Глава 3
5 марта
02:19
Чтобы не видеть этот чертов музыкальный инструмент, я укрылась с головой тонкой простынёй. Лежала, свернувшись в тугой клубок, будто стараясь спрятаться от всего мира. Казалось, даже звук моего дыхания отдавался в комнате эхом, где, кроме меня, больше ничего не двигалось. Взгляд упирался в строки медицинской карты Алексея, которые я уже не раз перечитывала, но не могла остановиться.
Каждое слово будто отпечатывалось в сознании — диагнозы, прогнозы, рекомендации. Чем больше я читала, тем сильнее ощущала тяжесть того, что взяла на себя. Сердце под ребрами глухо стучало, отзываясь на напряжение. Алексей был не просто пациентом — он был ответственностью, которая легла на мои плечи неожиданно и тяжело, как камень.
И каждый раз, пробегая глазами по словам «летальный исход», во мне рос страх. Я знала, что должна быть осторожной, внимательной, но сомнения не покидали меня. Что, если я что-то упущу? Что, если сделаю что-то не так? Ответственность за чужую жизнь — это не просто задача. Это как удерживать в руках что-то хрупкое, и малейшая ошибка может привести к непоправимым последствиям.
Я пыталась прогнать эти мысли, сосредоточиться на деле, но от этого только больше боялась. Боялась, что подведу, что не справлюсь. Боялась, что в какой-то момент не смогу сделать то, что требуется. И этот страх, переплетённый с чувством долга, не отпускал меня, как бы я ни старалась.
В моей голове часто появлялись странные, пугающие мысли о синдроме Алексея. Почему мне поручили именно его, если он всё равно умрёт? Казалось, что это задание лишено смысла, что я нахожусь здесь лишь для того, чтобы наблюдать за неизбежным. Но как только эти мысли пробирались ко мне, я быстро отгоняла их прочь, будто боялась дать им утвердиться.
Смысл должен быть. Какой-то глубокий, скрытый от меня, но всё же смысл. Наверное, я должна что-то понять или чему-то научиться. Может, именно моя поддержка в его последних днях имеет значение. Я цеплялась за эти догадки, пытаясь найти в них утешение. Но тревога никуда не уходила, оставаясь со мной как тень, неотступная и холодная.
Т/И— и как он с этим живет ?
Каждый раз, когда я вчитывалась в медицинскую карту Алексея, перед глазами всплывал его спокойный, почти безмятежный взгляд. Как он с этим живет? Как можно так спокойно смотреть в глаза смерти, зная, что она идёт с тобой рука об руку, что её холодное дыхание ощущается с каждым шагом?
Его спокойствие не давало мне покоя. Казалось, что внутри него скрыта какая-то необъяснимая сила, которая удерживает его от страха и отчаяния. Он знал, что его время ограничено, что каждый новый день может стать последним, но несмотря на это, оставался тише воды, ниже травы.
В этом было что-то пугающее и одновременно притягательное. Как будто он уже давно смирился с тем, что рано или поздно произойдёт, и это смирение давало ему невероятную стойкость. Но меня это смирение пугало — я не могла понять, как можно так спокойно принимать неизбежное.
Взглянув на экран телефона, я заметила, что время уже позднее. Ощущение усталости напомнило о необходимости сна. Завтра снова на работу, и меня ждет встреча с Алексеем. Мысль об этом заставила сердце забиться чуть быстрее. Его спокойствие, которое одновременно вселяло в меня тревогу и странное восхищение, снова будет со мной весь день.
Я выпила снотворное , выключила свет и попыталась устроиться поудобнее, но в голове продолжали крутиться обрывки мыслей о медицинской карте, о нашем разговоре, о его взгляде. Закрыв глаза, я решила отложить все эти переживания до завтра, ведь впереди новый день, новые задачи и, возможно, новые ответы на вопросы, которые не дают мне покоя.
