Глава 22
Остаток пути мы с отцом ехали молча, изредка перекидываясь каким-то стандартными и обычными фразами, сменяли друг друга за рулем. Я не ощущал обиды или злости на него, внутри все было на удивление спокойно. Полный штиль. Наверное, так было потому, что я просто устал обижаться и злиться, а при первой же возможности уползать в свою раковину и предаваться отчаянию.
Эдди Мориц и вправду стал другим.
По приезде в Нью-Йорк мы распрощались, обменявшись почтовыми адресами. Отец пожелал удачи в туре, просил не терять голову от славы и выразил надежду, что когда-нибудь услышит меня вживую у себя в Чикаго. Конечно, мы с Лизой пригласили его зайти, хоть ненадолго, но он отказался, сославшись на какие-то срочные дела и скорую дорогу до дома, где его, как оказалось, ждала беременная жена. Глядя вслед его Понтиаку, я почувствовал сильный укол в сердце и даже легкую грусть. Ребенок внутри меня требовал поддаться радости от появления в жизни родного отца, сблизиться с ним, а рано повзрослевший молодой мужчина протестовал и уверял, что Джеймсу Морицу доверие и любовь сына нужно заслужить.
Но где-то в глубине своей раненной и обиженной души теплилась надежда, что все же когда-нибудь я смогу снова пустить его в свою жизнь и смогу назвать отцом по-настоящему, без оскомины на зубах.
Вечером я быстро собрал сумку в дорогу, проверил гитару и в ожидании Лизы из душа бездумно перебирал струны. Какая-то мелодия, которую я пока толком еще не осознал, бродила у меня в голове, и я пытался уловить ее, воспроизвести. У музыканта, как и у любого поэта, все страдания находят выход или в музыке, или в стихах, и это всегда рождение чего-то прекрасного, искреннего. Мы творим, когда страдаем - так мы справляемся с душевной болью.
От моего занятия меня отвлекла настойчивая трель телефона. Я невольно поморщился: надеялся, что это не Аллен звонит уже в десятый раз. Он хотел собраться всем вместе в его кабинете на студии, обговорить все детали по черт знает какому кругу, но я отказался. Я убедил его, что нам всем нужно побыть рядом с близкими или любимыми накануне отъезда, что так будет правильнее.
Внутри нарастали волнение и предвкушение вперемешку с тоской от того, что придется оставить Лизу одну: Аллен категорически запретил брать с собой девушек-невест-жен, если таковые имелись. Сказал, в туре мы целиком и полностью принадлежим своим поклонницам, которых, как он утверждал, было немало.
А еще, если честно, мне было страшно, что тупая боль в области сердца из-за смерти брата доведет меня до исступления, хоть я и наделся, что предстоящие концерты и заботы отвлекут меня.
- Мальчик мой, как ты? - в трубке зазвучал обеспокоенный голос Мириам. Мозесы, конечно, знали о смерти Мэтью, и провожали меня и Лизу на его похороны с тяжелым сердцем. - Как настрой перед туром? Мы с Билли очень волнуемся за тебя.
В груди разлилось приятное и уютное тепло. В голосе этой чудесной женщины было столько участия и заботы, в которые хотелось завернуться как в мягкое одеяло.
- Все нормально, спасибо вам за беспокойство. Сейчас мне...не стоит впадать в беспросветное уныние, - я намотал пружинистый провод телефонного аппарата себе на палец. - Как вернусь, мы с Лизой сразу же приедем вас навестить. Мне хотелось бы о многом поговорить с вами и спросить вашего мудрого совета.
- Мы вас очень ждем, ребятки! Я напеку ваших любимых пирогов с вишней и приготовлю лазанью...
Трубку взял Билли, и на том конце провода послышался его сипловатый бас:
- Эдди, прошу, будь очень осторожен! Ты уже не понаслышке знаешь что и как все происходит в мире славы. Будь предельно аккуратен в своих словах и действиях, потому что они могут сослужить тебе плохую службу. Сам понимаешь, репутация - очень хрупкая вещь.
- Да, Билли, понимаю, буду стараться. Обещаю, я не потеряю голову, - заверил его я.
