Глава 13
27 апреля
19:24
Комната
За окном раскинулся тёплый закат, окрашивая небо в мягкие малиновые и золотистые оттенки, словно растворяясь среди белоснежных облаков, лениво плывущих вдоль горизонта. Тонкие шторы медленно колыхались под нежным прикосновением ветра, почти невесомо трепетали, создавая легкую игру теней на полу. В комнату проникал прохладный вечерний воздух, ласково касаясь лица. Я сидела у пианино, осторожно прикасаясь к клавишам, словно боялась разрушить этот хрупкий момент. Каждый звук казался тихим эхом закатного света, отражением его мягкой, немного мечтательной атмосферы.
Папа снова уехал на работу, как всегда — в больницу, оставив дом в тишине, к которой я уже привыкла. И вот, я снова жду Лёшу. Мой пациент. Только пациент. Но зачем я его жду? Чтобы отправить его обратно в больницу, напомнить, что наши встречи — лишь часть лечения? Или для того, чтобы наконец выяснить, что происходит между нами, разобраться в том, что я чувствую?
Всё это мешало мне сосредоточиться. Мысли накатывали, как волны, и я не могла от них укрыться. Мысли о том, что я — всего лишь медсестра, а он — мой пациент. Между нами не может быть ничего большего... ведь так? Или я сама уже не уверена? Эти вопросы сверлили мой разум, не давая покоя.
Я пыталась отогнать эти мысли, но они настойчиво возвращались, заполняя каждое свободное мгновение. Вот почему я снова села за пианино. Музыка всегда была для меня спасением, выходом, когда слова не могли выразить всего, что происходило внутри. Клавиши под моими пальцами казались единственным способом на мгновение отвлечься, спрятаться от вопросов, на которые я не знала ответа.
Т/И—We played hide and seek in waterfalls..
Папа, как всегда, был строг и прямолинеен. Он напомнил мне, что Лёша — пациент, всего лишь пациент, за которым мне нужно просто следить, выполнять свою работу, ничего больше. "Он скоро умрёт," — сказал он, глядя мне в глаза, словно хотел, чтобы я приняла это как неизбежный факт. В его голосе не было жалости, как будто он давно привык к таким разговорам. Для него это было частью профессии, чем-то, с чем нужно смириться. Он не хотел, чтобы я была рядом с Лёшей. Не хотел, чтобы я видела, как жизнь медленно покидает человека, которого я люблю. Папа не желает мне такой жизни, жизни, полной страданий и потерь. Он хочет защитить меня, оградить от этого.
Но правильно ли это? Правильно ли то, что я продолжаю быть рядом с Лёшей, несмотря на все его слова? Я знаю, что для папы это — просто работа. Он привык к тому, что смерть — неотъемлемая часть его профессии. Для него это просто очередной пациент, очередная история с неизбежным финалом. Но для меня всё совсем иначе. Я не могу так просто отстраниться, как бы не пыталась. С каждым днём Лёша становится для меня всё важнее. Что-то давно изменилось между нами, и я больше не могу видеть в нём только пациента.
Что я чувствую к Лёше? Этот вопрос терзает меня, особенно после разговоров с папой. Ведь я чувствую гораздо больше, чем должна. Я знаю, что люблю его. Люблю настолько, что это пугает. Всякий раз, когда я думаю о будущем, где его больше не будет, внутри всё сжимается. Я вижу, как Лёша смотрит на меня, как его глаза говорят мне то, чего он боится произнести вслух. Он тоже меня любит. Между нами слишком много невысказанного, но я чувствую это каждым своим взглядом, каждым прикосновением. Мы любим друг друга, и это любовь невероятно тяжёлая, почти невозможная.
Но как мы можем быть вместе, когда смерть постоянно витает где-то рядом, как невидимый, но ощутимый третий? Она ходит за нами, словно тень, напоминая, что время уходит, что каждый день может быть последним. Иногда мне кажется, что она стоит за спиной Лёши, невидимая и немая, и мне хочется кричать, просить её уйти, оставить нас в покое, но я знаю, что это бесполезно. Мы не можем сбежать от неё. Она всегда будет здесь, напоминая нам о том, что наш общий путь, возможно, короткий.
Это невыносимо тяжело. Любить человека, зная, что его жизнь постепенно угасает. Я пытаюсь представить нас вместе, но каждый раз смерть вмешивается в мои мысли, как навязчивый страх, как стена, которую нельзя преодолеть. И всё же, несмотря на это, я не могу отказаться от своих чувств. Я не могу отпустить Лёшу, даже если это разбивает мне сердце.
