Музыка Тьмы

I've been lost by the city

Drowned by the sea

I've been up on the rooftops

Still I'm caving in

You can scream bloody murder

Loud as you want

I'm not listening now

© Young Guns "Broadfields"

Открыв глаза, я ужаснулся своему пробуждению и всеми силами старался поспать ещё немного, чтобы как можно дольше не начинать этот день, который весь придется прожить только для того, чтобы завтра наступил ещё один точно такой же. Еще один день, который будет переполнен болью. Новый день, новые страдания.

Я немного понежился в постели, не желая вылезать из тепла, окутавшего мое тело. Должен признать, мне было комфортно, а чувство расслабления и удовлетворения редко приходилось мне ощущать. Этот мир приносит только дискомфорт для парня, ненавидящего все человеческое. Я проснулся в тепле и тишине, за окном пасмурный и хмурый Лондон, никакие тревожные мысли не рождаются — этот новый день может быть чуть лучше. Возможно, сегодня мой монстр будет спокойным и смиренным. Мне хотелось в это верить.

Ночью прошел ливень. За окном теперь лежали плотные туманы. Небольшие капли дождя бились с глухим стуком в окно, текли по стеклу, словно слезы ангелов по бледным щекам, и пропадали. Я любил дождь за его неповторимую красоту. Небо было печально серым, словно оплакивало потерю. Капли дождя шептали, как прекрасно на прекрасных небесах, разбиваясь о холодное стекло. Они умирали, ниспадая с неба. Я будто чувствовал, как неповторимо пахли дожди, как они проникали в легкие и насыщали меня свежестью.

— Дождь всегда приносит запах неба, — прошептал я с меланхоличной улыбкой. Только когда идет дождь или играет музыка, я чувствую себя живым. Мне не нужно много для счастья: лишь гитара в руках да дождь за окном. И я буду счастлив. Разве о многом я прошу от жизни? — Дождь всегда приносит мне мелодию неба.

Сегодня я должен был прийти домой к моему товарищу Дину, обсудить с командой планы на будущее и обговорить детали нового музыкального альбома. После концерта наша группа всегда собиралась у него. Это было нерушимой традицией. Возможно потому, что у него всегда найдется чашка горячего чая и печенье. Наш Дин — прекрасный друг, всегда готовый принять нас всех у себя дома и преподнести очень теплый дружеский прием. Ну... хоть близки по-дружески мы все не были никогда, я всегда звал его и остальных друзьями. Без причины. Кстати, раз на улицах Лондона никого не встретишь этим утром, то я решил отправиться пешком.

Вылезти из-под одеяла было самым тяжелым испытанием. Не знаю, как я пережил это. Едва я окунулся в утреннюю прохладу, почувствовал непреодолимое желание залезть обратно в мою обитель снов. Но экран моего телефона замигал, оповещая, что пришло новое сообщение, а они очень редко доходят до меня: я необщителен и очень груб. Нехотя потянулся к мобильнику и посмотрел на темный экран: я снизил яркость дисплея, потому что мои глаза плохо не очень-то хорошо реагируют на яркие цвета. Послание было от Дина: «Утро доброе. Приходи скорее, нужно срочно поговорить! Все ждут тебя». Откуда такая срочность у него?

Постепенно отходя от сна, кинул телефон в кучу бумаги. Рабочий стол завален множеством исчерканных черновиков и заметок, написанных неразборчивым почерком, ручки и карандаши беспорядочно разбросаны повсюду. Среди бумажных гор затерялся мой ноутбук, на котором хранилось множество набросков песен, аккорды для акустики и прочее. Конечно же, музыки в нем тоже немало. Это мой маленький хаос, где я создаю нечто новое и бессмертное. Я верю, что это останется навсегда в этом мире. Нет, не только на листах бумаги, которые легко окутает пеленой пламени огонь. Они останутся в воспоминаниях тех ночей, что внимали каждому слову, тому дождю, которому я пел их на моей гитаре, растягивая под ее нежное звучание красивые слова. Среди них, затерянный среди сотен других, лежал маленький покомканный листочек, на котором бесподобным почерком выведены строки. Вчера вечером его не было, в этом уверен, я не садился писать ничего нового, а все старое я комкаю. Но почерк мой... Это было странно. Может, я во сне написал это?

С небес, словно ангел,

Я падаю вновь...

Мне больно, я ранен,

Я чувствую кровь...

Нет, не спасай меня, прошу,

Позволь мне умереть во сне,

Позволь сказать тебе «прощай»,

Позволь погибнуть в черной тьме...

