-quatorze-
Свобода не в том, чтоб не сдерживать себя, а в том, чтоб владеть собой.
Достоевский Ф.М.
«Я зайду к тебе через час» — значится на экране, а по спине Чимина моментально пробегает неприятный такой холодок. Сердце начинает бешено колотиться в груди, ударяясь о рёбра, дыхание сбивается. Чимин сглатывает, а дрожащие пальцы набирают короткое «ок» в ответ. Он откладывает телефон в сторону и поднимается, испуганно осматриваясь, расширив глаза в дезориентации. Так, он в раздевалке — цепляется взглядом за немного потрёпанные шкафчики. Всё хорошо. Глубокий вдох. Выдох. Сердечный ритм постепенно приходит в норму, а паника отступает всё дальше и дальше.
Чимин уже почти и забыл о том, что такое паническая атака.
Пак разворачивается к шкафчику лицом и начинает быстро переодеваться, чуть было не надев свою любимую хлопковую клетчатую рубашку задом наперёд. Старается отогнать непрошенные мысли, но они раз за разом возвращаются. В облике воспоминаний, из-за которых теперь даже безобидное фото, сделанное лучшей подругой, становится сродни смертному приговору.
Это случилось на последнем году старшей школы, когда ученики уже вовсю готовились к экзаменам, а на переменах, казалось, единственной актуальной темой для обсуждений являлись престижные университеты, в которые каждый мечтал поступить. Чимин отчётливо помнит ту пору. Тогда он уже перестал оплакивать свою безответную первую любовь, попытался взяться за ум и напрочь увяз в чувствах Кихёна. В то время Кихён был единственным близким для него человеком, поскольку многие одноклассники отвернулись от Чимина после того, как он пережил свою первую настоящую внутреннюю драму. В начале года Пак слишком замкнулся в себе, а на учёбу приходил настолько уставший, морально и физически истощённый, что поползли слухи, будто у него появились определённого рода зависимости. Его стали избегать, но активно это не обсуждали, поэтому Чимина как-то не заботило такое отношение. Не хотят общаться — и не надо.
И всё было ничего, если бы Чимин не стал обратно возвращаться в строй, раз за разом получая похвалы от разных преподавателей. Особенно, преподавателей балета. Зависть — ужасное чувство. Именно она стала причиной того, что некогда нейтрально относившиеся к Чимину люди начали вести себя агрессивно. Пытались понять, почему это какой-то "наркоман" заслуживает первых мест в рейтингах, а они, такие прилежные и старательные — нет. Эта стайка шакалов принялась искать, за что зацепиться. Как бы выбить почву из-под ног.
И вскоре такая зацепка нашлась.
У Кихёна и Чимина было тайное место на крыше школы, за массивной широкой вентиляционной трубой, куда они сбегали, чтобы уединиться. В тот злополучный день один из одноклассников Пака решил за ними проследить. И вроде бы, они всего лишь целовались, пытаясь спрятаться от всего мира, не выставляя напоказ свою близость, но для того парня этого было достаточно, чтобы раздуть огромный скандал.
Чимин никогда не считал свои предпочтения чем-то отвратительным и неприемлемым, но вот точку зрения общества знал прекрасно. И когда одноклассник посмотрел на него настолько брезгливо, словно Пак был самым грязным бомжом Сеула, Чимин задумался...
Неужели, он действительно настолько мерзок?
Интернет — ужасная вещь. На следующий день об ориентации Пака знала вся школа.
Личный ад Чимина встретил его с распростёртыми объятиями. Было даже хуже, чем после исчезновения Хосока. На сей раз болело не только сердце, но всё его естество. Практически каждый день парень ловил на себе насмешливые взгляды, слышал за спиной перешёптывания и нелицеприятные высказывания в свой адрес. Напрямую же с ним никто не контактировал — боялись заразиться. В конце концов, Чимину навязалась мысль о том, что он и в самом деле болен, причём неизлечимо. Вместе с этой мыслью появились и панические атаки, которые мучили парня долго, почти полгода.
Кихёну, конечно, тоже досталось, но тот выбрал тактику игнора. Оказалось, она была верной, только вот Чимин об этом тогда не знал.
