Глава 2
Мы плыли двое суток. К нам часто заглядывал Бигло - беззлобный матрос, уже с десяток лет бороздивший океан. Из года в год он возвращался с командой в Наарн, чтобы забрать новую, свежую плоть для нужд государства...из таких же нуждающихся, только уже в деньгах.
Невольных соседей по трюму беззлобными было не назвать – те, едва спустились в трюм, образовали компанию «своих» и будто одичалые падальщики тут же заняли треть коек. Само собой нас, чужаков с островов, среди них не было и быть не могло. Скаля зубы, они с неприкрытой злобой смотрели в нашу сторону. Пока не наступила первая ночь и они не решили, что настало время действовать...
Все произошло именно так, как загодя говорил Бигло! Мы заняли всего две подвесные койки на четверых, но, видимо, и этого было много: злозубые намеревались избить наших и забрать эти места себе. И это при том, что почти все они удостоились спального места! С десяток людей, оставшись безучастными в начавшейся травле, спали на полу, облокотившись на деревяные стены трюма. Как и мы с Акки.
Услышав шаги, Акки проснулся и незаметно пихнул меня в бок, вырывав из объятий беспокойного сна. Я сразу увидел три худощавые тени: они старались идти тихо, но некоторые столичные уже проснулись и с интересом наблюдали за безмездным зрелищем. Остановившись рядом с нашими, они склонились ближе друг к другу – до меня донесся только бессвязный шепот. Я напрягся, в глубине души надеясь, что они передумают. Меньше всего мне хотелось затевать драку – и без этого до дурноты было тошно! Вдруг одна из теней отделилась от остальных и скользнула к спящему – он с силой пихнул ногой нашего, нанеся удар под кусок ткани, на котором тот спал! Скотина! Мы с Акки мгновенно подскочили, побежав на выручку своим.
Их было трое, нас — четверо. Навалять им не составляло никакого труда. И все должно было закончиться нормально!
Мы сцепились! Влетев в драку, со всех сторон на меня тут же посыпались тяжелые удары – не такие уж они оказались и худощавые! Я махал кулаками, нанося удары не глядя, пока двое наших парней не оттащили зачинщика в сторону, а Акки не уронил еще одного из их компании. Я остался один на один с последним – самым высоким и, дагма, крупным!
Я ударил его первым, попав куда-то в туловище и тут же добавив ему с ноги! Даже не пошатнувшись, он тут же ответил мне на любезности кулаком – не успел я увидеть его руку, как почувствовал вкус крови во рту. Он нанес мне еще один удар и еще – в голове зашумело, я не удержался на ногах.
Он напрыгнул на меня, начав молотить кулаками куда попадется! Голова кружилась все сильнее. Нужно было что-то делать! Еще немного и я позорно потеряю сознание!
Собравшись с последними силами, я попытался скинуть его с себя – хорошо держался, эрка! Закричав, я надавил еще сильнее – он упал! Тут же я запрыгнул на него и быстро ударил в грудь, на этот раз точно зная, куда бить! Когда-то давно меня научил этому удару один из деревенских мужиков... будучи детьми, мы с Акки сцепились – я уж не помню, что не поделили. Он увидел это и растащил нас, а скорее Акки от меня. Я хорошо помню, как тогда сжался и не мог даже ударить друга в ответ! Позорище! Тот мужик видел это и показал мне, куда нужно бить, если угрожает опасность. Перед этим взяв с меня обещание никогда не повторять этот прием с близкими людьми. И я не повторял...
От этого удара соперник часто и прерывисто задышал, отчаянно пытаясь сделать вдох полной грудью. Он схватил меня за челюсть, сжимая руку все сильнее и сильнее...В мгновение родившаяся вспышка злости переросла в какие-то дикие животные инстинкты: перед глазами все помутилось. Я сомкнул руки вокруг его шеи.
