Музыка Тьмы

All the storms that I've seen,

Are countless reasons not to believe

But I know, that as long as there will be rain,

There will be clear skies after

© Young Guns "There Will Be Rain"

В некоторые ночи мне так хотелось вернуться в прошлое. Не для того, чтобы что-то изменить в жизни. Я просто хотел почувствовать некоторые моменты дважды. И ночь перед войной была одной из них. Мне мечталось снова оказаться на крыше своего бывшего дома и слушать "Young Guns", смотря на звезды. Или очутиться на концерте "Slipknot", отдавая свою душу музыке. Или оказаться в моем мире, на берегу Атлантики, завернуться в теплый плед и играть на гитаре до боли знакомые мелодии "Daughter". Некоторыми воспоминаниями я буду дорожить вечно. Я бы отдал все, что имел, лишь бы уйти из этого мира и оказаться в них и забыть о всей боли и ненависти. Я могу не вернуться, но не боюсь. Даже если после смерти ничего нет, после нас все равно остается наша музыка.

Слишком поздно возвращаться в воспоминания и мечтать о том дне, когда они смогут возродиться в памяти и снова напомнить о счастливых ночах, когда я был одиноким парнем, желающим наполнить свою жизнь счастьем. Отныне я — воин. Против меня весь чертов мир вместе с раем и адом. Каждая тьма и каждый свет восстал против. Все сущее желает моей гибели, потому что я приношу смерть. И я должен бороться за свои мечты. Воин никогда не должен отступать ни перед чем. Он должен сражаться за то, во что верит, и пожертвовать жизнью, если нужно. Потерять жизнь не так страшно. Страшнее, когда прожитая жизнь ничего не меняет в мире. Я стал воином, потому что я хочу оставить свою яркую темную звезду на небосводе истории, испещренной шрамами тысячи тысяч звезд.

Когда пришел час, я и моя армия демонов пришла на главную площадь Лондона. Каждый демон ждал момента, когда он сможет отдать свою жизнь ради меня. Никто из тех темных тварей меня не знал, так почему же они хотят биться со мной плечом к плечу? Амдусциас говорил, они верят в мою силу: «Эти демоны — смельчаки, живущие надеждой и жаждой перемен. Сюда другие не пришли воевать. Они желают действовать, что-то изменить в этом аду. И все, что им остается — бороться. — единственный способ почувствовать себя живыми и свободными для нас. Она наше спасение от всего. Но нам не победить без тебя, твоей мощи и силы, без твоей веры, Маркс!»

Среди руин и пепла мы дожидались нашего врага. Было кристально ясно, что выживут только сильнейшие в этой битве. Вдыхая запах серого дыма, стоя на крови смертных и чувствуя присутствие смерти рядом, страх приобретал все большую силу. Он витал в воздухе. Если ты не боишься собственной смерти, то не боишься ничего в этом мире. Когда научишься побеждать большой страх, то победишь и все свои маленькие страхи. Я перестал бояться, когда подумал о смерти как об избавлении от боли. Я больше не боялся смерти, не страшился ничего. А вот другие... Во всем этом большом страшном мире, полном крови и жестокости, единственное, чего должны бояться, — это меня.

Воины света не заставили себя долго ждать. Азраэль шел впереди с гордым видом, а позади него тянулись сотни ангелов в таких же белых одеяниях, как и он сам. Легион света остановился напротив армии тьмы. Мы молчали и смотрели друг на друга с нескрываемой злостью и ненавистью. Казалось, что мы будем до скончания веков стоять так, тьма напротив света, и ждать собственной смерти. Не верилось, что дети небес могли позволить нам убивать. Но худшее происходит без предупреждения, первобытный импульс из глубины. И если ты не чувствуешь угрозу, это не значит, что её нет. Эта тишина... вовсе не значит, что она будет вечной. В один миг может начаться война. Последняя война, которую никто не забудет. Имена погибших будут долгим протяжным эхом отдаваться всюду.

— Перед войной, которая останется в памяти каждого живого существа, что живет в аду, на небесах и на земле... скажи нам, Кори Маркс, зачем все это? — спросил Азраэль, и ангелы воззрились на меня, ожидая ответа. — Скажи, зачем тебе война? Я верю, что твоя жизнь — это не только ненависть и тьма. Эти слова обволокли толстой пеленой пыли твой разум. Они не позволяют тебе быть самим собой. Каким бы ты хотел быть и где бы хотел оказаться?

— Чем больше я сражаюсь с этим миром, тем больше понимаю, — заговорил я спокойно перед ангелами, — что следую не желанию уничтожить его, а стремлению изменить его. Иногда миру нужен тот монстр, который сможет разрушить до основания то, что делало этот мир таким мерзким. Я знаю, он безумно прекрасен: закаты, рассветы, дожди, ночи... Но его портят смертные, портят своим гребаным существованием. Я благодарен им за ту музыку, которую они принесли в этот мир, но не более. Они заслуживают смерти. Амдусциас много раз говорил мне, как ничтожны они и как же глупо они ведут себя, разрушая жизни, предаваясь дикому соблазну тьмы. Я верю ему и каждому его слову. С раннего детства я невольно сталкивался со злом в людях. Много раз видел в них крупицы света, поглощенные оболочкой тьмы. Я — результат человеческих пороков. Этого монстра создали люди. Но этот монстр должен стать спасителем. Он собирается сделать мир другим. Сначала он своей музыкой пытался показать все грехи и все зло людям. Но его никто не слышал. И тогда он вдруг осознал, что нужно сжечь все дотла, чтобы на пепелище расцвел новый дивный мир. Вы хотите убить меня. Но вы не видите всего того, что вижу я. Вы ни разу не думали о том, что, может, я показываю смертным, что с ними должно произойти, если они не изменятся? Как там говорится в «Фаусте»? «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» ... Мое место здесь. И я хочу быть наследником тьмы, убивающим всех. Я не хочу ничего менять. Такова моя судьба. Мое предназначение.

