La Symphonie

Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце.

Ларошфуко Ф.

     
      Чонгук невольно морщит нос и жмурится, когда яркий солнечный свет попадает на глаза. Парень недовольно что-то бурчит — такие пробуждения он ненавидит больше всего, поэтому на ночь всегда занавешивает окна. Почему в этот раз он этого не сделал, Чон спросонья не помнит. Солнце беспощадно слепит, но вставать ужасно не хочется, поэтому, сладко причмокнув в полудрёме, он переворачивается на другой бок и тут же сталкивается с непривычным теплом.

      Чонгук нехотя разлепляет глаза — и мгновенно просыпается; удивлённый вздох застревает где-то в горле. Прямо перед ним — чудо. Густые иссиня-чёрные волосы, разбившиеся на толстые прядки, разметались по подушке; тёмные прямые недлинные реснички еле заметно подрагивают; лицо абсолютно расслаблено — одна щека смешно приплюснута, другая — мягкая, чуть порозовевшая и округлившаяся от долгого сна; по-ангельски пухлые губы приоткрыты — слышится мерное сопение. Чонгук кусает губы, внимательно разглядывая Чимина и пытаясь утихомирить своё гулко бьющееся сердце, которым Чон боится это восьмое чудо света разбудить. А Чимину спится хорошо за широкой-то спиной Чонгука, которая успешно защищает его от назойливых солнечных лучей.

      Точно, они же уснули тут — в гостевой комнате, потому что Чонгуку вечером было лень застилать свою кровать, а Чимину — лень сопротивляться. Вот как-то так и вышло, что они оба оказались в одной постели.

      Чонгук улыбается и протягивает руку, осторожно убирая прядку, спадающую на лицо, за ухо, после чего принимается нежно поглаживать хёна по щеке. Чимин просыпается не сразу. Сначала хмурится от прикосновения, поджимает губы и глубоко вздыхает, закопошившись под тёплым одеялом, и только потом раскрывает чуть припухшие веки: сперва одно, затем — другое.

      В отличие от Чона, Чимин почему-то ни капли не удивлён. Его ленивый взгляд блуждает по лицу младшего, а кончики губ слегка приподнимаются, и от этого всего Чонгука мажет. Он растворяется в утренней неге и в этом мягком нежном Пак Чимине, тут же теряя связь с реальностью. Чимин на ангела похож, только бы ещё волосы были блондинистые. И крыльев за спиной не хватает, да.

      Чимин переводит взгляд куда-то за Чонгука, оглядывает комнату — и безмолвная идиллия внезапно рушится, когда Пак резко садится на кровати, округляя глаза.

      Осматривает комнату, ищет что-то, но, не найдя, тихо бормочет острые ругательства. Милый невинный ангелок в пару секунд отращивает рожки и становится чертёнком. Оглядывается на недоумевающего Чонгука и шлёпает с размаху его ладонью по плечу.

      — Ты почему меня не разбудил! — возмущённо, брови сходятся на переносице, а сам парень продолжает высматривать что-то в комнате. — Где телефон?

      Чонгук сперва не может сложить два плюс два, хлопает глазами и открыто забавляется с немного перепуганного и разозлённого Чимина, но потом всё же осознание настигает и его. Действительно. Солнце уже довольно высоко поднялось, а это значит, что…

      Они проспали.

      Чон хлопает себя по лбу и, нагнувшись, хватает с пола свой телефон, тут же протягивая Чимину. У него самого-то репетиция вечером, а вот у Пака…

      Старший вырывает из рук телефон и тут же тычет им обратно в грудь Чонгуку.

      — Да мой телефон, идиот!

      Чон чертыхается и вновь спускает руку вниз, хватая айфон Чимина. Чим перехватывает драгоценный девайс на ходу и сразу же раздаётся протяжное безысходное «Бляяяять». Батарея оказывается полностью разряженной — и телефон напрочь отказывается даже включаться.

      — Дай зарядку, — требовательно. — И побыстрее давай, — активно жестикулирует, словно эти красноречивые взмахи руками и в самом деле помогут Чонгуку двигаться живее.

      Как ни странно, это работает: Чон выпутывается из одеяла и выуживает из ящика прикроватной тумбочки запасной провод для айфона, после протягивая Паку. Тот ползёт по подушкам к розетке над тумбой и подключает телефон, опершись на холодную деревянную поверхность локтями.

