Неизлечимые (18+)

Мы разбивали гитары не от злости — мы освобождали души, запертые в дереве и струнах.
Пит Танусенд, The Who

Спустя несколько городов.

Сказать, что я был приятно удивлен любовью к нашей группе, не сказать ничего.
Публика приветствовала нас на ура! В каждом городе нас встречали как звезд, наши песни звучали из каждого «утюга», тысячи людей знали их наизусть и пели вместе с нами. Такие ощущения пьянили не хуже алкоголя, а понимание, что мы добились многого, даже больше, чем ожидали, кружило голову.
Повсюду висели афиши с нашими лицами: стены домов, заборы, столбы были обклеены ими рядом с афишами таких музыкантов как The Who, Creedence Clearwater Revival, Элвис Пресли и Дэвид Боуи. Я не мог поверить своим глазам…
Культура рок-н-ролла за последние два года совершила огромный скачок. Она развивалась вместе с нами, обретала новые звучания и краски, обрастала новыми направлениями и жанрами. Мир музыки вступал в эпоху панка — с его характерной дерзостью и бунтом, лихими ритмами, рваными джинсами и рубашек без рукавов. Исподволь ему на пятки наступал гранж с нотами тяжелого искаженного звука гитары, тоски и безысходности, и лохматыми прическами. The Wild Dreamers была универсальна: мы могли и в панк, и в гранж, и даже какая-нибудь баллада в стиле Элвиса нам была доступна. Наша музыка и тексты были разные и по настроению, и по смыслу; мы попадали в оба жанра, и от этого возможностей, открывающихся перед группой, было множество.
Я отдавал сцене все, что у меня было. Все силы. Парни выдавали сумасшедший отрыв, выжимали из своих музыкальных инструментов все до последней капли. Каждую ночь я валился с ног от усталости, но был счастливым человеком и наверняка засыпал с глупой улыбкой на лице. Мы были заняты под завязку: концерты, фотосессии, общение с прессой, выступления на прогреве у других групп…
Поддаваться мрачным мыслям, бесконечному самобичеванию было попросту некогда. И, если честно, это меня спасало. Сцена стала моей отдушиной, а зрители стали слушателями, которым можно было излить свою душу.
В тот поздний вечер мы выступали в Ричмонде, в концертном зале, где вмещалось свыше двух тысяч человек. Он был забит под завязку. Мы слышали краем уха, что некоторые даже пытались прорваться к нам на концерт без билетов.
Когда шум толпы немного улегся, я сказал охрипшим голосом в микрофон:
— Знаете… Недавно я похоронил своего младшего брата. Он… — я тяжело сглотнул вставший горький ком в горле, опустил голову, сморгнув подступающие слезы, и вновь посмотрел на людей, внимающих каждому моему слову: — Он очень долго и тяжело болел. И мне бы хотелось спеть одну песню, которую я посвятил ему… Надеюсь, вы не против?
В ответ по всему залу прокатился одобрительный гул.
Я обернулся на своих парней и взглядом спросил их одобрения. Джек подошел ко мне, сгреб в охапку, стукнулся своим лбом об мой и взлохматил мои волосы. Гэри и Дюк тоже подошли ближе, встали рядом и с грустной улыбкой кивнули, выказывая тем самым такие необходимые мне одобрение и дружескую поддержку.
— Эту песню я написал в дороге, буквально недавно. Правда, она еще совсем «сырая»… Но мне бы очень хотелось поделиться с вами ею.
Мой голос чуть сорвался под конец, и я смущенно откашлялся, обратив свое внимание на гитару, и начал перебирать струны, чтобы начать вступление.
Все лица были обращены ко мне и в каждом читалось глубокое сочувствие и сопереживание — я это чувствовал так же ярко, как горячие лучи софитов на своей коже. Зрители одобрительно гудели, кто-то в передних рядах крикнул «Мы с тобой, Эдди!», «Прими наши соболезнования!», повсюду чиркали и вспыхивали огоньком зажигалки, зажатые в поднятых вверх руках.