Из этой маленькой преисподней он выбрался под конец учебного года, благодаря Кихёну, если честно. Парень заставил Чимина поверить в себя, после чего Пак окончательно принял своё "я" и больше его не боялся.
Однако призраки прошлого преследуют Чимина до сих пор.
Интересно, как прошла юность Чонгука сквозь осознание и принятие своей ориентации? Почему он не был так же изранен, как Чимин?
Неужели он ни разу не падал?
Схватив собранную сумку, Чимин быстрым шагом направился к автостоянке.
— Хён, что-то случилось? — слышит взволнованный голос Чонгука Чимин, плюхнувшись на пассажирское сидение. Видимо, вид у него был поистине испуганный, и Пак это даже не пытался скрыть. Не было сил взять себя в руки, поэтому он просто отрицательно покачал головой и отвернулся к окну, не желая показывать Чонгуку себя.
Он был внутренне натянут, как пружина, готовый в любой момент чуть ли не взорваться от давящих эмоций и гложущего животного страха. Но внезапно ударивший в нос чонгуков запах и лёгкое прикосновение сухих губ к щеке заставили Чимина позабыть о былом напряжении.
— Если что, я всегда готов поговорить, — ровно произносит Чон, и Пак слышит щелчок — Чонгук пристёгивает ремень безопасности на пассажирском кресле, а Чимину кажется, что тот пристегнул его к себе.
Давно Чимин не позволял другим людям на себя влиять.
Пак медленно поворачивает голову и скользит взглядом по профилю Чона, сосредоточенного на дороге. Только сейчас он заметил, что Чонгук снял пиджак и ведёт с небрежно закатанными до локтя рукавами белоснежной рубашки. Чимин опускает взгляд и сглатывает — длинные пальцы левой руки сжимают руль, отчего выделяются жилы на мускулистом предплечье, широкое запястье обхватывают серебристые классические ролексы; ладонь правой покоится на коробке передач, и Паку кажется, что он видит пульсацию синеватой вены под плотной смуглой кожей. Чимин забывается и осторожно проводит по ней кончиками пальцев, словно проверяя. Чонгук остаётся невозмутимым, от дороги не отрывает взгляда, но кожа предательски покрывается мурашками, а тёмные волоски приподнимаются. Чимин ухмыляется, ведёт пальцами против их роста, замечает, как Чон на мгновение поджимает губы. В конце концов, Пак перестаёт издеваться над младшим — он же водитель, как-никак — и опускает свою ладошку поверх чоновой, отворачиваясь обратно к окну.
Ладонь Чонгука широкая и тёплая с тыльной стороны, Чимин расслабляется и даже не успевает опомниться, как они уже паркуются у его дома.
Чон поднимает руку с коробки передач и разворачивает её, чтобы переплести пальцы с Чимом. На удивление, Пак не сопротивляется, позволяя холодным пальцам скользнуть меж его собственных. Приятно. Чимин не поднимает взгляд, хотя чувствует, что Чонгук смотрит на него. Сейчас для него куда важнее понять, почему эта рука с коротко стриженными ногтями и оторванным заусенцем на большом пальце так естественно и даже идеально обхватывает его мелкую пухлую ладошку.
— Хочешь добавить ещё одну привилегию в список, хён? — с игривой усмешкой на губах спрашивает Чонгук, тоже опуская взгляд на сцепленные руки. Верно. Друзья так не делают.
Чимин пожимает плечами и сильнее сжимает пальцы Чона.
— Пожалуй.
Некоторое время они сидят в тишине, Чонгук поглаживает большим пальцем тыльную сторону ладони Чимина, о чём-то задумавшись.
— Хён, точно не хочешь поговорить? — тревожно так, взволнованно. Чимин балансирует на грани рассказать-не рассказать. Почему Чонгук такой… внезапно родной. Будто понимает.
Чимин собирает свою последнюю волю в кулак и запирает на замок душу. Нельзя доверяться так быстро. Нельзя. Это чревато и влечёт за собой неминуемые последствия. Пока что он может верить только Соён. Чонгук не должен знать о его уязвимостях.
— Нет, Чонгук, — качает головой, обращает на младшего свой предельно спокойный взгляд. — Но спасибо за заботу.
