Музыка Тьмы

I wanna smoke, so I'll smoke

A calm before the storm

And I'll break, cuz I'm broke

Still pissed... still fucking bored

© Stone Sour "Hate is not Gone"

«Тебе негде прятаться, и я чувствую себя злодеем, я чувствую... голод. Один взгляд в мои глаза, и ты убегаешь, потому что я сейчас собираюсь утолить свой голод. И когда я настигну тебя, когда буду слышать твои крики и с удовольствием наблюдать, как с губ срываются мольбы о пощаде, я не почувствую ничего. Я ничего больше не чувствую. Все умерло внутри. Осталось только равнодушие, немного ненависти и желание убивать».

Я видел этот сон. Холодные каменные стены, с которых стекает кровь, бесконечный коридор, жуткие вскрики. Видел, как Эмпиреан отчаянно пытается убежать, спастись от сверкающего ножа в моих руках. Я знаю множество способов убить человека, но нет ничего лучше, чем вырезать ему сердце из груди. Я предчувствую, как ее кровь будет капать с моих рук, вырезанное сердце я сожму в моих ладонях, мертвое тело будет у моих ног... О Дьявол, это так прекрасно! Дьявол... Я знаю, на что способен Он. Дьявол может наполнить человека такой сильной злобой и такими тёмными мыслями, что они поглощают его. Но каждый сам делает выбор: позволить тьме гноиться и расти, либо дать свету внутри пробиться и подавить тьму. И я уже давно выбрал тьму. И тьма тоже выбрала меня. Слышал, как Эмпиреан визжит от страха, слышал стук ее каблуков, раздающийся повсюду. Она знает, что ей не спастись, но продолжает молить Господа о помощи. Я зловеще смеюсь и не могу остановиться. Этот смех не может принадлежать мне. Он проникает в каждый уголок разума и медленно повергает в безумие. Эмпиреан пытается дрожащим голосом прочитать молитву. Поздно, девочка, молиться: когда я рядом — никто тебе не поможет. Я несу смерть. Вмиг настиг ее. Она пытается взывать к моему состраданию. Смертная не знает, что я растерял все вои чувства, что я давно утратил все свои лучшие черты. Я — самая равнодушная тварь. Нож легко разрезал грудь.

— Что происходит в твоей душе, Кори? — со слезами в голосе и на щеках спросила она, цепляясь за мои плечи, как утопающий за последнюю надежду. — Что произошло с твоим внутренним миром? Почему ты стал тьмою?

— Ты никогда не узнаешь, что именно в моей душе, — проскрежетал. — Я пропитан злобой и ненавистью, и меня ничего не сломит. Потому что я долго жил во тьме. Я привыкал к ней, и, в конце концов, тьма стала моим миром.

Я проснулся, открыл глаза. Тьма снова пробралась в мой сон. Мрак сильнее во сне. Именно тогда все темные желания лезут наружу. Убивать, убивать, убивать... в последнее время жестокие мечты становятся страшнее и страшнее. Но я больше не боялся своих мыслей, отравляющих меня ненавистью. Отныне я не боялся того, что взращивалось внутри моей головы, не боялся теней, блещущих при свете лукавой луны, не боялся демонов, чьи голоса шепотом терзали рассудок и нагоняли самые мрачные мысли. Таков был я, таково мое предназначение, мой дар и проклятие. Именно теперь я понял, что должен принять все свое сумасшествие, потому что именно оно делает меня истинным, настоящим. Вот он я и все во мне. Вот я — Кори Маркс. И предназначение мое — убивать.

Прошло три года с момента убийства отца. Кроме него, у меня было множество невинных жертв, волею судьбы оказавшихся в моей власти. Со временем отвращение к такому чудовищному для людей поступку, как лишение жизни, сменилось наслаждением. Мне понравилось убивать людей. Если поначалу звучали сильные нотки некого противоречия, то на сегодняшний день я — настоящий психопат, обожающий чувствовать чужую кровь на руках. Мне нравилось ощущать восхитительную силу смерти. Мы стали лучшими друзьями, частями единого целого.