Когда я закончил разговор с нашим любимым семейством, я обнаружил в комнате Лизу. Она сидела на диване, поджав ноги и обняв себя за колени, смотрела в пустоту не мигая. На ней была одна из моих старых растянутых футболок с логотипом группы The Who, ее любимая, которая казалась этаким балахоном на ней. Еще влажные после душа волосы были зачесаны назад, открывая полностью ее лицо.
- Лиз... - я тихо позвал ее, подойдя ближе, и легонько тронул за плечо.
Она поймала мои пальцы своими, прижала их к разгоряченной щеке и, резко выдохнув, словно решившись на что-то, сказала:
- Я хочу рассказать тебе то, что ты еще не знаешь обо мне. Это мучило меня всю дорогу домой.
И правда. Я сам заметил, как она все чаще уходила в себя, в свои нелегкие мысли. Я сел на корточки напротив нее и полушутя уточнил:
- Мне стоит опасаться того, что я услышу?
Она чуть улыбнулась и ласково погладила меня по щеке.
- Это касается моей семьи. Глядя на то, как вы с твоим отцом общаетесь... Видя как вам обоим больно от того, что вы не можете быть снова полноценной семьей, - не позволяете себе этого, - я поняла, что хочу тебе рассказать свою историю, без прикрас. Чтобы ты понял каким на самом деле может быть ужасным и плохим отцом человек, который тебя породил.
Слегка нахмурившись, я молча кивнул и сел рядом, приготовившись слушать.
Все тело Лизы напряглось. Она судорожно перевела дыхание. Я взял ее руку и прижался к ее прохладной ладони сначала губами, потом щекой. Боль, которая в тот момент получала выход, ощущалась на физическом уровне.
- Отец был монстром, и он ненавидел меня. - Начала она, и зелень ее глаз потускнела, пожухла точно листва, от погружения в темные глубины мрачных воспоминаний. - Причины этой ненависти я смутно понимаю до сих пор... Может, просто потому, что я женщина. Филиппе, мой старший брат, был единственный, к кому хорошо он относился. Он считался его наследником, тем, кто в свое время возьмет бразды управления семьей и отцовским бизнесом. А нас, меня и Матео, своих младших детей, отец всегда, мягко говоря, недолюбливал. Наша мать боялась его до потери рассудка. Когда мне было семь лет, он упек ее в психушку и запретил нам видеться с ней. Поэтому о смерти матери я узнала случайно от Филиппе... Старший брат всегда был покладист и никогда не перечил отцу. Я видела, как он хотел занять его место и поэтому только и делал, что угождал, расстилался, слушался... После посиделок со своими капо отец всегда приходил в мою комнату и всячески измывался надо мной. Унижал меня как морально, так и физически. Вообще, в подобного рода семьях, кланах, никогда не было принято так обращаться со своими домочадцами, в том числе и с прислугой, но нашему отцу было плевать. Для своего окружения он был любящий и верный муж, строгий, но справедливый отец, умный и расчетливый, с особой хваткой, глава одной из немаловажных итальянских семей. И только мы знали каков он на самом деле. Никто не решался донести на него из прислуги, которая все видела и слышала, потому что боялись: он запросто мог сломать им жизнь. Старший брат пытался вразумить отца, но тот пригрозил ему лишением наследства, и он отступил. Я все понимала и не могла никого винить, кроме себя самой, за то, что вообще родилась на свет. Отъезд Филиппе в Рим на учебу словно развязал отцу руки, и он окончательно спятил: однажды он насильно раздел меня догола и орал, что все женщины продажные суки и шлюхи, и я в том числе. В ту ночь он очень сильно избил меня и даже попытался изнасиловать. Мне тогда повезло: младший брат чудом вышиб двери в мою комнату и бросился на него с кулаками. Позже Матео поплатился за это...
Лиза едва слышно всхлипнула, стараясь держаться. На наши сцепленные руки упали несколько теплых капель, отчего мое сердце болезненно сжалось в предчувствии ужасных событий, сломавших жизнь моей любимой женщине. Но я, сжав зубы, молчал и слушал дальше. Я видел: ей нужно выговориться.