      Чонгук подвигается и невольно цепляет взглядом нахмуренного и тихо бурчащего ругательства Чимина. Вот это сейчас было зря. Изящный кошачий прогиб в спине, из-за того, что коленями Пак упирается в кровать, которая немного выше тумбочки; напрягшиеся тонкие щиколотки и ужасно соблазнительная узкая полоска открывшейся кожи на пояснице, потому что широкая футболка в процессе задралась. Ах, да. И этот роскошный — Чонгук не побоится этого вычурного эпитета — зад, поднятый кверху и обтянутый эластичной тканью чёрных боксеров.

      Младший судорожно сглатывает и даже на секунду, кажется, сознание теряет от такого вида. Но быстро приходит в себя, ведь это… вроде бы… теперь его?

      Наглая ухмылка не сулит Чимину ничего хорошего.

      Ожидая, пока любимый айфон в его руках оживёт, Пак внезапно чувствует на своей, скажем так, филейной части широкую тёплую ладонь, которая довольно-таки смело оглаживает ягодицы и ныряет под футболку, догоняя табун мурашек вдоль позвоночника. Чим еле заметно вздрагивает и оборачивается на Чонгука, сталкиваясь с чересчур наглым и собственническим взглядом.

      — Смерти захотел? — шипит Чимин сквозь зубы. Но эта угроза в данной ситуации звучит комично. Особенно, если учесть то, что ощущать эти руки на себе приятно до одури.

      Чонгук не успевает ответить, потому что, почувствовав в руке вибрацию мобильного, Пак тут же забывается и утыкается обратно в свой телефон.

      — Пиздец, — заключает Чимин, глянув на время. Половина одиннадцатого утра. Если сегодня утренняя репетиция, Сынхёк ему голову оторвёт.

      Однако судьба сжалилась над бедным парнем, ведь в групповом чате труппы висело воодушевляющее сообщение: «Перенос репетиции». Пак облегчённо выдохнул — живём.

      Впервые в жизни он не поставил перед репетицией будильник, так что было бы очень глупо, если бы именно сегодня он из-за этой оплошности её пропустил.

      Сынхёк, оказывается, переместил сегодняшнюю совместную репетицию в зале на два часа дня, потому что сцену займёт гастролирующая оперная труппа, которая на следующей неделе даст в Сеуле два концерта. Чимин совсем об этом позабыл.

      — Всё нормально? — хриплым голосом интересуется Чонгук и, приблизившись, опускает на открытую поясницу Пака нежный поцелуй, заставляя последнего легонько вздрогнуть.

      Гнев Чимина сменяется на милость — он откладывает в сторону телефон и садится на кровати, буркнув:

      — Угу.

      Чонгук хотел было расстроиться, что чиминова футболка вновь скрыла все прелести его тела, но в этот же самый момент Пак запускает пятерню в растрёпанные волосы и откидывает их назад, раскрывая губы и прикрывая глаза. У Гука это движение почему-то в слоу-мо — он видит, как медленно пара крайних прядок вновь спадает на лицо, а остальные задерживаются наверху, приоткрывая очаровательный лоб с маленькой родинкой. Да и вообще, если честно, Чонгуку в данный момент застрелиться хочется — до того парень перед ним нереален.

      Кажется, Чимин и вправду смягчается, даже про себя немного смущаясь из-за того, что вспылил.

      — Не опаздываешь? — спрашивает Чон, заглядывая Паку в глаза и положив ладонь на оголённую коленку.

      — Нет, репетицию перенесли на два, — выдыхает Чимин и немного тушуется, потупив взгляд. И правда неловко из-за того, что только что чуть не накричал на своего новоиспечённого парня, хотя… более неловко Чимину далеко не из-за этого. А из-за чёртова Чон Чонгука, который приближается к нему вплотную, дышит куда-то в шею и ведёт своей загребущей наглой рукой вверх по бедру. С губ Пака срывается судорожный вздох, а маленькая ладонь спешно накрывает чонгукову, останавливая.

      — Значит, тебе дома надо быть в час, да? — вопрошает Чон, щекоча губами плавный соблазнительный изгиб между шеей и покатым плечом.

      Чимин от этого теряется и выдыхает лишь тихое:

      — Да…

      Пак сжимает несильно руку Чонгука, пока тот покрывает песочную кожу ленивыми поцелуями, поднимаясь всё выше и выше. Губы скользят по дёргающемуся кадыку, по пульсирующей венке, по линии челюсти, припечатываются к острому подбородку и затем, когда Чимин начинает дышать более сбивчиво… сталкиваются с тёплыми короткими пальцами вместо пухлых влажных губ.