Т/И—We were younger, we were younger.
Клавиши под моими пальцами стали тёплыми, словно впитали всё моё беспокойство и тревогу, оставшееся в прикосновениях. Я играла уже долго, пытаясь уйти от мыслей, от этой тяжести, которая нависла над мной. С каждым нажатием на клавишу, я всё больше погружалась в себя, как будто музыка была единственным безопасным местом, где можно спрятаться от реальности. Ноты сливались в единое целое, затягивая меня всё глубже в этот тихий, внутренний мир, где я могла хотя бы на мгновение забыть о том, что ждет за дверью, о том, что мне предстоит.
Как только я остановилась, убрав пальцы с клавиш, комната наполнилась тишиной, которая казалась почти ощутимой. И вдруг — прикосновение на плече. Легкое, но неожиданное. Я резко вздрогнула и обернулась, сердце на мгновение сжалось от неожиданности. Передо мной стоял Лёша. На его лице играла лёгкая улыбка, та самая, что всегда казалась мне полна скрытого тепла, и в его глазах блеснула искра, как будто он наслаждался этим моментом, моим смятением.
Я почувствовала, как внутри поднимается тёплая волна, но тут же заметила катетеры, торчащие из-под его одежды. Они стали для меня привычной частью его образа, неотъемлемой, словно навсегда вписанной в него. Как бы мне ни хотелось игнорировать их присутствие, каждый раз они напоминали мне о его хрупкости, о его болезни, о том, что время для нас течёт иначе.
Лёша — я вернулся!
Т/И— Сережа осмотрел тебя? Тесты провел?
Лёша — опять ты про тесты..провел.
Лёша, вероятно, ожидал, что я встречу его с тёплой улыбкой, может быть, даже с радостью, а не с привычными вопросами о его самочувствии и больничных обязательствах. Я сразу же почувствовала, как его настроение изменилось — он закатил глаза, явно раздражённый, словно эти разговоры надоели ему до предела. Его лицо стало недовольным, но всё же сохраняло расслабленное выражение, будто он уже смирился с моими расспросами, но всё равно не мог скрыть своего разочарования. Я видела, как его взгляд устремился куда-то в сторону, словно он искал, как бы уйти от этих тем.
Т/И— хорошо.
Я опустила глаза, чувствуя, как между нами повисла тяжёлая пауза. Не зная, что сказать, и не желая смотреть Лёше в глаза, я медленно повернулась обратно к пианино. Пальцы сами нашли клавиши, и, не думая, я снова начала играть. Музыка заполнила комнату, словно создавая между нами невидимую преграду, которая позволяла мне спрятаться за звуками.
Я почувствовала на себе недоумённый взгляд Лёши. Он стоял за моей спиной, и я знала, что он смотрит на меня, не понимая, почему я снова ухожу в себя. Я чувствовала, что его терпение тает, что он уже наверняка заметил мой холод, то, как мои вопросы звучали пусто, как будто мне нечего ему сказать. Эти фразы, эти вымученные слова о его состоянии — они больше походили на попытку заполнить тишину, будто нам действительно не о чем поговорить.
Но это не так. У нас есть о чём говорить, есть что обсудить. Эти разговоры пульсируют внутри меня, ждут, чтобы я их произнесла. Только вот каждый раз, когда я смотрю на Лёшу, мне становится страшно. Страшно начать этот разговор, боясь, что он разрушит всё, что у нас есть.
Лёша — все нормально?
Я лишь качнула головой вперёд, давая ему понять, что всё в порядке. Этот простой жест должен был стать ответом на его молчаливый вопрос, но я знала, что он не удовлетворил его. Лёша всё равно выглядел настороженно, его выражение лица говорило о том, что он чувствует мою отстранённость и неуверенность.
С лёгким вздохом он сел рядом, его присутствие сразу заполнило пространство. Теперь я могла чувствовать тепло его тела, но в то же время это только усиливало мою тревогу. Лёша начал пристально смотреть на меня своими карими глазами, полными чего-то глубоко личного и недосягаемого. Он как будто хотел "пилить" меня взглядом, проникая в самую душу, и я понимала, что не смогу скрыться за музыкой, как раньше.
Каждый раз, когда его взгляд упирался в меня, сердце билось быстрее, а мысли путались. Он искал ответ на вопросы, которые я не хотела произносить вслух. Я чувствовала, как между нами нарастает напряжение, словно сгустившаяся тишина ждёт, когда же кто-то из нас сделает шаг навстречу.
Т/И — тебе нужно уйти, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал, но в душе чувствовала, как меня колотит от этого признания.