— Лейнар! Лейнар, мать твою, отпускай! – я услышал голос Акки как будто издалека. Пелена перед глазами резко отступила, я в ужасе посмотрел на парня передо мной, тут же его отпустив. Он начал ловить ртом воздух как умирающая рыба на берегу: опухший и красный, на лбу у него выступили вены. Дагма!
Вокруг нас собирались люди. Проснулись, казалось, все: кто-то подбежал ближе, столпившись вокруг недоудушенного, кто-то сидел на подвесной кровати, сомневаясь, стоит ли вообще оно того? Объединяло их только одно – испуг в глазах. И каждый, каждый из них смотрел... на меня! Взгляд лихорадочно перемещался от одного человека к другому – они были повсюду. И каждый смотрел на меня как на полоумного зверя!
Я увидел Акки. На секунду я замер, боясь на него посмотреть. Вдруг он взглянет на меня так же, как и они? Вдруг он тоже решит, что я ненормальный? Я колебался всего несколько мгновений.
Он смотрел на меня без страха и злобы. В его глазах не было жалости. В них было понимание...и сожаление. Он приблизился ко мне и протянул руку, помогая встать.
После этого нас никто не донимал: остаток ночи, да и следующая тоже, прошли тихо. Но уснуть я не смог – мне все казалось, что каждый из этих чужаков пристально смотрит на меня. И обе ночи, едва я проваливался в беспокойный сон, как что-то невидимое из него меня выдергивало. К утру второго дня я был готов завыть!
На нас перестали пялиться. С нами не заговаривали и вообще старались делать вид, что нас нет. Но я все равно замечал косые взгляды в свою сторону – мы были заперты в трюме и спасения от них не было. Они не боялись меня, ведь их всяко было больше, но они как будто не знали, чего от меня ожидать. Я был для них диким зверем, привезенным из какой-то глуши! Кинется ли он, если ты пройдешь мимо?
Мы узнали куда нас везут через день после драки. Жарким днем наш корабль пришвартовался у берегов небольшой, на первый взгляд, деревни. По деревянному помосту один за другим мы ступили на берег, выстроившись в длинную шеренгу. Не было перешептываний, не было косых взглядов – я чувствовал себя изгоем. Меня просто не замечали.
Только сейчас, пока к нам никто не подошел, я смог внимательно рассмотреть столичных. Большинство из них были на вид чуть старше нас. Набор, который мы из себя представляли, казался нелепым: высокие и тощие, крепкие и низкие, полные и смуглые – меньше всего я понимал, зачем здесь собрали всех этих людей. И зачем им понадобились мы – отступники с островов?
И вот, сверкая садисткой улыбкой, как чешуя на ярком солнце, к нам вышел тот, кого мы сразу возненавидели, что, как ни странно, нас сплотило — командир Арату. Под два метра ростом, с сединой на висках и тяжелым взглядом – да он мог бы им прибить!
Это был человек, который, казалось, хотел плюнуть каждому из нас в лицо, таким «теплым» было его отношение к новоприбывшим. Пройдя мимо нас со страдальческой гримасой, он остановился по центру, еще раз пробежавшись взглядом по каждому.
— Таких уродцев я видел только десять лет назад, когда еще выслеживал на болотах. Хилые, — он начал идти вдоль шеренги, —дохлые, немощные! Даже моя мать заржала бы, увидев вас! Бедная матушка, ты даже с кухонным ножом была опаснее, чем эти эрки!
Остановившись рядом с одним из столичных, он на секунду замолчал, после чего громогласно заорал в лицо бедному парню: «Ровно встали, псы плешивые!». Вытянулись все и мгновенно. Экзекуция продолжалась.