— Хочешь изменить мир? Хочешь убить в людях всю злость? Это не по плечу слабому, никчемному мальчишке! Хочешь, открою тебе секрет? Если собрался убить все зло в мире, начни с себя. Ты мальчишка, преисполненный злостью и адского огня, ты не воин, Маркс! — пророкотал Азраэль. — И ты сбежишь с боя, оставив своих поганых демонов погибать. Но помни о том, что с твоим поражением битва не окончится. Мы испепелим весь мир, если потребуется, чтобы найти тебя и отправить в преисподнюю. Твой конец предначертан. Монстр должен умереть.

Я не всегда был монстром. Погрузившись однажды в темную воду собственной души, я словно почувствовал, как кровавые волны перекатываются над ним, как демоны, хватаясь за лодыжки когтистыми лапами, тянут меня на дно. Может, я не хотел становиться монстром. Ангелы так говорят, будто мой монстр поселился в глубине сердца по моей воле. И будто тьму невозможно вытащить из меня, спасти жизнь не удастся. Это только расстроило и... разозлило меня еще больше. Те чувства накалились до предела. Они ангелы, они могли спасти мою душу. Но дети гребаного света не могли думать ни о чем другом, кроме моего убийства. Они уничтожают то, что им не нравится, прямо как демоны. Может, между светом и тьмой нет разницы? Просто две крайности одного и того же мира.

But I won't be afraid

Just because you don't need me

I will not be ashamed

Just because you don't believe in anything that I say

Now I turn and I walk away from you

I won't fade away,

I won't fade away again!

Азраэль, кипя от переполнявшего его возмущения, уже раскрыл рот, чтобы осыпать меня гневными речами и проклятиями. Даже у ангелов не хватает терпения превозмочь ненависть к демонам. Тогда что говорить о детях ада? На плечо ангела положила руку красивая молодая женщина в голубой сияющей мантии. Ее румяное лицо, которого еще не коснулся страх или отвращение, казалось мне каким-то милым и детским. Кажется, она была важной для ангелов, раз все дети небес мгновенно преклонили перед ней колени. Азраэль посмотрел на нее и испуганно попятился. Ангел вышла вперед и осмотрела полчище тьмы с некоторым сожалением и жалостью.

— Я ангел небес, — провозгласила она с самым красивым из всех ангельских голосов, — и имя мне Софиэль. Ангел музыки и мелодии, покровительница музыкантов. Я не буду сражаться с вами, дети тьмы и пламени, это против моей природы. Но хочу благословить мою ученицу. Нефилим, дитя ангела Гэбриэль и смертного, подойди!

Вперед вышла девушка: миловидная, красивая и стройная брюнетка. Я с первого взгляда узнал ее. Эмпиреан. Девчонка стала на одно колено перед своей покровительницей и опустила голову. Софиэль положила на нее ладонь и начала шептать на латыни заклятие: «Эмпиреан, нефилим света и музыки, даю тебе мое благословение на трудный бой с тьмою. Боже, дай сил ей одолеть ее и принести в мир покой и процветание. Боже, помоги ей в этой битве и направь на верный путь. Отпусти ей все грехи, потому что только чистые сердцем побеждают тьму. Помоги преодолеть дитя твоему пылающие чувства, потому что мир в сердце поможет ей в последней войне»

Я все еще не мог поверить! Эмпиреан — нефилим света. Ее дар тоже музыка. Как жаль, что я не убил ее раньше... У меня был шанс, и я его упустил, как упускаю все последние возможности в своей жизни. Я ее возненавидел... Все мои силы души и разума были направлены на ненависть к ней. Тяжело было удержать в себе тот яростный огонь, терзавший меня. Как больно и жарко было от этих чувств внутри! Никогда не забуду их. Нефилим посмотрела на меня с такой же безумной ненавистью, с какой я смотрел на нее. Наконец, два мира столкнулись. Свет и тьма.

Амдусциас обругал ангелов всеми словами, которые вспомнил. «Проклятые всеми демонами исчадия небес, они послали нефилима! Последнего серафима света... Я слышал об ангельских полукровках, но никогда не верил, что они еще существуют,» — демон полыхал от злости, но я пообещал ему, что Эмпиреан умрет этой ночью. И все же мне было обидно, что Софиэль благословила свою ученицу Эмпиреан на битву, а Амдусциас не произнес ничего. Никаких пожеланий, утешений, воодушевляющих слов. С другой стороны, чего я хотел? Он же демон, черт возьми! Амдусциас никогда не снизойдет до того, чтобы позволить мне стать ближе к нему. Может, так даже лучше. Но я наивно верил, что мы с демоном могли бы стать друзьями... Ам мог бы стать мне тем другом, который навсегда бы оставался в моей жизни. Его появление в ней долго считал самым ужасным событием, но я сильно ошибался. Мне пришлось прожить годы вместе с демоном, чтобы понять — я не одинок. Он спас меня от одиночества. Появление Амдусциаса — одно из самых счастливых событий, которое со мной случалось за всю мою историю. Едва подумал об этом, мой наставник встрепенулся. Он словно услышал сокровенные мысли. Демон был в моем разуме. Под кожей, в венах, в крови я ощущал его тянущее вниз присутствие. Это приятное ощущение, что ты совсем не один.

