Внутри шторма
Прошло ещё несколько дней. Лилит редко выходила из комнаты, но уже не запиралась. Иногда сидела на подоконнике, кутаясь в плед и уставившись в серое небо. Иногда — просто лежала, не в силах двигаться.
Лукас приходил каждый вечер. Он не пытался ничего ломать. Не задавал вопросов. Просто был.
Иногда рассказывал истории — без смысла, без морали. Как будто вытягивал её из тьмы голосом.
Он знал: молчание может убивать. Но и неправильное слово — тоже. А потому он выбирал дыхание. Спокойное. Ровное. И она училась дышать заново.
В ту ночь она снова проснулась в холодном поту. Паника пришла внезапно, как гость без приглашения. Сердце билось в горле. В ушах гудело. Ладони дрожали.
Словно на автопилоте, она встала, накинула худи и босиком вышла из комнаты. Лукас, как всегда, был на кухне — он почти жил тут, хотя формально никто этого не обсуждал.
Он посмотрел на неё, ничего не говоря, и налил воды. Подвинул кружку. Она не взяла.
— Не могу, — прошептала она. — Я устала бороться.
— Тогда не борись, — сказал он, тихо. — Просто дыши.
Она сжала руки в кулаки. В груди — нестерпимый ком. В горле — слёзы, от которых хотелось выть.
— Ты не понимаешь...
— Тогда объясни.
Она села рядом. Медленно, словно сгорая изнутри.
— Я... всё время думаю, что это моя вина. Что если бы я пошла за ними в тот день... если бы задержала, отвлекла, сказала хоть что-то... — голос дрожал. — Может, они бы не сели в ту машину. Может, всё было бы иначе.
Лукас не перебивал. Он знал — это не слова. Это внутренний ад, вылетающий наружу.
— Каждый раз, когда я смеюсь, я чувствую себя предательницей. Как я могу жить, если их нет? Как я могу дышать, когда они захлебнулись в крови? — она вцепилась пальцами в край стола. — Я... не должна была остаться.
Тишина между ними звенела.
Лукас вздохнул.
— Я не знаю, каково это — терять родителей. Не притворяюсь. Но я знаю, что ты жива. Ты. И то, что ты дышишь — это не предательство. Это память. Это борьба. Это то, что они бы хотели.
— Ты не знал их.
— Нет. Не знал. Но я знаю тебя. — Он посмотрел ей в глаза. — И ты не — пустота. Ты — их часть. Их свет. Даже если тебе кажется, что ты гаснешь.
Она молчала. Слёзы текли по щекам, но впервые она не пряталась. Она позволила себе быть слабой. Лукас не пытался вытереть слёзы. Не тянулся. Он просто был.
— Иногда, — прошептала она, — мне хочется уснуть и не просыпаться.
— Я знаю. — Его голос был еле слышен. — Но я прошу тебя... если наступит такая ночь — позвони. Стучи. Кричи. Хоть в стену. Я приду. Всегда.
— Почему?
— Потому что мне не всё равно.
Она дотянулась до его руки. Впервые.
— Мне всё ещё больно, — прошептала.
— Пусть будет. Я с тобой. Даже в этой боли.
Они сидели рядом до самого утра. Он не ушёл. И она — не сломалась. Не этой ночью.