Лёша — что? Что не так? — его голос прозвучал с искренним недоумением, и я увидела, как его выражение лица меняется, от лёгкого удивления до растерянности.
Я резко убрала руки с пианино и прижала их к себе, словно это помогло бы защитить меня от всей этой ситуации.
Т/И — мы поступаем неправильно... Я — медицинский работник, а ты — мой пациент. Между нами... запрещены такие отношения.
Каждое слово выходило с трудом, как будто оно тянуло за собой тяжёлую ношу. Я понимала, что этим заявлением подставляю себя под удар, разрываю что-то хрупкое между нами, но не могла оставить всё без изменений. Эти правила, эти границы, они были нужны, чтобы защитить нас обоих, даже если сейчас это казалось невыносимым.
Лёша замер, его глаза расширились от шока. Я чувствовала, как в воздухе повисло напряжение, а мысли снова закружились в голове. Я не знала, что он ответит, и даже боялась этого.
Лёша — ты ведь сейчас шутишь? — его голос звучал искренне и растерянно, словно он не мог поверить в то, что я только что сказала. — Кто тебе такое сказал? Где я провинился? Хочешь, я извинюсь!
Я видела, как он пытается понять, что происходит, и его глаза искренне искали ответ на свои вопросы. Это было похоже на борьбу между желанием понять и чувством несправедливости. Его напряжение пробивалось сквозь слова, и я чувствовала, как он пытается растопить тот холод, который я создала между нами.
Но, несмотря на его попытки разрядить обстановку, я знала, что всё это не шутка. Я не могла просто забыть о правилах, о границах, которые были выстроены вокруг нас. Мне было больно видеть его такую уязвимую, его настойчивый взгляд, полный надежды и непонимания. Я не хотела причинять ему боль, но в то же время не могла позволить себе предать свои принципы, свою работу.
Т/И — я не шучу, — произнесла я, стараясь говорить спокойно, чтобы не сломать его окончательно. — Это правда. Мы не можем продолжать так. Это неправильно.
Лёша поднял голову к потолку и тяжело вздохнул, но этот вздох перешёл в усмешку. Я почувствовала, как его чувства меняются, и это резкое движение повергло меня в смятение.
Лёша — хах! Это из-за моей болезни? Так? Я понимаю, на такого как я время терять жалко, — произнёс он тихо, но с серьёзным оттенком, в котором сквозила ирония и боль.
Эти слова, как острые ножи, вонзились в моё сердце. Я знала, что за этой шуткой скрывается не только горечь, но и гордость. Его усмешка не была просто смешком; она была защитным механизмом, который он использовал, чтобы скрыть уязвимость. Я ощущала, как он старается справиться с ситуацией, но его слова оставили мне чувство вины.
Т/И—Лёша, это не так, — произнесла я, пытаясь вернуть его к нашим чувствам, которые, казалось, стремительно исчезали. — Ты не потеряешь время. Я просто... не могу позволить себе привязываться к тебе, когда... когда всё так сложно.
Я знала, что эти слова могут причинить ему боль, но не могла обойтись без них. На душе было тяжело, и я не знала, как объяснить свои чувства так, чтобы он не воспринял это как отвержение.
Лёша — я ведь скоро умру. Тебя так сильно волнуют эти отношения? Запрет, где ты его увидела? — произнёс он спокойно и тихо, и я заметила, как в его голосе сквозит не только боль, но и усталость.
Он не поднимал голоса, не разражался гневом, как делают многие в такие моменты. Он просто говорил, и это было невероятно тяжело. Я ощущала, как его слова проникают в меня, словно они были острыми шипами, заставляя меня чувствовать всю горечь нашей ситуации.
Я не знала, как ответить. Его спокойствие только усугубляло мою растерянность. Я видела, как он пытается найти понимание в моих словах, в том, что я пыталась сказать. На его лице не было злости, только безмолвное принятие того, что он находится в уязвимом положении, в которое его загнала жизнь.
Т/И— Лёша, это не просто отношения. Это гораздо сложнее. Я не могу игнорировать, что ты — мой пациент. Мне нужно думать о тебе, о своей работе...
Я чувствовала, как этот разговор становится всё более запутанным, и мне хотелось найти слова, которые могли бы донести до него всё, что я ощущаю, но, похоже, чем больше я говорила, тем сложнее становилось объяснить свою позицию. Моё сердце сжималось от безысходности, от осознания, что каждое слово может только ухудшить наше положение.