«Вечно мы будем стоять, пока не наступит наш последний рассвет. Мы должны бороться за свободу и счастье — пока не истечем кровью, пока не умрем. Хорошо? Помни, с тобой музыка. "Музыка — это самый сильный вид магии," — ты сам говорил. С ней ты способен на все. Кори, ты справишься. Я верю в тебя. И до конца буду с тобой, — он немного помолчал, словно хотел дать мне время осмыслить его слова, которые я уже слышал. Я верил ему и знал, что Амдусциас не солжет мне. — Клянусь всем, чем прикажешь мне поклясться. Ты можешь почувствовать меня в своем сердце, я никуда не исчезну. Если ты падешь, я паду вслед за тобой. Просто помни, что я рядом. И знай себя самого. Ты — воин, у которого нет ни жалости, ни милосердия, ни сострадания. У тебя нет слабостей!»

— Моя слабость в том, что мои чувства слишком сильны, — прошептал я.

Эмпиреан вышла вперед и встала на полпути между двумя армиями. Я смутился, не зная, что делать. «Ты должен идти вперед, — сказал Амдусциас. — Такова традиция: перед войной ангелов и демонов предводителям нужно сказать друг другу последние слова. Нечто вроде завещания этому миру. Если свет падет и погибнет, то тебе после войны необходимо будет выполнить ее просьбу. Как и она выполнит твою в случае твоей гибели... вопреки всему»

О, она так зла! Этот блеск ненависти в ее глазах, тени боли в зрачках, тьма в душе... Все это чертовски знакомо. Я видел в ней чувства, которые переполняли и меня. Шрамы на чужом сердце способен разглядеть лишь тот, кто и на своем собственном имеет подобные рубцы. Я и Эмпиреан так различны: демон и ангел, тьма и свет, которые желают разрушить и спасти мир, заставить страдать и обрести покой. В этой истории мы с ней — герой и антигерой. Кажется, в нас нет и крупицы схожести. Но в нас есть тонкие незаметные черты сходства: наши души, преодолев боль, стали насыщенными и наполненными светом... или тьмой. Мы выстроили внутри собственный мир, обрели своих покровителей и нашли свои пути в жизни. Она и я — мы сотканы из других мыслей, мы другой крови. На этом строится новый мир. Теперь я убедился: тьма и свет похожи, просто одного в другом иногда мало, иногда много. Бесконечная война добра и зла не завершится, потому что они схожи и различны одновременно. Как сказал мне Амдусциас: «Битва с равным — самая кровопролитная, ожесточенная и дьявольская битва».

Я понимал Эмпиреан, как никто другой. Нечто мне подсказывало, что она долгое время блуждала во мраке, изо всех сил боролась со злом внутри себя, иначе оно бы одолело ее и подчинило своей воле. Иногда тяготы борьбы вселяли в нее сомнение и непонимание: она не хотела и не принимала эту войну с тьмой. Как и я, боровшийся со светом, она осталась в полном одиночестве, всматриваясь в хохочущее лицо безумия. Знаю, мы — сумасшедшие, но видим больше, чем все думают. Потому что только безумец может разглядеть, как мир сходит с ума. Странно.

Смертные верили, что когда-нибудь Антихрист и Христос сойдутся в великой битве. Один будет бороться во славу Дьявола и ради уничтожения всего человечества, а другой — во имя Господа будет жертвовать жизнью, спасая людей. Они будут так различны... но так похожи! Зло будет облачено в золото и черные шелковые одеяния, добро пройдется в бархатных белых мантиях — совершенно не важно, что они принесут этому миру. Важно лишь одно: их великие стремления. Та война обещает быть последней: в ней падет тьма или свет. Может, она скоро начнется?

— Здравствуй, Кори, — девушка говорила сдержанно и спокойно, чему научилась у лицемерных друзей ангелов. Она не проявляла никаких эмоций, скрыла их за маской сожаления и притворного добродушия. Видя настоящее лицо Эмпиреан, я никогда не поверю в то, что она желает только мира. В ее сердце горит огонь войны. Никогда бы не подумал, что счастлив быть на стороне тьмы. Я настоящий, на моем лице нет масок. Но дети небес двуличные мрази. Притворяются святыми, когда в них тлеют угольки анархии. — И, пока все не зашло слишком далеко, я хочу сказать тебе... Мне жаль отправлять тебя в преисподнюю. Тебе пора признать, демонам место внизу. Я жду того...

— Ждешь, пока мы скатимся в ад? — иронично спросил я, думая о том, как же сильно я хочу ее туда отправить.

— Ни горя, ни печали, только забытые имена, — ответила она. — Ты отправишься в ад этой ночью, Кори Маркс. Никто не вспомнит тебя, никто не будет скорбеть по тебе. Твое имя исчезнет так же, как растворяется в холодной земле теплый летний дождь. А потом я убью их всех... Каждого демона, который тебе дорог. Разрушу музыку, этот рок и металл, который ты так любишь. Сожгу все, к чему ты даже мысленно прикасался. Тьма исчезнет навсегда.