Встав с постели, взглянул на окно. За ним вечно серое небо и бесконечные дожди. Когда-то я чувствовал некое счастье от своего пребывания здесь. Но теперь все стало безразлично мне, ничего не доставляло былой радости: ни свинцовые тучи, ни ливни, ни красота капель на стекле, ни океанские просторы. Мне хотелось бы передать, каким бесчувственным и безразличным я стал. Но не знаю, что мог бы сказать. Не знаю даже, как и с чего начинать объяснение того, почему я хочу стать серой тенью в море не менее серого мира. Почему собираюсь быть таким же ничтожеством, как и многие, ничем не отличаться, не выделяться, стать невидимым. Прежним Кори Марксом, который умел мечтать и чувствовать. Но я понимаю, что дороги обратно уже нет. Я должен стремиться стереть память о прежней жизни и прежнего себя с листа исписанной бумаги жизни. В конце концов, раньше я этого хотел.

Мне двадцать один год. Порой казалось, что жизнь потеряла смысл. Тренировки. Зачем они мне? Убийства. Зачем я лишаю жизни простых смертных, чьих час расплаты за все свои грехи еще не пришел? Восхождение. Почему я стремлюсь к этому? Что толкает меня ко всему тому, что давно перестало восхищать меня? Амдусциас. Почему я еще не прогнал его из своей головы? Уничтожение мира. Может, вся ненависть к людям исчезла, потому что я их давно не видел? Иначе как объяснить самому себе, почему во мне происходят такие перемены? Может, вся подростковая злость исчезла, потому что я перерос ее? Кто знает ответы на эти вопросы... Никто. Даже я сам. У меня появилось странное гнетущее чувство пустоты. Чувство, словно вся моя жизнь протекает настолько быстро и незаметно, что я ее даже не замечаю. Чувство, что мне уже безразлична судьба человечества, мое будущее и все, что существует в мире. Постоянно кажется, что не осталось больше ничего во мне, чтобы просто двигаться вперед.

Я заварил себе горячий чай, налил его в кружку и сел на крыльцо своего маленького дома. Вдохнул свежего весеннего воздуха и посмотрел на небо, затянутое плотной пеленой. С чаем жизнь как будто налаживается. Это горячий напиток из листьев, который пьют долго и размеренно, чтобы позабыть о всех тревогах и успокоиться.

— Вот и прошло три года... У нас был уговор, Амдусциас, — напомнил я демону о его долге. — Ты проиграл пари.

— Помню, мальчик, — раздался до боли знакомый голос, но уже не в моей голове. Он звучал позади меня. Обернулся. — Ты стал куда сильнее и бесчувственнее за эти годы, — улыбнулся Амдусциас и поклонился низко, словно признавая свое восхищение и мое великолепие. Он сел рядом со мной на крыльцо. Я наконец-то смотрел на него и видел каждую черточку лица. Амдусциас был в человеческом обличье, потому что в мире смертных демоны принимают любой облик, но только не адский. Рядом со мной преклонного возраста мужчина невысокого роста с черными, как смоль, длинными волосами и бледной кожей сидел и смотрел куда-то вдаль. Однако я все же разглядел в его глазах сущность демона. Темную тварь с клыками и когтями, но с удивительно мелодичным и красивым голосом. — Ты не боишься принимать ни физическую боль, ни внутреннюю. Конечно, ты ее чувствуешь, но научился справляться с ней. Всего за три года — кто бы мог подумать, а? — за три года ты превратился из изнеженного и ранимого мальчика-гота в настоящего наследника тьмы, сына демонессы, величественного нефилима. Ты все больше и больше становишься достойным, чтобы сразиться с самим Дьяволом. Ты на пути Восхождения. Кори Маркс, ты — безупречный воин, воспитанный мною. Я горжусь тобой, сын мой, горжусь!

