-quatre-
Дороги, ведущие к искусству, полны терний, но на них удается срывать и прекрасные цветы.
Жорж Санд
- Чимин, выше ногу!
Парень выдохнул и послушно поднял ногу, держась рукой за деревянную перекладину у зеркала. Хореограф по имени Ким Сынхёк - мужчина лет сорока пяти - медленно прохаживал от одного края тренировочного зала к другому, попутно подмечая ошибки танцоров и тут же их исправляя. Увидев, как мускулистая нога поднялась на идеальные сто двадцать градусов, сонсэнним одобрительно кивнул и улыбнулся. По виску Чимина скользнула капелька пота.
Не то чтобы он не любил занятия в мужских группах. Он их ненавидел. И дело не в том, что на них не присутствовала Соён, нет. Причина крылась в этом наглом, заносчивом высоком брюнете с зачёсанными назад волосами, который только что ворвался в тренировочный зал, опоздав уже на добрых сорок минут. И всё, что он получил в ответ, лишь:
- О, Джебом, что так поздно? Давай скорее разминайся, у тебя сегодня будет усиленная тренировка. - Хореограф произнёс это таким неимоверно мягким голосом, что у Чимина аж во рту сладко стало. Парень невольно поморщился. Если бы он так опоздал, миленькими безобидными фразочками бы точно не обошлось. Его наверняка бы выгнали. Но это же Джебом! Чудесный и прекрасный Им Джебом, которому всё сходит с рук! Пак смерил его ненавистным взглядом, который тот, к слову, поймал. И гаденько ухмыльнулся в ответ.
- Вставай за Паком, - Сынхёк указал на свободное место позади Чимина.
Джебом проследовал на своё место и тихо проговорил, так, чтобы это услышал только Чимин:
- Как же чудесно стоять прямо за тобой, принцесса. Какой вид! Ой, только, кажется, ты временем ошибся, дорогой.
Не опуская ногу, Пак обернулся и пронзил Джебома злобным взглядом. На это тот лишь самодовольно усмехнулся и продолжил:
- Тренировка для девушек на три часа позже.
Чимин закипал внутри. Он повернулся обратно и глубоко вздохнул, прикрыв глаза и стараясь таким образом абстрагироваться.
- Опустили ноги. Плие!
Чимин опустил ногу, встал в нужную позицию, распрямившись и расслабившись, после чего начал выполнять упражнение, даже позабыв о том, что сзади находится Джебом. Если бы не одно «но».
- Всегда поражался тому, какая у тебя задница. Знаешь, ты бы в твёрке преуспел куда больше, чем в балете, - раздался насмешливый шёпот сзади, заставивший Чимина в очередной раз вернуться с небес на землю. Пак с силой сжал челюсти и, повернув голову, шикнул:
- Пошёл нахуй.
- Чимин! Ты сегодня слишком напряжён, постарайся расслабиться, - разочарованно проговорил Сынхёк, подойдя к парню. Естественно, он ничего не слышал, зато прекрасно подметил то, как закаменели мышцы Чимина.
- Он, наверное, очень переживает, что ему не дали роль графа Альберта! - в голосе Джебома слышались фальшивые нотки сострадания. Если бы Чимин сейчас держался за перекладину, она бы точно треснула.
- Ах, точно! - всплеснул руками наивно поверивший ему Сынхёк. - Не переживай, в следующий раз у тебя точно всё получится! Ты очень хорошо танцуешь!
Чимину прямо сейчас хотелось провалиться сквозь землю. Слышать это сочувствие он уже просто был не в силах. Надоело. Временами появлялась навязчивая мысль сделать «этот» раз последним. Чтобы не было никаких «следующих», чтобы не было этих псевдопохвал и псевдосочувствия. Никогда и ничего не станет по-другому, пока с ним в одном зале тренируется Джебом. Да, Чимин и в самом деле подумывал о том, чтобы уйти из балета, но самое ужасное заключалось в том, что он попросту не мог. Парень занимался им всю жизнь, и отрезать эту часть означало перестать жить, потерять себя. Без балета Чимин стал бы как без души. Он прекрасно осознавал последствия, поэтому эти мысли так ничем толковым и не заканчивались. Даже с Соён он это не обсуждал.