В глазах жгло и все размывало, от чего казалось, что вместо толпы людей я вижу темное море, в котором плавают тысячи маленьких огоньков. Я закрыл глаза, и меня будто накрыло спасительным коконом: все звуки исчезли. Абсолютный штиль. Остались только я и мой брат, образ которого всплыл перед моим внутренним взором. Струны ожили, из-под моих пальцев зазвучала грустная мелодия… И я запел:

Я вижу - свет погас в твоих глазах,
Теперь в них только пустота и холод,
Остался за моей спиной наш город,
Ведь не был я с тобою до конца.

Все говорят, что время лечит, боль уйдёт,
Но ране не зажить, в душе лишь пепел,
Пусть голос мой покой тебе несёт,
Раз в жизни выпал несчастливый жребий.
Ты часть меня, мой брат, и вскоре
Мы встретимся с тобой, я обещаю.
Я помню о тебе и лишь желаю
Счастливей стать. Лети, мой брат, на волю...

Лети, мой ангел, скоро боль уйдёт,
Все раны заживут, лети как ветер,
Пусть голос мой покой тебе несёт,
Раз в жизни выпал несчастливый жребий.
Лети, мой ангел…

Я медленно приоткрыл глаза и увидел слезы на глазах у зрителей. Окинул взглядом всю толпу, это живое море, эти тысячи рук в воздухе, и в груди стало тесно. Мне хотелось обнять каждого и поблагодарить за их поддержку и за те эмоции, что сияли на их лицах. Я видел, как моя музыка и слова тронули каждого, никого не оставили равнодушным. Даже наш менеджер украдкой вытирал тыльной стороной ладони покрасневшие глаза.
От увиденного у меня словно выросли огромные крылья за спиной. Казалось, можно спрыгнуть со сцены и взлететь над всей этой толпой. Поддавшись порыву, я прижал сжатый кулак к своей груди и громко, с чувством глубокой признательности произнес в микрофон:
— Берегите своих близких. И спасибо вам!
Зрители взревели, и воздух заполонили громкие аплодисменты, восторженные визги, свист, подбадривающие выкрики и топот тысяч ног. Вместе с ребятами я встал у самого края сцены, и, взяв друг друга за плечи, мы низко поклонились.
Мы были преисполнены восторгом, любовью публики и надежд на светлое будущее. Мы были единым целым — уже давно не просто рок-группой, собранной любителями, и друзьями — мы были настоящей семьей. Тогда я был уверен на все сто, что нас ничего не сокрушит, не разлучит, не разделит, не разведет в разные стороны. Был единый путь, путь Лихих Мечтателей, и мы шли по нему с открытыми сердцами и высоко поднятыми головами.

***
В соседней комнате здоровенного номера, в котором мы остановились на ночевку, стоял невыносимый шум и гвалт. Парни распивали бурбон Harper, празднуя наш успех, чествовали друг друга, выдавая кричалки как на футбольном стадионе. Я пытался поговорить по телефону с Лизой и получалось плохо. В голове все еще гудел рев толпы, резонируя в каждой клетке моего тела.
— Прости, милая, за эту вакханалию. Клянусь, я стараюсь в таком не участвовать, — заверил я Лизу, все сильнее и сильнее вжимаясь ухом в телефонную трубку, чтобы лучше ее слышать.
На том конце провода послышался мелодичный смех.
— Прекрати это, Эдди! Ты не должен вести себя так, будто ты… — на мгновение она замялась, чем вызвала у меня широкую улыбку. Я знал ее уже давно, но мне все также нравилось как она смущалась.
— Ты хотела сказать: женатик? — уточнил я с самой игривой интонацией, на какую был способен. Лиза фыркнула и наверняка закатила глаза, но ничего не стала отвечать, а я вдруг признался ей: — Мне нравится быть таким. Нравится, что дома меня ждет любимая девушка, нравится это томительное ожидание нашей встречи, предвкушение всего того, что мы будем делать с тобой…
Из Лизы вырвался прерывистый вздох, а я прикусил губу. Ну вот, растравил нас обоих.
