проехать мимо, когда что-то мелькнуло на обочине. Свет фар выхватил контур белого фургона — слишком новый, слишком чистый для здешних мест. Сзади стояла чёрная тачка, номера были грязными, и в сумерках их не разобрать.
Что-то в этом показалось ей... неправильным.
Она замедлилась. Приоткрыла окно. И тут — услышала.
Голоса.
Мужские, жёсткие, резкие. Не спор, не болтовня — скорее, переговоры. Или угрозы. Она не могла различить слов, но услышала фамилию. Её фамилию.
— Картер.
Тело напряглось. Сердце вздрогнуло, как птица, пойманная в сети. Она выключила фары и, не глуша двигатель, медленно скатилась за пригорок у края дороги. Старая привычка — наблюдать из тени — вернулась, как рефлекс. Когда ты живёшь в доме, где слишком много замков и слишком мало честности, ты учишься прятаться.
Склонившись вперёд, она наблюдала.
Из фургона вышел мужчина — крепкий, в бейсболке и с рацией. На запястье татуировка — волк. Она узнала этот символ. Люди её отца носили его, как метку.
Следом появился ещё один — и вот тут сердце Эмили сжалось.
Это был её отец.
Не в костюме и не на заседании попечительского совета. Не улыбающийся соседям, не устраивающий вечеринки. А другой — тот, которого она когда-то подслушивала за закрытыми дверями. Жёсткий, холодный, опасный.
Он стоял уверенно, раздавая указания. Что-то проверяли в багажнике, что-то перекладывали. Пакеты. Контейнеры. Один из мужчин держал автомат. Настоящий.
Это была не просто контрабанда. Это было оружие. Глаза Эмили расширились.
«Чёрт. Чёрт. Чёрт».
Она знала, что отец замешан. Знала про схемы, про деньги. Но видеть это своими глазами — совсем другое. Это было, как будто ты заглянул в пасть зверя, который всю жизнь спал под твоей кроватью. И теперь он смотрел прямо на тебя.
Она выпрямилась, уже собираясь развернуться, когда фара фургона резко осветила склон. Эмили вздрогнула, рефлекторно вжимаясь в сиденье. На мгновение её машина будто застыла — не дышала, не существовала. Только она. И страх.
— Эй! — крикнул кто-то, а внутри неё всё оборвалось.
Она включила фары. Газ в пол. Машина взвизгнула, разворачиваясь с визгом покрышек и срываясь обратно к дороге. Позади послышались крики, один выстрел — в воздух? — и визг тормозов. Но она уже неслась вперёд, как ветер. Как ураган.
В груди колотилось. Голова гудела. Мысли путались.
«Они увидели меня. Он знает, что я видела».
На первом повороте она почти не вписалась, задев зеркало. Асфальт мелькал под колёсами, будто исчезал. Каждую секунду казалось, что её нагоняют. Что вот-вот появится та самая машина — та, что без номеров.
Она свернула во двор особняка и резко затормозила, двери с треском хлопнули, и Эми выбежала из машины. Дрожащими руками набрала код от боковой двери, прошмыгнула внутрь и тут же захлопнула её за собой. Заперла. Дважды. Сердце всё ещё колотилось в горле.
Дом был тихим. Слишком тихим.
Она прошла в гостиную, ноги вели сами. Там, на каминной полке, стояла старая фотография. Она в возрасте десяти лет, с отцом на рыбалке. Он смеялся, поднимая пойманную рыбу. Тогда она верила, что он — её герой.
Теперь он держал в руках оружие.
Она встала, глядя на это фото, как будто оно могло вернуть то, чего больше не было.
— Ты лгал мне, — прошептала она. — Всю жизнь ты лгал.
Слёзы катились по щекам, наконец отпущенные. Не из-за Джея, не из-за Киары, не из-за Хантера и даже не из-за всех обид.
Из-за правды, которую она знала, но надеялась никогда не видеть. Она больше не чувствовала себя в безопасности. Ни в этом доме, ни на острове, ни в своей собственной коже.
Телефон завибрировал.
Сообщение от неизвестного номера:
«Мы знаем, что ты видела. Не лезь не в своё дело, Картер. Это твой первый и последний шанс».
Эмили медленно опустила телефон, как будто он был горячим, внутри всё оборвалось. Теперь это было по-настоящему.
[очень благодарна вам за прочтения и отзывы! после некоторых просьб и осознавая свои возможности, я решилась на создание телеграмм канала, где буду делиться с вами спойлерами, примечаниями и многими другими приколами к своим работам! кому это будет интересно, то милости прошу 🫶🏻
ссылочка: https://t.me/wxstrfy
юз: wxstrfy (катя философствует)]