Но издёвки со стороны Джебома продолжали неимоверно бесить. Чимин понимал, что ничего с этим не сделать. В любом коллективе есть такой человек. Поэтому главной задачей сейчас было сохранять полнейшую невозмутимость, чтобы личностные отношения никак не повлияли на качество выступлений. Вот Чимин и пытался игнорировать Джебома изо всех сил, однако продолжал пилить себя мыслями типа «почему именно я?». Да, кстати, Дже задевал в основном только Пака. С остальными, конечно, тоже не особо тепло общался, но вот Чимин... такое ощущение, что он каким-то образом напрашивался на издёвки. Наверное, потому что отличался от остальных танцоров. И внешне, и уровнем подготовки. С девушками же Дже вёл себя как истинный кавалер, отчего к горлу Чимина каждый раз тошнота подкатывала. Веяло от этой галантности такой фальшью, что Пак поражался - откуда в Джебоме столько притворства. Только вот девушки (кроме Соён) этого, к сожалению, не замечали и позволяли обводить себя вокруг пальца. Чимин бы не удивился, если б узнал, что Джебом уже успел с доброй половиной танцовщиц переспать. Тем не менее, несмотря на его двуличность, друзья в труппе у него были. Например, тот же Алекс, которого Чимин упоминал в разговоре с Чонгуком. Он не обладал таким мерзким характером, как Джебом, поэтому Пак только диву давался - как этот, казалось бы, приличный и воспитанный молодой человек может общаться с этим «уёбком», как прозвал Джебома Чимин про себя.
К слову, сам Алекс - высокий плечистый блондин - стоял сейчас перед Чимином и слышал их с Джебомом словесную перепалку. Он знал: Пак немного завидует, что ему всегда достаются хорошие роли. При этом Алекс и сам полагал, что танцует хуже Чимина. Что уж говорить, он не раз это пытался доказать и режиссёрам-постановщикам, и самому Паку, но никто из них его слушать не хотел. Он же иностранец. А они всегда в лучшем виде выделяются на фоне корейских танцоров. Конечно, у них была интернациональная труппа - были выходцы и из Китая, и из Японии, с которыми Чимин даже немного общался. Однако иностранцев-неазиатов же, кроме Алекса, больше не было.
Пока Чимин пытался совладать со своим гневом, тренировка незаметно подошла к концу. Сынхёк отпустил всех, кроме Джебома - всё же вспомнил, что тот опоздал. Чимин забрал свою бутылку с водой и, сделав пару глотков, направился к выходу.
- Ты не воспринимай слишком близко к сердцу то, что он говорит, - вдруг раздалось слева, Пак повернул голову и столкнулся взглядом с широкими глазами серого цвета. Алекс по-доброму улыбался. В отличие от Джебома, он редко «играл».
Чимин вздохнул.
- Он меня заебал, Алекс, - фыркнул он. - Нет, я знаю, что он твой друг и всё такое. Но уж прости, я не намерен всё это терпеть, молча в тряпочку.
Парни зашли в раздевалку, и Чимин открыл свой шкафчик.
- Я честно не знаю, почему он так срывается на тебе. Скорее, завидует, - Алекс пожал плечами, садясь на скамейку напротив Пака.
Чимин наигранно прыснул от смеха, поморщив нос.
- Завидует? Пффф, не смеши меня.
- А у тебя есть другие варианты?
- Мне всё равно, какие у него причины. Он меня бесит, и это взаимно. Я не хочу выяснять подробности, где я там ему дорогу перешёл.
Алекс тяжело вздохнул.
- Как знаешь. Но, Чим... - парень замешкался и добавил тише, что фраза почти растворилась в шуме раздевалки, - он не такой плохой человек, как тебе кажется. Иначе я бы с ним не общался, поверь. Вам просто надо разобраться друг с другом.