— Я просто понял важную вещь, — попытался возразить я словам Ама, улыбаясь ему в ответ. Возможно, моя улыбка уже не такая искренняя и добродушная, какой была раньше. Однако я все же я выдавил из себя ее ценой огромных усилий. Умение одновременно держать в себе монстра, натягивая на себя улыбку, это тоже искусство. Кто бы что ни говорил. Главное, в правильный момент пересилить себя и заставить сделать незлое выражение лица. — Ведь в конечном итоге ты остаёшься наедине с болью, и что бы ты ни делал — она все же настигнет тебя, окутает холодными водами и потопит. Только тот, кто погрузится в нее с головой, — выживет. Иных она растворит.

— Разве это знание помогло тебе стать совершенным? Не смеши меня, Кори. Это сущее безумие: от собственных мыслей сознание не сможет перевернуться с ног на голову, а убеждения не исчезнут, словно их никогда не было.

— В музыке есть много прекрасного, — подмигнул я демону. — Когда ты слушаешь ее не чувствуешь этой боли. Музыка является для меня противоядием от многих отравлений... таких как грусть, одиночество, тоска, слабость, раздражение, гнев, ярость, жалость, милосердие, страх... Боль. Бесконечная боль. Ненависть. Она словно теплое одеяло, которое стало для меня оболочкой, укрывающей от опасностей этого мира, заставляющих испытывать человеческие чувства. Отныне я могу справиться с любым испытанием, пока в моей голове звучит музыка. И я наконец понял, что для меня ничего не имеет значения, кроме музыки. Музыка — самый сильный вид магии.

— Не могу не согласиться с тобой, парень. Музыка, музыка, музыка... Мы с тобой состоим из нот и текстов песен. И они заглушают все, что ты не хочешь чувствовать. Я знаю твои чувства, они мне знакомы. Не удивляйся, даже демоны чувственны. Они многое осязают. А ненависть? — осторожно спросил Амдусциас. — Она не исчезла?

— Со временем всё забылось, — вздохнул я. — Страсти, обида и ненависть погасли. От некогда яркого рыжего пламени костра остался лишь серый пепел. Во всяком случае, хочу так думать. Амдусциас, тебе не стоит за меня переживать. Правда. Какое бы дерьмо в жизни ни происходило, я клянусь, что справлюсь со всем сам. Теперь мне это под силу. Раньше мне нужна была помощь, чтобы выжить в этом мире. Но теперь... я совсем другой. Во мне больше нет ни тоски, ни печали... ни ненависти. В моем почерневшем от тьмы сердце ей больше нет места.

— Это не совсем правда, — мягко возразил демон, и мне показалось, что он побаивается меня. — Да, ты стал эгоистичнее и равнодушнее ко многим вещам, принял свою боль... но ненависть не погасла в тебе. Догорающие угольки еще пылают. — Ам сделал шаг вперед и положил руку мне на плечо, как отец. — Не дай им погаснуть!

— Амдусциас, — простонал я, — во мне нечему гореть, потому что все давно погасло. Не пытайся зажечь чувства.

Я не мог передать ему, демону, почему во мне вся злость обратилась в прах и рассыпалась. Но себе мог это объяснить. Осознание пришло совсем недавно, однако я твердо был уверен в правоте своих мыслей. Все дело в том, что я одинок по жизни. Да, Амдусциас со мной, он поддерживает меня, но демон холоден и неприступен. Он не позволяет себе лишнего, например, поделиться со мной своими страхами, переживаниями, воспоминаниями. Он не мог быть мне другом. Ам был простым наставником, который не имеет права иметь со своим учеником дружескую связь. Потому я был один: ни друзей, ни семьи... Ничего. Одиночество. И если я одинок, мне некого ненавидеть. Потому все, что раньше поддерживало во мне гнев и ненависть, унесли равнодушие и одиночество.