— Меня зовут командир Арату, обращаться ко мне только так! С сегодняшнего дня вы все переходите под мое командование, пока вас не убьют, не переведут или не отзовут. На последнее я бы не рассчитывал, иначе вы вернетесь домой жалкими трусами, не оказавшими помощь своему государству! Поверьте, если все же дадите слабину, дома вас будет ждать совсем другая жизнь. Слабаков не ратуют, – выдержав многозначительную паузу, он продолжил. — Как все знают, уже много лет идет война с мятежниками и иноверцами. Радует только, что последних поубавилось! Не без наших стараний, уродцы! Я даже знать не желаю, были ли среди вас те, кто служил кому-то кроме Равеса! Запомните, вы оказались в прямом его властвовании и обращаться со своим жалким скулежом можете только к Нему! Остальная шайка себя давно опозорила, – он снова на секунду замолчал, окинув нас всех взглядом. — Шпана, теперь мы с вами заодно! Слушайте меня, выполняйте приказы, и сможете подняться. Имейте в виду, я не потерплю здесь смутьян.
Таким вот диковинным образом состоялось наше знакомство с командиром Арату. Нас разметили в полевом лагере и вместе с тем скромном порту – это его я принял за деревню! Каждый деревянный дом – и впрямь, как в деревне! - был рассчитан на шестерых. Покосившиеся жилища беспорядочно распластались вдоль побережья. Солнце скрылось за облаками и серый песок, грязная вода у берега и прибитый вид столичных как будто кричали о том, что жизнь здесь будет нелегкой. Да и командир Арату умел встречать гостей – в жизнерадостности ему не отказать.
Убранство внутри домов начиналось и сразу же заканчивалось на шести деревянных койках, расположенных у стен друг напротив друга. На каждой кровати лежало покрывало – местами в пятнах - даже на вид не сильно приятнее грязного песка. Я приметил в углу умывальник - прямо в середине ведра была дырка с мой палец. Пол под ним был темнее, пострадав от выливавшейся из него не один раз воды. Не такие уж и плохие были у нас дома на островах... С тоской в сердце я вспомнил о доме.
Мы хотели разместиться с двумя деревенскими, прибывшими с нами, но такой возможности нам не дали. Узнав, откуда мы, командир Арату хотел разделить нас, смешав со столичными, но по какой-то неведомой причине решил все-таки оставить в парах. Вздохнув – он даже показался мне человеком в этот момент – он сказал держаться вместе. Как мы разделимся ему было плевать, чем мы не преминули воспользоваться.
А двое смельчаков из них все-же нашлось... Они не побоялись разделить с нами дом, чем сразу же меня заинтересовали! Они представились как Эур и Наул и тут же вышли из дома, не продолжив разговор. Мы с Акки переглянулись.
— Удивлен?
— Да. Не думал, что после той истории с нами вообще заговорят.
— Мне жаль, что так вышло. Я не хотел подставлять тебя тоже.
— Не думай об этом. У нас не было иного выбора. Либо они, либо мы – нам сразу это показали.
Эура я никак не мог вспомнить - у меня было стойкое чувство, что я его не видел вовсе, хоть мы и провели вместе два дня на корабле. Высокорослый и белобрысый, с яркими серыми глазами и тонкими чертами лица...я бы его наверняка запомнил. А вот Наула, мулата с пухлыми губами и непонятного оттенка глазами я узнал сразу! Он даже не пытался выбить себе место для сна на корабле, сразу засев в дальнем конце трюма и практически ни с кем не общаясь. Но мне показалось, что они уже знали друг друга до приезда сюда. Слишком свободно вели себя друг с другом, так не держатся рядом незнакомцы! Я отметил для себя, что следует больше разузнать об этом.
Через полчаса, как раз когда я пытался справиться с покрывалом, оказавшимся на ощупь еще хуже песка, к нам в дом ворвался запыхавшийся и покрасневший наарнец:
— Арату велел собраться у его дома через десять минут! – за сим он тут же вылетел, хлопнув бедной дверью. Та содрогнулась, но устояла... Бросив дагмов кусок ткани на кровать, мы с Акки выбежали из дома.