— Я очень скучаю, caro, — прошептала она, и в животе защекотало от таких приятных слов в мой адрес.
Тут за стеной раздался звук битого стекла, отборная ругань и глухие удары. От этих звуков меня бросило в холодный пот — мозг вдруг ввернул мне то самое воспоминание из юности, когда мой брат пострадал.
— Я тоже очень скучаю, котенок! Прости, мне нужно идти, там что-то у ребят происходит… Как бы разгребать не пришлось, — быстро проговорил я в телефон, оглядываясь на запертую дверь, и добавил: — Люблю тебя.
— И я тебя! — крикнула Лиза в ответ, давясь смехом.
Прежде чем войти в комнату к парням я чертыхнулся, взлохмачивая еще больше отросшие вихры на висках. Как-то так сложилось, что в этом туре я был на позиции строгого папаши: никаких пьяных драк и никаких «помутняющих рассудок веществ». Аллен строго настрого запретил это, и весь контроль спихнул на меня, мол, для парней я больший авторитет, чем он. И по большей части нам удавалось веселиться в рамках дозволенного, но пару раз случались казусы…
На одном из концертов в Уилмингтоне Гэри с Джеком до того разошлись, что прыгнули со сцены прямо в толпу. Первого с легкостью поймали и тут же всего облапали во всех местах, а вот со вторым вышло все печальнее: наш добродушный гигант повалил нескольких человек на землю и придавил собой. Слава богу, никому ничего не сломал! Закончилось все как ни странно удачно для нас: молодая женщина, придавленная им, осталась до безобразия довольна — она получила крепкое и мускулистое тело красивого парня и неожиданный горячий французский поцелуй. Позже, я застукал их в нашем минивене, где мой друг с каким-то злым исступлением вытрахивал из нее всю душу, пока та стонала на всю парковку. Выпроводив счастливую и довольную Сьюки, так ее звали, я подсел к вмиг поникшему Джеку. Он сидел, схватившись за голову, зажмурив глаза, с гримасой болезненного стыда на лице. От него за милю несло крепким алкоголем.
— Эй, Джеки... Расскажешь, что случилось? — осторожно спросил я, слегка боднув его плечо своим.
Он шумно выдохнул, зачесал влажные от пота светлые волосы назад и уставился в пол. На его лице заходили желваки, и он сжал кулаки. Было непривычно видеть всегда улыбчивого и оптимистичного Джека Льюиса в таких расстроенных чувствах. Да и не в его правилах был вот такой спонтанный и беспорядочный секс.
— Она пропала без всяких объяснений, и только тогда я понял, что почти ничего о ней не знаю. На звонки тоже не отвечала… — тихо сказал он с напряжением в голосе и тяжело сглотнул.
Естественно я сразу понял о ком он говорил тогда. По сердцу резануло ножом от услышанного. Со дня, как я узнал о смерти младшего брата, меня поглотила пучина своих личных неурядиц и переживаний настолько, что я, к своему стыду, забыл о влюбленности друга в девушку, которая предала наше доверие. А ведь он до сих пор не знал об этом, и как все ему рассказать, вывалить всю горькую и нелицеприятную правду, я не знал.
Черт возьми, ну и дерьмовый же друг Джеку Льюису достался…
— Я оставлял записку под дверью ее квартиры, просил просто поехать тур вместе с нами, не требуя объяснений. Ведь кто я такой для нее, чтобы их требовать? — он посмотрел на меня потухшими глазами, в которых сквозило отчаяние, и шепотом добавил: — Всего лишь влюбленный дурак, который достоин только одной незабываемой ночи…
Я в изумлении уставился на него: я и не догадывался, что Сара настолько близко подпустила к себе Джека. И о чем эта девчонка только думала?! Она что, так мстила мне?! Внутри меня тут же вскипел гнев.
Положив руку ему на плечо, я заглянул ему в глаза и отчеканил:
— Она не достойна тебя, слышишь? Ни единого волоска.
