Глава 9
17 апреля
17:27
Городская больница №220
Прошло достаточно времени, и Лёша, словно вопреки всем ожиданиям, восстановился удивительно быстро. Врачи, наблюдавшие его состояние, были поражены, как стремительно он возвращал себе силы. Там, где другие пациенты могли бы проводить месяцы на реабилитации, Лёша уже через несколько недель начал уверенно ходить по больничным коридорам, будто возвращаясь к жизни с новой силой.
Сначала он осторожно исследовал палату, затем начал выходить в коридор, шаг за шагом увеличивая дистанцию. Его походки, сначала медленные и неуверенные, с каждым днём становились всё более твёрдыми. Я наблюдала, как он обретает уверенность, и сердце моё наполнялось радостью. Было что-то волшебное в том, как он вернулся к жизни, несмотря на все трудности.
Он стал бесконечно разговаривать, будто стремился наверстать всё упущенное время. Мы проводили часы, обсуждая всё на свете — его переживания, мои страхи, наши мечты и планы на будущее. Лёша снова мог слушать мою игру на пианино, и эти моменты стали для нас обоих настоящим спасением.
Лёша, видимо, почувствовал, насколько важно для меня заниматься музыкой, и взял на себя задачу следить, чтобы я не забрасывала это занятие. Он не позволял мне отлынивать и заставлял практиковаться, даже если я сама не находила в себе сил. Иногда это превращалось в своего рода игру, когда мы с ним пробирались в спортивный зал. Там, за огромными красными шторами, скрытыми от посторонних глаз, мы находили старое пианино. Я садилась за него, а Лёша устраивался рядом, внимательно наблюдая за каждым моим движением. Иногда он молча слушал, а иногда мы разговаривали во время моей игры. Эти моменты были наполнены особой магией, будто весь мир останавливался, оставляя нас вдвоём в нашем маленьком укрытии.
Мне нравилось, что мы с Лёшей делали такие «детские глупости». Это было похоже на возвращение в детство, когда каждая игра и каждая маленькая тайна приносили невероятное удовольствие. Мы скрывали наше времяпрепровождение от врачей и медсестёр, прятались за шторами, обменивались улыбками и шептались, как заговорщики. Эти моменты становились для нас чем-то большим, чем просто развлечением. Это было наше бунтарское заявление миру: мы здесь, мы вместе, и нам хорошо.
Однако, несмотря на все радостные изменения, Лёша всё ещё оставался уязвимым. Приступы, которые приходили неожиданно, хотя и не были такими серьёзными, всё равно напоминали о том, что его организм ещё не до конца восстановился. Я видела, как он сдерживает боль, как его лицо каменеет, но он старался не показывать мне, насколько ему тяжело. Даже в такие моменты он всегда предупреждал меня, словно хотел подготовить меня к тому, что может случиться. Его стойкость и решимость восхищали меня, но я не могла не замечать тревогу в глазах врачей.
Врачи, видя, как быстро он восстановился, сначала были полны оптимизма. Но вскоре, заметив странности в его состоянии, они стали проверять Лёшу чаще, проводя дополнительные обследования и анализы. Словно что-то в нём всё ещё вызывало беспокойство, словно не всё было так гладко, как казалось на первый взгляд. Это оставляло неприятное ощущение, как будто над нами нависла тень, которой невозможно избежать.
Я старалась не думать об этом, не поддаваться страху, но иногда эта мысль всё же пронизывала мой разум. Несмотря на это, я продолжала цепляться за те мгновения счастья, что у нас были. Я ценила каждый момент, проведённый вместе, каждую улыбку Лёши, каждый его шутливый комментарий и тёплое прикосновение. Это были наши маленькие победы над временем и обстоятельствами, и я не собиралась позволить никаким сомнениям их омрачить.
Один из тех дней начался как обычно, но когда я зашла в палату к Лёше, его там не оказалось. Сначала я замерла, чувствуя лёгкое беспокойство, но оно быстро переросло в тревогу. В голове начали мелькать пугающие мысли. Что, если у него случился новый приступ? Может, его уже увезли в операционную, и я опоздала? Я чувствовала, как паника начинает подниматься, заполняя моё сознание мрачными сценариями.