Как различать здешние жилища я так и не понял: все на вид одинаковые, поди разбери, в каком кто живет! Неужели командир Арату живет в такой же халупе, как и мы? Что это вообще за место такое?
Мы прошли мимо трех домов, прежде чем увидели столпившихся наарнцев у одного из домов. Мы встали за ними, не слишком приблизившись. Несколько человек обернулись, но едва различили, кто мы, тут же отвернулись. Я не знал, что и думать! Хорошо ведь с одной стороны – меньше будут донимать...а с другой это недовнимание начинало раздражать. Я устало прикрыл глаза. Подумаю об этом завтра.
Солнце ярко светило нам в лицо, но даже оно казалось холодным и далеким – погода так сильно отличалась от того, к чему я привык! Все казалось чужим и странным – и большие дома, и люди вокруг, и сама земля.
К нам вышел командир Арату. Скривившись при нашем виде, он отдал команду следовать за ним. Мы прошли мимо домов, в которых нас разместили, и двинулись в южную сторону, идя по песку да мелкой гальке, в которых утопали ноги.
Через какое-то время мы свернули с песчаного берега и двинулись в противоположную от океана сторону, выйдя на равнину. И тут же, пройдя с несколько десятков метров, мы уперлись в странного вида сооружение, у которого остановился командир Арату.
По кругу в землю были воткнуты деревянные колья, создавая огромный круг. Внутри него, в дальнем конце, расположился небольшой шатер из грязно-серой ткани. В самом его центре стояло длинное бревно, на которое он и опирался! Дополнительно ткань закрепили, примотав веревку к четырем закопанным в землю кольям, со всех сторон закрепив сооружение. И почему мы в свое время не догадались построить такие на островах?! По всему острову бы такие понаставил: и в лесу для охоты, и на берегу у самого океана! Вот жизнь бы была...
— Заходим по одному!
И вместо того, чтобы зайти, все замерли в напряжении... пока Арату не закричал во всю глотку «бего-ом!». Быстро выйдя из оцепенения, мы сорвались с места и побежали к шатру.
Первым зашел внутрь один из наарнцев. Он вышел через несколько минут – тревожных и слишком длинных - держа в руке железный одноручный меч. Мысленно выдохнув, остальные последовали за ним. До нас очередь дошла в числе последних, о чем мы тут же пожалели: все более-менее пристойные мечи, лежавшие грудой на земле, уже разобрали. На нашу долю осталось оружие местами ржавое, не внушавшее никакого доверия. Таким причинить увечья можно было, разве что, занеся в рану заразу от ржавчины или особо жестоко распилив противника. Стиснув зубы, мы забрали что было и встали в строй.
Раньше я никогда не держал в руках меч и понятия не имел, как с ним обращаться. Тяжелый и увесистый – с ним мне было непривычно и неудобно. На островах мне не было нужды охотиться – крупных зверей там в помине не было! И выбирая, как приносить свою пользу, я предпочел рыбалку. Удочкой в жизни никого не убьешь, но до сегодняшнего дня меня это не волновало. О чем я снова пожалел. Подумалось, что теперь жалеть о чем-то я буду часто и много. Особенно о том, что пропускал мимо случаи. Особенно о том, что не умел защитить себя.
Арату довольно улыбнулся, смотря на нас, как хищник смотрит на свою добычу.
— Ну что, шпана, будем учиться и делать из вас пристойных вояк, — сказал он, обозначив начало бесконечным однообразным дням, в которые мы погрузились, утопая с головой.
Утро начиналось с восходом солнца. Вначале Арату заходил в ближайший дом, благо не наш, и дурным криком поднимал спящих. Задача старшего солдата, который выбирался в каждом жилище отдельно, была добежать до следующего дома и поднять остальных. За сим утренний обряд повторялся уже в другом доме. Вот так, радостно начиная утро, мы шли на часовую пробежку – голодные и злые.