— Мальчик мой, Кори, — завелся демон. — Тебе нельзя гасить своих чувств! Не засыпай. Ты погибнешь, если...

Я встал с крыльца, прерывая порывистую речь Ама, и попробовал сказать о том, что происходит во мне понятным нам обоим языком. Не музыка ли считается тем, что позволяет понимать друг друга? Я попытался. В голове уже зазвучала мелодия: ударные, бас-гитара, соло и ритм-гитара, небольшой проигрыш и... слова. Мои слова обо мне.

Нет, не хочу я знать, когда умру!

Позволь в последний раз усну...

Где серое небо и плотный туман,

Там, где нет на душе кровоточащих ран.

Я подошел к краю обрыва, смотря на плещущиеся внизу воды океана. Порой, когда мне хотелось вспылить и начать убивать все, что движется, я приходил сюда и незамедлительно успокаивался. Океан действовал на меня так же, как антидепрессанты на неуравновешенного человека. Я мгновенно расслабился. Ощутив холодные порывы ветра, мне стало куда легче и свободнее. Пока я смотрю на волны, ни один демон не прошибет мою броню спокойствия. Амдусциас всегда старался не подпускать меня к краю. И сейчас ничего не изменилось.

— Знаешь, мне кажется, в тебе нет былой... — Амдусциас запнулся, но сумел подобрать слова, — былой жажды отмщения. Что было хорошо раньше, так это твоя ненависть к людям. Я видел твои пылающие ненавистью глаза и губительное желание убить всех. В тебе нет этого больше. Сейчас я смотрю в твои глаза, в твою душу и не вижу.

— Тогда что видишь? — потребовал я продолжения. — Может быть, усталость от всего и желание найти покой?

— Нет, Маркс, — отвернулся демон, чтобы скрыть свою печаль, — я и этого не вижу. В твоих глазах — пустота. И вся та пустота внутри тебя вовсе не хочет быть излеченной. Тебе это не нужно, не нужно лекарство от одиночества, не нужно исцеление, не нужна месть. Я не узнаю тебя. Раньше ты во снах шел к своей заветной мечте, тебе очень хотелось уничтожить род смертных. Ты чувствовал ярость и гнев, желание убивать. Эти чувства поднимали тебя с земли, когда ты падал, заставляли забыть о боли и продолжать бороться. Но сейчас — черт! — они растворились.

— Чувства слишком переоценивают, придавая им несвойственные способности, — ответил я со странной тоской в голосе. — С каждым разом из-за чувств, которые испытываешь, ты падаешь так низко и больно, что лучше бы не знал никогда ни гнева, ни злости, ни ярости. Вовсе наоборот, они заставляют страдать от особой болезни души. Это сложно описать, но... Попробуй понять, Амдусциас, что все эти чувства не возвышают. Они заполняют каждый уголок разума и тянут вниз, не давая мыслить свободно, разумно. Они заставляют повиноваться только им и своим инстинктам убийцы. Порой, чтобы добиться победы, нужно охладеть. Прекратить чувствовать. Просто идти к цели.

— Ненависть! — воскликнул Ам. — Злость! Ярость! Гнев! Все возрождается на этих чувствах. Они влекут тебя вперед. Чтобы жить и побеждать, надо следовать зову сердца, в котором отчетливо слышится «смерть, смерть, смерть!» Черт возьми, я напомню тебе, как прекрасно греть ненависть в сердце! Я снова разожгу тот огонь, Кори!

Он заставил меня сесть на старый, местами заржавевший мотоцикл, на котором три года назад я сбегал из горящего города. Я не прикасался к нему так давно, даже не верил, что он заведется. Вопреки всем опасениям, он задрожал и приготовился к дороге. Амдусциас сказал: «Следи за тенью», — а сам обратился в бесформенный черный дым и устремился куда-то вдаль. Поспешил рвануть за ним. Признаюсь, я совсем забыл о тех ощущениях свободы и радости, какие испытывал, гоняя на мотоцикле на огромной скорости. Мне было приятно вспомнить их.