Но внезапно всё изменилось. Кто-то нежно закрыл мои глаза теплыми руками. Моё сердце замерло на мгновение, а затем я услышала родной, тёплый голос, который сразу вернул меня в реальность.
Леша— Угадай кто?
Т/И— Конь в пальто, — с улыбкой отозвалась я, стараясь скрыть облегчение.
Леша— Ясненько, — прозвучал ответ с лёгкой ноткой иронии.
Лёша убрал руки, и я повернулась, чтобы укорить его за то, что он так меня напугал, но, увидев, что он держал в руках, я мгновенно забыла о своём намерении. Лёша вытянул из-за спины большой букет сирени, в котором смешивались нежно-розовые, белые и фиолетовые соцветия. Этот букет выглядел так же прекрасно, как и пах. Сирень всегда была моей любимой весенней цветочной композицией, её аромат всегда приносил ощущение свежести и радости.
Т/И— Лёша, это мне? — удивлённо спросила я, не веря своим глазам.
Лёша — Да, дарю.
Т/И— За что?
Лёша — За то, что рядом, — просто сказал он, и в этих словах было столько искренности, что у меня едва не перехватило дыхание.
Т/И— Ну пожалуйста..
Прошептала я, принимая сирень, которая сразу же окутала меня своим дурманящим ароматом. Я поднесла её к носу, наслаждаясь этим сладким запахом, который, казалось, пробуждал во мне самые тёплые воспоминания.
Т/И— А где ты её взял?
Лёша, с небольшой хитростью в глазах, указал пальцем на дерево за окном.
Лёша — Ну вон, — сказал он. — На дереве сорвал.
Я не смогла сдержать смех, хотя и старалась не смеяться слишком громко, чтобы не привлекать внимания.
Т/И— Ну мы как дети, Лёша!
Рассмеялась я, представляя, как он, этот серьёзный, всегда сосредоточенный парень, карабкается на дерево ради того, чтобы достать для меня несколько веточек сирени. Эта картина была такой нелепой и трогательной одновременно, что я не могла удержаться. Лёша, в своей обычной манере, делал всё с такой уверенностью и серьёзностью, что представить его на дереве, цепляющегося за ветви и аккуратно срывающего цветы, было чем-то совершенно неожиданным и забавным.
Лёша — Ну и ладно, подумаешь, — ответил он, словно ничего необычного в этом не было, и его ответ только усилил мою улыбку.
Этот момент был таким простым, но в то же время таким значимым. Он напомнил мне, как важно ценить маленькие радости и моменты, которые мы проводим вместе. Даже в стенах больницы, среди всех тревог и неопределённостей, Лёша находил способ сделать мой день ярче и теплее.
Т/И— мама тоже любила сирень .
Поэтому я так и любила сирень. Эти цветы появляются лишь на короткое время весной, такие редкие, но такие красивые и изящные, с ароматом, который наполняет сердце теплом. Каждый раз, когда я чувствовала этот запах, он переносил меня в детство, к тем временам, когда мама тоже приносила домой сирень. Она всегда ставила её в большую вазу на кухне, и аромат наполнял весь дом, придавая ему особую атмосферу уюта и спокойствия. Мама любила сирень так же, как и я, и, возможно, именно её любовь к этим цветам передалась мне. Теперь, каждый раз, когда я вижу или чувствую запах сирени, в моей памяти всплывают тёплые воспоминания, и я чувствую себя немного ближе к ней, к тому времени, когда всё было проще и понятнее.
Т/И— Думаю, ты бы ей точно понравился.
Сказала я, глядя на Лёшу с нежностью. В этот момент я представила, как мама улыбалась бы, увидев нас вместе, увидев, как заботливо он относился ко мне, как внимательно слушал и поддерживал. Она всегда мечтала, чтобы рядом со мной был такой человек, который бы по-настоящему ценил меня.
Лёша — Спасибо, — тихо ответил Лёша, его глаза засияли теплом.