- Один из его капо, Лучано, как-то узнал, что происходит в стенах нашего дома. Он передавал сообщения через нашу экономку Берту для меня и в конце концов организовал нам с братом побег. Но все пошло не по плану. Матео тогда помог мне бежать, а сам остался дома и принял весь удар на себя. Лучано увез меня в Париж, где жил и учился его сын, и спрятал. Отец рвал и метал, угрожал прикончить меня и всех, кто меня покрывает. Я боялась выходить на улицу, потому что знала, что он может найти меня где угодно, его связи простирались далеко. И как-то раз...
Рыдания душили Лизу, но она стойко держалась и продолжала говорить. Слезы катились по ее щекам, капали на шею, стекали за растянутый ворот футболки. Не выдержав, я встал перед ней на колени, взял ее руки в свои и крепко сжал их. Лиз обратила потухшие глаза на меня и с трудом выдавила:
- В порыве ярости и в пьяном угаре он сильно толкнул Матео, тот упал, ударился головой о мраморную ножку камина и умер. Мой младший брат умер из-за меня. Отец убил собственного сына...
- Ох, черт, - охнул я и отшатнулся от нее, не ожидая такого поворота.
Я тут же сел рядом с Лизой и притянул ее к себе в объятия. Она спрятала свое лицо у меня на груди и дала волю тихим слезам. Несколько минут я медленно покачивал ее, как маленького ребенка, легонько водил ладонью по ее хрупкой спине в успокаивающем ритме, нашептывая:
- Мне так жаль, котенок, так жаль!
Немного успокоившись, Лиза выпрямилась и тыльной стороной правой руки вытерла слезы. Шумно выдохнула и вскинула голову к потолку, не давая оставшимся слезам пролиться. Я держал ее левую руку в своих ладонях.
- Милая, ты ни в чем не виновата, - твердо сказал я.
Лиза отрицательно замотала головой и спрятала лицо в своих руках. Ее опущенные плечи подрагивали.
- Виновата, Эдди, еще как виновата. Если бы я не сбежала тогда, всего этого бы не произошло... - выпрямившись, она потерла лицо, с тяжелым вздохом провела руками по волосам, из-за чего они разлохматились, а челка встопорщилась. Наконец она посмотрела на меня и призналась: - Филиппе до сих пор винит во всем меня. Он говорил тогда мне такие ужасные, отвратительные слова, Эдди... Даже запретил приезжать на родину и приходить могилы мамы и Матео.
У меня от шока глаза на лоб полезли.
- Но ведь ты его родная сестра! И он все знал и видел своими глазами! - пораженно воскликнул я, подскакивая на ноги. Я нервно прошелся из стороны в сторону и обессиленно рухнул обратно на диван, схватившись за голову.
Она горько вздохнула и пожала плечами:
- Боюсь, он не сильно далеко ушел от нашего отца. Да, насколько я знаю, он не садист, любит жену и души не чает в своем маленьком ребенке, но... Он продукт воспитания своего отца. И, я думаю, ему преподнесли смерть Матео в другом свете. Я и Лучано узнали о том, что случилось, от той самой Берты - она прибежала на их крики. Все произошло на ее глазах.
Я вновь сгреб Лизу в объятия и посадил к себе на колени. Она подтянула ноги, обвила мою шею руками и прислонилась своей головой к моей. Пряди ее волос щекотали мне лицо и ухо, я с упоением вдыхал запах ее духов и лавандового шампуня полной грудью. Эти простые, уже такие знакомые и родные, ощущения вызывали во мне умиротворение. В таком клубке мы просидели довольно долго, пока у обоих не затекли руки и ноги. Хоть мы и молчали, но та боль, что мы испытали в своих жизнях, говорила за нас. Между нами протянулась еще одна нить: еще одно откровение, некий паззл, заполнивший прорехи между нами, связавший нас еще крепче.
Вскоре Лиза успокоилась, перестала дрожать, задышала ровно от того, что я успокаивающе гладил ее по спине.
- Мне безумно жаль, что ты пережила такое, моя девочка, - прошептал я. От нахлынувших чувств я сжал руками ее еще сильнее и легонько коснулся губами ее шеи. - Если я чем-то могу помочь тебе...прошу, скажи мне. Я все сделаю, слышишь? Ради тебя я горы готов свернуть.
