21.
Когда мы сошли с яхты, небо уже переливалось мягкими оттенками вечерней синевы. Где-то вдали город начинал мерцать огнями, а воздух был тёплый, пропитанный солью и чем-то… лёгким. Я шла босиком по настилу пирса, держа Лёшу за руку. Он шагал медленно, будто не спешил покидать эту магическую атмосферу.
— Тебе понравилось? — спросил он, повернув голову ко мне, с чуть заметной улыбкой в уголках губ.
— Конечно, — ответила я, и голос мой прозвучал почти по-детски, искренне, с тем восторгом, который невозможно подделать.
Я посмотрела на него с широкой улыбкой, щурясь от огоньков набережной.
— Ты видел моё лицо, когда мы от пристани отплыли? Я чуть не заорала от счастья.
— Увидел бы — испугался бы, — хмыкнул он. — Но если честно… ты в те моменты будто вообще другая. Какая-то… сияющая. Будто твоя внутренняя девочка вылезает и визжит от радости.
— Зато ты с ней уживаешься, — подмигнула я.
— Да, я вообще-то с любой твоей версией уживаюсь. Даже с бешеной.
Я засмеялась, и он сжал мою руку крепче.
Мы подошли к машине, он, как всегда, открыл мне дверь, я села, стянула волосы в небрежный хвост и, застегнув ремень, обернулась к нему:
— Знаешь, мне бы вещи свои со своей квартиры к тебе перевезти.
Лёша застыл на полсекунды, потом сел за руль, повернулся и с прищуром спросил:
— Ого. Ты что, уже у меня живёшь?
— А как иначе? — пожала плечами я с притворным удивлением. — Ты что, не заметил, что я не уезжаю уже какой день?
Он рассмеялся, завёл двигатель и покачал головой:
— Ладно. Как скажешь, дорогая моя.
— Вот именно. Я уже почти кота назвала в честь тебя, так что назад дороги нет.
— Надеюсь, не «Алексей Константинович».
— Пока просто «Герцог Кискиных Диванов», но всё впереди.
Мы оба рассмеялись, и машина тронулась с места. Я посмотрела в окно на огоньки города, и всё во мне дрожало от спокойного счастья.
Мы уже были у меня. Я бегала по квартире, на ходу бросая в сумку всё самое нужное — зарядки, косметичку, какую-то мягкую толстовку, несколько платьев и пакет с гелями и шампунями. Всё происходило как будто между делом, но внутри щекотало: я, по сути, переезжаю. К нему. К Лёше.
— Всё? — спросил он из коридора, лениво облокотившись на косяк и наблюдая, как я, слегка вспотевшая, запихиваю в рюкзак последний тюбик с пенкой.
— Почти. Ты же знаешь, мы, женщины, полжизни собираем крема, которые «могут пригодиться».
— Ну теперь я и сам в этом живу, — усмехнулся он.
Спустя минут двадцать мы уже были в его квартире. Всё было до боли уютным: мягкий свет, чистота, запах его парфюма на подушках и где-то на одеяле. Мы устроились на диване, кино играло фоном — я даже не помню, о чём оно. В комнате пахло малиной, которую мы высыпали в миску прямо из коробки. Лёша улёгся, положив голову мне на колени. Моя рука рассеянно перебирала его дреды, а в другой я держала ягоду.
— Открывай рот, — с усмешкой сказала я, поднося к его губам малинку.
Он чуть приподнялся, лениво приоткрыл рот и съел её прямо с моих пальцев. Потом выдохнул, закрыл глаза:
— Если ты продолжишь так кормить меня, я точно сойду с ума. Ты знаешь, ты — просто невыносимо милая.
— Ты сейчас сладким голосом говоришь, потому что хочешь ещё одну? — засмеялась я.
— Я хочу всё. И ягоды, и тебя, и всё это. Целиком. Навсегда.
