17
Я шла по ночной улице, каждый шаг отдавался глухим стуком в моих растревоженных мыслях. Ресторан, Илья, Азат... Все смешалось в голове в какой-то тягучий, неприятный ком. Я чувствовала себя опустошенной, но в то же время какой-то нервно возбужденной. Как будто натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.
Мне хотелось только одного – оказаться дома, закрыть дверь и попытаться забыть все, что произошло. Но ноги несли меня по незнакомой улице. Я, кажется, сбилась с пути, увлекшись своими мыслями. Темнота вокруг сгущалась, и одинокие фонари едва разгоняли мрак.
Вдруг, из узкого переулка, ведущего вглубь квартала, донесся какой-то шум. Негромкий, но какой-то... тревожный. Сначала я хотела пройти мимо, не обращая внимания. Но потом услышала звук, который заставил меня замереть. Приглушенный крик. Похожий на женский.
Сердце мое забилось еще быстрее, но теперь это была другая эмоция. Страх. Не за себя. За того, кто там. Инстинкт самосохранения боролся с чем-то другим, с желанием узнать, что происходит.
Я замедлила шаг, прислушиваясь. Шум повторился, более отчетливо. И я увидела, как из переулка выскочили две фигуры. Мужчины. Резкие, грубые движения. Один из них что-то держал в руке. И они бежали. Бежали в мою сторону.
Паника охватила меня. Я развернулась, чтобы бежать, но ноги вдруг показались ватными. Одному из мужчин, видимо, что-то не понравилось. Он остановился, повернулся и окликнул меня. Второй тоже обернулся.
"Эй, ты! Постой!" – крикнул он, и в его голосе слышалась угроза.
Я ускорила шаг, стараясь не смотреть на них. Но они были быстрее. Я услышала за спиной топот. Они шли за мной.
В этот момент я почувствовала, как внутри меня что-то оборвалось. Страх был настолько сильным, что казалось, он парализует меня. Я представила, как они догонят меня, как...
И тут, словно из ниоткуда, раздался другой голос. Громкий, властный.
"Оставьте ее!"
Я обернулась. В нескольких метрах позади меня стоял он. Азат. Он был один, но в его позе, в его взгляде была такая уверенность, что двое нападавших на мгновение замерли.
"Кто ты такой?" – прорычал один из них, явно не впечатленный.
«Не люблю когда трогают мое. Проваливайте, пока я вам рожу не приукрасил...»
Он не отводил от них взгляда, его глаза горели каким-то диким, знакомым мне огнем.
"Пошли отсюда," – сказал один из них другому, и они, чертыхнувшись, растворились в темноте переулка.
Я стояла, тяжело дыша, и смотрела на Азата. Он подошел ко мне. Его лицо было напряжено, но в глазах читалось нечто, чего я раньше не видела. Искушение? Или... собственнический инстинкт, который он всегда так любил демонстрировать.
«Убегаешь от приключений? Или просто нашла себе новую компанию?"
"Что ты здесь делаешь?" – мой голос прозвучал резче, чем я хотела. – "Ты следишь за мной?"
Я отдернула запястье, когда он попытался взять меня за руку. Его слова о "собственности" вызвали во мне отвращение.
"Твое? Ты серьезно?" – я рассмеялась, но смех мой был полон горечи. – "Я не вещь, Азат. Я не твоя. И ты не можешь просто так появляться и решать, кому что принадлежит."
Его лицо помрачнело. Усмешка исчезла, сменившись жесткой линией губ. В его глазах, которые секунду назад горели какой-то дикой, хищной страстью, теперь появилась холодная злость.
"Ты не ценишь," – процедил он, его голос стал глубже, тяжелее. – "Я рискую, появляюсь здесь, спасаю тебя от каких-то отморозков, а ты... ты начинаешь мне предъявлять претензии? Как будто я тебе чем-то обязан?"
Он сделал шаг ко мне, и я почувствовала, как он приближается. Теперь в его глазах было не только злость, но и что-то похожее на обиду.
"Я же просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке," – произнес он, его голос был уже не таким бархатным, а скорее шероховатым, как наждачная бумага. – "А ты... ты встречаешь меня так, будто я тебе должен. Как будто мое спасение – это какая-то повинность."
Он помолчал, глядя на меня, словно пытаясь уловить хоть малейший признак благодарности. Но я не могла. Не могла сейчас.
"Ты ведешь себя не так, как хочешь, Азат," – я понизила голос, слова вылетали из меня тихо, но с болезненной четкостью. – "Ты всегда играешь. Всегда надеваешь эту маску. Ты можешь быть заботливым, добрым... я знаю это. Но ты никогда не показываешь этого. Ты предпочитаешь быть тем, кто ломает. Тем, кто доминирует."
Я смотрела в его глаза, пытаясь разглядеть там хоть что-то настоящее. За всей этой маской, за всей этой злостью. Но видела только темноту. Темноту, которая, как я знала, скрывала в себе и свет. Но он не хотел его показывать.
"А мне... мне это не нравится," – прошептала я, чувствуя, как слезы начинают щипать глаза. – "Я люблю, когда человек сам собой. А ты... ты всегда играешь. Всегда так, как тебе удобно."
Я замолчала. Вокруг нас царила тишина, нарушаемая лишь шумом ветра и отдаленным гулом города. Мы стояли в тусклом свете единственного фонаря, два человека, разделенные стеной непонимания и взаимных претензий. Я смотрела в его глаза, пытаясь уловить в них хоть что-то, что могло бы пробить эту броню. Но он оставался темным. Неприступным.