Затем, помолчав немного, добавил:
— И она не та, за кого себя выдает.
Джек в ответ на мое заявление непонимающе нахмурился. В ту ночь я выложил ему все: и о Саре, и кратко историю Лизы с ее мужем. Он долгое время пялился в пустоту, куда-то позади меня, затем медленно откинулся на спинку потертого сидения минивена, прикрыл глаза и сильно потер их пальцами. Я понял, что алкогольный морок и желание забыться начали его отпускать, до него стало доходить, что он натворил. Мы пробыли в молчании какое-то время, и немного погодя он, не открывая глаз, спросил:
— У нас могут быть проблемы из-за этого, верно?
Я задумчиво побарабанил пальцами по колену и покачал головой.
— Не думаю. Для музыкантов это вообще обычное дело. Но… Может и подмочить репутацию как тебе, так и всей группе, если эта твоя Сьюки-на-один-раз пойдет рассказывать всем вокруг, что переспала с самим Джеком Льюисом, гитаристом из группы «The Wild Dreamers».
На мгновение яркой искрой внутри вспыхнул страх: поклонницы бывают всякие и иногда умело портят жизнь тем ребятам, кто берет от своей славы все. Ввязываться в скандал в самом начале пути нашей группы не хотелось, да и Аллен нам головы открутит еще до того, как его раздует желтая пресса.
— Не расскажет, — заверил меня Джек, выпрямляясь, потер лицо ладонями и, чувствуя мой немой вопрос, объяснил: — Она застукала своего жениха со своей родной сестрой в туалете прямо на свадьбе… Она, так же, как и я, хотела хоть немного заглушить эту боль. И, что уж греха таить, Сьюки горячая штучка, а ее женишок просто конченный идиот.
У него вырвался горький смешок, и тут вдруг кто-то сильно забарабанил в окно салона минивена, от чего мы оба подскочили. За стеклом стояли две пьяные и веселые рожи Гэри и Дюка.
— Чем это вы там…это самое…з-за-ни-маетесь, а-а-а, голубки? — проорал Дюк, прижавшись всем лицом и ладонями к окну, и тут же глумливо захихикал. Гэри показал недвусмысленные пошлые жесты, и я прыснул со смеху.
— Гребаные придурки… — простонал Джек, дернул дверь салона в сторону и парни, не давая ему вылезти наружу, повалились на него внутрь фургона. Кто-то заорал «Куча мала!», кто-то плеснул мне на штаны пивом из бутылки в руке, а кто-то из этой свалки начал петь во всю глотку «I can’t get no», путаясь в словах.
После того разговора и той ночи Джек пустил ситуацию с Сарой на самотек. Конечно, его чувства к ней не угасли, но он хотя бы перестал ждать каких-то знаков внимания от нее и на что-либо надеяться. Я был с ним рядом, и всегда буду, и, если вдруг что, не дам сломать моему другу жизнь.
На одном из интервью перед очередным концертом Дюк так сильно нервничал, что беспрестанно стучал пальцами по столу, за которым мы сидели, да так громко, что вывел из себя журналистку. Она делала ему постоянные замечания, донимала его чересчур откровенными, а порой и глупыми вопросами, Аллен злобно зыркал на него из-за ее спины, и тот психанул: просто встал и вышел вон. А потом, когда мы без сил завалились в номер глубокой ночью, он скромно обмолвился, что он поставил эту девицу и на место, и…на колени. Наши шокированные возгласы тогда наверняка слышал весь отель. Громче всех, естественно орал Гэри: он в шутку удивлялся как наш «тихушник» смог такое провернуть, на что Дюк загадочно молчал и с легкой улыбкой пожимал плечами.
Гэри отрывался как мог: снимал с себя рубашки и футболки, обливался водой и поливал ею толпу из пластиковой бутылки, забирался на здоровенные стэки1 и прыгал с них на сцену… И людям нравилось! Они были в диком восторге от всех его финтов, выкриков в толпу, даже сам Аллен был доволен и говорил продолжать ему в том же духе.