Я уставилась в окно, где виднелось это дерево сирени. Его ветви, усыпанные нежными цветами, будто оживили весь пейзаж за окном. Палата, казалось, впервые обрела особую красоту и уют, которые раньше я не замечала. Тонкие шторы у окна плавно колыхались под лёгким, свежим ветерком, добавляя комнатной атмосфере какое-то спокойное движение. Белые простыни на койке, небрежно смятые, выглядели удивительно по-домашнему, как будто здесь, в этой больнице, нашёлся уголок, наполненный теплотой и умиротворением. В зеркале на стене отражался закат, его нежные, золотисто-розовые лучи касались всех поверхностей, придавая всему вокруг мягкий, почти сказочный оттенок.
Лёша заметил моё задумчивое настроение и, подойдя ближе, тихо спросил:
Лёша — Хочешь, погуляем?
В его голосе звучала искренняя забота, как будто он хотел подарить мне ещё один маленький момент радости.
Т/И— Допустим, хочу, — я прищурилась, глядя на Лёшу. — Но как ты собираешься выйти из больницы в таком состоянии?
Лёша— За сиренью же вышел, — ответил он с лукавой улыбкой, и я невольно почувствовала, как эта его уверенность и лёгкость начинают распространяться на меня.
Лёша слишком легко меня убедил, но как же хотелось в первый раз прогуляться с ним по улице. Весь этот страх, что что-то может пойти не так, мгновенно исчезал перед желанием провести с ним этот день. Тем более, весна была в самом разгаре, и весь город был пропитан ароматом сирени, который, казалось, чувствовался повсюду. Этот запах был не просто приятным — он напоминал о чём-то глубоком и важном, о жизни, которая продолжалась, несмотря ни на что.
Т/И— Обещай, что ничего с тобой не случится! — я посмотрела на него серьёзно, чувствуя, как в груди снова поднимается тревога.
Лёша— Клянусь!
Я не смогла удержаться и ухмыльнулась, его уверенность и спокойствие постепенно рассеяли мои опасения. Я осторожно взяла веточки сирени и поставила их в бутылку с водой, которая нашлась в палате. Цветы мгновенно преобразили комнату, добавив в неё ещё больше уюта.
Затем мы с Лёшей тихо покинули палату, проскользнув в коридор. Этот момент казался чем-то особенным, словно мы совершали маленькое приключение, полное романтики и непредсказуемости.
Когда мы наконец покинули палату и вышли на улицу, все страхи и волнения словно растворились в воздухе. Прогулка среди цветущих деревьев и в окружении влюблённых парочек казалась настоящим чудом. Белые и розовые соцветия сирени, которые я окружали нас , были не просто цветами, а символом того, что даже в самых трудных условиях можно найти моменты радости и красоты.
Мы шагали по улицам, наслаждаясь каждым мгновением. Я чувствовала, как весна наполняет нас новой энергией, как её тепло проникает в каждую клетку. Каждый смех и каждое прикосновение Лёши, его уверенность и оптимизм, были для меня напоминанием о том, что жизнь продолжается, и её можно сделать ярче, несмотря на любые трудности.
Лёша — я совсем отвык ходить по улицам , я забыл даже как выглядит Арбат !
Т/И— Знаешь, я будто бы тоже, — призналась я, глядя на Лёшу. — Хоть и могу гулять где хочу и когда хочу, но я всегда либо дома, либо в больнице.
Мои слова наполнились неожиданным осознанием. В последние месяцы моя жизнь превратилась в замкнутый круг между домом и больничной палатой. Свобода, которую я раньше принимала как должное, вдруг перестала быть такой доступной. Я уже не помнила, каково это — просто выйти на улицу и бродить по знакомым местам, без мыслей о заботах и тревогах.
Я смотрела на цветущие деревья , смотрела на ребят которые играли на детских площадках , на милых пар обнимающиеся на прощание . Затем я посмотрел на Лешу , он глубоко вдыхал свежий воздух и улыбался .
Т/И— Лёш , могу задать вопрос?
Лёша — конечно , мне от тебя нечего скрывать .
Я понизила тон и опустила голову, чувствуя, как страх начинает сжимать моё сердце.