Не понимаю, зачем демон привел меня к разрушенному городку. Я видел те же давно остывшие руины и темные развалины, навевающие воспоминания о Ксафане, смерти и крови жертв. Чего Амдусциас хотел добиться? Эти мрачные закоулки моей памяти ничего не пробуждали во мне, наоборот, я только уверился в своих убеждениях: бесчувственность позволяет не чувствовать боль. Если бы не перестал отвергать все, что пытается зацепить меня, то давно бы сложил руки крестом и сдался бы. Я не чувствую ничего: ни сострадания, ни жалости, ни гнева. Это не так плохо. Но демон пытается из меня какие-либо эмоций? Вынужден его жестоко разочаровать: я стал чудовищно равнодушным ко всему, что окружает меня. Дьявол, да что же он смотрит на меня так пристально, будто пытается вытащить из моего сердца своим холодным взглядом былые переживания и страдания! Твою мать, я просто устал. Впереди у меня трудные дни, и мне хотелось просто отдохнуть перед предстоящим кровопролитием, которое я сотворю своим голосом. Пусть же Амдусциас даст мне возможность подготовиться к осуществлению моей мечты.

— Как бы ты ни старался растратить воспоминания о прошлой жизни, они до конца твоих дней будут храниться в твое й памяти. Ты можешь искажать их, затуманивать, пытаться забыть. Но однажды какая-нибудь мелочь или случайный человек напомнит обо всем, что ты пытался выжить из разума. И снова ты будешь бить стекла, кусать губы и страдать. Потому, парень, не забывай ничего. Это бессмысленно. Это неправильно. В конце концов, свои воспоминания нельзя разрывать на кусочки только потому, что они напоминают тебе о чем-то. Твои воспоминания — часть тебя, твоей истории, твоей жизни. — Амдусциас неровно вздохнул. — Я покажу тебе все, что ты три года пытался забыть, — он зловеще улыбнулся и схватил меня за голову. — Все, что пытался подавить в своей памяти и уничтожить, предать скоротечным водам забвения. Нельзя забывать то, что сделало тебя собой. Смотри, Кори!

Ряд броских, ярких, красочных воспоминаний промелькнул в голове. Я, маленький восьмилетний мальчик, смотрел на пойманного убийцу, которого усаживали в полицейскую машину. Джон Клейсон, серийный убийца и безжалостный маньяк, чье лицо было в крови, потому что он пил ее у своих несчастных жертв, посмотрел мне в глаза и выкрикнул: «Люди... они — мясо! Они — ничтожества, презираемые дьяволом! Они — сущее воплощение зла! Помяните мое слово, сын тьмы воспрянет духом и уничтожит вас всех! Помните, что вы, уродливые твари не заслуживаете жизни! Все, что вы делаете приносит зло и боль». Сзади подошел мой покойный ныне отец и увел меня подальше от места преступления. Но в голове раздавались громкие слова того психопата. Первый удар для меня и самый сильный. Я начал читать статьи и книги о серийных убийцах и демонах, оккультных науках, с восторгом и страхом отмечая, что все то, о чем говорится в этих текстах, словно списывалось с моего образа.