      Чонгук в недоумении раскрывает глаза и отстраняется, чтобы посмотреть на Пака.

      — Сначала ванная, потом — поцелуи, — спокойно обозначает Чимин и убирает руку от поникнувшего Чона, который явно такого прямого отказа сейчас не ожидал. Пак выскальзывает из-под ладони Чонгука, встаёт с кровати и направляется к двери, шлёпая босыми ногами по прохладному полу.

      Чимин замечает, что Чон за ним не следует, и внутри неприятно так колется — обиделся, что ли? Ну и как этому взрослому ребёнку доступно объяснить, что Пак по своей природе довольно-таки брезглив, и утреннее благоухание явно не поспособствует развитию их отношений? Но и перешагнуть через себя Чимин не может, чтобы вернуть огонёк в эти бездонные глаза.

      Пак замирает у дверного косяка.

      Значит, нужно всего лишь Чонгука подбодрить.

      — Или… что-то большее, чем поцелуи, — ухмыляется Чимин и — мать вашу — кокетливо подмигивает, прикусив нижнюю губу, после чего, соблазнительно вильнув бёдрами, исчезает в коридоре.

      Идёт медленно, куда ему торопиться, ведь теперь нужно совсем немножко подождать. Через секунду слышатся поспешные шаги, через две — хлопает дверь, на второй с половиной Чимина разворачивают сильные руки и с лёгкостью забрасывают на мускулистое плечо.

      Чимин хихикает, шлёпая Чонгука по заднице, пока тот с целеустремлённостью танка движется к ванной.

      — Тебе лучше прекращать меня дразнить, хён, — доносится сверху предупреждающий голос Гука, а Пак всё ещё веселится.

      Чары сработали — Чонгук явно переключился со своей маленькой обиды на другую задачу.

      Как полезно, однако, бывает уметь флиртовать.

     
     
***

      Ким Сынхёк был тем, кого принято называть человеком настроения. Причём настроения эти сменялись очень неожиданно и совершенно непредсказуемо. Если в один день он был добряком и прощал танцовщикам довольно немаленькие огрехи, то в другой — зверел и не давал спуску никому, изнуряя труппу до состояния нестояния.

      Сегодня, слава богу, была его первая фаза, поэтому репетиция проходила относительно спокойно. На разминке Сынхёк не придирался, а затем разделил труппу на кордебалет и солистов и занялся пока первыми, предоставив вторым треть зала для оттачивания своих частей.

      Чимин поправляет повязку на голове, отодвигая её дальше со лба, чтобы чёлка не лезла в глаза, и берёт свою бутылку, наблюдая, как Сынхёк «мучает» танцоров кордебалета. Тут справа парень ощущает несильный тычок — опускает взгляд и видит подругу, которая, хитро улыбаясь, тычет ему локтем в бок.

      — Чимин-а, что-то произошло? — шепчет Соён, секундно оглядываясь на Сынхёка — но, как и было ожидаемо, он слишком поглощён постановкой нового танца, чтобы обращать внимание на то, что двое солистов вместо репетиции о чём-то шушукаются.

      Чимин фыркает и отставляет бутылку в сторону.

      — Ты о чём?

      — Ты на разминке ни разу не прохалтурил. Даже с учётом того, что сегодня «благоприятный день».

      Так они различали настроения своего хореографа.

      — Может, это просто значит, что я хороший танцор? — Чимин ухмыляется.

      — Нет, это значит, что произошло что-то настолько хорошее, что может затмить нашу сегодняшнюю удачу. Дай угадаю… — Соён прищуривается и встаёт прямо перед Паком, внимательно вглядываясь в его лицо, — мне кажется, в этом замешан кое-кто до ужаса симпатичный, высокий и мускулистый. Он ещё на скрипке играет, вроде бы. И за тобой давно бегает. Не знаешь такого?

      Чимин скрещивает руки на груди и отводит в сторону взгляд, но не замечает, как предательски розовеют его щёки, выдавая парня с потрохами.

      — Не понимаю, о чём ты.

      — Ну-ну, довольный-то какой сразу, — хмыкает девушка.