В моей тьме...

Я не смог оторваться от этих строк. Почувствовав боль, что накопилась внутри, научился ловко её прятать. Я много раз делал вид, что все наладится, скоро все пройдет и уйдет в небытие. Но я не мог солгать самому себе. Я писал о бесконечной боли, что таилась внутри меня... Намного легче писать о том, что испытываешь. Ты выливаешь все это наружу, освобождаешь душу. И когда поешь эти слова, боль совсем уходит из меня, словно ее не было никогда. Словно она растворялась в сознании и пропадала без вести. Это я любил.

К черту философию и самоанализ! Я часто думал о своем поведении, но в последнее время знойные мысли посещают меня слишком часто. Пора завязывать думать обо всем плохом, что есть во мне. Пора, наконец, высвободиться из пелены негодований и пойти к Дину, начать заниматься моим любимым делом.

Надел на себя джемпер и джинсы, сверху накинул черное пальто. Все-таки дни в Лондоне стоят не теплые — дождливые, осенние, прохладные. Мне особенно нравятся они, но иногда приходится одеваться теплее. И я почувствовал себя правым, когда вышел на улицу: леденящий ветер пытался забраться под одежду и отобрать тепло, что есть у меня. Но ему не повезло, потому что я хорошо подготовился к нашей встрече. Немного поежившись, пошел к другу домой. Я прошел пару кварталов, прежде чем почувствовал внутри неприятное жжение, словно я поступаю неверно, мне нужно развернуться и бежать. Но я уперто продолжал идти.

Возле дома я остановился, посмотрел в окна, где парни невесело разговаривают между собой. Между ними мелькнула незнакомая тень. Я подумал, что мать Дина вернулась с Мальдив из отпуска, но «тень» была не такой полной и приземистой, как миссис Робертс. Среди парней была девушка. Ее лицо было красиво: милая улыбка розовых губ, подведенных блеском, тонкие скулы и выразительные брови, изящные ресницы, сильно подкрашенные дорогой тушью. Девушка была одета в серебристое вечернее платье и тонкую кожаную куртку. Выглядело все это так, будто она провела ночь с одним из парней, и сейчас возомнила себя подружкой одного из них. Не дождется! Я никогда не любил фанаток. Они слишком мешают нашей работе. Ненавижу.

— Хэй, что это значит? — Я ворвался в прихожую, и мгновенно все вскочили с дивана, словно им не дали подготовиться к атаке. Дин уже раскраснелся, сделал неосторожный шаг вперед, но Саймон торопливо преградил ему путь и заслонил девчонку, которая мило махала мне рукой. Брайан с нескрываемым интересом смотрел на разворачивающуюся сцену. — Что за шлюха здесь? Вы же знаете, пока мы работаем — никаких фанаток и девушек. Они только отвлекают. Пусть она проваливает отсюда, давайте. И за работу.

— Кори, познакомься, это Эмпиреан, — осторожно представил ее Саймон, его голос слегка подрагивал. — Эмпиреан Дикс. Она наша новая вокалистка в группе. Не подумай ничего плохого, она заменит тебя, пока ты...

— Кори, проваливай из группы, — не дал ему закончить Дин, резко подавшись вперед, вырываясь из лап Саймона. Его лицо было красным. — Нам безумно надоело играть металл и слушать твои завывания про боль, мрак, тьму, убийства, демонов, смерть и кровь. Черт, все настолько приелось, что хочется послать все к дьяволу! Мы давно хотели тебе сказать, что нужно менять лирику песен, но ты уперто стоял на своем и не позволял нам выбирать тему. Мы — команда, все до единого, а лишний здесь только ты, Кори. Проваливай!

Я остолбенел. Внутри словно все замерло и затихло, но подобная тишина бывает только перед бурей. Моя буря была бы разрушительной стихией, безудержным порывом гнева и злости в сочетании с ненавистью, удивлением и новой волной боли. Я стоял посреди комнаты, не в силах сказать ничего стоящего.