Нет, никогда! Тьма являлась самым первым состоянием всего сущего, еще до его существования, так безмолвие царило во всем мире до того, как появился первый шепот. Тьма никогда не исчезнет, потому что в ней сокрыто все. Тьма — покровительница этого проклятого мира. А что свет? Это лишь источник жизни, причина всего несчастья. Этой наглой и глупой девчонке никогда не уничтожить то, что возродило меня. Она не сможет этого совершить!

— Чертовы ангелы. Как же вы безумно слепы! Вы спасаете этот мир как можете, но пока на земле есть люди — мира не будет. К чему вытаскивать со дна проклятое с начала времен человечество, когда оно страстно желает погрузиться на дно? И... ты хочешь уничтожить тьму? — я ехидно ухмыльнулся, вспомнив фразу. — «Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как выглядела бы земля, если бы с нее исчезли все тени?» Ты ее никогда не уничтожишь, Эмпиреан. Она всегда возродится в своем великолепии, в своей бесконечной и величественной силе. Как и твое гребаное добро. Эта война извечна, я знаю. Зачем я пытаюсь противостоять вам? Потому что во мне есть надежда, что мир изменится. Ты не знаешь ничего.

— Зато я знаю все о тебе, Кори! Исчадие зла, нефилим тьмы, захлебывающийся ненавистью и злостью. Маркс, признай: ты всего лишь жалкий примитивный полудемон, который не может справиться со своей болью. Твоя надежда — всего лишь свет в конце тоннеля. Мир не изменится, пока не исчезнут тени. Я верю, что придет тот великий день, когда все зло вымрет, оставив только свет, — Эмпиреан передразнила меня, так же ехидно говоря. — Не переживай, мир проживет и без тьмы. Эта война не вечна, глупый демон. Она завершится сегодняшней ночью. С твоей смертью придет конец всей тьме! Пока не настиг тебя рок, пока еще есть шанс измениться, беги от этого мира, никогда не возвращайся и забудь про тьму, позволь ей истребиться. Или... ты сам сгоришь дотла!

— Ты знаешь мое имя, но не мою историю. Ты не знаешь, что сделало меня таким, каким я стою перед тобой в ожидании битвы. Ты не знаешь, каким я стал после всей боли, что испытал я. Не суди обо мне, не зная ничего.

Она помолчала, не знала даже, что ответить. Эмпиреан глубоко задумалась над моими словами. Гнев потихоньку начал отступать, сердце больше не билось о ее грудную клетку с ужасающей силой. Глаза не щипало от злости. Все было нормально. Несмотря на все, она продолжала ненавидеть, как ненавидят того, кто убивает весь внутренний мир, разрушает убеждения и губит веру. Несмотря ни на что она не отступила. Эмпиреан верила, чтобы победить врага, которого ничто не останавливает, ее ничто не должно останавливать. И снова девчонка поверила в сказку... Как все завершится? Добро победит зло? Тогда жизнь ничем не отличается. Тогда в ней я — воплощение зла. И наконец я понял, что для меня уже ничего не имеет значения. Я прошёл сквозь тернии, обрёл путь к свободе и злу.

— Твое пожелание? — почти неслышно спросила она, будто спрашивать меня об этом было выше ее самолюбия.

— Не прикасайтесь к Амдусциасу, пусть живет вопреки всему, — ответил я, демон зашуршал в голове, словно ему моя просьба пришлась не по нраву. Мне плевать, он заслуживает свою жизнь вне опасностей, исходящих от света. — Пока не надоест ему жизнь, пока он сам не возжелает смерти, ангелы его не убьют. Чего ты хочешь, Эмпиреан?

— Не дай моему имени исчезнуть, — она посмотрела в мои глаза. В ее сиянии зрачков я увидел отблески мрака.

Молча кивнул. Довольно лишних слов. Посреди ночи, когда ангелы кричат от безысходности, демоны скалят зубы, ожидая смерти, я хочу жить жизнью, в которую верю. Время действовать или умереть! Пора начинать войну!

A god decaying, 

A starving faith, 

My world has fallen, 

Let's start a war!

Ангелы взмыли в воздух на своих белоснежных крыльях и выхватили ножи из тонкой ангельской стали, демоны обнажили мечи из демонского металла и выставили вперед свои щиты, облицованные золотом. Началось. Они убивали друг друга, выплеснув всю ярость и накопленную годами ненависть друг к другу в этой битве. Я тоже стал убивать. Попытался спеть строки, чтобы убить Эмпиреан. Едва я их произнес, они будто отразились от нефилима и не причинили никакого ей вреда. Черт, на нее это не действует! Но разве зря Амдусциас три года страдал, чтобы научить меня сражаться? Я силен, в моих силах одолеть девчонку. Я хочу, чтобы все свершилось, как в моем сне: разрезать грудь девчонки, вынуть светлое сердце Эмпиреан и разбить его на части. Но мне тоже нужно оружие...

Вся тьма и боль сжигают меня вновь...

Избавиться от них поможет твоя кровь!

Я держу этот меч и готовлюсь к войне,

Он отправит туда, где сгоришь ты в огне!