Я немного растерялась от его слов, но не показала. Подала ещё одну ягоду, но он вдруг резко потянулся ко мне, его глаза были мягкие, взгляд — будто проникающий в душу. Его губы медленно приближались к моим.
Оставалось совсем чуть-чуть.
Но вдруг… меня вывернуло.
— Чёрт, — только и успела выдохнуть я, оттолкнув миску и резко поднимаясь с дивана. Лёша испуганно сел.
Я схватилась за рот и почти бегом бросилась в ванную.
Мир качался. Всё внутри скрутило. Я оперлась руками об унитаз и, не сдержавшись, вырвала. Слёзы сами текли из глаз — то ли от рвоты, то ли от страха.
Что со мной?
Через минуту в коридоре послышались осторожные шаги. Он остановился у двери, тихо постучал:
— Эй… Ты в порядке?
Я не сразу смогла ответить, голос был хриплый:
— Да… Наверное. Просто... что-то не то съела.
Молчание. Потом мягкий голос:
— Если что, зови.
Я кивнула, хотя он не мог этого видеть.
Сердце стучало. Руки дрожали.
Что это вообще было?..
Я стояла перед зеркалом, умытая, но всё ещё немного бледная. Волосы прилипли к вискам, и даже зубы почистила, чтобы избавиться от вкуса в горле. Потихоньку открыла дверь ванной — и тут же столкнулась взглядом с Лёшей. Он стоял в коридоре, прислонившись к стене, с чуть нахмуренными бровями и встревоженным лицом. Руки были в карманах, но я знала — он нервничал.
— Ну как ты? — тихо спросил он, подойдя на шаг ближе.
— Та нормально, — выдохнула я, стараясь изобразить улыбку. — Уже получше.
Он слабо усмехнулся, наклоняя голову вбок, и в глазах у него мелькнуло то самое — тёплое, ласковое, слегка ироничное:
— Неужели это ты так на мои поцелуи реагируешь? Прям до дрожи, до паники, до… ванны?
Я рассмеялась, хрипло и с придушенным «ха», и чуть стукнула его кулаком в плечо:
— Прекрати, дурак. Я просто, видимо, съела что-то не то.
— Ага, — кивнул он, притворно серьёзный. — Это тебе не клубника с шампанским. Малина с фильмом — опасный коктейль.
— Особенно в твоей компании, — подыграла я, наконец выдыхая по-настоящему спокойно.
Он подошёл ближе и нежно взял меня за талию:
— Главное, ты жива. А то я уж испугался, что это я тебя довёл… словами, движениями, ну ты поняла.
— Мечтай, — усмехнулась я. — Ты просто недоготовил малину.
— Ладно. В следующий раз подам с осторожностью. В бокале. С предупреждением: «Может вызвать поцелуи или рвоту».
— Гениально, — фыркнула я. — Рекламная кампания на миллион.
Он коснулся моего лба губами, еле-еле, как будто проверял температуру:
— Пойдём? Ляжем, отдохнёшь. Я рядом.
Я кивнула. Стало легче. С ним — всегда.
***
Лёша спал в спальне. Его почти не было слышно — только еле уловимое дыхание, будто шёпот. Маленький, уставший. Слишком много всего за день. Он выглядел таким беззащитным, когда спит, и от этого у меня внутри всё теплее становилось, но и тяжелее одновременно.
Я тихо прикрыла дверь и прошла на кухню. Присела за стол, включила только маленький светильник под шкафчиком — чтобы не слепило. Открыла телефон и написала Ире:
"Ты не спишь?"
Через пару секунд — входящий вызов. Я ответила сразу и зашептала:
— Алло. Только тихо. Он спит. Прямо милашка, свернулся там в клубочек.
— Я ж говорю, он ангел у тебя, — усмехнулась Ира на другом конце. — Ты как сама?
Я выдохнула, почесала виски и опустила взгляд.
— Блин… меня два часа назад вырвало. Просто вот ни с того, ни с сего. Сидели с ним, ели малину, он что-то ржёт, тянется целовать… и меня как перекрутило изнутри. Побежала в ванну, чуть не упала. Я думала, может съела что не то, но…
Ира замолчала.