Большие тёмно-карие глаза ищут подвох и, заметив небольшую пакову ложь, даже не ложь — недосказанность, становятся печальными. Чонгук понимает, что не имеет никакого права знать о всех проблемах Чимина, но отчего-то в груди колет осознание: хён ему не доверяет.
— Не за что. Но знай, Чиминни-хён, я всегда готов помочь. Только скажи.
Это бесхитростно так — и Пак легонько улыбается. Чонгук тот ещё болван, но своими этими глупыми фразочками методично срывает слой за слоем защиту Чимина, подбираясь всё ближе к душе.
— Спасибо, что подвёз, — в этот раз Чимин совсем не бурчит, а действительно благодарит, как будто он — тот самый Чимин из прошлого. Отстёгивает ремень безопасности и на секунду замирает в нерешительности. Но потом резко приближается — и целует мягко в уголок губ, расцепляя в этот же момент руки.
Не дожидаясь ответа, Пак хватает сумку и выходит из машины, хлопнув дверью. А Чонгук прижимает потеплевшие пальцы к губам, лыбясь, как полнейший идиот.
Несмотря на длительную репетицию, аппетита у Чимина никакого, поэтому, придя домой, он только поставил чайник. Говорят, чай успокаивает нервы. Что ж, самое время проверить это на собственном опыте.
Но не успел Пак даже чашку выпить, в дверь позвонили — Соён заявилась раньше, чем предупреждала. Не поймёшь этих девушек: то опаздывают на полчаса, то приходят намного раньше условленного времени. С парнями, кажется, и правда проще. Тяжело вздохнув, Чимин поднимается на ноги и лениво так, вразвалку, плетётся к двери.
— Пак Чимин, а ну рассказывай мне всё живо! — тоненький звонкий голосок словно переливом колокольчиков раздался в ушах парня, как только он открыл дверь. Порой Соён была непривычно громкой. Как правило, когда была так же возбуждена. Чимин невольно поморщился, но в ответ натянуто улыбнулся.
Девушка без спросу тут же залетела в квартиру и скинула с себя курточку. Её длинные блестящие волосы легонько подпрыгивали с каждым шагом, вызывая непреодолимое желание к ним прикоснуться. Временами Чимин всерьёз задумывался о том, что хотел бы родиться девушкой, чтобы точно так же привлекать внимание естественной красотой своих ухоженных шелковистых локонов. Да и просто было интересно, каково жить без привычной стрижки.
Чимин проследовал за подругой в гостиную, ожидая, что она сейчас сядет на диван, но Соён замерла посередине комнаты, секундно задумавшись, а после резко схватила парня за руку и утащила в спальню. Значит, настроена серьёзно.
— Обожаю твою кровать! — отпустив Чимина, девушка с разбегу плюхнулась на неё звёздочкой, утонув лицом в мягких подушках.
— Мне иногда кажется, что ты приходишь ко мне только из-за неё, — насмешливо выдал Пак, присаживаясь на край.
Соён села на кровати, двигаясь ближе к противоположному краю, чтобы Чимин смог уместиться рядом.
— Ничего-то от тебя не скроешь, — хмыкнула девушка. — Давай, рассказывай всё, Казанова. И только попробуй что-то утаить опять! — пригрозила она, вытянув указательный пальчик. — Я всё видела своими глазами. Улики тоже имеются. Так что колись.
— Между нами ничего не произошло. Мы не встречаемся, угомонись.
— О-ой, — недовольно протянула Соён. — Опять завёл свою шарманку! Видела я, как вы «не встречаетесь» и как между вами «ничего не произошло». Я думала, Чонгук-щщи прямо там тебя и разложит.
Мда, отрицать очевидное и правда сейчас глупо, несмотря на то, что реальность ещё глупее. Тем не менее, Чимина несколько мгновений мучает внутренняя борьба. С одной стороны, можно привычно отмахнуться от Соён, отнекиваясь и презрительно морща нос на любое её смелое предположение. Однако с другой — Чимин настолько запутался в самом себе, словно в лабиринте, что в голову закрадывается страх потеряться. Не найти выход. Стены этого лабиринта всё давят и давят. У Пака нет клаустрофобии, но ощущение это ему не нравится. И вторая сторона явно перевешивает чашу весов.
Чимин сокрушённо вздыхает, опустив голову.