Она отстранилась и заглянула мне в глаза:
- Я понимаю, что не имею права говорить тебе, что делать и как поступать... И, конечно, не настаиваю. Но все же... Прошу тебя, дай шанс своему отцу искупить вину. Вам обоим это необходимо. Я чувствую, как ты тянешься к нему, твою борьбу с самим собой, с обидой и принципами. Но это не принесет тебе счастья, Эдди. Жить прошлым - не твой путь.
Я прислонился лбом к ее плечу и крепче обнял за талию. В тот момент я понимал, что она права. Она знала меня лучше всех, даже лучше меня самого. Билли сказал мне то же самое в той аллее у моста: прошлое должно оставаться в прошлом. Нельзя отдавать ему себя на растерзание. Или ты обрубишь эти нити, или оно уничтожит тебя.
- Ты попросила не для себя, а для меня.
Рука Лизы притянула еще ближе мою голову к себе, почти не оставляя свободного пространства. Я уткнулся ей в шею, ласково поводил носом вверх-вниз, едва ощутимо скользнул губами по коже.
- Мне много не нужно. Просто люби меня, будь рядом, дели со мной все свои мысли и переживания, - ответила она, чуть отстраняясь, и заглянула мне в глаза. Ее пальцы с трепетом пробежались по моим скулам и бровям.
Я перехватил их и оставил смазанный поцелуй на ладони. Она прижалась ко мне, а потом сместилась на диван, утягивая за собой. Я навис над ней и уперся локтями по обе стороны ее головы. Дыхание Лизы потяжелело, а взгляд помутился. Рукой она забралась под мою майку и заскользила вверх, задирая ткань и оголяя мой живот. Там, где Лиза касалась меня, расцветали огненные всполохи, будоражили мою кровь, кружили голову. Но я пытался держать себя в руках из последних сил, потому что помнил: Лиза была еще не готова снова полностью подпустить меня ближе. С момента нашего воссоединения прошла пара недель, и все это время мы дальше поцелуев и возбуждающих прикосновений не заходили. Я понимал и принимал это: нелегко вновь довериться человеку и душой, и телом после его предательства.
Но тогда, кажется, терпеть нам обоим уже было невыносимо.
Лиза шумно и длинно выдохнула, раздвинула ноги и качнула бедрами, от чего у меня мгновенно перехватило дыхание. Вся кровь отлила от головы и ринулась к низу живота. Я слышал, как колотилось ее сердце, чувствовал исходящий жар от ее тела, мурашки на ее нежной коже и сходил с ума от желания.
- Черт... - хрипло выругался я и тут же зашипел сквозь зубы, зажмурив глаза: ее маленькая ладонь проворно забралась под пояс моих домашних брюк. Пальцы с нежностью и трепетом прошлись по моей твердой и пульсирующей плоти, а прохладные губы прижались к шее, спустились ниже, к ямке над ключицей. Из моего горла вырвался тихий предупреждающий стон: - Лиз...
Другая рука Лизы легла мне на заднюю сторону шеи, надавила, и я, ослабив руки, навалился на нее всем телом, вдавливая в мягкое диванное сидение. Ее губы сразу встретили мои, пальцы продолжали ласкать меня, а я несдержанно подавался ей навстречу своим возбуждением. Наш поцелуй был медленным, искушающим, распаляющим кровь, источающим едва сдерживаемое вожделение.
- Люби меня, - ловя ртом воздух, шептала Лиза в исступлении и подставляла свою шею под мой рот. - Будь со мной.
Я отстранился посмотреть на нее. И сразу все понял: она была настроена серьезно, была готова вновь открыться мне, подпустить к себе так, как могут быть близки мужчина и женщина. Я любовался ею: она была прекрасна в своих чувствах, в своем страстном порыве. Все в ней источало любовь... Ту самую: беззаветную. Ту, которая не за что, а вопреки.
Она взялась за пуговицу на моих брюках, одним движением достала ее из петли и потянула молнию вниз, облегчая давление ткани в паху и давая мне свободу.