Вспомнив все, что было за последние недели, я бросился в соседнюю комнату и в удивлении застыл на пороге: Гэри лежал на столике с разбитой стеклянной столешницей, над ним нависал Дюк и тряс его за грудки с такой силой, что голова тряслась как болванчик. Лицо одного друга потемнело от гнева, а лицо другого светилось нахальной улыбкой. Джек сидел и молча наблюдал за этим каким-то странным взглядом, поглаживая слегка заросший подбородок.
— Отдай сейчас же, это не твое! — прошипел Дюк в самое лицо своему лучшему другу. Тот лишь нагло ухмылялся.
— Что здесь происходит? — громко воззвал я к порядку и нахмурился. Никогда не видел и не слышал чтоб эта святая парочка ссорилась и тут вдруг такое! Я тут же обратился к Джеку: — А ты чего не разнимаешь этих идиотов?
Дюк резко отдернул руки от рубашки своего лучшего друга, и тот с глупым смешком развалился на разломанном столе. Он обжег меня своими глазами цвета расплавленного серебра и пробурчал себе под нос, возвращая взгляд на Гэри:
— Ничего такого, Эдди. Все хорошо. Просто кое-кто спер у меня из-под подушки блокнот, в котором много личного…
— …и прочитал его почти от корки до корки, и остался в полном восторге, — перебил его Гэри, стряхивая с рук осколки, которого Джек поднял и поставил на ноги как рослую куклу. Он ткнул пальцем в Дюка и заявил: — Он скрывает в своих писульках такие классные тексты песен! Мы обязательно должны их записать, Эдди, они чертовски крутые!
— Взять чужую вещь и исподтишка влезть в ее содержимое это подло! Я думал, ты мне друг, а ты просто козлина! — пророкотал Дюк и уже хотел уйти из номера, но я его мягко придержал за локоть, попросил успокоиться и присесть. Тот с высоты своего роста рухнул в гостиничное кресло и, поджав губы, сложил руки на груди.
Гэри фыркнул и потряс в воздухе потрепанным черным блокнотом, который, видимо, и принадлежал нашему приятелю:
— Эдди, ты должен это увидеть! Я просто хочу, чтобы о таланте Дюка, мать его, Гранта узнал весь мир, если это возможно!
Я аккуратно забрал у него блокнот и, бросив на друга предостерегающий взгляд, припечатал:
— Благими намерениями выложена дорога в ад, приятель.
Тот поднял руки вверх, выставив ладони, как бы сдаваясь, и закивал:
— Да, вы правы, я поступил ужасно некрасиво, но…когда я увидел что он прячет от всех, у меня просто мозги съехали к чертовой бабушке!
И вдрызг пьян. Понятное дело — плохо себя контролировал, сделал не подумав. Нашу главную «оторву» слегка штормило из стороны в сторону, футболка липла к телу, глаза неестественно блестели в свете ярких ламп номера. Я перевел дух и в очередной раз мысленно поблагодарил Бога за то, что ничем другим, кроме алкоголя, ребята не баловались. Я надеялся, что этим и дальше будет ограничиваться все неудержимое веселье, но понимал, что уберечь всех вокруг себя не смогу… Джордан вот не уберег. И что из этого вышло прекрасно помню, воспоминания еще слишком свежи.
— Почему ты не разнял их? — с недоумением спросил я у Джека. Он вышел из оцепенения и неловко почесал затылок, пряча взгляд и пожав плечами. После того случая с “горячей Сьюки” он иногда бывал чуть отстраненным, что было ему не свойственно. Джеку нужно было время чтобы все переварить. Я понимал это и не лез к нему с непрошенными разговорами.
— Я попросил его не лезть, — буркнул Дюк себе под нос. Его правое колено нервно подпрыгивало как у ребенка-непоседы.