Чимин в удивлении приподнял брови.
- Вот если он этого захочет - милости прошу. Но тут я терплю унижения, так что пусть и не ждёт от меня первого шага.
- Я попробую до него это донести. Хотя он точно такой же упёртый баран, как и ты. Мне просто надоело за этим наблюдать.
Желая закрыть тему, парень угукнул и отвернулся к шкафчику, принявшись вытаскивать сменную одежду. Переодевшись, Чимин достал из сумки телефон и снял блок. Ну конечно. Три непринятых вызова и несколько сообщений. Все от одного и того же контакта.
Чимин вздохнул. Своей неосторожно сказанной фразой двумя днями ранее он дал Чонгуку зелёный свет. Дал надежду. Хотя, если честно, сам думал, что дружба с человеком, который в тебя влюблён - дело гиблое. Но знаете, что? Чимину банально хотелось тепла. Весна уже давно наступила, солнце успело прогреть землю, а всё вокруг цвело и благоухало. Только вот в сердце у Чимина был ледник. От которого не то что телу - душе было невыносимо холодно. Растопить его могло только тепло другого человека, поэтому-то, наверное, Чимин и тянулся неосознанно к молодому скрипачу, хотя мозг кричал, что это зря. Снова ведь совершит ошибку, о которой будет жалеть потом всю жизнь.
Однако Чимину было просто одиноко. Ему не хватало мужского внимания (женского-то было предостаточно, и шло оно не только от Соён - все девушки труппы его обожали, считая невероятно милым). Ему не хватало уверенных действий, настойчивости по отношению к себе. Да, в Чимине были задатки мазохиста. Он любил чувствовать себя в чьей-то власти, любил подчиняться, любил ощущать себя беспомощным в чьих-то руках. Но такое не откроешь первому встречному, верно? Поэтому об этом и не знал никто. Только внутренние демоны Чимина.
Рассматривал ли в этом плане Чимин Чонгука? Нет. Серьёзно, нет. Чонгук был, по мнению Пака, полнейшей противоположностью того, что он хотел видеть в своём парне. На самом деле, ближе всего к идеалу Чимина был угадайте, кто? Правильно, Джебом. Если бы он не был таким говнюком, возможно, Пак бы даже задумался. Пронзительный взгляд чёрных глаз, небрежно зачёсанные и закреплённые гелем волосы, высокий рост, сильное тело и такой же сильный характер. Но вот что Чимин на дух не переносил - так это заносчивость. Она перекрывала все достоинства Дже, отчего Пак перестал рассматривать его как потенциального кандидата. К слову, Чимину было обычно всё равно, натурал парень, на которого он положил глаз, или же нет. Он обладал каким-то шармом, поэтому, если постарается - может заполучить любого. Но при этом с самооценкой у Чимина было туго. Он не считал себя красивым, и очень удивлялся, когда незнакомцы (и незнакомки) обращали на него заинтересованные и нередко голодные взгляды. Как же все эти противоположности уживались в одном человеке, даже сам Чимин бы не ответил. Он был соткан из противоречий.
По сравнению с Джебомом, Чонгук был мягок с Чимином, нежен и заботлив. Паку, конечно, льстило внимание такой влиятельной в мире музыки персоны, только вот ему нужно было давление. Напористость, смелость, где-то дерзость. Чтобы его зажали в угол, без шанса на спасение, задавили желанием и чувствами, лишая кислорода. Вот таким был, казалось бы, тихий и необщительный танцор балета Пак Чимин. Чонгук же, по его мнению, хоть и был хорош собой, не мог подарить ему это безумие. Его настойчивость в отношении Пака была мягкой и скорее являлась упрямством в чистом виде.
Но два дня назад, когда Чон загнал его в ловушку, в голове что-то щёлкнуло. И Чимину это ой как не понравилось. Потому что это ощущение он узнает из тысячи. Желание подчиняться, от которого по всему телу разряд тока проходит.