В моих руках появилось орудие смерти: огромный меч с массивной черной рукоятью и серебристым лезвием. На нем выведены слова тонким курсивом: «Everything Ends». Все когда-нибудь заканчивается: огонь затухает, дождь прекращается, а жизнь обрывается. Сегодняшней ночью жизнь Эмпиреан и ее ангелов разорвется и погаснет, как пламя, утихнет, как ливень. И оружие в моих руках отправит ее вниз, заставит увидеть, как прекрасен ад и дьявол.

Смерть. Ангелы падали с небес, демоны возвращались в ад. Наши с Эмпиреан мечи столкнулись. Время замерло.

Мое главное оружие не работало. Пришлось вспоминать каждый урок Амдусциаса. Лезвие меча встретилось с ее серповидным оружием, рассекая в воздухе огненно-рыжие искры, опадающие на наши головы и отражающиеся в глазах двух воинов, сошедшихся в равном бою — воинов света и тьмы. Никто даже не посмел вклиниться между нами, ибо боялись погибнуть от столкновения двух сил. Этот бой был только для нас одних. Весь мир словно ушел на второй план. На нем демоны сражались с ангелами, кто побеждал — нам было плевать. Исход войны зависел только от нас с Эмпиреан. Я первым занес руку над головой наивной девчонки, отважно вышедшей вперед, чтобы нанести удар. Мерзко вступать в бой с девушкой, но она — заклятый враг. На этой войне имеет свою цену лишь твоя сила и твои слабости. Когда я попытался обрушить удар на исчадие небес, девчонка ловко увернулась, но не успела дать мне сдачи: она пораженно уставилась на своего противника, не понимая, что уже поздно бежать — война уже началась. Сжимая пальцы на рукояти меча, я все больше свирепел. Как же я ненавидел! Я не понимал, откуда в моем сердце берется столько ненависти... Она росла с каждым днем и поглощала мою душу снова и снова. Где она зарождается и что служит причиной тому, как сердце покрывается черной пеленой ненависти? Почему в итоге кроме неё не остаётся ничего? Стоя напротив Эмпиреан и отражая очередной удар, в моей голове не осталось места ни для чего. Только для одной жгучей мысли: почему я ненавижу? Почему меня ненавидит она? Я ровным счетом ничего не сделал дурного ей. Мы — две пешки на доске, управляемые злом и добром. Однако эта мысль скоро выбилась из моей головы, когда Эмпиреан впервые оставила рану на моем теле: эта мерзавка осмелилась ударить меня по правой руке. Черная куртка порвалась, на коже остался неглубокий порез. Когда девчонка замахнулась второй раз, я вовремя успел отскочить, избежав удара в грудь. Она сейчас доиграется!

Мои удары были жесткими, решительными, несущими мгновенную смерть. Ненависть и боль помогали моему разуму сконцентрировать силу и наносить атаки с удивительной быстротой и точностью, несмотря на вес моего оружия. Я чувствовал силу и жажду крови. Во мне кипела смесь самых различных чувств, но только два имели до дрожи знакомый вкус. Я словно переполнен всем. Внутри меня плещутся мысли и чувства, и я не знаю, что с ними делать. Мне одновременно хорошо и плохо, я знаю, что все естественно и противоестественно, но это равновесие колеблется, заставляя меня ощущать нечто смешанное. Приятное ощущение того, что все в жизни не разделено на черное и белое, во всем есть частицы света и тьмы. В груди моей застыло пламя и колотится заледенелое сердце. О да! Но больше всего меня поражало не то, что внутри меня бушует буря. Девчонка била с каким-то бесовским остервенением, совершенно не думая о том, куда угодят ее удары. У нее не было в глазах наслаждения от войны, адреналина в крови. Для нее важно было поскорее разделаться со мной и спастись? Она боялась меня? О черт! Невозможно поверить! Она трещала под каждым моим напором и изредка взвизгивала, не отразив очередной мой удар, и взглядом, полным ненависти, старалась пронзить мою грудь. Я же рычал от злости и удовольствия.

Может быть, люди делятся на тех, кто убивает ради выживания, и тех, кто живет смертью и кровью. Те психи, которым нравится убивать, часто вступают в схватку ожесточенно и с улыбкой на лице. Борющиеся за сохранение жизни — со страхом в сердце и слезами на глазах, но побеждают обычно те, кто сражается за выживание. Кто мы? Два воина, стремящиеся убить друг друга за свои идеалы... Нет, здесь это правило не работает. Кто же спасется?

Пронзительно кричали ангелы, падая с высот. Глухо рычали озлобленные демоны, получая смертельные раны. Скрежет металла и шум войны доносился со всех сторон. Не верилось, что война шла уже почти всю ночь. Время перестало течь медленно, оно теперь неслось, словно быстрая река. Казалось, она не закончится во веки веков... она навсегда. «Навсегда», «вечно», «бесконечно» — у этих слов есть множество определений, и каждый раз они могут означать и двадцать минут, и миллионы лет. Каждый выбирает свое значение, но для меня все было ясно: то, что происходит сейчас — вечная война, и каждый ее момент ценен. Время вообще самая драгоценная вещь на свете. Потому что время — это наша жизнь. Единственное, что никогда больше не вернется. И хоть она должна была давно завершиться, война была частью моей жизни, без которой не могло бы существовать моей истории.