Т/И— Как ты узнал... — слова дались с трудом. — Как ты узнал, что болен?
Лёша посмотрел на меня, и я увидела в его глазах спокойствие. Ни капли обиды или злости, только лёгкая, чуть печальная улыбка.
Лёша — Это наследственная болезнь, — тихо начал он. — Мой дальний родственник болел тем же. А узнал... после инфаркта.
Я замерла, чувствуя, как холодок пробежал по спине. Слово "инфаркт" повисло в воздухе, отразившись гулким эхом в моей голове.
Т/И— Инфаркт.. — повторила я, едва осознавая, что говорю вслух. — Это..это было давно?
Лёша слегка вздохнул, как будто вспоминая тот день.
Лёша— Пару лет назад, — начал он, всё так же спокойно. — Я спокойно проводил время дома, вёл стрим. После окончания стрима мне вдруг стало очень плохо... случился инфаркт. Тогда всё и началось. Обследования, анализы... и вот я здесь.
Он говорил об этом так буднично, будто это была всего лишь очередная глава его жизни. А я всё ещё пыталась осознать, насколько близко он был к краю, и как случай мог всё изменить.
Т/И— Я... — начала я, но слова застряли в горле. Весь этот разговор стал напоминанием о том, насколько хрупкой может быть жизнь.
Лёша заметил моё состояние и, чтобы успокоить, слегка сжал мою руку.
Лёша — Всё будет хорошо, — сказал он тихо, его голос был как тёплый ветер, разгоняющий тучи. — Я же рядом.
«Я же рядом» — его слова были такими тёплыми и успокаивающими, что я на мгновение забыла о всём. Я хотела, чтобы Лёша был рядом всегда! Но знание того, что ему осталось не так много времени, что смерть может быть где-то рядом, вызвало во мне горькое, мучительное чувство. Сердце сжалось от ужасающей реальности, и слёзы подступили к глазам, но я заставила себя не заплакать. Лёша не должен был видеть, как я переживаю, хотя сама мысль о его уходе разрывала меня изнутри.
Т/И – будь рядом.
Лёша – буду , всегда.
23:39
Палата
Мы тихо прошли в палату, стараясь не привлекать к себе внимания, словно два заговорщика, сбежавших с урока. Сдерживая смех, мы закрыли дверь и уселись по своим местам: Лёша на койку, а я на маленькое, неудобное кресло. Внезапно Лёша начал тихо ругаться, нарушая нашу непринуждённую атмосферу.
Лёша — Твою ж... — пробормотал Лёша.
Т/И— Всё хорошо? — я тут же насторожилась.
Лёша — Да.
Это "да" прозвучало слишком неловко, как будто он что-то пытался скрыть. Я подняла голову и внимательно посмотрела на Лешу, чувствуя, что что-то не так.
Т/И— Что случилось?
Лёша сначала отвёл взгляд, затем неохотно посмотрел мне в глаза и тихо сказал:
Лёша — Мне... нужно обработать швы и сменить катетер...
Т/И— Всё? — спросила я, чувствуя, что это не вся правда.
Он вздохнул, явно борясь с самим собой, прежде чем добавить:
Лёша — Мне очень стыдно и страшно делать это при тебе. Моё тело изуродовано после всех операций. Тебе не стоит это видеть.
Т/И— Лёша, — мягко произнесла я и взяла его за руку. — Каким бы ты ни был, я приму тебя таким. Я помогу и поддержу, ты же знаешь.
Он снова посмотрел на меня, и в его глазах появилась та нежность, которую я так любила.
Лёша — Извини за это, — тихо сказал он.
Т/И— Не извиняйся, — ответила я с тёплой улыбкой. — Я помогу.
Лёша снова встал на ноги, и я наблюдала, как он, опираясь на койку, положил на неё необходимые вещи: флаконы с обрабатывающими жидкостями, бинты и катетер. Он медленно поднял руки, потянулся к бирке своей рубашки и, осторожно придерживая её, начал поднимать вверх. С каждым движением я чувствовала, как моя тревога нарастает.