— Да пошли вы, уроды... Горите в аду! — Злость воспылала во мне с новой силой. Я выбежал на улицу прежде, чем ненависть переросла в безумие и разрушительную ярость. А мой демон, подкрадываясь к сердцу, пробудился и зашептал мне: «И это всё, Кори, маленький сын тьмы и ненависти? Всё, что ты можешь произнести? "Горите в аду...", — передразнил он меня. — О, уверяю тебя, они сгорят дотла там, но... неужели ты не можешь ответить достойно? Неужели в тебе не осталось ни капли духу? Почему с каждым днем тебе все сложнее оставаться в окружении людей, а стремление к спокойствию и тишине, становится навязчивой мыслью? Я знаю и подскажу тебе, ты — слабый! Уязвимый, мелкий, ничтожный. Позволь направить тебя на истинный путь, позволь помочь. Вернись, Кори, вернись обратно, возьми нож и перережь им глотки. Плавно, медленно рассеки их плоть и заставь кровь пролиться. Пусть будут реки крови и трупы повсюду! Они будут смотреть на тебя перед концом, как испуганные смертные в лицо величественной и неумолимой смерти. Разве не этого ты хотел — уничтожать человечество? Да... Убей их всех, убей их всех, я прошу тебя, убей!»

Я невольно дернулся... от небольшой капельки дождя, попавшей мне за воротник в пальто. Холод пробежал по коже. Но эти тревожные кровавые мысли вовсе не заставили меня чувствовать себя неправильно. Мое подсознание говорило, что монстр прав. Я — настоящий я, который просто сосуществовал во мне вместе с демоном, — соглашался с ним. Эти мысли давали мне успокоение, приносили умиротворение. Спокойствие тонкой пеленой проникало под кожу. Было оно лекарством или ядом — я не знал, однако уверенность в правильности наступившего умиротворения крепчала с каждым мгновением, едва я остался наедине с собой и опустевшим холодным Лондоном, наедине со своим безумным одиночеством. Упоенный мыслями о смерти, я уже представил, как я рассеку лезвием ножа глотку Брайана, перейду к Саймону и вспорю лезвием его легкие. Кровь течет, она повсюду. Полумертвые парни бьются в предсмертных конвульсиях. Они хрипят и стонут от боли. Их глаза, остекленевшие, полны ужаса и страха. Я наслаждаюсь, монстр довольно рычит. Девчонка Эмпиреан визжит, стекла окон дрожат. Я мгновенно хватаю ее за тонкую шею, держу голову и легко поворачиваю ее до щелчка. И она падает без слов, без дыхания. Мертва, девчонка мертва! Монстр начинает восторженно хлопать в ладоши. И наступает очередь Дина умереть. Подходит его час расплаты. Дин вовсе не предмет моей дикой ненависти, но он заставил себя ненавидеть. Будь он мягче или спокойнее в общении со мной, если бы не встал и не приказал мне проваливать из группы, созданной мною же, его смерть была бы менее мучительной. Он забился в угол, в его глазах стоит крик и кошмар. Я приближаюсь, он сжимается от страха. Я подхожу к нему вплотную и вонзаю нож в низ живота, медленно веду вверх лезвие и слушаю его крик. По его щекам стекают слезы, он молит о прощении, просит остановиться. Не понимает, что уже слишком поздно: монстр властвует надо мной. «Кори, Кори, Кори, — стонет он, а из его рта вытекают струйки крови, — прости, пожалуйста! Я был глуп, о, как же я был глуп! Я не хотел, клянусь! Остановись!» Но я не внимаю его словам. Его окровавленное тело начало падать, но я ловко подхватываю его и поглаживаю по голове, шепча ему одну песню: «Now it's too late, too late to live... Only heaven loves you now... — он истекает кровью, мое черное пальто впитывает все: кровь, боль, страдание. — О, мой дорогой Дин, прощай! Мне ничуть тебя не жаль. Ты разбил мое доверие, мое сердце... И я не могу не отомстить. Понимаешь? Смерть и кровь — это искупление за твои слова. Нет, мне не жаль тебя, но я отомстил за свое сердце и теперь я могу простить тебя. Я прощаю тебя, Дин. Умирай, не держись за жизнь. Чем дольше будешь бороться, тем больнее будет» И отпускаю его. Я облегченно вздыхаю, монстр дьявольски смеется. Голос мой сорвался, я истерично засмеялся, а в глазах застыл след безумия. Руки и лицо в крови, я весь в ней. Я облизываю губы и зловеще улыбаюсь.

Мне одновременно было страшно и дико весело. Подобные вспышки моего больного воображения приводили порой даже в ужас, отчего невольно задумываешься: не психопат ли ты? В такие минуты казалось, будто во мне звенит голос хладнокровного и беспощадного чудовища. Но часть меня думала, что это так забавно — представлять смерть тех жалких смертных, которые оскорбили тебя однажды. Месть, сладкая и холодная месть! Она была как дорогое и хорошее вино. И чем дольше ты наслаждаешься им, тем больше получаешь удовольствия и наслаждения. Больше удивительной насыщенности чувствуешь в ее вкусе.