      Эту всезнающую ухмылочку порой невозможно было терпеть, казалось, Соён всем своим видом сейчас показывает: «А я зна-аю, что ты мне врёшь». И пока Пак не расколется и не расскажет всё как есть, эта ухмылка точно не исчезнет, а ощущать её на себе ужасно неприятно.

      Чимин устало выдохнул и, схватив подругу за локоть, отвёл в угол зала, где никто не мог бы их подслушать.

      — Да, мы начали встречаться, — еле слышно проговорил он ровным безэмоциональным тоном, но девушка мигом просияла и одарила Чимина яркой улыбкой от уха до уха.

      — Чимин-а! — Соён тихонько похлопала в ладоши. — Я так рада за тебя!

      — Тише, тише, — шикает Пак, оглядываясь. — Не хочу, чтобы кто-нибудь об этом узнал.

      — Я так и знала, что ты не устоишь! — воодушевлённо шепчет Соён. — Вы так хорошо смотритесь вместе! А тебе самому как?

      Чимин пожимает плечами, пытаясь найти ответ где-то между трещин на потолке.

      — Не знаю пока. Прошёл всего день, Соён-а.

      — Ну, ничего, — девушка ободрительно хлопает несколько раз Чимина по плечу. — Скоро поймёшь. Эх, — выдыхает она мечтательно, — я так за тебя рада, ты не представляешь. Как будто замуж выдаю.

      Чимин фыркает:

      — Дурочка, что ли?

      — А что сразу «дурочка»? — парирует девушка. — Вот посмотрим, к чему это приведёт. Этот парень серьёзно настроен.

      — К твоему сведению, Соён-а, однополые браки в Корее запрещены.

      — Но признаются де-факто, Чим-Чим, — Соён поигрывает бровями, а Чимин только диву даётся — и с каких это пор его подруга так подкована в вопросах однополых связей?

      Пак устаёт спорить и оглядывается на хореографа.

      — Давай репетировать, а то Сынхёк три шкуры с нас спустит, если заметит, что мы тут прохлаждаемся вместо репетиции, — быстро находит отмазку Чимин и возвращается обратно к остальным танцовщикам.

      Соён хмыкает, довольная и собой, и Чимином, но делает вид, что купилась на аргумент Пака и следует за ним, возвращаясь к Джебому.

     
     
***

      С одной стороны, Чимин расстроен, что у Чонгука репетиция начинается только в пять — никто не подвезёт до дома, от выматывающей поездки на общественном транспорте теперь не отвертеться. Но с другой, Пак даже рад — сможет побыть, наконец, наедине с собой. Да и в квартире не мешало бы прибраться.

      Так что парень приходит домой, обедает и тут же принимается за работу: выстирать вещи для тренировки, погладить рубашки и бельё, протереть кое-где пыль, пропылесосить. Эдакая Золушка в мужском обличье.

      В общем, Чимин за этими делами забывается на добрые несколько часов, забываются и все проблемы, и гложущие парня мысли, и Чон Чонгук. Однако этот хрупкий спокойный мирок был крайне недолговечен.

      Пока Пак домывает посуду, раздаётся звонок телефона. Чимин фыркает, выключает воду и, протерев руки, достаёт из кармана вибрирующий и орущий девайс. На экране высвечивается: «Мистер Мудак». И опять Чимина одолевают двоякие чувства. Вроде бы и хочется выругаться из-за того, что младший наверняка будет сейчас надоедать, только вот вместо этого губы растягиваются в широкой глупой улыбке, а былая усталость мгновенно испаряется. И так приятно на душе от того, что Чонгук звонит, хоть они и виделись всего-то пару часов назад, что в груди теплеет.

      Чимин прокашливается, чтобы поскорее убрать эту улыбку с лица, и проводит большим пальцем по экрану.

      — Да?

      — Хён, ты дома? — раздаётся уж слишком воодушевлённый голос Чонгука, а Чим почему-то немного тает от его тягучести.

      — Да, а что? — тем не менее, разыгрывать из себя мистера Неприступность — уже дело принципа.

      — Спускайся, я тебя жду внизу.

      Глаза Чимина округляются, а брови в удивлении поднимаются вверх, парень идёт к окну и одёргивает штору, после чего смотрит вниз. И действительно, на парковке стоит до боли знакомая Ауди чёрного цвета.

      Пак ухмыляется:

      — И куда это ты хочешь меня увезти?