***
5 марта
13:02
Зайдя в палату Алексея, я заметила его сидящим спиной ко мне на койке. Он был в наушниках и, кажется, с кем-то разговаривал. Но меня привлекло совсем не это. Сквозь его рубашку отчётливо виднелся торчащий позвоночник, что снова вызвало у меня неприятное чувство. Я старалась привыкнуть к виду катетеров и трубок, которые постоянно тянулись из-под его одежды, но на третий день работы с ним это всё ещё заставляло меня чувствовать себя не по себе.
Каждый раз, когда я видела его, этот человек напоминал мне о хрупкости жизни и о том, насколько всё может быть нестабильно.
Я аккуратно подошла к пациенту со спины и провела ладонью по его плечу , дабы не напугать . Алексей медленно повернул голову и снял наушники .
Лёша — привет ! Извини , не заметил .
Т/И— ничего страшного, общаешься с кем то?
Лёша — да вот , с друзьями .
Немного заглянув в его телефон, я заметила несколько лиц, мелькающих на экране. Я насчитала около шести человек, и первым в глаза попался парень в шапке зайца. Эти лица были живыми и яркими, контрастировавшими с бледным и изможденным видом Алексея. Он улыбался и смеялся, его глаза были полны жизни, как будто болезнь была лишь временным неудобством, а не постоянным спутником.
Я увидела, как Алексей переходит от одного изображения к другому, переключая фотографии и видео с друзьями. Казалось, что они были ему близки, что они составляли ту часть жизни, где он мог быть самим собой, не думая о болезнях и медицинских процедурах. В этот момент он выглядел почти обычным человеком, полностью погруженным в свой мир, словно стены больницы и медицинские приборы были просто фоном для его настоящего существования.
Чем больше я смотрела на него и его телефон, тем сильнее меня охватывало чувство, что Алексей обладает удивительной способностью игнорировать собственные страдания, погружаясь в приятные моменты своей жизни. Этот взгляд на его виртуальный мир был неожиданным напоминанием о том, что даже в самых трудных обстоятельствах человек может находить утешение и радость.
Алексей, рассказывая о своих друзьях, упомянул и о стримах, которые стали важной частью его жизни. Он сказал, что до болезни сам активно занимался стримингом, но после ухудшения состояния вынужден был прекратить. Однако, связь с друзьями он не потерял.
Лёша, с чуть заметной улыбкой на лице, посмотрел на меня и сказал:
Лёша — Знаешь, я ведь могу вас познакомить.
Т/И— Правда? — спросила я, немного удивлённая его предложением.
Лёша — Да, — ответил он, слегка кивая. — Они иногда навещают меня. А теперь, когда ты практически всегда со мной, думаю, такой шанс упускать нельзя.
Его предложение было неожиданным, но в его голосе ощущалась искренность. Мне показалось, что для Лёши , это было важно.
Т/И- ну , думаю я не против.
Лёша - договорились .
Лёша посмотрел на экран телефона, затем тихо выключил его и отложил в сторону. Когда он взглянул на меня, я смогла разглядеть его карие глаза более отчётливо. В них было что-то глубокое, едва уловимое, словно тень мыслей, которые он предпочитал держать при себе. Под его глазами виднелись легкие синяки — следы усталости и боли, возможно, как физической, так и душевной.
Леша — Чего это мы всё обо мне? — тихо сказал он, слегка наклонив голову. — Расскажи о себе.
В его голосе звучал неподдельный интерес, и это немного застало меня врасплох. Я не привыкла говорить о себе, особенно в такой ситуации, но в его глазах был тот самый вопрос, который не оставлял мне выбора.
Т/И — Как видишь, я работаю в больнице, — вздохнула я, стараясь скрыть горечь в голосе. — Не по своей воле, конечно, но это единственное место, куда я могу пойти.
В глазах Алексея появился нарастающий интерес. Он чуть наклонился вперёд, словно пытался лучше понять меня.