Бег проходил вокруг всех домов, за час мы успевали сделать два круга, утопая в тяжелом песке. Именно тогда, во время самой первой пробежки, я увидел возвышавшиеся вдали стены Этериона – главной части, расположенной за многометровыми каменными стенами. Но нас туда не пустили ни тогда, ни несколько месяцев спустя. Как и за пределы нашего лагеря.
Однажды, где-то через неделю, один столичный попытался сбежать. Многие об этом думали и ... даже меня одолевало жгучее желание покончить со всей этой дагмой! Каждую ночь, засыпая, я думал о том, как хорошо было бы жить свободно. Не думать о том, что ждет меня завтра, не волноваться из-за неизвестности! Но мне было некуда бежать. Без денег, без семьи – я был никому не нужен и не понимал, где я оказался. Я ничего не знал о столице и понятия не имел, куда податься. И каждое утро, просыпаясь, я снова вставал на пробежку, запихивая ночные мысли куда подальше.
Но тот наарнец решил сбежать. С юга мы были ограничены океаном, а на севере возвышался Этерион - путь его лежал на запад. По слухам, которые до нас все же доходили, он хотел скрыться в непроглядном лесу в нескольких километрах от нас.
И все бы ничего, только до леса он добраться не успел: его перехватили дозорные, патрулирующие дорогу близ Этериона и нашего лагеря по ночам. Днем их не было, как и не было возможности организовать побег: мы были всегда под надзором либо командира Арату, либо старших солдат.
Его наказание было показным и жестоким. Выбрав день, когда пошел дождь, его ранним утром вытащили из загона для скота – я даже не знал, что такой есть! - где он обитал последние несколько суток, не видя людей. Арату отправил его на внеочередную пробежку. Я помню, как тогда удивился, прослышав, что он отделается бегом...пока не увидел, на что способен разозленный командир. Нас тоже выдернули из кроватей, чтобы мы могли воочию наблюдать за наказанием и представлять себя на его месте.
Ему пришлось бежать несколько часов кряду под проливным дождем, поскальзываясь и падая. Каждый раз, когда он падал, к нему подбегал командир Арату и бил его длинной тонкой палкой, вскидывая за одёжку обратно на ноги. Он упал через несколько часов и уже не смог подняться, изможденный и обессиленный.
Стараниями командира Арату на открытых участках тела наарнца виднелись тонкие красные полосы, местами кровоточащие. Подойдя к нему, Арату ударил его массивным ботинком, от чего беглец согнулся. Лежащий на песке, измученный и дрожащий от усталости, он отбил у меня последнее желание пытаться бежать. Я не сочувствовал столичным, когда они возвращались после тренировок с синяками и порезами, мне не было их жалко, когда они, задыхаясь, отставали во время пробежки. Только сейчас, воочию наблюдая за наказанием, я окончательно понял, что все мы плывем в одной лодке. И мне было жаль этого наарнца. Я и правда представил себя на его месте.
Арату наклонился к нему, что-то прошептав. Наарнец заплакал, закрыв руками лицо. Скривившись, Арату ударил его еще несколько раз и с легкостью подняв бросил в лужу. Юноша не поднялся.
Подойдя к нам, он демонстративно протер чистый ботинок рукой и сплюнул на землю.
— Я надеюсь, что вы вместе с ним получили хороший урок. Я мог бы убить его, но пожалел. Вы глупые и неразумные эрки! В ваших головах еще не родилось осознание того, где вы находитесь и для чего! Дисциплина спасет вам жизнь, идиоты! В первый раз я прощу вам эту выходку. Следующий из вас отправится прямиком в землю.
Этот наарнец поправился через пять дней. Он замкнулся в себе и отныне беспрекословно подчинялся командам Арату, перестав общаться с другими. Наверное, тот день особо поразил остальных, иначе я никак не мог объяснить, почему с нами вдруг стали здороваться наарнцы.