Сделав глубокий вдох и короткий шумный выдох, я взял себя в руки и  попытался подобрать нужные и правильные слова, добавив немного снисходительной строгости в голос:
— Мы, конечно, рок-музыканты и просто обязаны напиваться вусмерть, лезть в драку, громить номера в отелях или гитары на сцене, ставить автографы на сиськах и все такое. Но ссориться между собой и доводить до такого, — я обвел пальцем разбитый стол и кучу осколков на полу, — недопустимо. Если в наших отношениях появятся трещины, конфликты, недопонимания, мы развалимся. Думаете, вспыхнуть кометой на музыкальном небосклоне и угаснуть нам достаточно? Нет! Мы хотим быть яркими звездами и светить очень долго, творить историю.
Парни пристыженно молчали, пряча от меня глаза, но я чувствовал, что мои слова добрались до нутра каждого из них. Мы были отличной командой, безумно не хотелось терять все, к чему мы пришли, — и это были не только народная любовь и слава.
Я подошел к Дюку и положил блокнот ему на колено. Тот медленно поднял голову и удивленно посмотрел на меня, не понимая причин моего поступка.
— Лично мне мало просто петь песенки, отжигать на сцене, выпрыгивая из штанов, и перебирать девчонок толпами пока яйца не отсохнут. — Сказал я, складывая руки в карманы брюк, прошел к выходу из номера и добавил уже стоя у двустворчатых дверей: — Это конечно все классно и чертовски приятно, согласен. Но для рок-музыканта это просто приятные бонусы, не более… Мне нужно много больше. Я хочу оставить свой след, хочу быть как Элвис Пресли, Чак Берри, Бадди Холли, Боб Дилан или Джимми Хендрикс… На меньшее я не согласен. Надеюсь, и вы тоже.
Поставив точку в своей тираде, я вышел из номера. Той ночью нам нужно было о многом подумать.
Прогулявшись по близ лежащим к отелю улочкам, я вернулся в номер и обнаружил в общей комнате Дюкейна, сидящего на широком подоконнике. Он задумчиво рассматривал содержимое своего блокнота и большим пальцем трепал его страницы с уже загнутыми уголками.  Услышав цоканье дверного замка, друг оторвался от своего занятия и сел напротив меня, когда я устало растянулся на диванчике, закинув ноги на подлокотник.
— Посмотри, пожалуйста, и скажи, что думаешь, — попросил он и протянул мне раскрытый блокнот. Я неуверенно взял его в руки и вопросительно повел бровью. Догадавшись о чем мне хочется его спросить, он торопливо добавил: — Хочу знать именно твое мнение, для меня это очень важно.
Я пробежался глазами по разухабистым строчкам и тут же сел, нашаривая рукой свою гитару, стоящую поблизости. Это были действительно отличные тексты, которые так и просились наложиться на ноты и зазвучать во всеуслышание. Взглянув на Дюка, я увидел его волнение и оценил то, что он все-таки решил открыться мне.
— Спасибо за доверие, приятель, — сказал я, похлопав его по колену в успокаивающем жесте, и протянул ему блокнот, открытый на нужных мне страницах: — Напоешь мне? А я подберу аккорды.
В глазах парня мелькнул страх — до той минуты он никогда один не пел, лишь подпевал и подкрикивал где-то на задворках, — но спустя мгновение с готовностью кивнул и прокашлялся перед тем как вступить.
Мы просидели так до самого утра. Через какое-то время из своих комнат повыползали сонные Гэри и Джек, и мы все вместе создали новое, прекрасное и дорогое.
Этот момент пополнил шкатулку с самыми теплыми, лучшими воспоминаниями, которые я хранил всю свою жизнь.

***

В Питтсбург мы уже приехали с двумя новыми песнями, которые написал Дюк, и одну из них он пел сам, сольно. Никогда мне не забыть его лицо, когда я уступил ему свое центровое место — там был и страх первого единоличного выступления, и приятное волнение, предвкушение, и огромное уважение.
Стоит ли говорить, что поющий песню собственного сочинения бас-гитарист произвел фурор?..