Долго мы дрались. Я медленно ослабевал. «Возьми последние силы в кулаки, не расточай их. Борись, умоляю, только борись. Не падай ниц и сражайся до последней капли крови. Не сдавайся, не смей,» — шептал Амдусциас. И в мыслях не было... Я из тех существ, что никогда не сдаются и, стиснув зубы и преодолевая боль, идут до самого конца. А когда приходит момент облегчения, все, на что я способен, — это лечь на холодный пол и застонать от собственных невидимых ран на сердце. И так до очередного испытания, что непременно преподнесёт мне жизнь.

Всюду трупы, кости, прах... Воздух заволокло плотной пеленой войны, дыма и страха. Луна прожигала туман своим серебристым светом. В ее лучах блестели оружия преисподней и небес. Несмотря на ожесточенность и ярость битвы, ощущался холод и постоянное присутствие смерти за спиной. Дышать становилось все труднее.

Эмпиреан споткнулась об обугленный камень, бывший частью одного из разрушенных зданий, и упала. Она прекрасно понимала, что лишняя секунда промедления передо мой могла стоить ей жизни. Нащупала рядом с собой человеческие кости и кинула их мне в лицо вместе с сожженным прахом. Я выставил вперед лезвие меча, чтобы защититься. И если кости, ударившись об оружие, раскололись на части и упали на землю, то пепел заволок мне глаза, забился в нос. Я ничего не видел, откашливался. Пока приходил в себя, это девчонке шанс сбежать. Я не позволю! Она успела скрыться в переулках обрушенных домов, в руинах. Я потерял ее из виду. Начал искать ее в подворотнях, подвалах, заглядывал в окна уцелевших первых этажей — пусто... Внезапно что-то рассекло спину. Я ощутил, как по моим костям полоснули острым оружием. Из рук вывалился меч. Было физически больно. Такую боль мне еще не доводилось испытывать. Да и мог ли? Богатый парень, прожигающий всю жизнь в рок-клубах и на репетициях, который даже ножа в руках не держал, и не знал, что можно испытать нечто похожее! До того момента, как я встретил Амдусциаса, я и не мог представить, что такое боль тела. И теперь... о дьявол! Она жжет и режет, прожигает каждую клеточку, уничтожает все мысли. Нападать со спины может лишь девчонка. Ей придется заплатить. Пока я стонал и тянулся к своему орудию тьмы, Эмпиреан, как последняя тварь, ударила по предплечью с такой силой, что мои кости задрожали и треснули. Я попытался собраться с мыслями, что-нибудь сочинить и исцелить свои раны... Но боль... она такая жестокая: разбивает все мысли и лишает их силы. Я истекал кровью. Под открытыми небесами мои преимущества невелики. Потому я, метнув с силой свое последнее спасение в виде меча в девчонку, успел скрыться в тени полуразрушенного здания. Пока она искала взглядом мою тень на улице, я нырнул внутрь. Знакомые своды, просторный зал и кровь на сцене раскрыла мне глаза — это был «Devil's Party» ...

Незамедлительно я юркнул за кулисы сцены и оторвал от футболки под курткой длинный лоскут, которым смог временно перевязать себе раны. Мысли растеклись, потерялись, я не мог сосредоточиться. По временам я слышу, как безумие воет у меня в мозгу. Мысли мои — словно призраки: они танцуют передо мной, я не могу их схватить. Это было и сейчас. Я должен был исцелить свои раны, но слова рассеивались в разуме и не позволяли их поймать. И вот я страдал, пока кровь медленно стекала по моей руке, щекоча локоть и запястье, кисть и пальцы. Трудно было ухватиться хотя бы за мелодию, когда по спине из глубокой открытой раны хлещет ручьем моя вязкая кровь.

Услышал тихие шаги и скрип лезвия меча по полу. Эмпиреан нашла меня. Она знала, что я прячусь от нее.

— Ты когда-нибудь чувствовал пустоту внутри? — спрашивала она, вглядываясь во мрак. — Настолько сильную, что ничего не чувствуешь... Одна лишь тьма. Этого я и боюсь. И страшусь быть похожей на тебя. Знаю, мы похожи. Хоть мы с тобой по разные стороны разлома, хоть части разных миров, но мы одинаковы. Наша история похожа. Меня тоже затягивали в черноту демоны, но мне хватило сил и ума отвергнуть тьму. И тогда пришла Софиэль. Она спасла мою душу, сказав, что я достойна быть воином света. Ты — слабый, Кори. И ты скатился на самое дно. Твой Амдусциас сломал тебя и вовлек во мрак. Слабый и уязвимый! Мстишь миру? Ты виноват в смерти невинных!

Bye, bye, why don't you go and?

Die, die, I'll fuck you up!

You want me on my knees,

But I'm not going down!

— Я совершил больше ошибок, чем мог вообразить. Они не дают мне покоя ни днем, ни ночью. Но я не виноват в том, что произошло с этим миром! — кричал я из-за кулис, крепче сжимая кровоточащую рану. Посмотрев на свою ладонь, ужаснулся: кровь была чернее самой ночи. Она блестела: тусклый свет ламп падал на нее, позволив моей крови сверкать в неярком свете. Почувствовав вдруг нахлынувшую слабость, я вновь прижал руку к предплечью, обхватил его тонкими пальцами и сжал зубы, стараясь не выдать страх дрожью в голосе. Амдусциас сидел в моей голове тихо, но изредка словно вздрагивал от боли. Демон чувствовал мои раны. — Все, что произошло с ним, — полностью его вина. Он вырастил во мне демона, так пусть же его получит. Я знаю, что мы с тобой похожи. Тоже полна боли и ненависти, этот мир тоже ранил тебя. Тогда почему ты его защищаешь? Спасаешь от смерти то, что убивает всю твою жизнь? Я не виновен, ты не виновата... Почему бы просто не разрушить все это до основания?