Следом за пробежкой в распорядке дня значился завтрак, проходивший под открытым небом в любую погоду. Дождь ли или палящее солнце – плевать, если ты не ешь, значит не голоден. Отвратительного вида каша, будто уже пожеванная кем-то, сопровождала нас каждое утро. На вкус было еще терпимо, главное — не смотреть в тарелку. Со временем я приловчился и съедал всё не глядя.
После шел получасовой перерыв. Большинство использовало это время для дремы, мне же никогда спать не хотелось. Иногда я выходил на берег и смотрел на бескрайние воды океана, вспоминая свою прежнюю жизнь. Вестей из Наарна не было, да я их и не ждал. Я не знал, что стало с остальными: уцелели ли они вообще? Я только надеялся, что когда-нибудь смогу их повидать: при случайной встрече или на доброй могиле.
Постепенно печаль, разрывавшая сердце в первые недели, утихла. Она сменилась тонкой грустью, иногда навещавшей меня по ночам – как раз когда я оставил последние мысли о бегстве. С тех пор я был сосредоточен на жизни настоящей. Военная дисциплина выбивает из тебя все старое, делая суровым, прямо как кусок сухого пережаренного мяса!
Большую часть дня мы отдавали тренировкам. Беря в руки мечи, мы шли на тренировочную площадку, чтобы оттачивать показанные нам до этого самим Арату приемы. Уклонился—ударил. Уклонился—ударил... Как только мы осваивали один из приемов, убивая невидимого противника, на смену приходило другое упражнение. Они казались мне бессмысленными! Ну разве в суматохе битвы ты станешь думать о приемах? Станешь ли просчитывать, уклониться тебе или налететь на врага? Все казалось пустой тратой времени!
Вскоре некоторым выделили деревянных чучел, других же оставили с надуманным врагом. Я был в числе первых, как и Акки.
Во время тренировок разговоры пресекались. Первое время Арату присутствовал на каждой тренировке, затем стал появляться только на каждой третьей, наблюдая за изменениями. Вместо себя он оставлял двух старших, следивших за дисциплиной и отчитывающихся Арату. Если кто-либо из нас нарушал порядок, наказывали именно их, а не нас. Не желая зла тем, кто разделяет с нами все прелести жизни под командованием Арату, мы старались их не подставлять. Они не получали никаких поблажек от Арату и были так же равны перед его криками, как и мы.
Бои на мечах прерывались на обед, после которого мы снова возвращались к прежнему занятию. За всю тренировку прерваться на десятиминутный отдых можно было два раза, большее число уже наказывалось дополнительной пробежкой. Разговаривать нельзя. Демонстративно разваливаться нельзя. Ныть нельзя. Так и жили!
После этого, с последними лучами солнца, мы шли ужинать. Надоевшая каша, крохотный кусок мяса и чим – местный овощ темно-фиолетового цвета, по форме напоминавший яблоко. Эта диковинная снедь помогала восполнять силы и была даже приятной на вкус, не в пример остальной пище. Сочная мякоть таяла во рту, оставляя приятное сладкое послевкусие! Нам, как людям свободным, раз в неделю давали выбор, как его приготовить – пожарить или есть сырым. Честно сказать, жарили его отвратительно. Пили воду, иногда компот, сваренный из шкурок фруктов – все зависело от настроения Арату. А настроение у него было паршивым почти всегда!
Мы шли спать, наскоро запихнув в себя еду. Задерживаясь на ужине, каждый лишал себя времени на сон, поэтому ели все предельно быстро. Так, каждый день проходил одинаково. Менялась только погода и настроение Арату. В какой-то момент я понял, что между ними прослеживается существует связь! Так, в промозглые и холодные дни, и без того отвратительные, мы бежали не два круга, а три.