Поцеловав ее в острый подбородок, я нежно провел костяшками пальцев по щеке, не отрывая взгляда от мерцающих в сумраке глубоких зеленых глаз.
- Я буду, любимая. Всегда буду.
Мой низкий шепот коснулся ее уха, и она вся задрожала. Из ее горла вырвался тихий вздох, когда я медленно провел языком по ее верхней губе, а пальцами впился в бедро, закидывая ногу себе на талию.
Лиза в мгновение ока стащила с меня майку, привстала и одним ловким движением сняла с себя мою футболку. При виде ее красивого обнаженного тела, мне кажется, я окончательно повредился умом. Мои руки были повсюду: они ласкали, сжимали, впивались, выписывали круги на коже, изучали, оглаживали каждый изгиб, будоражили каждую жилку в нем. Мои губы, зубы и язык исследовали, кусали, целовали, жалили и оставляли метки принадлежности.
- О, черт!.. - воскликнула Лиза, сжимая пальцами пряди волос на моем затылке, когда я впился ртом в ее грудь. Словно электрический разряд прошил нас обоих насквозь. Наши тела искрили и гудели от напряжения, точно оголенные провода. От груди я сместился ниже, прокладывая дорожку из поцелуев и засосов к краю ее оставшегося кусочка нижнего белья. Она выгибалась, натягивалась как струна, задыхалась и плавилась как воск в моих руках. Мои брюки полетели на пол, были сняты и отброшены куда-то в другую сторону ее трусики.
Я вновь навис над ней, ладонью огладил ее пылающую щеку, а большим пальцем обвел ее полуоткрытые губы.
- Моя самая красивая и потрясающая девушка на земле, - хрипло прошептал я и ощутимо укусил Лизу в шею, от чего она ахнула, и ее ногти прочертили мою спину ниже лопаток. - Я больше тебя никуда не отпущу...
С трепетом я прошелся пальцами по девичьим ребрам, обвел окружность упругой груди, покрытой мурашками, ощутимо сжал. Целуя каждый миллиметр кожи любимой, спустился ниже, к подрагивающему животу, прижался губами к нему, скользнул языком ниже пупка. Опустился между ее бедер и оставил влажные поцелуи на их внутренней стороне. Лиза, громко выдохнув, запустила пальцы в мои волосы, оттянула, подставляя себя под мои губы и язык.
Я дразнил. Играл. Сводил с ума. Она металась по дивану, часто дышала, выгибалась, иногда тихо вскрикивала, кусала губы и хмурила брови, а я любовался ею. Мне хотелось как можно больше растянуть этот момент, сделать его дольше, ярче, острее. Дать нам обоим снова осознать, что наша близость больше, чем секс, это - занятие любовью.
Не выдержав моей сладкой пытки, Лиза потянула меня вверх на себя. Ладонью я мягко накрыл ее промежность и ввел сначала один палец, затем второй. Она издала громкий стон и от нетерпения свела ноги, впиваясь ногтями одной руки в мое предплечье, подаваясь навстречу моим согнутым пальцам внутри нее, а второй двигаясь вверх-вниз по моему напряженному члену.
Я выпрямился, подтянул ее к себе ближе и плавно вошел до упора. Она томно всхлипнула, запрокинув голову назад. Не давая ей отойти от накатывающих волн удовольствия, я начал двигаться - медленно и глубоко, постепенно наращивая темп.
Пальцами я скользнул по округлой груди, сжал и, пропутешествовав выше, нежно сомкнул их на ее шее. Большим пальцем огладил подбородок и провел по нижней губе Лизы. Она тут же взяла его в рот, обвела языком и ощутимо прикусила зубами. От укола легкой боли я вздрогнул, шумно втянув носом воздух, и еще сильнее вцепился второй рукой в нежное девичье бедро, вбиваясь в нее сильными и размашистыми толчками. Девушка слегка приподнялась на локтях и поймала меня в омут своих потемневших от возбуждения зеленых глаз.