Лёша — В каком смысле? Почему? — спросил он, его голос был мягким, но в нём чувствовалось искреннее желание понять.
В голове вспыхнули воспоминания, словно незаживающие раны: те часы за пианино, когда музыка оживала под моими пальцами, превращаясь в голос моей души. Это были моменты, когда я чувствовала себя по-настоящему живой, когда мир вокруг исчезал, оставляя только меня и музыку. Но потом пришёл тот злополучный экзамен, который стал поворотным моментом, разрушившим все мои надежды. Я всё ещё помню, как волнение сковывало меня, а мелодии, которые я играла сотни раз, внезапно стали чужими и неуправляемыми. Ноты путались, руки дрожали, а критика, что последовала за провалом, резала по живому.
Те слова, которые мне сказали, вонзались в меня как кинжалы, каждый из которых оставлял свой след. Истерика, которая накрыла меня после, стала финальной нотой этого кошмара. Я снова и снова прокручивала в голове тот день, думая о том, что могла бы сделать иначе, где могла бы исправить свои ошибки. Я думала о будущем, которое так и не сбылось, о жизни, которой у меня не будет. О том, как всё могло быть иначе, если бы я справилась, если бы мне хватило сил, если бы я не подвела себя.
Эти мысли всегда преследовали меня, как призраки прошлого, которых невозможно изгнать. Внутри меня жила пустота, оставленная неосуществлёнными мечтами и несбывшимися надеждами. Но сейчас, стоя перед Алексеем, я понимала, что не могу позволить себе показать ему эту слабость. Он борется со своей болью, со своей смертельной болезнью, и последнее, что ему нужно, — это видеть, как я погружаюсь в свои личные страдания.
Алексей не должен знать об этом. Эта боль, этот груз — моя ноша, и я не собиралась перекладывать его на чужие плечи. Как бы сильно мне ни хотелось открыть душу и выплеснуть всю эту бурю наружу, я понимала, что не имею права на это. Я глубоко вздохнула, стараясь унять тревогу, и заставила себя улыбнуться. Эта улыбка была искусственной, но необходимой, словно щит, который защищал меня от его проницательного взгляда.
Т/И— Ничего особенного, — наконец ответила я, стараясь говорить как можно легче, пряча под этой легкостью целую вселенную боли. — Просто жизнь иногда идёт не по плану.
Эти слова звучали просто, даже обыденно, но за ними стояла целая история моих сломанных надежд и неосуществленных мечтаний. Я снова заставила себя улыбнуться, надеясь, что Алексей не заметит, как сильно мои мысли отличаются от того, что я говорю вслух. Внутри меня всё ещё бушевала буря, но снаружи я выглядела спокойной, словно ничто в мире не могло меня потревожить.
Алексей внимательно смотрел на меня, его глаза изучали каждое моё движение, словно он пытался понять, что же на самом деле кроется за этой легкостью в голосе. Его взгляд был полон интереса, и я чувствовала, как внутри меня нарастает напряжение. Он был умён, и мне казалось, что он мог увидеть больше, чем я хотела показать.
Лёша — Т/И , можно узнать твой возраст?
Т/И— мне двадцать.
Лёша — у тебя были другие планы , верно?
Лёша читал меня как книжку , я опустила голову а глаза уперлись в пол .
Т/И— не важно , а тебе сколько ?
Лёша — двадцать три.
Двадцать три — это слишком молодой возраст, чтобы столкнуться с медленным умиранием. В этом возрасте жизнь должна быть полна перспектив, возможностей и ярких событий. Молодые люди должны стремиться к своим целям, мечтам и находить радость в каждом новом дне. Однако вместо этого многие, как Лёша, сталкиваются с ужасной реальностью, когда их молодость обрывается слишком рано. Эта мысль тяжела и проникает в душу, отравляя её. Почему молодые люди должны наблюдать, как их мечты, планы и надежды ускользают, как песок сквозь пальцы? Почему им приходится видеть, как их жизнь медленно угасает, несмотря на всю её неполноценность? Это кажется несправедливым, это будто вырывает сердце из груди. Хотя Лёша, возможно, нашёл свои способы справляться с этим, я не могла не ощущать горечь и боль, сопереживая ему и своему собственному внутреннему конфликту. Эта боль была знаком нашей общей человечности, свидетельством того, что мы все сталкиваемся с жестокостью судьбы, несмотря на то, что пытаемся скрыть её.