В какой-то момент я понял, что плыву по течению жизни и не понимал, что с этим делать. Дни текли один за другим, и каждый проходил так быстро, что мне казалось, будто он равен мгновению! Только проснувшись, я снова ложился спать, да только солнце успевало садиться. Уныние и отчаяние разрывали меня, пока совсем не исчезли через месяц с худым концом. Не осталось ничего: ни сожалений, ни переживаний, ни доброты старой дружбы. Мы с Акки почти не общались, возвращаясь в дом уставшие и грезящие лишь о том, чтобы уснуть как можно скорее. Но и об этом я старался не думать – и у меня это получалось. Я верил – нет, я точно знал! – что как он был моим другом, так им и останется. Сейчас нам было сложно, но мы все еще переживали это вместе.
С тех пор как мы оказались близ Этериона прошло три месяца. Из тридцати четырех человек нас осталось тридцать. Двоих, не выдержавших суровой дисциплины и ежедневных нападок командира Арату, в мире живых уже не было – они решили сбежать поздним вечером, пропустив ужин. Исход был именно таким, как обещал Арату после первой попытки к бегству. На сей раз нам не утроили показательную порку – их просто не стало. Вот были люди: ужинали и обедали с нами, отправлялись на пробежку и дрались на мечах друг с другом на тренировках... и потом они просто пропали. Как будто их с нами никогда и не было вовсе.
Еще один сбежать не пытался, но настолько замкнулся в себе, что его были вынуждены отправить домой, в Наарн. Но вот с последним история приключилась дагмовая...
Мы проживали каждый день одинаково, и каждый из нас находился в оковах цепких лап командира Арату. Через время, привыкнув к одним и тем же лицам, многие прониклись друг к другу...терпением, что ли. Я видел, что здесь, в этом лагере, мы равны! Перестало значить откуда ты приехал и кто ты, как ты жил до этого – послаблений ни для кого не было. И нас это сблизило – мы не дружили, но и не подставляли собратьев по несчастью.
Увы, не все это понимали. Как в мешке вкусных яблок найдется одно гнилое, так и среди людей оставалось место для тех, кто как был скотиной, так человеком и не станет.
Это произошло в один из холодных осенних дней. Погода была, как водится, скверная: с неба срывались капли дождя, каждая из которых, касаясь кожи, обдавала кожу ледяным морозом. Я, наверное, расстроился бы – совсем не то, к чему я привык. Но солнце выглядывало в этих краях так редко, что я привык к плохому. И хорошее, когда-то бывшее самой жизнью, стало лишь ее тенью.
Мы, как обычно, отправились на тренировку. Иногда командир Арату допускал лучших до боя на мечах друг с другом. Обучающего боя, главное правило которого - не наносить серьезных увечий сопернику. Так, в этот затхлый день правило было нарушено.
Они оба показывали хорошие результаты, даже выше среднего! Быстро схватывали команды, уверенно держали в руках мечи и не прерывались на отдых. И соперничали, стремясь обогнать друг друга в результатах. Может быть, хотели заслужить благосклонность командира Арату, может быть, хотели просто самоутвердиться. Видел ли это сам командир, когда поставил их биться? Я не знаю – он, казалось, в упор не видел наших заслуг: никого не хвалил и не выделял. Но порой я замечал, что он наблюдает за нами, даже если его не должно было быть на тренировке! И смотрит таким взглядом, будто видит совсем не нас перед собой, а пустоту.
Они сошлись в бою! Должны были просто отработать освоенные техники на тупых мечах, да только что-то пошло не так. Один из них подставил подножку другому – тот запнулся и упал на землю, не удержавшись на ногах! Командира Арату рядом не было: оглянувшись, дебошир ударил ногой упавшего, зарядив тому прям по ребрам! Я охнул, когда увидел это! Упавший вскрикнул и задышал прерывисто.
— Равес раздери! Командир его уроет!
Но на этом история не закончилась. Тот, который упал, достал из-за пояса кинжал – откуда он у него вообще взялся! – и полоснул противника по ноге. Он едва разрезал кожу, да только тот заорал так, словно ему как минимум ее оторвало...с особой жестокостью.
