21
Тишина квартиры после признания казалась громче любого рёва. Авани смотрела на Мию с немым ужасом и жалостью, которые резали хуже ножа. Мия отвернулась, не в силах вынести этот взгляд. Стыд, жгучий и всепоглощающий, смешивался с яростью – на Джейдена, на себя, на эту невыносимую слабость, которая превратила её гнев в смятение.
– Мия... – осторожно начала Авани.
– Не надо, – перебила её Мия резко, но без прежней силы. Голос звучал надтреснуто. – Просто... не надо сейчас. Мне нужно... подумать. Одна.
Она не ждала ответа. Прошла мимо подруги, скользнула в свою комнату и закрыла дверь, опершись о неё спиной. Сердце всё ещё бешено колотилось, а на губах горело призрачное эхо его дыхания. Она зажмурилась, пытаясь изгнать образ: платиновые волосы в полумраке, штормовые глаза, полные не гнева, а какого-то хищного, манящего *голода*. Рука, поднятая, чтобы почти коснуться её щеки... Желание не отшатнуться, а наоборот – закрыть это расстояние, впиться в него зубами и губами, ощутить эту силу не как врага, а как...
– Нет! – прошипела она себе, вдавливаясь спиной в дверь, как будто физическое давление могло сжать хаос внутри. – Он – монстр. Манипулятор. Использовал меня. Использует всех! Он хочет сломать меня!
Логичные, яростные аргументы. Но тело не слушалось логики. Оно помнило электрический разряд близости. Помнило магнетизм его присутствия в тесной комнате. Помнило *красоту* его хищной, отточенной до совершенства формы – ту самую красоту, которую она раньше презирала как часть его фальшивого мира, а теперь не могла отрицать. Это была красота холодного оружия – смертельная и неотразимая.
Она подошла к гитаре, стоящей у стены. Её якорь. Её истинный голос. Взяла инструмент в руки – знакомый вес, шероховатость грифа. Медиатор валялся в углу, где она его швырнула. Она оставила его там. Села на край кровати, прижала гитару к себе, как щит, как ребёнка.
Пальцы сами нашли позицию. Не думала. Не выбирала аккорды. Просто отпустила. Первые ноты сорвались тихим, дрожащим стоном. Потом ещё. И ещё. Мелодия рождалась не из головы, а из самой глубины смятения – рваная, дисгармоничная, полная боли и гнева. Она играла о предательстве – его и своём собственном. Об отце. О записи. О словах "ресурс" и "дикий зверь". Музыка вилась, как змея, кусая саму себя, полная резких скачков и пронзительных завываний на верхних ладах.
Но постепенно, по мере того как пальцы двигались по накатанной мышечной памяти, в дисгармонию начали вплетаться странные ноты. Тягучие, почти чувственные пассажи. Воспоминания не о ненависти, а о *близости*. О том, как свет играл на его белых, как лунный камень, волосах. Как глубоки были его глаза – не просто холодные, а бездонные, как океан перед штормом. Музыка смягчалась на мгновение, становилась томной, вибрирующей, как струна, затронутая нечаянно, а потом снова взрывалась яростью, как будто сама Мия пыталась выжечь эти "мягкие" ноты калёным железом.
Она играла о его руке, почти коснувшейся её. О желании, которое вспыхнуло вопреки всему разуму. О вопросе, который он бросил ей: *"Я то, чего ты боишься? Или то, чего ты хочешь?"*
Струны взвыли под её пальцами, громко, пронзительно, выражая крик её души. Она *хотела* его уничтожить. Жаждала его падения с пьедестала. Но в этот момент, в потоке музыки, вырывавшей наружу всё, что она боялась признать даже себе, она поняла кое-что ещё. Она хотела *победить* его. Не просто убрать с дороги, а именно победить. Доказать ему, что её "дикарская" сила, её огонь, её правда – сильнее его холодного расчёта, его денег, его власти. Сильнее его опасной красоты, которая сбила её с толку.
Музыка сменилась. Стала не просто гневной, а целеустремлённой. Твёрдой. Ритмичной, как шаги по направлению к цели. В ней ещё были отголоски боли и стыда, но теперь они служили фоном для новой, стальной решимости. Она не позволит этому влечению – этому яду, смешанному с нектаром – сбить её с пути. Оно станет топливом. Острым, горючим топливом для её мести. Она использует *всё* – свою ярость, свою боль, свою музыку, и даже это проклятое, нежеланное влечение – как оружие.
Последний аккорд прозвучал не диссонансом, а мощным, властным ударом, эхом разнёсшимся по маленькой комнате. Мия сидела, дыша тяжело, пальцы слегка дрожали на струнах, но внутри воцарилось не спокойствие, а холодная, кристальная ясность. Хаос не исчез. Но он был *её* хаосом. Её оружием.
В дверь осторожно постучали.
– Ми? – голос Авани был полон тревоги. – Ты... всё в порядке? Это была... потрясающе страшная музыка.
Мия медленно поднялась, положила гитару на место. Подошла к двери и открыла. Её лицо было бледным, но глаза... глаза горели знакомым огнём, очищенным от слёз, усиленным новым пониманием.
– Я в порядке, Ава, – сказала она, и голос звучал ровно, с новой, обретенной силой. – Лучше, чем в порядке. Я поняла.
Авани смотрела на неё, всё ещё не понимая.
– Поняла что?
Мия позволила себе маленькую, безжалостную улыбку. Улыбку охотника, увидевшего слабость добычи и знающего, как её использовать.
– Что его слабость – не в деньгах или связях. Его слабость... – она сделала паузу, вспоминая его штормовые глаза в гардеробной, полные не только гнева, но и того самого *голода*, того признания её силы, которое он так ненавидел в себе, – ...это *я*. И то, что он чувствует ко мне. Даже если он называет это ненавистью. Даже если он сам этого боится. Он *замечает* меня. И это его ошибка.
Она прошла мимо ошеломленной Авани, к столу, где лежал ноутбук.
– Он думает, что химия между нами – это его козырь? Его способ меня сбить с толку? – Мия открыла ноутбук, её пальцы уверенно забегали по клавиатуре. – Пусть думает. Но я сделаю это его ахиллесовой пятой. Я заставлю его *хотеть* своей погибели. Хотеть её так же сильно, как он... – она запнулась на мгновение, но голос не дрогнул, – ...как он хочет меня.
На экране замигали окна зашифрованных чатов, файловые хранилища. Настоящая война только начиналась. И у Мии появилось новое, смертоносное оружие. Она знала врага. Знакомилась с его силой, его красотой, его холодной логикой. И теперь знала его слабость – тот самый магнит, который тянул его к ней, вопреки всему его разуму. Она не просто хотела его уничтожить. Она хотела, чтобы он *упал*, увлечённый этой силой притяжения. Чтобы его собственная, не признанная им самим одержимость ею стала петлёй на его шее.
Душевное состояние? Это была буря, превращённая в управляемый термоядерный реактор. Боль, стыд, ярость и запретное желание больше не разрывали её на части. Они *питали* её. Направляли. Мия Гарсиа вернулась в игру. И её ставки стали выше, а методы – опаснее не только для врага, но и для неё самой. Она играла с огнём, который мог сжечь их обоих. И это знание лишь заставляло её улыбаться холоднее.