Заведя ей под спину ладони, я рывком поднял ее, зарылся в волосы на затылке и усадил на себя сверху. Я передавал ей контроль, и она незамедлительно воспользовалась этой возможностью. Вверх-вниз, круговое плавное движение бедрами... И снова: вверх-вниз... Ее грудь скользила по моим губам, а руки стискивали мою шею, царапая ногтями кожу. Я поймал ртом возбужденный сосок, провел по нему языком, слегка сжал зубами, от чего Лиза вскрикнула и начала двигаться еще неистовей. Дыхание мое становилось прерывистым, жилы на руках выступили от напряжения.
- Моя... Любимая... Невероятная... - шептал я, лаская ее ягодицы, подстегивая, приближая к наивысшей точке. Она кусала и посасывала мою нижнюю губу, вновь и вновь втягивая в жаркие поцелуи.
Когда на ее тело обрушился оргазм, Лиза задрожала всем телом и прижалась своим взмокшим лбом к моему. Взяв в ладони мое лицо, она срывающимся шепотом произнесла:
- Я люблю тебя, Эдди.
Как только она сказала эти слова, узел в моей груди ослаб окончательно. Я почувствовал легкость. Целостность. Свободу... Стойкое ощущение того, что я на своем месте. Оно именно здесь: рядом с этой девушкой, в ее объятиях. Ответные любовь и нежность к ней затопили мое сердце, наполнили меня до краев.
Я подхватил Лизу на руки, унес в спальню и бережно уложил ее на кровать, осыпая легкими, как перышко, поцелуями везде, где мог дотянуться.
- И я... Я до безумия люблю тебя, котенок.
Не отнимая влюбленного взгляда от ее глаз, я снова толкнулся в нее. На этот раз медленно, чувственно, растягивая наслаждение от момента, когда наши тела соединяются друг с другом. Ее руки и губы скользили по моему лицу, не оставляя без внимания ни одной черты, ни одной линии. Ловя каждый судорожный вздох, каждый стон, мы начали движения навстречу друг другу. Такие открытые. Искренние. Беззащитные. Голые не только телом, но и душой. Мы то замедлялись, то ускорялись. Наши губы то соединялись, то отстранялись, но лишь для того, чтобы глотнуть воздуха.
Мне чертовски не хотелось, чтобы наше занятие любовью быстро закончилось. Я оттягивал это как мог, но все же, не стерпев, начал наращивать темп, чувствуя, как Лиза впивается ногтями ему в спину и все сильнее подмахивает бедрами, стремясь к новой разрядке.
Последний толчок... Ее хриплый вскрик... Мой длинный тихий стон... Еще одно «люблю» на двоих.
Мы долго снова и снова поддавались неутомимому огню, что полыхал между ними, наверстывая упущенное за долгие месяцы нашей разлуки. Уставшие и измотанные, мы уснули уже под утро в крепких объятиях друг друга.
Позже, приняв совместный, дольше положенного, душ, мы пытались одеться, при этом активно мешая друг другу.
- Мистер Мориц, да вы словно оголодавший зверь! - смешно фыркнув, съехидничала Лиза и в очередной раз игриво шлепнула по моей руке, обвившей ее талию.
- Что есть, то есть. С самой встречи с тобой чувствую себя ненасытным маньяком. Кажется, у меня уже давно сформировалась тотальная зависимость от тебя, - признался я, прихватив зубами мочку ее правого уха, и с удовольствием заметил, что от этого по ее коже тут же побежали мурашки. Притянув ее к себе спиной, я зарылся носом в ее волосы и, оставив долгий поцелуй на шее, с улыбкой прошептал: - Еще я обожаю твой смех. То, как ты фырчишь и мило морщишь нос, когда смеешься, поверь, заводит меня в тебе не меньше, чем все остальное.
Думаю, Лиза явственно почувствовала своей поясницей подтверждение моих слов. Она повернулась ко мне лицом, обняла за шею, и наши губы слились нежном поцелуе.
- Это прекрасно, что у вас, мистер маньяк, такая...кхм...боевая готовность, - пробормотала она мне в самые губы с грустью. - Но тебе пора. Этот ваш Аллен шкуру с тебя сдерет.
Я уперся лбом ей в плечо и досадливо простонал:
- Черт... Целый месяц вдали от тебя! Я же с ума сойду.
