9
Я сжала кулаки под столом, едва сдерживая дрожь. Его слова, его взгляд – всё это было рассчитано. Он прекрасно понимал, что я ищу, и с каким отчаянием. Он наслаждался моей реакцией, моей беспомощностью.
«Азат, — голос прозвучал жестче, чем я ожидала, но дрожь всё равно пробивалась. — Если ты что-то нашёл... ты должен это вернуть. Это личные вещи». Он медленно пошел к звукоизоляционной кабине, неторопливо снимая капюшон. Его темные волосы упали на лоб, открывая резкие черты лица. Он не смотрел на меня. Будто не слышал. Будто мои слова были пустым звуком.
«Личные вещи, — наконец произнёс он, остановившись у двери в кабину, но так и не войдя. Он снова повернулся ко мне, и в его глазах появилось что-то холодное и пронизывающее. — Интересно, что такого личного может быть на флешке у продюсера, который создаёт музыку для других. Может, там планы по захвату мира? Или рецепт идеального борща?» Его голос был спокойным, но каждая фраза была как тончайшее лезвие, разрезающее меня. Он не спрашивал, он знал. Или, по крайней мере, делал вид, что знает. Моя песня. Она была там. Моя уязвимость, моя душа.
Я почувствовала, как моё лицо вспыхнуло. Моё сердце билось так сильно, что, казалось, я слышала его удары в ушах. Могла ли я позволить ему так себя вести? Могла ли позволить ему так играть со мной? Но что я могла сделать? Угрожать ему? Он был сильнее, умнее, и, что самое страшное, у него было то, что я отчаянно пыталась скрыть.
«Не твое дело, что там, — прошипела я, стараясь сохранить остатки достоинства. — Просто верни, если нашел. Это не твоя собственность». Азат лишь пожал плечами, его взгляд скользнул по мне с головы до ног, задержавшись на моих сжатых кулаках.
«Собственность? Ну-ну. Мы ведь в этом мире всё время что-то теряем. И что-то находим. Забавно, не правда ли?» Он вошел в кабину, закрыв за собой дверь. Его фигура была едва видна через толстое стекло, но его присутствие, его аура, казалось, заполнили всё помещение студии. Он включил микрофон.
«Так что, Мелисса, мы будем работать сегодня? Или ты предпочитаешь обсуждать мою... коллекцию потерянных и найденных вещей?» В его голосе по микрофону прозвучала такая ледяная насмешка, что я почувствовала, как меня бросило в дрожь. Он не просто держал меня в заложниках, он наслаждался каждой секундой моей паники. Я отвернулась от него, чувствуя себя абсолютно опустошенной. Мне нужно было думать, но мозг отказывался работать. Как я могла вернуть флешку? Как я могла заставить его? Он был непробиваем.
Илья, мой ассистент, подошел ко мне, обеспокоенно.
«Мелисса, вы в порядке? Вы выглядите... бледной». Я лишь кивнула, не в силах произнести ни слова. Как я могла объяснить Илье, что самая сокровенная часть меня сейчас находится в руках человека, с которым я вынуждена работать, человека, который, кажется, получает удовольствие от моего страдания?
Я говорила с ним только по делу, коротко, холодно, без обычной профессиональной вежливости. Мой голос был отрывистым, взгляд – ледяным. Илья явно чувствовал натянутую атмосферу, но благоразумно молчал, лишь изредка бросая на нас обоих тревожные взгляды.
Азат, казалось, абсолютно не замечал моей враждебности. Или делал вид. Он работал с присущей ему отстраненностью, выдавая безупречный вокал, но при этом ни разу не попытался заговорить со мной о чем-то личном. Ни разу не спросил, что со мной. Ни разу не намекнул напрямую на флешку. Он просто был, и его присутствие было мукой.
К концу дня я была вымотана не столько работой, сколько эмоциональной борьбой. Чувствовала себя опустошенной, но в то же время внутри меня клокотал гнев. Я давала ему понять, всем своим видом, каждым своим словом, что он должен вернуть то, что взял. Он лишь молча играл свою партию.
Когда день закончился, я начала собирать свои вещи. Видимо, он тоже, потому что я заметила, как он надевает свою толстовку, снова натягивая капюшон. Казалось, он собирался исчезнуть так же бесшумно, как и появился.
Я не могла этого допустить. Не могла отпустить его, не попробовав еще раз. Это был мой последний шанс до завтрашнего дня, до новой порции мучений. Сердце колотилось в груди. Я подошла к нему, когда он уже стоял у двери, готовый уйти. Его спина была такой широкой, такой непроницаемой.
«Азат», — мой голос прозвучал тихо, но с железной решимостью. Он медленно повернулся. Его глаза, скрытые в тени капюшона, смотрели на меня. В них было что-то непонятное, глубокое, будто он видел меня насквозь.
«Что-то еще, Мелисса?» — спросил он. В его голосе не было ни насмешки, ни злобы. Просто нейтральный тон, от которого мне стало еще хуже.
«Флешка, — выдохнула я. Я чувствовала себя так, будто прошу милостыню, и это бесило. — Верни мне мою флешку». Я старалась, чтобы мой взгляд был твердым, но в душе я чувствовала себя маленькой и испуганной. Вся моя "профессиональная" маска рухнула. Я была просто девушкой, у которой украли ее секреты. Он посмотрел на меня. Долгая, тягучая пауза. Я ждала, затаив дыхание, чувствуя, как каждая секунда превращается в вечность. Он мог бы просто достать ее и отдать. Покончить с этим. Но нет. Это было бы слишком просто для Азата. На его губах вновь появилась та странная, едва заметная улыбка.
«Я же говорил, Мелисса. Много чего потерялось вчера. И кое-что... нашлось». Он сделал шаг к выходу, его взгляд скользнул по моему лицу, затем опустился на мои руки, которые бессильно висели вдоль тела.
«Интересные вещи находятся, когда люди небрежны». Он открыл дверь. Холодный вечерний воздух ворвался в студию.
«Спокойной ночи. До завтра». И он вышел, оставив меня одну в пустой студии, с этим зловещим намеком, с этой недосказанностью, которая была хуже любой прямолинейной угрозы. Он не отдал мне флешку. Он не сказал, что она у него. Но он дал мне понять, что знает о ней, и что, возможно, прослушал ее. И я снова чувствовала, как ненависть и беспомощность захлестывают меня с головой.