— Вина всегда на плечах любого из нас, — отвечала она, и по ее голосу я осознавал, что девчонка уже близко к моему укрытию. — Понимаешь? Не важно, сколько дерьма ты натворил и насколько тяжки последствия от твоих действий, расплата придет рано или поздно. Я расплатилась сполна за все свои грехи и стала чище. Я сражаюсь за мир, потому что обрела мечту всей жизни: истребить тьму, — она нервно вдохнула, будто ненависть и злость вдруг охватили ее, вцепились корнями в ее разум и лишили рассудка. — Ты будешь захлебываться собственной кровью, пока будешь осознавать каждый неверный шаг. Свой или чужой — это не важно. Ты мог бы предотвратить все, мог препятствовать, сделать хоть что-нибудь, чтобы изменить исход. Но не сделал, даже не подумал. Тогда ты просто сидел и наблюдал, как все катится в самую безнадежную пропасть. И теперь ты все так же сидишь и чувствуешь, как ты истекаешь собственной кровью за все свои грехи, не в силах что-то исправить. Вот начало твоей расплаты. Догадываешься, каким будет конец? Пришло время, Кори Маркс, сын Лилит! Пришло время заплатить сполна!

— Пришло время заплатить сполна, — передразнил ее я. — Пришло. Но я уже продал свою душу, стерва.

Она схватилась за занавес и раскрыла мое убежище. Торжество не сходило с ее лица. Я ненавижу ее.

— Прощай, Кори Маркс, принц ненависти и музыки, — прошептала Эмпиреан и ударила меня копьем в грудь и резко полоснула ее ножом, вырезав странный символ на ней. Мысли разбились, словно хрусталь, в моей голове. — Где все началось, там все и закончится! Иронично... Я милосердна и добра в отличие от тебя, ибо я дочь ангела. Потому даю тебе шанс сказать свои последние темные слова. Пусть они будут красивы, как твой конец, Кори.

I will suffer, I will burn!

Let hate prevail!

Enslave my soul,

But I'll never surrender!

Never surrender...

Никогда не сдавайся — одна искра сжигает мир. Вытащил нож Амдусциаса. Собрал все остатки своих ничтожных сил и молниеносно поднялся, приблизился к девушке вплотную. Не успела раскрыть рта от удивления, как клинок вошел ей под ребра, разломав их. Я, крича от боли в собственной груди, вытащил трепещущее сердце и зубами оторвал кусок. Эмпиреан пала передо мной. «Пока не настиг тебя рок, — мне вспомнились ее слова перед битвой, — пока еще есть шанс измениться, беги от этого мира, никогда не возвращайся. Или сгоришь дотла»

— Если мне суждено сгореть дотла, то я сгорю вместе с тобой, сучка! — прошептал я Эмпиреан. Глаза девушки остекленели, смотрели в пустоту. Последний штрих. Я заставил ее сердце гореть парой строк. Оно еще билось, но теперь ритм потихоньку замирал. Огонь разрастался. Он обратил ее «свет души» в черный прах. — Все кончено.

Силы покидали мое истощенное тело. Я упал на холодный окровавленный пол и тяжело вздохнул. Пред глазами летела моя жизнь. Вот Кори, впервые взявший в руки виниловую пластинку «Metallica» и рассматривавший ее как некое чудо. Вот он, держащий за гриф свою первую гитару. Вот Маркс, который осмелился дать первый концерт... Вся моя жизнь состояла из музыки. Она ни разу не покидала моего сердца. Так пусть же и сейчас звучит она... Вытащил из нагрудного кармана куртки старый плеер. «Metallica — The Unforgiven». Черт, эта песня прекрасна!

— Иногда не можешь понять, кто ты на самом деле: Дьявол или Падший ангел, — улыбался я тоскливой улыбкой, слушая мелодию. — Но под конец раскрывается вся правда. В начале моего пути я был Падшим, обрученным с болью парнем. Но с каждым шагом я становился тем Дьяволом, который мог бы сравниться с самим Люцифером.

Амдусциас упал рядом со мной на колени. В его глазах застыл крик безумия. О, пусть он не страдает...

— Ну же, Кори, ты можешь! Исцели себя! — с дикой горечью в голосе кричал Амдусциас, впиваясь ногтями мне в плечи. — Ты должен восстать. Это не конец. Я не верю, что твоя жизнь может оборваться от одного удара. Я не верю, что ты можешь умереть на полу старой церкви. Я не верю, что светлая память о тебе останется только в моем проклятом сердце. Ты должен взойти, как восходит солнце над горизонтом. Разбивайся, падай, погибай и восставай снова. Борись за последний вздох, сражайся за свою жизнь. То, что не убивает тебя, сделает сильнее.