Леша – расскажи мне о себе – он снова улыбнулся – а я просто послушаю .
Т/И – ну ладно уж.
Я стала рассказывать о себе, выбирая самые безопасные темы. Говорила о том, что обожаю читать книги, особенно исторические романы и фэнтези, как люблю погружаться в миры, созданные авторами. Упомянула, что не переношу пустые разговоры, предпочитая более глубокие и содержательные беседы. Поделилась своим любимым временем года — осенью, когда деревья окрашиваются в яркие цвета, и воздух становится прохладным и свежим.
Старалась избегать сложных или личных тем, таких как моя неудавшаяся учеба в консерватории. Я знала, что любое упоминание о музыкальной школе может привести к неудобным вопросам и открытиям, которые я не готова обсуждать. Мне хотелось оставить разговор легким и непринужденным, не вдаваясь в детали своей текущей жизни и проблем.
Пока я заботилась о Лёше и давала ему необходимые лекарства, разговоры продолжались. Мы обсуждали простые, но важные вещи, и находили утешение в общении. День прошел в атмосфере доверия и поддержки, что сделало наше взаимодействие более значимым и помогло нам обоим справиться с текущими трудностями.
Лёша – с тобой интересно болтать.
Т/И – хах, правда что ли?
Я стояла возле его койки, распределяя лекарства по контейнерам, и заметила, как Лёша с удовольствием продолжал разговор.
Лёша – С тобой мне легко рассказывать о себе.
От этих слов в груди расплылось приятное теплое чувство. Сердце экнуло, и я улыбнулась. Эти слова казались простыми, но они заставили меня почувствовать себя значимой, напомнили, что моя работа действительно имеет смысл. Лёша не просто делился своими мыслями и переживаниями, он показывал, что находит в наших разговорах поддержку и понимание.
Я старалась сохранить этот момент, ценя каждую секунду, проведённую с ним. В такие минуты всё остальное казалось менее важным, и я понимала, что наше взаимодействие — это больше, чем просто работа.
***
7 марта
4:36
Ранние лучи солнца пробивались сквозь занавески и падали мне прямо в лицо. Я повернулась в постели, стараясь избавиться от назойливого света. Но разбудил меня не свет, а настойчивый звонок телефона. На экране высветилось имя хирурга больницы – Владимир Игоревич. Я почувствовала, как тревога сжимает грудь, и ответила на звонок.
Т/И – Алло? Здравствуйте.
Владимир Игоревич – Здравствуй, Т/И. Прошу прощения за столь ранний звонок.
Т/И – Ничего страшного. Что-то случилось?
Владимир Игоревич – Да, случилось. Алексей Деревяшкин, твой пациент?
Имя Алексея заставило моё сердце забиться быстрее. Я мгновенно соскочила с кровати.
Т/И – Да! Что случилось?
Владимир Игоревич – Полчаса назад у Алексея начался приступ. Его состояние резко ухудшилось, но, к счастью, до операции пока не дошло. Мы сейчас стараемся стабилизировать его состояние и контролируем ситуацию, но нам нужна твоя помощь.
Я почувствовала, как холодок страха пробегает по спине.
Т/И – Какое состояние у Алексея сейчас? Есть ли какие-то конкретные инструкции или что-то, что я должна знать?
Владимир Игоревич – Его состояние нестабильно, но он в сознании. Мы проводим все необходимые процедуры, чтобы стабилизировать его. В данный момент нам нужно, чтобы ты приехала в больницу как можно скорее. Может быть, твоё присутствие поможет ему справиться.