Тогда он сдуру и ответил Чонгуку, только чтобы отвязаться от него и скорее сбежать. Не от Чона, от себя.
Придя домой, Пак всё же хорошенько подумал. В чём заключаются плюсы и минусы сближения с этим скрипачом? Из минусов Чимин нашёл только неумелые подкаты со стороны Чонгука. А так...
Во-первых, Чонгук был авторитетной и известной личностью. Может, он смог бы дать Паку какие-то советы, поделиться опытом или же познакомить с интересными людьми. Во-вторых, он был парнем (как бы нелепо это ни звучало, для Чимина это был весомый аргумент). Чимин не мог обрушить на хрупкие плечики Соён свои чисто «мужские» переживания, и очень страдал, что у него нет человека, с которым бы он мог ими поделиться. Ну, и в-третьих, Чимина распирало от любопытства. После пребывания в квартире Чонгука у него возникла куча вопросов, на которые бы он хотел получить ответы. Чон уже не казался ему таким уж несносным выскочкой, и это интриговало.
Чимин помотал головой, возвращаясь к насущным проблемам.
от Пикапер:
12:33 Чиминни-хён, хочешь со мной пообедать сегодня?
12:33 Я буду как раз свободен.
13:14 Видимо, ты занят, прости. Но если вдруг освободишься до вечера, дай знать.
Чимин ухмыльнулся и подумал: «А почему бы и нет?». И быстро набрал ответ, сжимая телефон двумя руками.
Давай. Пиши адрес. 14:20
Алекс, который уже застёгивал куртку, заметил, как Чимин, довольно улыбаясь, засовывает телефон в задний карман узких штанов.
- На свиданку, что ли, собрался? Светишься весь.
Чимин нахмурился и покачал головой.
- Нет, просто пойду отдохнуть.
Пак взял свою спортивную сумку и направился на выход, бросив другим парням «Пока!» на прощание. Алекс нагнал его уже у дверей.
- Ты меня сегодня преследовать удумал? - хохотнул Чимин, поднимая взгляд на европейца. И как он мог забыть, из какой тот страны?..
- Нет, что ты. Я просто хотел сказать, что я поговорю с Дже сегодня.
- Зачем тебе это?
Алекс пожал плечами.
- Я хочу, чтобы вы поладили. А то у меня каждый раз возникает ощущение, что я меж двух огней. Нельзя же так, нам скоро снова выступать.
Чимин остановился и серьёзно посмотрел в серые глаза напротив.
- Алекс. Я ценю твоё рвение, но, правда, это на выступлениях никак не отражается. Тогда какой в этом смысл? Я с этим придурком не хочу иметь ничего общего. Если очень хочешь, можешь, конечно, попытаться. Но я сомневаюсь, что он будет тебя слушать. А теперь прости, мне уже пора.
Чимин глянул на часы и понял, что если сейчас поторопится, вполне успеет ещё прийти домой, принять душ и переодеться перед встречей с Чонгуком. Поэтому, дружески похлопав задумавшегося Алекса по плечу, Пак попрощался с ним и зашагал по направлению к дому, гадая, обернётся ли чем-нибудь хорошим вся его затея.
Но и думать не надо было.
Ведь Пак, сам того не осознавая, хотел выглядеть лучше, а кто просто так прихорашивается перед встречей с человеком, на которого якобы плевать?
***
Юнги уже двое суток не спал. Мешки под глазами норовили в скором времени перекрыть уже и сами глаза, голова гудела, а пальцы болели и подрагивали от беспрестанной игры. После встречи с Сокджином весь мир пианиста перевернулся с ног на голову. Он никогда в жизни столько не писал. Три нотные тетради были от корки до корки испещрены пометками и исправлениями поверх размашистых нот. Потом ещё придётся несколько дней разбирать свои же каракули...
Но главное - он писал.
Снова.