Я, совершенно одинокий одиннадцатилетка, сидел на перемене в школе и читал про призраков, вампиров, оборотней и демонов. Порой мне было легче думать, что многие из людей — злые существа, пьющие кровь простых и невинных, к каким причислял себя я. Это успокаивало меня, когда сталкивался со злыми, агрессивными людьми в своей жизни. Однажды самый высокий в классе мальчик с дурным нравом, задиристый и наглый Скотт, подошел ко мне и вырвал книгу из рук. Прочитав пару строк, он засмеялся. «Урод! Чокнутый! Посмотрите только! Маленький Кори, читающий старые детские сказочки про страшных-престрашных приведений и демонов. Что ты отмечаешь, что пишешь на полях? Ты считаешь себя другим? Да, Маркс, ты другой. Ты урод!» Попытавшись отстоять свою честь, я получил удар в лицо. В моем сердце загорелась небывалая доселе ярость, и я посмел избить одноклассника до полусмерти. Ни разу в жизни я не пожалел о содеянном. Тогда я впервые узнал, как приятно быть тем, кого боятся. После этого ни один одноклассник ко мне не смел подойти.

Я, тринадцатилетний парнишка, думающий о самоубийстве, впервые услышал довольно ясно и четко голос своего демона. Амдусциаса. «Мальчишка, Кори Маркс! Ты слабый, ты уязвимый! Что с тобой происходит, что не так? Думаешь, тебе пора бросить эту жизнь и прекратить бороться. Слабый! Тебя так легко ранить, довести до срыва, заставить страдать парой слов. Уязвимый! Чем ты можешь мне возразить, мерзкий и жалкий мальчишка?» Мне было страшно, я пытался не слушать его, боялся оставаться наедине с собою. Моя жизнь стала сущим адским кошмаром, в котором не было места ни счастью, ни любви, ни родительского тепла.

Я, пятнадцатилетний социопат и ненавистник всего людского рода, нашел свое пристанище. Я увлекся роком и металлом, хардкором, альтернативой, панком. Для меня не существовало ничего превыше музыки. Музыка — это посредник между духовной и чувственной жизнью. И демон замолчал, удовлетворенно слушая мои любимые песни. Тогда же я написал свои первые строки к песням и сочинил первые мелодии. Я сотворил свою группу из некоторых одноклассников и старых друзей детства, которые умели играть на своих музыкальных инструментах. Кстати, они часто жалели меня и, зная, что друзей у меня нет, всегда старались общаться со мной снисходительно. Впрочем, жалость — единственная причина, о которой они согласились стать частью моей группы. Конечно, мы не были сплоченной командой или настоящими друзьями. Но я с ними хотя бы вел себя вежливо и даже позволял себе общаться с этими смертными. Все-таки сила ненависти к людям во мне с каждым месяцем неумолимо росла, пока не перешла в превосходную степень. Отец часто спрашивал меня, почему я так изменился всего за пару лет? Отвечал: «Я просто понял смысл моей жизни. Разрушать человеческие гребаные сердца своей музыкой».

Я, молодой восемнадцатилетний парень, испытал за пару дней несколько потрясений, которые окончательно свели меня с ума. Мои верования и привязанности вмиг были рассечены. У меня не было никаких причин, чтобы быть нормальным, притворяться здоровым. Не было того, что бы держало демона в узде. Все его цепи порвались. Он набирал силу. Сначала я услышал слова своего друга Дина: «Проваливай из группы!». Отец сказал мне в ну ночь: «Хватит. Пора заканчивать летать во сне...». Амдусциас вопил во всю глотку: «Отомсти, испробуй тонкие и изящные вкусы мести!». Сумасшествие, безумие. Безумие всегда помогало людям видеть больше или, наоборот, превращало в эгоистов. Мне же была уготована участь страданий. Я тогда перестал чувствовал себя человеком. И она не утихала во мне. Боль. Раны затягивались, но внутренняя боль не проходила. Она вспыхивала во мне яркими огнями, чтобы напомнить, что я никогда не буду прежним. Я сказал тогда: «Все вокруг такие невинные, такие правильные и хорошие, что складывается впечатление, будто в аду гореть буду только я».