Т/И – Поняла. Я сразу же выезжаю.
Я бросила на себя первую попавшуюся одежду, схватила сумку и вылетела из квартиры, не теряя ни секунды. Дорога до больницы казалась бесконечной, а мысли о том, что происходит с Алексеем, не давали покоя.
Когда я наконец добралась до больницы, во входе меня встретил Владимир Игоревич. Его лицо было напряжённым, но он пытался сохранять спокойствие.
Владимир Игоревич – Т/И, спасибо, что приехала так быстро. Мы продолжаем лечение, но, состояние Алексея всё ещё оставляет желать лучшего.
Мы быстро направились в сторону отделения. В голове снова и снова прокручивались воспоминания о наших последних разговорах с Алексеем, и я не могла избавиться от ощущения, что всё это – какой-то страшный сон.
Когда мы подошли к палате, я заметила, что в коридоре стоит несколько медиков, занятых своей работой. Владимир Игоревич открыл дверь и кивнул мне войти.
Лёша лежал на кровати, его лицо было бледным, но он выглядел скорее уставшим, чем испуганным. Он был подключен к нескольким трубкам и датчикам, но его выражение было спокойным и даже немного уверенным.
Т/И – Лёша, как ты себя чувствуешь?
Лёша слегка улыбнулся, несмотря на усталость в глазах.
Лёша – Т/И, ты пришла. Ничего страшного, просто ещё один из тех трудных моментов. Врачи сказали, что всё под контролем.
Я сжала его руку, стараясь передать как можно больше тепла и поддержки.
Т/И – ты уверен что все хорошо?
Алексей кивнул, его взгляд был полон усталой, но искренней уверенности.
Лёша – Да, всё нормально. Просто нужно немного подождать и следовать рекомендациям врачей. Я всё выдержу, как и раньше.
Владимир Игоревич подошёл и объяснил, что это был приступ, но состояние стабильное, и ему предстоит небольшое обследование .
Владимир Игоревич – Мы будем наблюдать, но, по сути, это не должно сильно повлиять на его состояние. Мы продолжим лечение и будем следить за его состоянием.
Т/И – хорошо , я тогда побуду рядом .
Я продолжала сидеть у кровати Леши , пытаясь быть источником утешения и поддержки. Хотя он выглядел уставшим, его позитивный настрой и спокойствие помогали мне чувствовать себя лучше. С каждым минутой я всё больше убеждалась, что Леше ещё рано умирать, и что его сила духа сможет помочь справиться с любыми трудностями.
Лёша — зря ты так.
Т/И — что?
Лёша уже смотрел на меня невинными глазами, будто не понимая, в чём дело.
Лёша — ты ведь из-за меня вот так переживаешь?
Т/И — Лёша, ты мой пациент. Я просто хочу, чтобы всё было хорошо. Всё нормально, не переживай.
Алексей продолжал смотреть на меня, его взгляд был полон благодарности, но я видела, что он всё ещё испытывает усталость. Я старалась показать ему, что всё под контролем и что его состояние не оставляет поводов для излишнего беспокойства.
От недосыпа голова тяжело покоилась, и я положила руки на край койки пациента. Мои пальцы инстинктивно сжимали металлический край кровати, и я увлеклась наблюдением за собственными руками, ощущая их вес. Глаза стали медленно закрываться, как будто сопротивлялись необходимости отдыха, но усталость оказалась слишком сильной.
В тусклом свете больничной палаты, словно через плотную пелену, я слышала тихое шёпот Алексея, произнесённое с искренним сожалением и заботой: «Извини». Эти слова были вкрадчивыми и почти невидимыми, но они проникли в сознание, оставив ощущение глубокого внутреннего напряжения. И вот, постепенно, я провалилась в сон, в котором всё ещё звучало это шёпот, а мысли продолжали метаться, как тени в полумраке.