— Ладно, я расскажу. Только не делай поспешных выводов, хорошо?
Девушка энергично закивала, явно полная энтузиазма.
— В общем… я не хочу сейчас ничего усложнять, поэтому мы не встречаемся. Но, как бы тебе сказать, отношения действительно немного изменились. Мы... — парень задумался на мгновение, подбирая нужные слова, — заключили своеобразный уговор, что наши отношения останутся прежними, только теперь мы будем позволять себе большее. Целоваться там, например. Не более того. Так называемые "друзья с привилегиями".
— Чим, тебя реально стукнуть мало! — Соён возмущённо буркнула, забавно выпятив нижнюю губу и скрестив на груди руки.
Глаза Пака в непонимании расширились и уставились на подругу.
— Почему?
— Ты же таким образом наоборот всё усложняешь. Почему бы просто не принять реальность такой, какая она есть? Ты что, не видишь, что ли, как он любит тебя? — вопрошает девушка, приподнимая бровки. — Хотя да, ты точно слепой, раз даже за собой не замечаешь, как весьма двусмысленно поглядываешь в его сторону.
— Да нет у меня к нему ничего!
— А ты со всеми, к кому у тебя ничего нет, зажимаешься по углам? Не обманывай хотя бы себя, Чимин.
Парень пыхтит, пытаясь отыскать весомые аргументы, только вот Соён, естественно, права. Те времена, когда ему было всё равно, с кем и где, уже давным-давно прошли, да и был он тогда безрассудным подростком с бушевавшими гормонами и юношеским максимализмом, отчего тогдашние безответные чувства казались фатальными. Сейчас всё иначе.
— Послушай, — голос девушки становится мягче и тише, а её аккуратные ладони ложатся поверх чиминовых, осторожно сжимая. — Может хватит? Перестань страдать из-за выдуманных проблем. Тут всё совсем не так. Чонгук другой. И ты к нему тоже — другой. Я знаю, что ты боишься обжечься и обжечь его, но почему бы тебе к себе не прислушаться? Судя по тому, что я вижу со стороны, у этих отношений есть шанс, Чим.
Чимину кажется, что Соён своими хрупкими тонкими пальчиками разрывает его грудную клетку надвое, держась за рёбра, и наблюдает за сердцем вот так — без прикрытия. Она всё всегда понимает, знает, как в пару слов пробраться к истине. Пак сбрасывает защиту, здесь она не нужна. В груди неприятно жжётся.
Поджатые губы еле заметно подрагивают. Чимин придвигается ближе и буквально падает в объятия подруги, подсознательно к этому готовой изначально. Поэтому она и выбрала спальню, а не гостиную. Здесь отчего-то Чимину всегда комфортнее и легче раскрыться.
Чимин зарывается носом в густые прямые волосы Соён, вдыхая неповторимый тонкий аромат медовых персиков, и начинает от него понемногу успокаиваться. Девушка нежно поглаживает его спину, пока тот пытается унять дрожь.
— Я не знаю, Соён-а, — шепчет Пак, судорожно вздыхая. — Я не хочу… я не хочу, чтобы снова кто-то из-за меня…
Только Соён знала, насколько Чимин сломлен.
— Тише, — утешает девушка. — Я же говорю, не выдумывай. Скажи мне, что ты чувствуешь. Может, так тебе будет легче в самом себе разобраться.
— Это... это совсем не похоже на то, что было с Хосоком.
— А с Кихёном?
Пак отрицательно покачал головой, как ребёнок.
— Поэтому я и сказала тебе, что ты с Чонгуком другой. Это естественно, Чим-Чим. Попробуй рассказать, что ты чувствуешь.
Сложно вот так вот оформить свои чувства в слова. Чимин чувствовал, что Чонгук проделывает бреши в его идеальной защите. Уверенно так, будто знал изначально все уязвимые места этой конструкции. Он становится всё роднее и ближе, но Пак боится — и создаёт из этих дыр амбразуры, держа оборону до последнего. Только вот Чонгуку это не мешает — он продолжает голыми руками вытаскивать из них пушки с направленными на него дулами и раз за разом увеличивает количество брешей.