Представляя кровавые сцены, я страдал. От одиночества. Раньше я думал, что нужно беречь дружбу, хорошие отношения. А сейчас понял, что нужно беречь себя от людей, которые в любую секунду могут кинуть, которые тихо ненавидят за спиной, притворяясь другом. В один миг все потускнело, и во мне остались только яркое воображение да голодный демон. Я всегда старался быть куда жестче и безразличнее к миру, безумно надеясь, что его уничтожительная реальность не доберется до меня. «Больше ненависти, больше бесчеловечности, больше зла — тогда перестанешь страдать». Я верил в это. Долго сдерживал свои самые теплые чувства в глубине души. Там они и умерли. Тьма и монстр захватили власть. Никогда не смел показывать своих эмоций, тщательно скрывая их под маской безразличия. Но удар от моих друзей попал под дых, и это сорвало маску. Я шел по улицам, а на глазах блестели слезы. Нет, я не заплачу. Не заплачу. Нет.

Ворвался домой и побежал в свою комнату, стараясь добежать до туда быстрее, чем отец увидит меня. Но было уже слишком поздно: Дэн Маркс уже стоял перед дверью и с взглядом полным сострадания смотрел на меня и старался успокоить, но он не понимал, что его слова только дразнят моего демона. Он ненавидит его.

— Что-то случилось, Кори? — повторил отец, но теперь уже настойчивее. — Скажи мне, и вместе мы решим все проблемы. Я помогу тебе во всем, ведь ты мой сын. Я обещаю, что вскоре все снова будет хорошо и...

— Уже нихера не будет хорошо! — выкрикнул я с тенью боли. На меня это не похоже. Я стараюсь сдержать эту боль внутри, притворяясь бесчувственным монстром, которому невозможно сделать хуже. Считал, что лучше буду казаться бесчувственным эгоистом, чем умирать у всех на глазах, преисполненный боли. — Нет! Мне не нужна ничья... помощь! Справлюсь со всем сам, как всегда. Как все последние горькие года. Без отца.

— Кори, постой! — он взял меня за локоть и оттащил подальше от двери, не давая возможности сбежать и запереться. Я был так подавлен и расстроен, а Дэн только хуже делает. Я чуть ли не закричал на него от безысходности. Демон уже начал рисовать в воображении страшные картины. Я приказывал ему быть спокойнее, а он рычал, злился, ненавидел... — Кори, я долго откладывал этот разговор, но все-таки сегодня хотел бы начать его. Слушай, я говорил тебе не единожды о том, что пора тебе устроить свою жизнь, получить образование. Так что завтра утром мы переедем в Берлин. Ты же еще помнишь немецкий? — Отец часто в детстве пытался обучить меня иностранным языкам. Сам знал он больше пяти или шести. Пытался научить меня итальянскому, испанскому, французскому и даже, черт его дери, китайскому. Но почему-то я больше пристрастился к немецкому. Воодушевленный историей Германии во времена правления сурового, мудрого и жестокого тирана, мне казалась эта страна идеальной для меня, а язык достаточно жестко и сурово звучащим. Но я не забывал, что теперь там все иначе, потому не горел желанием перебираться туда, где нет зла — моей привычной стихии. На немецком песни про кровь, смерть и истребление человечества звучат не просто как слова под музыку, а как настоящее проклятье. Я написал даже пару песен на этом языке, но группа отказалась играть под текст. Уж очень он был жестким. Однако меня насторожило не то, что я должен все бросить, хотя я уже все потерял. Меня немного смутили слова о том, что мне пора получать образование. Он хочет, чтобы я перестал играть? Хочет отнять последнее, что поддерживает во мне тусклый и почти убитый огонь жизни? — У тебя же была в школе предрасположенность к химии и биологии, и я подумал, что ты будешь отличным студентом в медицинском институте. — Это было немного неверно, я увлекался не биологией, а анатомией, потому что думал много о том, как люди выглядят изнутри и что их делает такими мерзкими. Как оказалось, не только физиология людей слишком раздражает, но и много чего другого. А химия мне всегда давалась легко, я не прикладывал к этому никаких усилий. Но если говорить до конца честно, я имею большую склонность к гуманитарным наукам. А если вообще полностью раскрыться, я — никто и ничто, и удается мне хорошо только сочинять музыку и песни. Все. — Потому ты поступишь в Университет имени Гумбольдта в Берлине. Собирай вещи, мальчик, завтра в восемь утра мы с тобой должны быть в аэропорту.