      На том конце слышится короткий смешок:

      — Это секрет. — Чонгук молчит пару секунд, а потом проговаривает, понизив тон голоса: — Я просто хочу ненадолго тебя украсть.

      По спине Чимина проходятся мурашки — а Чон, однако, совершенствует свои навыки. Либо теперь Пак оценивает все его подкаты слишком предвзято.

      — С чего это вдруг ты решил так внезапно меня куда-то везти в… — Чимин глянул на часы, — половину восьмого вечера?

      — Ты вчера только раздразнил меня своим приглашением на свидание, а сам ничего в итоге не предложил.

      — Воу, так это свидание? — притворно удивляется Чимин, который с самого начала намерения Чона раскусил.

      — Да, свидание. Или нужно было выслать официальное приглашение в конверте с печатью?

      — Ты вроде как меня на свидание зовёшь, а не в Хогвартс приглашаешь.

      Чонгук хохотнул в трубку.

      — В общем, я жду тебя, хён. Спускайся.

      — Ладно, сейчас буду, — отрешённо ответив, Пак сбрасывает вызов.

      …и сразу же после этого мчится в спальню, чтобы успеть привести себя в должный вид и одновременно чтобы это выглядело максимально непринуждённо, будто он в это и был одет и не потратил ни секунды на намеренные прихорашивания.

      Как удачно, однако, Чимин затеял стирку и глажку.

      Парень на ходу снимает с себя домашнюю футболку, надевая после чистую светло-кремовую рубашку в тоненькую полоску. Пока пальцы заняты застёгиванием мелких пуговиц, Чимин выпутывается из свободных штанов, откидывает их на кровать ногой и бежит в ванную. Наскоро умывает лицо и зачёсывает назад волосы с небольшой каплей геля — опять же, чтобы не выглядело слишком аккуратно, Пак специально некоторые прядки из укладки выбивает, затем моет руки и летит в обратно в спальню, где висят его чёрные зауженные брюки, идеально подчёркивающие задницу, если заправить в них рубашку. Что Чимин и делает, надев их.

      Пак стоит в прихожей и смотрит на себя в зеркало. Идеально. Времени прошло от силы минут пять, а внешний вид улучшился на сотню позиций. Чимин довольно хмыкает, смотря на своё отражение, наносит любимый парфюм, после чего надевает лоферы и, хватая телефон, выходит за дверь.

      Ещё вчера Чимин себе клялся, что не будет первое время слишком уж увлекаться, не будет многого от Чонгука ждать и что делать уверенные первые шаги в отношениях будет самостоятельно. Однако вот он — с улыбкой на лице и бешено колотящимся от восторга сердцем быстро спускается по лестнице вниз, игнорируя существование лифта. Отчего-то само осознание того, что его, Чимина, позвал на свидание парень, который ему нравится (окей, Пак это действительно днём ранее признал), да ещё и с которым он отныне встречается, в считанные минуты подняло ему настроение до небес и даровало желание пофлиртовать и в такой особенной обстановке почувствовать себя значимым. Может, это первый признак любви?..

      Нет, Чимин ещё не готов разбрасываться такими высокими терминами.

      Ему просто очень хочется почувствовать Чонгука снова во власти своих чар. Или же самому быть пленённым Чоном. Чимин пока точно не определился.

      Он останавливается у самой парадной двери и выдыхает, с трудом подавляя в себе желание глупо улыбаться, после нажимая на кнопку и выходя на улицу. Несмотря на то, что солнце уже село, на улице довольно тепло, безветренно и приятно. Пак гордой походкой направляется к машине. Раскрывает дверь и садится на пассажирское сидение, тут же поворачиваясь к Чонгуку, который, кажется, немного в шоке — сидит и не моргая рассматривает Чимина. Глаза тёмные, поблескивают, зрачки расширяются. То ли от недостатка света, то ли от человека прямо перед ними. Пак даже немного теряется от такого пристального восхищённого взгляда. Ведь вот парадокс: как часто ты бы ни выходил на сцену выступать перед тысячной публикой, ты всё равно можешь растеряться перед одним единственным человеком.

      Чонгук в тёмно-синем костюме с галстуком; лицо чуть уставшее — видно, что он только что с репетиции, но, как и Чимин, подготовился: кожа ничуть не блестит, парфюм слышится ярче, чем если бы Чон нанёс его только в начале дня, волосы аккуратно уложены так, что разделённая чёлка приоткрывает лоб, тем самым удивительным образом придавая Чонгуку мужественности. Пак, кажется, тоже пялится.