— Саша… ты чё, серьёзно? Это сто процентов беременность.
— Та ладно… — я тихо замотала головой, будто она видит. — Ну бред же. Может, просто отравление?
— Да хватит. Ты ж не тупая. Я тебя знаю. Ты сама чувствуешь, да? Просто боишься сказать. — Ира говорила мягко, но без сюсюканья. — Тебе сколько уже не по себе?
— Пару дней была слабость. И запахи какие-то раздражали. Но я думала просто устала.
— Вот-вот. Всё как у моей мамы было. И вот знаешь что? Не сиди в догадках, бери и иди сейчас за тестом. Прям щас, Саша.
Я сжала губы.
— Сейчас?.. Ночью?..
— Аптека у тебя 24/7 возле подъезда. Ну давай. Я с тобой, хоть по видеосвязи. Только не откладывай. С ума сойдёшь до утра.
Я сидела секунд десять, глядя в окно. Ночь, фонари, пустая улица, ветер играет листвой. А внутри — гул. Гул такой, будто сейчас всё полетит к чёртовой матери.
— Чёрт… — выдохнула я. — Ну не может же быть, Ира. Ну не может.
— Бывает, когда не ждёшь. Бывает, когда кажется, что всё под контролем. Иди, Саш, давай.
Спустя десять минут я уже стояла у кассы. Волосы под капюшоном, лицо напряжённое. На прилавке — две коробочки. Тесты.
Продавщица молча пробила покупку, будто понимала, что слова сейчас не нужны. Я трясущимися руками приложила карту к терминалу.
Нервничаю. Боже, как же я нервничаю.
Неужели?..
Ну не может же быть.
Я сидела в ванной. Дверь была закрыта, свет тусклый, вокруг — тишина, только шум в голове, как будто тысяча мыслей одновременно бились о стенки черепа. Два теста лежали на краю раковины. Я засекла время. Пять минут. Потом ещё пять. Вроде бы немного, а ощущалось, будто целая вечность.
Я прислонилась к стене, обняла плечи и уставилась в пол. Руки дрожали, пальцы будто чужие. Ноги подгибались, грудь сжата, сердце гудело.
Я не могу. Я не готова. Мне страшно. Я ещё совсем молодая.
Лёша…
Он сто процентов не захочет. Ему и так тяжело, он только начал дышать свободно, начал восстанавливаться. Да и мы с ним — ну сколько мы вместе? Несколько месяцев? Он ведь не просил этого. Не хотел. Не готов.
Я не готова. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт.
Прошло десять минут.
Я медленно потянулась к первому тесту. Взяла его так осторожно, будто он мог обжечь мне пальцы. Глубоко вдохнула. И посмотрела.
Две полоски.
Я моргнула. Посмотрела снова.
Нет, не показалось.
Обе. Чёткие. Яркие.
Беременность.
Я резко схватила второй тест. Сердце так стучало, что казалось, сейчас вырвется наружу.
Второй…
Та же картина. Две полоски.
У меня потемнело в глазах. Всё плыло. Как будто в уши что-то залило, всё стало глухим. Я опустилась на пол, прямо на холодную плитку, всё ещё держа в руках оба теста.
Я беременна.
Я правда беременна.
Слёзы подступили сами. Медленно, почти беззвучно. Сначала одна скатилась по щеке, потом вторая. Я всхлипнула. Тихо, сдержанно. Чтобы не разбудить Лёшу, чтобы никто не услышал.
И заплакала.
Не от счастья. Не от радости.
От страха. От бессилия. От того, что всё рушится прямо под ногами.
Я не могу. Я правда не могу так.
Я ещё ребёнок. А теперь…
Что мне делать?..
Как сказать ему?..
Я сидела на полу, сжавшись, с тестами в руках, как с доказательствами приговора.
И плакала.
Тихо. По-настоящему.
Я не могу так.