— Зачем? — шепча, спросил я ослабевшим голосом. — Чтобы снова убивать? Я достаточно тьмы принес миру. Тьма исправит то, что не исправил свет. Смертные изменятся, вот увидишь. Раньше я не мог понять, ради чего живу, но все стало ясно. Вся моя жизнь прожита ради того, чтобы доказать: тьма, боль и ненависть меняют нас. Их нужно бояться. Моя битва окончена. Амдусциас... Монстр во мне должен умереть. Его время пришло. «С небес, словно ангел, я падаю вновь... Мне больно, я ранен, я чувствую кровь... Нет, не спасай меня, прошу, позволь мне умереть во сне... Позволь сказать тебе «прощай», позволь погибнуть в черной тьме... В моей тьме...»

— Мне жаль, мальчик, что я сотворил из тебя монстра. Что я из тебя сделал! — на глаза демона навернулись... слезы? Он плачет, и не может удержать в себе чувств. Слезами он немо говорил мне: «Я знаю, ты думаешь, что у меня нет сердца; но это — лицемерие, ненависть в улыбке и притворная злоба — лишь мой способ защитить душу от страданий. Это меня не уберегло. Я привязался к тебе...» — Мне жаль, что столкнул тебя с твоего пути. Я знал, что твоей целью в жизни было найти счастье и научится любить людей. Знал, что ты справишься. И я столкнул тебя с этого пути! Я только сейчас понял, каким ты чистым был родившись и каким темным умираешь! «С небес, словно ангел...» — Амдусциас вытер капли концом изорванной рубашки. Я только сейчас заметил, что у него те же раны, что и у меня: рассечена грудь, отметины на лице, разрезана плоть на предплечье. Если это внешние раны... то какие они внутри? — Да, Кори, ты пал с небес. И путь падения был длинною в жизнь. Это долгий путь падения.

— Я изменил... тебя, — прошептал я демону, касаясь кончиками пальцев его щеки, по которой не спеша текла очередная насыщенная болью слеза. Он вздрогнул от моего прикосновения. — Я изменил тебя. Ты больше не посланник тьмы. В тебе засиял свет, он пробился в тебе. Ты — свет, Амдусциас. Ты раскаялся. Я изменил тебя.

В стекло ударил луч ярко-оранжевого солнечного света. Он озарил мое бледное лицо. Я предчувствовал свою смерть. Свет коснулся и демона. Его серебристые слезы падали на пол и разбивались на тысячи капель. Рассвет.

И наступят дни, когда свет пробьется сквозь тени, когда рассеется ночь, когда лучи возрожденного солнца вернут жизни краски, превратив черно-кровавый ад в прекрасный рай. Наступит день, когда ты вновь сможешь дышать свободно, без мысли, что твои ребра поломаны, а сердце разодрано до безнадежности. Наступит день, когда все воспрянет из пепла, когда душа освободится от мертвого груза и решится парить, как было раньше. Просто надо дождаться рассвета, дождаться начала нового дня, но в такие моменты тьма погибает. Я умираю. Теперь навсегда.

— Все дожди, которые я видел, казались мне бесконечными, нескончаемыми, вечными. Когда долго-долго над тобой небо затянуто тучами, есть бесчисленные причины не верить, что однажды все может измениться. Но теперь я знаю, что не важно, как долго будут с небес падать капли дождя, ведь после этого будет чистое небо.

— Кори Маркс, ты всю жизнь прожил под дождем, — задыхаясь, прошептал он, и слезы медленно стекали по окровавленным щекам, капали мне на губы и раны. В предсмертный час я не чувствовал себя одиноким. Эти самые грустные секунды моей жизни были самыми счастливыми. Наконец я почувствовал, что не один во всем этом страшном мире. — И иногда жизнь похожа на дождь, потому что никогда не знаешь, когда она обрушится. Мне жаль, что ты увидел свет солнца только перед смертью. Прости, Кори, прости за все. — Он долго молчал, вытирал красные от слез глаза. Его губы подрагивали. Пролетела целая вечность, прежде чем он продолжил: — Ничто не могло причинить мне такую боль, какую принес ты появлением в моей жизни. Бесконечные годы я был мертвецом, но ты вернул меня к жизни и заставил ощутить эту боль. Каждый раз, когда слушал твои мысли, когда испытывал твои чувства, я становился ближе к тебе и понимал всю твою жизнь. Ты — часть меня. Как ты ею стал? Когда это произошло? Не знаю, не спрашивай. И вот ты умираешь, я словно теряю часть себя. Но я благодарен тебе за моё заново растерзанное сердце, за кровоточащие раны внутри, за мысли, бьющие подобно острым, искусно заточенным клинкам. Я нашел свое сердце в тебе, Кори. И оно вот-вот рассыплется снова. Я не хочу...

— Отпусти, — я улыбнулся и посмотрел в его сияющие голубые глаза, — «everything ends»

Амдусциас был со мной до конца, как и обещал. Держа на дрожащих руках мою голову, стирал кровь с лица и плакал. Ему так больно... Когда мы чувствуем боль, нам кажется, что мы умираем. Что-то внутри громко рвется. Мы не можем описать это ощущение, поэтому сравниваем ее со смертью, словно какая-то часть просто угасает, тухнет как свеча, тлеет как сигарета. Я умирал. И он вместе со мною.

Я медленно истекаю кровью. Его слезы скатываются по моим щекам.

Не важно, как долго будут падать с небес капли.

Ведь после дождя всегда будет чистое небо.

Now I lay on my bed waiting

Those words resound in my head

Now I remember he told me

'You'll sее where everything ends'