Лиза мягко улыбнулась, проведя подушечками пальцев по отрастающей щетине на моей щеке:
- Все у тебя там будет хорошо. Главное: с поклонницами сильно не зажигай, а то во мне проснется мистер Хайд и тогда вам всем костей не собрать.
Последние слова она произнесла с таким убийственным спокойствием, что я коротко хохотнул, притянул ее к себе еще ближе, со всей серьезностью сказал:
- Даже не думал об этом. Хоть я и сам понимаю, и Аллен говорил, что это обязательное условие успеха рок-музыканта, но... Пусть ими мои парни занимаются. Я только так, издалека подразню их, - и тут же добавил, игриво выгнув бровь: - Как думаешь, как лучше: снять полностью майку или лишь край приподнять, голый торс показать?
Лиза, прыснув, закатила глаза и легонько стукнула меня кулачком в грудь. Казалось, от счастливой улыбки у меня лицо треснет.
Мы вместе вышли из моей квартиры в прохладное раннее утро, у подъезда уже стоял немного потрепанный Форд минивэн, за рулем которого восседал хмурый незнакомый мужчина. Аллен высунулся в раскрытую дверь и возмутился:
- Совсем ты не торопишься, смотрю, Мориц! Быстро в машину!
- Да иду я, иду, - проворчал я и потянул к себе в объятия Лизу.
На ее лице было написано волнение, абсолютно понятное и мне самому, которое она усиленно пыталась скрыть. Она очень старалась доверять мне, но червоточина сомнений еще жила в ней после моей огромной ошибки.
Та странная ночь стоила мне слишком многого.
- Буду звонить тебе при каждой возможности, - я провел костяшками пальцев по ее щеке и добавил низким шепотом: - Мне безумно нравится мысль о тебе в моей квартире... Я бы хотел, чтоб ты осталась там навсегда.
Лиза распахнула глаза и с некоторым испугом вгляделась в мои.
- Что ты... Ты...
Я взял ее лицо в свои ладони и мягко уточнил:
- Да, я хочу жить вместе. Хочу, чтобы ты переехала ко мне. Хочу засыпать и просыпаться с тобой каждый день, готовить завтраки-ужины, варить кофе, быть рядом каждую свободную минуту.
Приблизившись к ее губам своими, я прошептал:
- Мы еще не все углы и поверхности опробовали, а это в моих планах...
Не давая ей возможности ответить, или, не дай бог, возразить, я поцеловал ее так сильно, развязно, что невольно застонал от нахлынувших ощущений и искр, что трещали в воздухе и обжигали нас. Подхватил ее под бедра, и она обвила меня ногами, не отрываясь от моих губ. Мы целовались так, будто не было вокруг ни единой души. Тело еще сохранило чувствительность после нашей жаркой ночи, мышцы приятно ныли, сердце исполняло дикий танец в груди, а голова шла кругом. Как можно вообще желать другую женщину, если ты беспросветно влюблен в свою?
Ох, если меня будут каждый раз так провожать... То я, черт возьми, согласен на все.
Позади послышались свист и завистливый возглас Гэри:
- Да вы, блин, издеваетесь! Еще трахнитесь прямо тут, а мы все посмотрим и...
Лиза оторвалась от меня и, не одарив его даже мимолетным взглядом, с ухмылкой ответила:
- Завидуй молча, bambino!
Залезая в машину и посмеиваясь над Гэри, который как заведенный повторял «Это она меня сейчас Бемби назвала? Разве я похож на гребаного олененка? Как хорошо, что она с нами не едет, а то всех поклонниц мне распугает! Нет, ну, вы слышали это? Бам-би... Как там дальше?» Джека и Дюка сложило пополам от хохота, а Аллен смущенно фыркал, стараясь выглядеть серьезным. Когда Гэри объяснили, что его окрестили малышом, а не олененком из диснеевского мультфильма, его шутливое возмущение стало еще больше: мол, видела бы она мое хозяйство - таких глупостей бы не говорила.
Я смотрел в окно и облегченно улыбался, наблюдая за проносящимся пейзажем. У меня было предчувствие: этот тур точно перевернет нашу музыкальную жизнь окончательно.
Малыш (итал)