Чимин постепенно начинал больше верить в слова и поступки Чона. А ещё ужасно хотелось Чонгука поцеловать, обнять, увести куда-нибудь и забыться с ним навсегда.
Вот, что чувствовал Чимин на самом деле.
Но в ответ лишь выдал:
— Он мне просто нравится. Наверное.
— И почему ты не хочешь попробовать?
— Я боюсь ранить его надеждой. А хуже несбывшейся надежды ничто не ранит, Соён-а, — тянет Чимин и, печально улыбаясь, отстраняется от подруги. Взгляд не поднимает — стыдно от своих же собственных слов.
— Почему же несбывшейся? — настаивает она.
— Смысл мне опять связываться с человеком, которому я не смогу дать то, что ему нужно, что он от меня ждёт? — отвечает вопросом на вопрос Пак, хмурясь. — Я не намерен вновь наступать на те же грабли.
— Чимин, ты что, действительно не видишь разницы между Чонгуком и Кихёном? — когда Соён называет его полным именем, это значит, что она предельно серьёзна и не отступится от своей позиции. Или же, что Чимин дурак полнейший. Или оба варианта сразу. — Ты уже к нему что-то чувствуешь, разве нет? В этих отношениях уже будет заложено куда больше. Обоюдная симпатия, понимаешь?
Чимин замирает, уткнувшись взглядом в узоры на покрывале. Конечно, он всё понимает, всё видит, всё замечает, но…
— Я просто боюсь.
Слова повисают в воздухе, а парень опускается вниз, устроив голову на коленях подруги. Брови сведены на переносице, пухлые губы сжаты в тонкую линию, а пальцы нервно теребят плотную ткань покрывала. Соён сочувствующе вздыхает и запускает свои пальчики в чёрные пряди Чимина, ласково перебирая их и массируя кожу головы. Соён обладала той мощной женской энергетикой, которая в нужные моменты дарила спокойствие и безмятежность, ощущение уюта и комфорта. Чимин иногда задумывался о том, что она бы стала отличной матерью.
— А ты не бойся. Ты же давно хотел этого.
— Хотел.
— И что же?
— Он слишком хороший, я не хочу его обманывать.
Соён тихонько хихикнула и заправила одну из прядок Чимину за ухо, чтобы посмотреть на его лицо.
— И куда подевался тот уверенный в себе Пак Чимин, которого я знала?
Пак фыркнул, но ничего не ответил.
— Ты такой же хороший, поверь. Просто почему-то не любишь себя. Не надо только мне сейчас с пеной у рта доказывать обратное. Это ясно как день, что у тебя слишком уж высокие стандарты для самого себя. Тебе не надо быть лучшим во всём, пока ты — это ты.
Чимин задумался, прислушиваясь к собственным ощущениям. Слова Соён не были безосновательными, скорее наоборот, они расставляли всё по полочкам, наводили порядок в спутанных мыслях.
Пак прикрыл глаза, наслаждаясь мягкими поглаживаниями по волосам. Соён права, надо немного лояльнее относиться к себе, постараться принять свои недостатки и приумножить в сознании достоинства, чтобы они первыми приходили на ум. И тогда... может, действительно стоит попробовать...
Чимин улыбнулся уголками губ. Как же приятно, когда твоя привычная маска покоится где-то рядом на кровати, а сам ты можешь отдохнуть от вечного притворства.
— Я запутался в чувствах. Слишком привык к тому, что его подкаты меня бесят. Ну, или тешат моё извращённое самолюбие временами, — он усмехнулся. — Привык к тому, что его надо постоянно отталкивать от себя и держаться на расстоянии. Отвергать все признания или же просто их игнорировать.
— Чувства меняются, Чим-Чим, — тихо проговаривает девушка. — Представь, что он сейчас зайдёт и внезапно скажет, что любит. По закону жанра. Прямо сейчас, без оглядки на прошлое, как бы ты ответил?
Чимин представляет Чонгука и его трепетное «люблю» так ярко, что в животе что-то словно щекочет, а к щекам и ушам подкатывает краска.
— Смутился бы, — честный ответ, вполне удовлетворяющий Соён.
— Вот видишь, — девушка довольно улыбнулась. — Мой совет такой: дай Чонгуку второй шанс. Посмотри на него с новой точки зрения, будто никогда не знал. Попробуй быть с ним таким же открытым, как со мной.