Когда рубашка была отведена, я увидела, как Лёша обнажил своё тело. Он был прав: шрамы, которые он скрывал, могли действительно напугать. Прямо по середине груди, от ключиц до живота, тянулся большой, свежий шрам, который был ярким напоминанием о его недавних операциях. Этот шрам был ещё тёплым, и я помнила, как он появился.
На области сердца были видны трубки и катетер, закреплённые бинтами и медицинским скотчем. Лунный свет, пробивавшийся сквозь окно, падал прямо на его оголённое тело, отбрасывая длинные тени и придавая всему виду ещё более устрашающее и мрачное ощущение.
Всё это выглядело пугающе, и я чувствовала, как мои мысли начинают темнеть от волнения. Но, несмотря на это, страх не завладел мной. Вместо этого я ощутила глубокое сочувствие и желание поддержать Лёшу, поддержать его в этом болезненном и сложном моменте. Я знала, что должна быть сильной ради него, несмотря на то, что сердце болело от увиденного.
Лёша посмотрел на меня, и его глаза были полны чувства вины и стыда. Эти чувства отражались в его взгляде, который не мог скрыть внутреннюю боль.
Лёша — Уродец ведь, правда? — спросил он, и его голос звучал так, будто каждое слово было пропитано тяжестью и самоуничижением.
Эти слова пробили меня насквозь. Я почувствовала, как моё сердце сжимается от боли, и мне стало трудно дышать. Я встала, собрала все необходимые для обработки вещи и подошла к Лёше. Несмотря на внутреннее волнение, я старалась действовать уверенно, чтобы поддержать его.
Я начала аккуратно обрабатывать свежий шрам. Ватой я осторожно проводила по его поверхности, стараясь не причинить ему дискомфорта. Швы были видны, их неряшливые края напоминали о недавней борьбе и боли.
Т/И— Ты не уродец, — сказала я, пытаясь вложить в эти слова всю свою искренность. Я хотела, чтобы он знал, что его внешний вид не определяет его как человека.
Пока я продолжала аккуратно проводить ватой по шраму, я добавила:
Т/И— Ты силён. Всё это — признак того, какой ты сильный. Эти шрамы — не дефекты, а свидетельство твоего мужества и стойкости.
Я видела, как Лёша немного расслабился, почувствовав поддержку. В его глазах, всё ещё полных внутренней борьбы, начала появляться благодарность.
Т/И— Я ведь знаю про твою болезнь, — продолжила я, осторожно обрабатывая шрам. — Знаю про твои операции и шрамы, а особенно о приступах. Но я здесь, рядом с тобой, и никуда не ухожу.
Мои слова были не только попыткой утешить, но и подтверждением моей неизменной поддержки. Я хотела, чтобы он знал, что несмотря на все трудности, которые он переживает, я остаюсь с ним.
Я закончила с обработкой шрама и приступила к катетеру, аккуратно снимая старые бинты и пластыри. Внимательно и осторожно я работала, чтобы не причинить ему дискомфорта.
Т/И— И ведь, даже с таким телом, с такой судьбой я... — я на мгновение замерла, не зная, как продолжить. Но затем, собравшись с духом, произнесла: — люблю тебя.
Эти слова были моим признанием, моим способом выразить то, что я чувствовала глубоко внутри. Я хотела, чтобы он знал, что моя любовь к нему не зависит от внешности или болезней, а живёт независимо от всех трудностей.
Лёша выдохнул, и я увидела, как напряжение в его лице немного ослабло. Он, возможно, не всегда выражал свои чувства словами, но я знала, что он понимал и ощущал мою любовь. Эта тишина между нами говорила больше, чем любые слова.
Лёша — я тоже люблю тебя.
Сказал он это так уютно и комфортно.
Когда я закончила с обработкой, я аккуратно убрала медицинские принадлежности. Затем помогла Лёше надеть футболку, стараясь быть максимально осторожной и бережной. Как только я завершила уборку медикаментов, вдруг почувствовала, как Лёша обнял меня сзади.
Это объятие не было интимным или грубым. Оно было тёплым и искренним, отражением того близкого и родного, что мы нашли друг в друге.