      Не понятно, кто приблизился первым, но спустя несколько секунд в полнейшей тишине салона раздаётся нежный звук поцелуя: губы Чонгука мягко сталкиваются с губами Чимина и так же мягко отстраняются.

      — Привет, — тихо проговаривает Чон, находясь всё ещё близко-близко, заглядывает в полуприкрытые глаза Чимина. — Ты такой красивый.

      Пак ухмыляется и трётся кончиком своего носа о чонгуков.

      — А ты сексуальный, — подаётся вперёд и вновь целует, после чего уже отстраняется полностью.

      — Даже так? — Чон не удивлён, но приятно польщён.

      — Повторять не буду, обойдёшься, — хмыкает Чимин и удобно устраивается на сидении, пристёгиваясь.

      — Это тебе.

      Пак сначала не понимает, о чём он, но потом опускает взгляд и видит прекрасную белую орхидею, которую Чонгук всё это время держал в руке. Чимин привык к пышным букетам с изобилием всевозможных цветов от зрителей, привык к красным розам от Кихёна, однако… в этом единственном цветке было заложено больше смысла, больше чувств и восхищения. Более того, один цветок получать приятнее, чем огромный букет, ведь это как-то даже по-мужски.

      Хотя, возможно, дело в том, что он был от Чонгука.

      — Спасибо, — Чимин улыбается, принимая цветок и сразу вдыхает его нежный аромат.

      — Я мог бы тебе купить букет роз, хён, — проговаривает Чон. — Но это банальщина, а в этом цветке скрыто послание.

      — Какое?

      — Если станет интересно, погугли потом, — загадочно улыбается Чонгук и поворачивает ключ зажигания. — А сейчас поедем уже, а то совсем будет поздно.

      — Так и не признаешься, куда мы едем?

      — Не-а. — Этот игривый тон и кроличья невинная улыбка когда-нибудь сведут Чимина в могилу.

      Чимин фырчит, вертя в руках орхидею:

      — Тоже мне, нашёлся загадочный рыцарь. Как будто принцессу из заточения спасаешь.

      — Почему это «как будто»? — Чонгук оглядывается на Пака на светофоре. — Так оно и есть. Спасаю свою принцессу от серости будней. Задача как раз для рыцаря.

      Чимин шлёпает ладошкой Чона по плечу, как бы возмущаясь, но на деле согласен на роль принцессы. Ведь он не понаслышке знает: все лучшие главные роли всегда достаются девушкам.

      — Добираться примерно час, можешь пока на панели здесь потыкать что-нибудь, может, понравится какая музыка, — Чонгук кивнул на сенсорную панель перед собой. — Если хочешь, поставь свою.

      — Какая щедрость, Чонгук-щщи, — ухмыляется Чимин, тут же принявшись рыскать по чонгуковой музыке в плейлисте.

      Он точно знал, что у Чона должно быть что-то хорошее, ведь они уже когда-то выяснили, что обоим нравится схожий стиль. И точно — спустя пару секунд Пак обнаруживает несколько песен Криса Брауна и не мешкая нажимает на «Play». Чимин тут же откидывается на сидении и принимается мурлыкать под нос мелодию, одновременно наблюдая, как за окном проносится вечерний Сеул.

      Чимин совершенно не представляет, куда в такое время можно направляться — ничего же уже не видно. Тем более так далеко. Но такое чонгуково поведение интригует и подстёгивает, поэтому Пак нисколько не возмущается — признаться, парень любит сюрпризы.

      Песня сменяется другой, третьей, пятой, а они уже выезжают из города — пёстрые неоновые вывески исчезают, сменяясь на яркие оранжево-жёлтые фонари на автомагистрали. За окном ничего не разглядеть, поэтому Чимин поворачивается и разглядывает вместо природы Чонгука. Даже не разглядывает — в наглую залипает на него. Чон это, естественно, замечает, но лишь ухмыляется, ни слова не говоря. За всю поездку парни обмолвились всего парой фраз, и то бессмысленных, но уютности обстановки это не убавляет.

      В конце концов Чон заезжает на какую-то парковку. К слову, довольно немаленькую. На ней машин не сказать, чтобы много, но хватает. И Чимин понимает: Чонгук привёз его в загородный парк.

      — Это наша конечная остановка, мой славный рыцарь? — хихикает Пак.