Песни тут же стали хитами, разлетелись по всем радиоканалам в живом исполнении, и у Аллена уже чесались руки поскорее записать их в студии. Начались активные обсуждения нового альбома и первые черновые наброски текстов и музыкальных подложек… Черт, как же я кайфовал от всего этого процесса! Я подтянул ребят к вокальным партиям, что удалось мне выбить у нашего менеджера и продюсера с боем. Тот не верил в них ни на йоту, но я был уверен, что они намного больше, чем просто музыканты. И они не подвели.
Мне нравилось раскрывать их таланты, показывать им на что они способны и удивлять их собою. Нравилось видеть огонь в глазах, какой-то детский восторг и радость, с которыми они вкладывались в каждое наше выступление.
Они же в свою очередь открыли во мне талант некоего наставника, учителя, чего в себе я раньше не замечал. Мы были единым целым. И я гордился ими так, словно они — мои дети.
Перед вторым концертом в Питтсбурге мы разогревались, проверяли и настраивали инструменты как я взглядом напоролся на маленькую фигурку неподалеку, у одного из входов концертного зала. Джек тоже увидел ее и застыл точно ледяная статуя.
К нам шла Сара. Та самая, обманщица и пешка в руках своего брата. Она неотрывно смотрела на Джека и, кажется, в ее глазах блестели слезы и светился чистый восторг. Но стоит ли мне доверять своим глазам? Ведь эта девчонка уже однажды обвела нас всех вокруг пальца. Я уже было открыл рот, чтобы сказать ей пару ласковых, как за моей спиной раздался громкий и театральный вздох.
— И как только удается этим поклонницам к нам пробираться? — едко протянул Гэри и подошел к краю сцены. — Куда охрана только смотрит!
Сара окинула его хмурым взглядом, но, как только ее глаза вернулись к Джеку, мгла в них тут же рассеялась. Меня она своим взглядом не удостоила.
— Мы можем поговорить? Наедине, — обратилась она к Джеку, проигнорировав выпад Гэри в ее сторону. Тот демонстративно громко цокнул языком и осуждающе покачал головой, собираясь выдать очередную колкость, но Джек промычал что-то невнятное, спрыгнул со сцены и ушел вместе с Сарой в сторону гримерок. Друг чертыхнулся и гаркнул им вслед: — Влюбленный идиот!
Я задумчиво теребил ремень своей гитары, который так и не перекинул через плечо, и смотрел вслед ушедшей парочке. Дюк перебирал струны, хмурился и молчал, а Гэри ходил по сцене туда-сюда как тигр в клетке, уперев руки в бока.
— Ты когда-нибудь был влюблен, Гэри? — вдруг спросил я, обращая свой задумчивый взор на него. Раньше мы никогда не разговаривали на такие темы, но мне хотелось узнать эту сторону жизни друга, хотелось чтобы он понял чувства Джека, поставив себя на его место.
Гэри замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, как-то разом сникнув. Стоя ко мне полубоком и пряча глаза в отросшей буйной челке, друг горько усмехнулся и признался:
— Был. И ничего хорошего мне это не принесло.
Мое сердце с разгона ухнуло куда-то вниз. Я всегда догадывался, что все его лихачество напускное и в тот момент было грустно осознавать, что этот отличный парень внутри был разбит
Он быстрым движением руки взлохматил свои отросшие волосы и махнул в ту сторону, куда ушли Джек и Сара.
— Поэтому я переживаю за этого дурня и не хочу, чтобы ему было больно. Он еще неопытный в этом — ему впервые сердце разбивают. Я-то на этом собаку съел… А, к черту! — Гэри натянул беззаботную улыбку, подхватил свои палочки с колонки и упал за барабанную установку. Вдарив по тарелкам так, что мне и Дюку садануло по ушам, он провозгласил: — Давайте уже начнем саундчек, мать вашу! Времени в обрез!
Дюк проулюлюкал, и мы взялись за инструменты. Спустя пару песен дверь в концертный зал распахнулась, и внутрь как вихрь влетел Аллен, а за ним попятам бежали Джек и Сара. Невольно я отметил про себя, что они держатся за руки.
