20
Такси мчалось по ночному городу, но для Мии мир за окном был размытым пятном. Она сидела, сжавшись в углу сиденья, пальцы впились в колени так, что побелели костяшки. В ушах все еще гудел гул вечеринки, но он перекрывался оглушительным стуком ее собственного сердца и... жаром, который никак не хотел покидать щеки, шею, место, куда почти коснулось его дыхание.
*"Как разбитое стекло. Остро. Больно. Но оторваться невозможно."*
Его слова вертелись в голове, как нож. И самое страшное – они были *правдой*. Она ненавидела его. Ненавидела всем нутром за его манипуляции, за запись, за Марка, за его холодное, всеразрушающее высокомерие. Она горела жаждой мести, желанием увидеть его униженным, сломленным, лишенным всего, чем он так кичился. И вот теперь... теперь к этой яростной ненависти примешалось *это*. Это острое, животное, неконтролируемое *желание*.
Она закрыла глаза, пытаясь вызвать образ его холодного лица, его насмешливого взгляда, его ядовитых слов на записи. Но вместо этого всплыло другое: платиновые волосы, отливающие холодным светом в полумраке гардеробной, как корона изо льда. Штормовые глаза – серо-голубые, глубокие, непостижимые – в которых горел не только гнев, но и что-то дикое, *голодное*. Резкая линия скулы, по которой так хотелось провести пальцем, чтобы проверить – настоящая ли эта холодность? Его губы... Боже, эти губы, которые могли извергать такой яд и которые в тот момент были так близко, что она чувствовала их тепло.
Мия сдавленно вскрикнула, закусив губу до крови. Боль была кстати. Настоящей. Она должна была вернуть контроль. Но тело отказывалось слушаться. Оно помнило его близость, его запах – дорогой, дурманящий, чуждый, но почему-то неотвратимо притягательный. Помнило электрический разряд, пробежавший по коже, когда он смотрел на нее *так*. Не как на врага. Не как на ресурс. А как на *женщину*. Женщину, которая его бесит, сводит с ума, но и... притягивает.
"Я *хочу* его", – шепотом призналась она себе в темноте салона такси, и от этого признания стало одновременно стыдно и невыносимо жарко. Это было предательство. Предательство самой себя, своего гнева, памяти отца, над которым он так цинично издевался в записи. Предательство всей ее ярости. Как она могла? Как могло ее тело, ее инстинкты реагировать на *него*? На этого холодного, расчетливого монстра?
Но разум, сколь бы яростно он ни протестовал, не мог отрицать факта: в Джейдене Хосслере была сила. Не только сила денег и влияния. Сила личности. Хищная, неукротимая, абсолютная уверенность в себе, которая, как ни парадоксально, и делала его таким опасным... и таким *притягательным*. Он был ее полной противоположностью – лед ее огню, расчет ее стихийности. И это столкновение породило не только войну, но и эту адскую, запретную химию.
Она ворвалась в свою квартиру, хлопнув дверью так, что задрожали стекла. Авани, дремавшая на диване, вздрогнула.
– Ми? Что случилось? Он... он что-то сделал?
– Нет! – выкрикнула Мия слишком резко. Она сбросила туфли, прошла на кухню, налила стакан воды дрожащими руками. – Ничего. Просто... духота. Вечеринка. – Она выпила воду залпом, пытаясь смыть ком в горле, жар в крови.
Но вода не помогала. Образы преследовали ее. Его глаза в полумраке. Его голос, низкий и хриплый, когда он говорил о ее "ядре". Его рука, почти коснувшаяся ее щеки. Желание, вспыхнувшее в ней в ответ на его близость – желание не оттолкнуть, а... приблизиться. Схватить. Укусить. Почувствовать.
Она схватила гитару – свой якорь, свое оружие. Но пальцы не слушались. Они дрожали, срывались со струн, издавая фальшивые, жалкие звуки. Музыка, всегда бывшая ее спасением, ее правдой, не шла. Потому что внутри царил хаос. Хаос из ненависти и вожделения, ярости и стыда, желания уничтожить и... желания *ощутить*.
– Чертов Хосслер! – она швырнула медиатор через всю комнату. Он со звоном ударился о стену. – Чертов, красивый, беловолосый... – она задохнулась, осознав, что произнесла "красивый". Предательское слово вырвалось само.
Авани смотрела на нее с растущим ужасом.
– Мия... что он с тобой сделал?
– Он ничего не сделал! – Мия закричала, чувствуя, как слезы – слезы бессилия, злости на саму себя – подступают к глазам. – Он просто... *существует*! И я... я ненавижу его! Я хочу размазать его по стенке! Я хочу, чтобы он потерял все! Чтобы он *горел*! – Она тяжело дышала, грудь вздымалась. – И в то же время... – голос ее сорвался на шепот, полный стыда и смятения, – ...в то же время, когда он стоял так близко... я *хотела* его. Хотела, чтобы он прикоснулся. Хотела... его губы. Его руки. Всего этого... этого *чудовища*.
Признание, вырвавшееся наружу, повисло в воздухе, тяжелое и нелепое. Авани замерла с открытым ртом. Мия отвернулась, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы. Слезы ярости. На него. На себя. На эту невозможную, извращенную ситуацию.
– Это ненормально, – прошептала она, вытирая лицо тыльной стороной ладони с такой силой, что кожа загорелась. – Это больно. Это... яд. Но он... он смешался с чем-то еще. С чем-то сладким и смертельным. Как нектар.
Она подошла к окну, глядя на огни города – мира Джейдена Хосслера. Мира, который она хотела разрушить. Но теперь война усложнилась. Враг был не только вовне. Враг был внутри нее самой. Эта новая, темная часть ее, которая откликалась на его силу, на его опасную красоту, на вызов, брошенный не только ее разуму, но и ее телу.
Она сжала кулаки. Нет. Она не позволит этому слабости победить. Эта... химия, это влечение – это всего еще одно оружие в его арсенале. Еще один способ манипулировать, сбить с толку, ослабить. Она не поддастся. Она *не смеет* поддаться.
– Я уничтожу его, – сказала она тихо, но с ледяной решимостью, глядя на свое отражение в темном стекле. В ее глазах, еще влажных от слез, снова горел знакомый огонь – огонь мести. Но теперь в нем плескались и другие отблески: стыд, смятение, и та самая опасная искра, зажженная в тесной гардеробной. – Я уничтожу его, даже если мне придется сжечь дотла и эту... эту чертову слабость в себе.
Она повернулась от окна. Месть оставалась ее целью. Ее единственным спасением. Но теперь путь к ней пролегал через минное поле ее собственных противоречивых чувств. И каждое воспоминание о его платиновых волосах и штормовых глазах было миной, готовой взорваться в самый неподходящий момент. Война с Джейденом Хосслером только что перешла на глубинный, личный уровень, где боль от предательства смешалась со сладостью запретного желания, создавая самый опасный коктейль из всех – коктейль из яда и нектара. И Мия уже отпила из этого кубка. Теперь нужно было допить его до дна, не отравившись насмерть.