Мне казалось, что наш разговор будет вечным, будет длиться ещё очень-очень долго, и это ощущение давило на меня. Я хотела, чтобы мы нашли способ понять друг друга, чтобы наши чувства смогли пересечь ту грань, которую я сама же нарисовала. Но в воздухе витала напряжённая тишина, словно время застыло, и я понимала, что надо как-то вырваться из этого тупика.
Вдруг Лёша встал, и его движения были плавными, но в них чувствовалась какая-то решимость. Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидела что-то, что не могла идентифицировать — это было и разочарование, и понимание.
Лёша — как скажешь, тогда... увидимся завтра, — произнёс он тихо, его голос звучал спокойно, но я знала, что за этой спокойствием скрываются глубокие чувства.
С этими словами он развернулся и вышел из комнаты, оставив меня наедине с собственными мыслями. Я почувствовала, как в груди закололось что-то, словно он унес с собой часть меня. Я осталась одна, и всё вокруг снова погрузилось в тишину.
На месте, где сидел Лёша, я обнаружила букет белой сирени и жвачку "love is...". Я осторожно развернула обертку и увидела маленький кусочек бумаги с надписью: «Любовь — это не оставлять друг друга в трудные моменты». Эти простые слова глубоко задели меня, словно напоминание о том, как мы оба страдаем от разлуки. Я почувствовала, как в груди сжалось от одиночества, осознавая, что сейчас, когда ему особенно нужна поддержка, я отстранилась. Это было мучительно, и я поняла, как важно было бы не терять друг друга, даже в самые трудные времена.
02:04
Сон никак не шел. Я лежала в темноте, уставившись в потолок, и мысли о нашем разговоре с Лёшей не оставляли меня. Потолок казался бескрайним, как мои терзания, и с каждой минутой напряжение внутри нарастало.
Почему я не могла просто оставить всё, как есть, и позволить себе чувствовать? Почему в тот момент, когда он открылся мне, я выбрала закрыться? Вокруг меня царила тишина, но внутри бурлили вопросы. Словно отголоски наших слов, они доносились до меня с каждым ударом сердца: была ли я права, отстраняясь от него? Сможет ли он понять, почему я это сделала?
После нашего напряженного диалога он не написал мне ничего, кроме короткого сообщения: «Я в больнице». Это простое, лаконичное сообщение обожгло меня, как леденящий душу шепот. Как он там? Одиноко ли ему, когда вокруг — холодные стены и медицинский персонал? Я представила, как он лежит на койке, в окружении ярких огней и бесконечных звуков, отдаленный от меня. Но почему же я так себя мучила? Я ведь не могла позволить себе быть с ним, когда его жизнь висела на волоске. Но разве это оправдание?
Внутри меня всё коробило, и я не могла избавиться от чувства вины. Неужели я на самом деле так боюсь нашей связи, что готова отвернуться от человека, которому нужна поддержка? Эти мысли словно щупальца, обвивались вокруг моего сердца, сжимая его всё сильнее. Может, я просто не знаю, как быть? Как правильно поступить?
Вопросы наполняли мой разум, и я пыталась найти на них ответы. Может, я просто слишком ранима? Или, наоборот, слишком жестока к себе и к нему? Почему в нашем обществе так много правил, касающихся отношений? Разве настоящая любовь не должна преодолевать все преграды? Или это всего лишь романтические идеи, созданные для книг и фильмов?
Всё это создавало в моей душе гнетущее чувство, и я осознавала, что не могу продолжать так жить. Мне нужно было что-то менять, попытаться исправить то, что сломано. Но как это сделать, когда страх и сомнения сковывают меня, заставляя сомневаться в себе? Я осталась одна в темноте, в тишине, с чувством утраты и неясным будущим, словно застряла между двумя мирами: миром надежды и миром страха.
Вдруг экран моего телефона загорелся тусклым светом, прерывая тишину. Я схватила его, надеясь увидеть сообщение от Лёши. Но вместо этого там было имя моего коллеги - Серёжа.
Когда я открыла чат, меня поразили его слова. Серёжа написал коротко, но этого было достаточно, чтобы заставить моё сердце сжаться в комок. Я откинула телефон, укрылась одеялом и стала плакать. Слезы текли по щекам, смешиваясь с горечью и безысходностью. Как так вышло? Почему не сказала Лёше, как много он для меня значит?
В голове крутились воспоминания о нашем последнем разговоре, и страх поглощал меня. Я понимала, что каждый миг с ним может стать последним. В этот момент, когда боль достигла своего пика, я снова взглянула на экран, чтобы убедиться, что мне кажется. Но мне не показалось.
Серёжа написал: «Ему осталось жить месяц».