Я — всего лишь создание скорби, пыли и горьких стремлений. Порождение ненависти, тьмы и зла. Там, где когда-то находилось мое сердце, осталось лишь пустое место. Возможно, большая часть меня стала злее и жестче, когда я вспомнил. Ненависть и злость в ней снова запылала безудержным огнем. Но мертвая часть, которую давно похоронил в своем разуме, словно восстала из мертвых. Она шептала мне строки, которые я до конца жизни не забыл. В них скрывался тот смысл, который мне открылся только под конец моей горькой и странной жизни, насыщенной кровью и злостью. Я слушал строки и не понимал, что в них —предостережение, пророчество о моей гибели, если я последую за своими чувствами. Это второе послание Небес: «Остановись!». Я не мог этого сделать.

«Отдавшись злу,

Я вспомнил тьму.

Я знаю, что я к ней иду...

Но когда я все пойму —

Я умру»

— Видишь? — взвыл демон. — Видишь? Примитивные смертные людишки. Они при первой же возможности станцуют на твоих костях, заедая праздник твоего падения твоим же прахом. Их души настолько прогнили, что можно выжимать из них черноту. Наши руки разъело от гнили их сердец и душ. Мы должны уничтожить их вмиг! — демон переусердствовал, когда старался пробудить во мне ненависть. Ему, кстати говоря, это удалось. Я просто проигнорировал предостережение. — Мы с тобой волею судьбы попали в мир жестокости, и ее творим не мы с тобой, а они, людишки. Мы живем в людском мире, где родительская забота — всего лишь иллюзия детского воображения. Где улыбка друга уже не значит, что он хорошо относится к тебе. Где каждый одинок, и никто не старается это изменить, потому что все живут в своих светлых мечтах, не замечая ничего. Где клятвы в вечной преданности — пустая трата драгоценных слов. Где слова теряют всякий смысл, потому что несут чистую ложь.

Я не ответил Аму и молчал так долго, как мог. Демон допытывался до меня, вопрошая, что чувствую и есть ли во мне прежнее чувство злости. Но я постарался замкнуться в себе и подавить гнев. Нельзя было ему царствовать в моем разуме. Однако он проникал в каждый уголок моего существа и омрачал все, что было во мне. Оно вновь расцвело кровавыми бутонами, вновь заполнил каждую клетку тела, вновь начал медленно разрушать меня.

Когда начали сгущаться сумерки, мы вернулись к дому. Весь день был потрачен на последние тренировки на развалинах некогда мирного городка, который стал одной из жертв моей ненависти. И вечером я был готов отправиться в путь, обратно в Лондон, чтобы уничтожить все на своем пути. Показать, каким я стал. Ам заговорил:

— Не думай, что все будет просто: ангелы встанут на защиту смертных. Они не позволят тебе сжечь все дотла. Мы отправляемся на войну. Силы тьмы и ненависти столкнутся с силами света. А на войне нет жалости, нет ни совести, ни чести, — размеренно прошептал демон. — На ней убивают, разрушают и жгут. Она заставит тебя, Кори, страдать. Эта война может быть разной: кровавой или яростной, жаркой или холодной, легкой или тяжелой. Если ты решишь идти до конца, значит, будь готовым к тому, что и враг твой тоже не отступит. Ты точно готов к этому?

В плеере заиграла одна из старых песен Demon Hunter, и я вспомнил, как впервые познакомился с их песнями. Был вечер субботы, и мне не хотелось оставаться дома с Дэном наедине. Я посмотрел расписание концертов рок-музыки в Лондоне. На глаза попались они. Я пошел в клуб, где они выступали. С первых слов их песен, с первых гитарных рифов я влюбился в них. Их лирика такая глубокая и чувственная. Я нахожу себя в их песнях. И сейчас я слушаю их... и снова влюбляюсь. Как странно... Музыка — некая постоянная в нашей жизни. Слышишь песню, сразу вспоминаешь определенный яркий момент и место. Мир меняется, а песня остается. Удивительно.

On my way down...

I'm not ready to lay,

I'm not ready to fade, 

I'm not ready to die!

— Я готов, — уверенно произнес я, надевая черную куртку. — Мое время пришло.