      Чонгук глушит двигатель и улыбается:

      — Да. Выходи, принцесса, — и, прежде, чем услышать тихие причитания Чимина, выходит из машины.

      Пак следует за ним, оставив цветок внутри и молясь, чтобы он такую встряску пережил. Парень оправляет брюки, слыша за спиной сигнал блокировки дверей, и направляется к Чонгуку.

      — Нам надо будет сейчас немножко пройтись. Тебе не холодно? — заботливо спрашивает Чон.

      — Нет, всё нормально. Веди давай, — хмыкает Чимин.

      Людей в парке почти нет, и Чонгук явно пользуется случаем — Пак не сразу ловит момент, когда его короткие пухлые пальцы переплетаются с длинными тонкими музыкальными пальцами Чонгука. Он мгновенно вздрагивает и вспыхивает — благо этого в полумраке не видно — но руку не убирает. Нравится. И сразу так тепло становится, хотя и до этого Чимин не мёрз. Это тепло по-другому разливается — изнутри.

      Пак сжимает ладонь Чона и отворачивается, занявшись увлекательным разглядыванием деревьев, а Чонгук мягко улыбается, до сих пор не веря собственному счастью.

      Они молча проходят добрую половину парка, как кажется Чимину, а затем сворачивают на узкую дорожку, которую и не сразу заметишь, несмотря на то, что она покрыта гравием. Чонгук ведёт хёна уверенно, тянет за руку по этой дорожке сквозь массивные деревья, и они выходят в итоге к небольшому озеру. На берегу стоит пара скамеек, освещённых одним лишь тусклым фонарём, а людей вообще нет — слышится только тихое чириканье каких-то мелких птиц, стрёкот сверчков да кваканье лягушки вдалеке.

      Чимин с интересом оглядывается вокруг — такое ощущение, что они находятся вдали от цивилизации, хотя этот парк всего в паре десятков километров от Сеула. Возможно, даже входит в черту города. Ощущение, словно они совершенно одни не то что здесь, а вообще, в целом мире.

      — Об этом месте почему-то никто не знает, — отзывается Чонгук, присаживаясь на одну из скамеек и утягивая Чимина за собой. — Мне нравится сюда приезжать, когда хочется побыть наедине со своими мыслями.

      — И почему же ты привёл меня сюда? — спрашивает Пак и переводит взгляд на Чона.

      — Потому что в моих мыслях только ты.

      Раньше Чимин бы рассмеялся до колик в животе от такого изощрённого пикап-лайна, но почему-то сейчас только зарделся до кончиков ушей и в который раз за этот день шлёпнул свободной ладошкой Чона в грудь. Чонгук хохотнул вместо него.

      — Перестань уже говорить такое, — бубнит Чимин.

      — Не перестану. Это же правда.

      Пак в ответ лишь фыркает и отворачивается к озеру, чтобы скрыть своё смущение, а Чон лыбится, прижимаясь ближе.

      Чимин видит, как мелко рябит водная гладь, сливающаяся с небом, ощущает слабое дуновение ветерка на своей коже, слышит тихий шелест листвы на кронах могучих деревьев и растворяется во всём этом.

      — Не знал, что ты такой романтик, — озвучивает спустя несколько минут Пак.

      — Ты ещё многого обо мне не знаешь, хён, — хмыкает Чонгук, поглаживая тыльную сторону ладони Чимина большим пальцем.

      — Например?

      Чонгук этого вопроса не ожидал, поэтому невольно задумывается на мгновение.

      — Мм… я люблю готовить выпечку.

      Чимин прыснул в кулак от смеха.

      — И что это за признание такое?

      — Я что, похож на парня, который стоит у плиты по нескольку часов, чтобы испечь кексики с глазурью? — искренне удивляется Чонгук.

      Чимин посмотрел на него и прищурился:

      — Хм… Вообще, да. Похож, — кивнул он и хихикнул.

      — Да ну тебя, — бурчит Чонгук и отворачивается.

      Чимина забавляет такая реакция. Кажется, Чон действительно хочет быть эдаким неприступным брутальным мачо в его глазах, который всячески демонстрирует свою силу и не умиляется даже с маленьких котят. Пак не спорит — у Чонгука, по сравнению с ним, мужественности хоть отбавляй, однако его мягкий характер не скрыть.

      Чимин расцепляет их руки, пока Чонгук продолжает дуться, и неожиданно для Чона седлает его колени, обвивая шею.