Чимин осторожно садится на кровати, развернувшись к подруге. Кусает губы. Секунда на обдумывание. Хотя никто и не давал обратный отсчёт. Пак еле заметно кивает и спешит нацепить привычную маску, чтобы спрятать свои залившиеся румянцем щёки.
— Останься у меня.
— Я и не собиралась уходить. Тут явно нужна психологическая помощь друга, — ярко улыбается Соён, обнажая ряд белоснежных ровных зубов, и похлопывает Чимина по плечу.
А Пак и в самом деле принимает решение начать всё с начала.
Утро встречает Чимина необыкновенным приливом бодрости, энергии и хорошего настроения. Он после вчерашних откровений, исповеди, если можно так выразиться, словно заново родился, отпустив все тяжёлые и тянущие его ко дну мысли. Соён встала раньше — кровать уже давно успела остыть, а из кухни доносились дивные ароматы. Даже (хотя почему «даже» — «естественно») стряпня Чонгука не могла сравниться с кулинарными произведениями лучшей подруги.
До будильника ещё оставалось целых пятнадцать минут — вот в чём несомненный плюс засыпать пораньше. Пак перевёл ползунок на «выкл», просмотрел почту — впрочем, как всегда, пустующую — и открыл какао, с утра пораньше не борясь с желанием подтрунить над Чонгуком. Чимин ещё раз обдумал всё сказанное Соён, и теперь всерьёз намеревался стать для него ближе. Только вот для этого нужно было ещё немного получше Чона узнать. И помучить его, конечно же.
Эй, мелкий! 7:47
Чонгук! 7:47
Хватит спать! 7:47
Мне нужна твоя помощь, засранец, вставай! 7:48
Гаденько хихикая, Чимин поставил телефон на блок и прошлёпал в кухню, где Соён, помешивая что-то вкусно пахнущее в кастрюльке, ворковала, по-видимому, с Хёнджуном по телефону. Пак поприветствовал подругу и уселся за стол, почувствовав вибрацию своего девайса в руке.
От Пикапер:
7:48 Хёёёён!
7:49 У меня вечерняя репетиция т_т
7:49 Я мог ещё спать и спать...
7:49 Ладно. Чем я могу тебе помочь?
Мне нужен номер Джексона 7:49
Чимин буквально отсчитывал секунды, с широкой улыбкой на всё лицо, ожидая, когда же Чонгук взорвётся. Заставлять ревновать его не хотелось (нет), просто номер Джексона и правда был ему нужен в связи с гениальным планом, который Чимин успел придумать, чтобы помочь Джебому (да-да, про него он тоже не забыл). Так что его чувства к Чонгуку были тут ни при чём.
7:50 Зачем тебе он???
7:50 Он всё-таки в твоём вкусе???
Нет 7:50
Даже если да, почему тебя это должно волновать? 7:50
7:51 Потому что…
7:51 Зачем тебе тогда всё это…
Ой, всё, напридумываешь себе ещё кучу всякой хрени 7:51
Мне просто нужна его помощь. Он же китаец. Мне надо кое-что узнать. И даже не для меня 7:51
Какого хера я вообще оправдываюсь перед тобой?! 7:51
Номер гони! 7:51
7:52 Хорошо, хён <3
7:52 [вложение]
Чонгук прикрепил скрин с номером в адресной книжке под именем «Джексон Ван». Чимин тут же загрузил эту картинку, но не мог упустить возможность постебаться над младшим ещё чуть-чуть.
Джексон Ван? Серьёзно? Почему так официально? кк 7:53
Я у тебя тоже значусь как Пак Чимин?? ккк 7:53
7:53 Нет!
А как? 7:53
Пак Чимин Театр?? 7:53
Не сказать, что Чимину было интересно…
Хотя да, ему было интересно.
Чонгук присылает ещё один скрин, а Пак фыркает от смеха и тут же печатает ответ.
Скучно! Ты банален! 7:54
Ещё и сердечко, пф 7:54
Фантазия совсем не работает, да? 7:54
7:55 [вложение]
Снова скрин, но на этот раз Чимин вспыхивает, и точно не может определить — то ли это от ярости, то ли от смущения. Как будто эти два состояния можно как-то спутать, но Пак талантлив, он и не такое может. На экранчике теперь — милое «Пирожочек» и эмодзи сладких разноцветных колобков данго рядом.