И сейчас, начертив две завершающие жирные вертикальные линии на нотном стане, мужчина отбросил карандаш, схватил пачку сигарет и, выудив одну зубами, пару раз щёлкнул зажигалкой. Зажав между дрожащими пальцами сигарету, Мин шумно выдохнул едкий дым в потолок и поднялся с табурета, разминая затёкшие конечности. Подойдя к панорамному окну, Юнги устало прислонился к нему рукой и затянулся снова, разглядывая красиво переливающиеся огни ночного Сеула.
Блондин усмехнулся.
Давненько он не был в этом состоянии. Состоянии полнейшего безумия, когда не спишь, не ешь, не живёшь, а только отравляешь себя сигаретами, крепким кофе и, что самое ужасное, - музыкой. Только пишешь, пишешь, пишешь. И играешь, как умалишённый. Боясь пропустить малейшую фразу, даже нет, одну ноту. Ведь если ошибёшься - всё пойдёт в помойку. Мин считал, что никому не нужна неидеальная музыка.
В первую очередь, конечно, ему самому.
Докурив, блондин подошёл обратно к роялю и затушил окурок о стоящую на инструменте пепельницу. Юнги заботливо любовно провёл пальцами по лакированной поверхности крышки. Белый цвет в свете огней большого города смотрелся как-то по-особенному изысканно. Эстетично. До дрожи в коленях. Мин обошёл инструмент и вновь приземлился на мягкий табурет. Пальцы по привычке пробежали горящими от игры подушечками по гладким чёрно-белым клавишам. Юнги прикрыл глаза и прислушался к переливу звуков, раздавшемуся в огромной и пустой гостиной.
У этого рояля был неповторимый звук. Мин приобрёл его совсем давно, когда ещё только начиналась его головокружительная карьера. Изготовил этот инструмент на заказ. Почему? Потому, что он хотел рояль, который повторит звучание того одинокого пианино, что стояло в доме детства Юнги. И мастер изготовил поистине шедевр. Этот рояль был безупречным.
Юнги открыл глаза, обвёл его взглядом и усмехнулся.
Юнги болен. Болен музыкой.
Он запросто мог представить свою жизнь без славы, без многочисленных поклонников, которые всегда его поддерживают и следуют по пятам, без родных и близких, без роскоши и шика. Но вот жизнь без своего рояля он представить не мог. Скорее умрёт, чем будет жить со всем вышеперечисленным, но без любимого инструмента.
Юнги был сумасшедшим. Он не показывал это никому, потому что знал - после этого его точно упекут в психушку. Поэтому, только оставаясь с ним наедине, Мин разговаривал по душам. Иногда посредством мелодий. Иногда говорил с инструментом вслух. Его рояль был лучшим собеседником. Он всегда поддерживал пианиста, никогда ни в чём не упрекал, лишь молча был рядом, обволакивая в кокон, сплетённый из идеальных звуков. Юнги беспрекословно подчинялся ему и успокаивался в его присутствии. Он был полностью во власти своего инструмента, он был его рабом.
Мин замер, заметив, что играет минорную гамму.
- Как думаешь, это из-за этого мальчишки? - прошепелявил пианист.
Рояль сдержанно промолчал.
Сокджин вызвал в Юнги странные чувства. Пообщавшись с ним, он понял, что, в принципе, в мальчишке не было ничего такого выдающегося. Но при этом его внешность поразила эстетического маньяка Юнги. Раньше, чтобы поймать вдохновение, Мин шёл в музеи, на выставки или же в филармонию. Однако он никогда не вдохновлялся людьми. Сокджин же породил в нём такую яркую вспышку, что потребовалось двое суток, чтобы окончательно прийти в себя, записав новую композицию.
Блондин догадывался, что эти непонятные чувства могут значить. Но Мин Юнги никогда и ни за что не будет ничего утверждать, пока не убедится в этом на все сто процентов. А для этого нужны ещё встречи, так что Мин решился видеться с Сокджином как можно чаще, чтобы понять, что именно его так притянуло.
Но сомнений практически не было, ведь Юнги - асексуал.
И кажется, он нашёл того, кого страстно ищут все деятели искусства.
Свою музу.