      — А по мне, когда мужчина что-то такое готовит — это очень горячо, — игриво шепчет Пак, прекрасно зная, что пара фраз и действий быстро заставят Чонгука отойти. Он явно не умеет долго злиться. — И вообще, из-за каких-то таких мелочей ты мне нравиться меньше не станешь.

      Чонгук переводит на него взгляд и опускает ладони на поясницу хёна.

      — Честно?

      Чимин кивает и целует Чона в уголок губ.

      — Честно.

      После чего ловко выскальзывает из-под рук Чонгука, пока его действия не привели к необратимым последствиям, и вновь садится рядом, только при этом жмётся к Чону и кладёт голову ему на плечо.

      — Испечёшь мне что-нибудь?

      — Хорошо, хён.

      Чонгук немного неловко приобнимает Пака за талию, прижимая к себе ближе, и глупо улыбается. Какие они странные. Особенно Чимин: он всё тот же, скрытный и любящий поиздеваться. Но в то же время раскрывается вторая сторона его характера — мягкая и нежная, которой свойственны мягкие поцелуи, крепкие объятия в поисках тепла и желание быть ближе.

      Пак и сам это понимает — держать свою маску становится с Чонгуком совсем невозможно, а открытое после долгих лет заточения сердце стремится к новым неизведанным пылким чувствам. Чон видит внутреннюю борьбу Чимина, но его эти перемены нисколько не отпугивают. Он изначально знал, что внутри Пака скрывается нечто большее, чем комок из колкостей.

      От этого он влюбляется с каждым мгновением ещё больше.

      — О! — восклицает Чим и тычет куда-то вдаль, отвлекая Чонгука от размышлений. — Смотри!

      — Куда?

      — Да вот же! Там! Звезда, видишь? — Пак продолжает тыкать в ту же сторону, и Чон отыскивает-таки на небе загоревшуюся звезду.

      — Вижу, — улыбается он. Когда-то давно он так же радовался звёздам, ещё в Пусане, когда, будучи маленьким ребёнком, смотрел на небо на берегу солёного моря.

      — О, ещё одна! — Чимин указывает уже в другую сторону.

      На тёмном чистом небе постепенно расцветают тысячи, десятки тысяч звёзд, а кажется, что их ещё больше — половина отражается на водной глади озера. И это зрелище настолько волшебное, завораживающее и прекрасное, что Чимина поглощает всецело. Парень выискивает знакомые созвездия, соединяя звёзды невидимыми линиями движением указательного пальца и тихо смеётся, когда ему это удаётся.

      А Чонгук…

      А что Чонгуку эти звёзды? Он не может оторвать взгляда от Чимина, в глазах которого сверкают все названные им созвездия. И Пак внезапно такой настоящий, что Чонгук улыбается глупо и сморит до ужаса влюблённо, потерянно даже, можно сказать.

      Этого Чон и добивался, когда ехал сюда, это и хотел показать. Если Чон Чонгук выглядел как любитель всего романтичного, то Пак Чимин определённо был похож на человека, который с восторгом глядит в звёздное небо.

      Чонгук в какой-то момент снимает с себя пиджак и накидывает на плечи Чимина. Пак бузит поначалу, пытаясь всем своим видом показать, что он нисколько не замёрз и вообще — зачем его излишне опекать, не развалится. Но между строк Чон читает благодарность за проявление заботы. С Чимином всегда так — говорит одно, а имеет в виду нечто диаметрально противоположное.

      Наверное, эту его противоречивость Чонгук и любит больше всего.

     
***

      Чонгук привозит Чимина назад уже после полуночи. Пак поднимается к себе с улыбкой на лице и с орхидеей в руках — она успешно пережила несколько часов в машине. Быстро принимает душ, ставит цветок в вазочку на подоконнике и ложится в кровать.

      Проверяет социальные сети, отвечает на милые сообщения Чонгуку и желает ему спокойной ночи.

      Взгляд снова цепляется за цветок. Чимин покусывает губы и вбивает в поисковик: «Что означает белая орхидея?».

      Ответ заставляет Пака в который раз за этот вечер покраснеть. Чимин ставит телефон на блок и откладывает на тумбочку, тут же заворачиваясь в одеяло, как в кокон.

      «На языке цветов белая орхидея говорит: «Моя любовь чиста. Я тебя люблю»».