7:55 Так лучше? ккк
Я убью тебя 7:56
7:56 Значит, лучше с:
7:56 А как я у тебя записан, хён?
Чимин сжимает пальцами телефон, заходит в адресную книжку и переименовывает контакт «Пикапер» в «Мистер мудак», после чего делает скрин и отправляет Чону. Так по-детски, но отчего-то Пака эта ситуация начинает забавлять.
От Мистер Мудак:
7:57 Совсем не мило :(
Как и подобает тебе 7:57
В любом случае, спасибо за номер 7:57
Эх, раз мой «принц» сегодня не везёт меня в театр, придётся попросить Хёнджуна… 7:57
Очередная провокация.
7:57 Что за Хёнджун????
7:57 Я могу тебя подвезти!!!
Ах, как приятно, когда тебя так ревнуют... 7:57
Это парень Соён, остынь. Она сейчас у меня. 7:57
И не надо никуда приезжать, встретимся вечером. Если встретимся. 7:58
Чонгук что-то написал в ответ, но Пак уже отложил телефон в сторону экраном вниз, довольный собой и своими остроумными ответами и с предвкушением ожидающий сегодняшней поездки в театр.
И отчего настроение было на высоте?..
Соён — первая, кто замечает перемены в Чимине, и это не может её не радовать. Значит, все старания даром не прошли.
Они спокойно завтракают (Чимин пропускает мимо ушей комментарии подруги о том, что он определённо влюбился), после чего едут в театр, никуда не торопясь — Хёнджун пунктуален до ужаса. Сынхёк на репетиции не звереет, и к пока что многочисленным ошибкам танцоров кордебалета относится снисходительно, лишь пару раз сделав строгие замечания. Сегодня наверняка какая-то определённая фаза Луны, отчего так безумно везёт и подозрительно легко всё даётся. Даже Джебом более чем спокоен, и не бросает в Пака злобных взглядов, отчего на душе ещё лучше.
Чимин пребывает в том же приподнятом настроении на протяжении всего прогона и под конец почти не устаёт, потому решает остаться на сцене чуть подольше. Сынхёк вновь оставляет ему ключи, доверяя Паку закрытие двери закулисья, а все танцовщики неторопливо покидают «святилище».
Чимин включает на телефоне первую попавшуюся мелодию и прислушивается. С первых же нот он узнаёт композицию и улыбается — ведь именно к ней он придумал лучшую, на его взгляд, хореографию. Парень начинает двигаться плавно, почти робко, поддаваясь настрою музыки, а затем постепенно вкладывает в каждый элемент всё больше уверенности, энергии и силы, порхая над сценой с лёгкостью бабочки. Словно от этих прыжков совсем не ноют мышцы ног.
Где-то на середине композиции хлопает дверь в зале. Чимин невольно вздрагивает, останавливаясь — на лице моментально появляется напускная надменность. В зал зашёл не кто иной, как Чон Чонгук собственной персоной.
— Ещё репетируешь, хён? — спросил он, становясь прямо посередине, отделённый от сцены не освещённой сейчас оркестровой ямой. В его руке привычно зажат футляр со скрипкой.
— Как видишь, — Чимин раздражённо ведёт плечами и направляется к телефону, чтобы поставить композицию с начала. — Ты меня сбил.
— Прости, — Чонгук улыбается так нежно и невинно, что Чимин естественно прощает его тут же, сходу, без тени сомнения, в очередной раз поймав себя на мысли, что такие улыбки Чон дарит только ему. — Тебе подыграть?
Внутри Чимина точно происходит нечто необъяснимое, потому что всего пару недель назад он с пренебрежением отказался от того же предложения, а сейчас… сейчас в груди что-то затрепетало. Ведь это скрипка Чонгука. Его энергетика, его звукоизвлечение, его передаваемая через мелодию страсть. Чимин впервые прислушивается к себе, вспоминая разговор с Соён. И поэтому соглашается, хоть и показывает это не так, как хотелось бы.
— Валяй. Хочешь сказать, что понял, откуда начинать и что играть? — с издёвкой фыркнул Пак.