— Парни, остановитесь! У меня для вас головокружительная новость! Такая новость, что вы из штанов повыпрыгиваете, черт подери! — вскричал наш запыхавшийся от бега менеджер, тормозя у сцены.
Мы с ребятами переглянулись и уставились в ожидании на него. Джек с легкостью запрыгнул к нам и с сияющими глазами и счастливой улыбкой обнял меня за плечи и встряхнул.
— Не свалитесь с ног, друзья мои, предупреждаю сразу: новость ошеломительная, я сам еле стою! — заговорщически подмигнул нам Аллен и тут же торжественно объявил: — Вашу группу пригласили выступить на фестивале Вудсток’1969!
Сначала в зале повисла оглушающая тишина. Первой осознала Сара: ее глаза расширились, она ахнула, прижав руки ко рту, и, подпрыгивая на месте, завизжала.
— Боже мой! Вудсток! Поздравляю, ребята!
Я пораженно осел на пыльный деревянный пол и вцепился себе в волосы.
— Ты серьезно? Это не…шутка?! — сипло переспросил я, глядя в горящие глаза Аллену. Он громко расхохотался, и его смех гулким эхом прокатился по всему помещению.
— Какие уж тут шутки! Эдди, ты, мать твою, кусок идиота, слышал, что я сейчас сказал?! — тот прокричал мне в лицо, больно взял меня за плечи и встряхнул так, что мир вокруг меня нехило качнуло: — Вас хотят услышать и увидеть на одном из самых грандиозных фестивалей! Это успех!
Воздух вокруг меня сотрясся от радостных криков, смеха, топота и свиста. Кто-то тряс меня за плечо, кто-то рядом скакал как кенгуру, и я всерьез боялся, что проломит сцену, в голове нарастал шум крови, в которой набирал скорость адреналин…  Вскочив на ноги и чуть не свалившись в зрительный зал, я громко и грязно выругался на итальянском, точно как Лиза, и схватился за сердце.
Меня тут же едва не сбили с ног парни: все втроем они навалились на меня, орали мне в уши, скакали вокруг меня как чокнутые. Мир сошел с ума. Или я…
— Продюсер The Who подкатил ко мне с этим предложением, представь себе! Сказал, сам Питт Таунсенд вами заинтересовался! — сквозь завесу тел и крики парней пробивался голос Аллена. Джек оторвался от нас, спрыгнул со сцены, подхватил на руки пищащую от восторга Сару и впился в ее губы грубым поцелуем, от чего та тут же ответила на него не менее яростно, вцепилась в его широкие плечи и обвила ногами, как обезьянка.
— Черт бы вас побрал, свалите в гримерку! — крикнул страстной парочке Дюк и с счастливым хохотом повалился на пол, потащив нас с Гэри за собой. Вскрикнув от неожиданности, я отчаянно попытался ухватиться за край колонки, но вспотевшие от волнения пальцы проскользили по нему, и мы втроем распластались на сцене. Локоть Гэри попал мне по ребрам, и от боли у меня из глаз посыпались искры, а дыхание сбилось, и мой смех стал похож скорее на стоны осла.
— Чокнутые на всю голову, ей-богу, — тоном врача вынес нам диагноз Аллен и тут же гаркнул, перекрывая наш гогот: — А теперь собрались и быстро отрепетировали! И чтоб готовы были всех порвать на Вудстоке, поняли меня?! Не вздумайте расслабить свои задницы!
В ту ночь я не мог уснуть, взбудораженный всем, что с нами происходило в те дни, и долго лежал, глядя в окно на яркую луну и звезды, рассыпавшиеся блестками на темно-синем бархате неба. Мне не верилось, что это все действительно происходило со мной и моими друзьями.
Это было поистине круто.
Это сшибало башню к чертовой матери. Уносило в открытый космос.
Тогда, 18 августа 1969 года, наши жизни изменились навсегда. Наши песни услышали сотни тысяч зрителей, и это был фантастический успех.
Мы вошли в историю.
Моя мечта исполнилась.