— Ты не поступишь так со мной. — Голос мой звучал твердо. Я не верил ему. Он шутит! Отец очень любит пошутить так, что я немного напрягался и пугался. Разве он не понимает, что мне нужно творить нечто вечное и бессмертное? Я уже зарабатываю сам неплохие деньги на концертах, в будущем могу обеспечить себя. Почему он хочет сделать меня... обычным? Я не хочу быть таким же примитивным человеком, как все вокруг. Мне нужно быть иным, не похожим на других. Дэн не дает возможности раскрыть в полной мере свои способности и зарабатывать на ней? Это ужасно. — Я не полечу. Мне не нужно образование. Я уже успешен.

— Кори, в тебе говорит подростковый эгоизм. Хватит. Пора заканчивать летать во сне и посмотреть на вещи реально: сейчас ты знаменит и успешен, но пройдет пять-десять лет, появится новая восходящая звезда, а про тебя все забудут. Обеспечь себе надежное будущее. Рок и металл — не бессмертны. Прекрати, Кори, сынок.

— Закрой рот. — Я отдаю ключи от своего разума демону. Больше меня не существует. Есть только тело Кори Маркса, в котором поселилось злобное существо. Отныне у меня не было себя. Отец меня оскорбил. Я долго терпел. Мой демон призывал схватить из его нагрудного кармана ручку и вонзить ее в шею отцу. Уже сделал шаг вперед, собираясь совершить задуманное, но вовремя притормозил. — Я люблю эту музыку не просто так. Ты слышишь в ней жестокость, крики и боль. Я слышу то, что успокаивает меня и дает шанс уйти от этого грязного и прогнившего мира, полного дерьма. Здесь я свободен и могу творить. Я не полечу навстречу смерти. В конце концов, я не улечу отсюда. Здесь моя мать погибла, здесь я жил с рождения. Здесь моя обитель зла.

— Это не обсуждается, — громко ответил он, оскорбленный моей грубостью. — Тогда я соберу твое шмотье.

Я издал глубокий рык и рванул в комнату. Зло внутри расцветало. Хотелось кинуться под дождь, разбить ладони о скалы, порвать зубами губы и взмолиться разгневанному небу. Смотреть, как падают беглые капли и мечтать стать одной из них, чтобы раствориться, иссохнуть, исчезнуть. Мне нужно было понять, за что мир меня ненавидит! «За то, что ты ненавидишь его!» — всплыл ответ в голове, словно его прислал сам дьявол.

Думал, что музыка может мне помочь усыпить немного монстра, ожидающего смерти и крови на моих руках. Включил первое, что попалось на глаза — Nomy. Я делаю музыку громче, так, чтобы не слышать моих мыслей. Но это глупо, потому что слова песен напоминают, что я пытаюсь забыть, от чего пытаюсь скрыться.

So kill them all,

Kill them all!

That is all they want me to,

I hear thousands little voices

But the worst I hear is you!

«Убей их всех, убей их всех, я прошу тебя, убей!» Написанные мною строки врываются в подсознание и преследуют меня. Что за чертовщина со мной творится? Словно из груди вырывают свет и раздавливают его.

"Будь неразрушимым. Выращивай в себе силу. Никто не в силах это отнять у тебя. Никогда не сдавайся, бери своё, будь первым. Твою душу ещё тысячу раз попытаются уничтожить, но не позволь ублюдкам сломить тебя, — говорил мне монстр, когда я пытался раствориться в музыке, уйти от мира. — Отомсти, испробуй тонкие и изящные вкусы мести. Убей, убей, убей! Почувствуй, как прекрасно видеть кровь на своих руках!"

— Я не хочу быть убийцей. Я простой парень, который не любит людей. Социопат, но не психопат. Да, когда-то я потерял самого себя внутри тебя, там, где сводятся ребра, там, где вечный холод и пустота. Я исчез в твоей тьме, мой демон, растворился в ней, полностью отдался волнам черноты, поглотившим меня. Но знай, я еще могу держать над собой слабый контроль. Пока различаю свет и тьму, добро и зло. Сдерживаю мрак внутри себя и не даю ему выплеснуться. Ты не можешь захватить надо мной власть, тварь. Я еще продолжаю бороться.

"Кори, мой дорогой, — тихо прошептал демон мне, — пора бы тебе раскрыть глаза. Что ты думаешь о них?"

— Все вокруг такие невинные, такие правильные и хорошие, что складывается впечатление, будто в аду гореть буду только я, — прошептал, смотря в бескрайнюю пустоту.

«Убей... убей... убей...»