— Конечно, — Чонгук отвечает спокойно, ровно. — Это «Времена года» Вивальди, Лето. Вторая часть, самое начало.
Чон достаёт скрипку и бережно укладывает её на своём плече. Чимин удивляется немного, но, если честно, в знаниях Чонгука он не сомневался нисколько. Отходит на середину сцены и командует:
— Давай с первой части.
Чонгук с улыбкой кивает и поднимает смычок, изящно удерживаемый красивыми ровными пальцами. Чимин поджимает губы и молча наблюдает за тем, как Чон настраивает инструмент на нужную тональность. Пак не совсем осознаёт, что сейчас происходит, но одно знает точно: он позволил их отношениям перейти на другой уровень. Только что он поставил новую точку отсчёта.
Со стороны, конечно, может показаться, что это сущий пустяк — подумаешь, музыкант аккомпанирует танцору. Привычное дело, лишённое какого-либо подтекста. Только вот подтекст был. Ни один скрипач в мире, даже самый лучший, не способен сыграть так же, как Чон Чонгук. Так же чувственно и безупречно, с такой же любовью. И отнюдь не к инструменту или же к музыке, которую он играет, нет. К тому самому танцору, для которого всё затевалось.
Когда Чимин слышит первые ноты, он ощущает, как мелодия его обволакивает, словно защищая, согревая летним теплом и даруя заботу. Тело движется уже на автомате, а Пак внимательно вслушивается в знакомую композицию и влюбляется в игру Чонгука всё больше и больше. А может… может, и в самого Чонгука. Мышцы перестают ныть — чувствуется необыкновенный прилив сил. Чимину хочется танцевать, танцевать, танцевать...!
Но эта хрупкая идиллия эфемерна. Она рушится в одно лишь мгновенье, словно карточный домик, стоит в зале появиться рыжеволосому вихрю с широченной улыбкой во все тридцать два. Мелодия скрипки прерывается после беспардонно громкого возгласа этого «вихря».
— Вот вы где, Чонгук-щщи! Я всё уладил!
У Вселенной явно на Чимина другие планы.
Парень бодро шагает к Чону, держа в руках чёрную папочку с какими-то документами. Пальцы длинные, до ужаса худющие. Походка до боли знакомая. Звонкий голос бьёт по перепонкам, заставляя Чимина замереть, не до конца выполнив элемент.
Чонгук поворачивается к рыжеволосому, смотрит на него раздражённо, как босс (?). Взгляд Чимина бегает от одного лица к другому. Глаза отчего-то стекленеют, а внутри нечто необъяснимое происходит. Чимин на негнущихся, ватных ногах подходит ближе к краю сцены. Сердце колотится в горле — начинает мутить.
Чонгук с парнем о чём-то беседуют, Пак не разбирает и слова от шока. Он подходит к самой крайней точке, после которой — только пропасть в виде оркестровой ямы.
Чимин рефлекторно сглатывает, хотя во рту пересохло, приоткрывает подрагивающие губы. Он не ожидал, что это когда-либо произойдёт. Этот образ оставался в его сознании как нечто прекрасное и недосягаемое. Как любимый герой из книги, которого обожаешь, но знаешь точно, что никогда не сможешь встретиться и поговорить. Поэтому Пак сейчас чувствовал себя загнанным в угол, пойманным в силки. Вернее, в капкан — железные зубья распороли старые раны, и Чимин начал задыхаться от хлынувших флешбеков.
Это не может быть он. Не может. Этот парень не может быть…
— Х-Хосоки-хён?
Так слабо, тихо, с надеждой на отрицательный ответ. Но до Чонгука и рыжеволосого эти слова долетают. Они прерывают свой разговор и практически синхронно поворачиваются к сцене.
— Чимин?.. — слетает с губ рыжеволосого, на верхней — родинка.
Это он.
В глазах Хосока — удивление.
В глазах Чимина — страх и смешанные, не поддающиеся объяснениям чувства.
В глазах Чонгука, который, взглянув на Чимина, словно историю его жизни прочёл и понял — боль.
И отчего-то именно это заставляет его биться в капкане сильнее, истекая чувствами, потому что эту эмоцию он в чёрных огромных родных глазах ещё никогда не видел.