Наказаны были оба. В меньшей степени получивший по ребрам, освобожденный на несколько дней от тренировок из-за острой боли, в большей степени зачинщик, которого мы больше не видели. Что с ним приключилось никто не знал, а спрашивать у командира Арату было сродни добровольной просьбе о наказании.
После того как второй участник драки отлежался, Арату отправил его копать яму в земле. Огромную и широкую! В дождь земля была скользкой, а дожди в ту пору шли почти не прекращаясь, и дело продвигалось медленно. Он закончил работу к полуночи следующего дня, прервавшись только на ночной сон и несколько приемов пищи – мокрый до нитки и еле державший в руках деревянную лопату. В этой яме мы и перешли к новым тренировкам, уже без мечей. И были это кулачные бои! У командира Арату явно присутствовало чувство юмора.
Закончил его наказание командир Арату следующей фразой, произнесенной уже утром: «Если вы станете бить своих, ваш конец неизбежен и придет так скоро, что вы даже не успеете вспомнить о доме». Своих больше не били. По крайней мере, история или не повторилась, или мы о ней не узнали.
Главной целью кулачных боев было одолеть соперника, а как ты это сделаешь уже неважно. После нескольких недель тренировок основное, чему я научился – это уклоняться от ударов и ставить подножки. Не знаю, чем питались в столице эти парни, но заставить их упасть – то еще испытание! Еще через несколько недель мне все же удавалось сбить противника с ног, а там уже решало, сможет он меня скинуть с себя или нет. Шансы у меня были средние: зависело от того, насколько соперник был крупнее. Не знаю, стоило ли этому радоваться, но в глубине души меня это успокаивало – Акки тоже не удавалось победить наарнцев сразу. Я не чувствовал себя совсем уж ни на что негодной эркой.
Все изменилось в начале зимы. Без предупреждения, без долгих прощаний – как в тот раз. Все снова поменялось в одно мгновение – слишком быстро! Едва я успевал осознать, что со мной происходит, едва я успевал с этим свыкнуться, как снова меня встряхивали! С ног на голову, с головы на руки и опять на ноги: меня мутило от этих перемен, над которыми я был не властен.
В тот день нас, как и сотню раз до этого, мы встали ранним утром на пробежку. Но вдруг в дом забежал один из наарнцев, и совсем не для того, чтобы напомнить нам об утренней тренировке.
— Командир Арату ждет у своего дома. Сейчас!
Выстроившись в шеренгу, мы ждали командира. Холодный ветер пробирал до костей - я переминался с ноги на ногу, гадая, для чего он нас собрал. Привыкнуть к местному климату за последние месяцы мне так и не удалось. Как и ко многому другому, с чем я был вынужден просто смириться. Но погода...только спустя несколько месяцев я понял, что это не просто солнце и не просто приятная жара. Здесь, среди холода и заунывных ветров, я вдруг осознал, что это отражение! Серые дни и настроение делают серым, ни на что непригодным. Но стоит появиться солнцу, пусть даже сквозь облака, как жизнь кажется лучше – пусть ничего и не поменялось.
Арату вышел к нам с хмурым лицом – как обычно. Но оглядев всех нас, на его лице вдруг появилось...подобие улыбки! Я испугался. Неужели что-то произошло? Из-за этого нас собрали?
На деле странная улыбка напоминала скорее оскал – правая часть лица у него почти не двигалась. Однажды он сказал, что это произошло после очередного нападения мятежников... толком и не объяснив, что случилось.
— Ну что, шпана, настало время прощаться. Да простит меня Равес, вы сносно поработали и готовы двигаться дальше. Не скажу, что буду тосковать из-за нашей разлуки... просто потому, что не буду. Сегодня вы отправитесь в Этерион, где вас будут ждать еще более суровые и изнурительные тренировки! Лучшие из вас смогут добиться небывалых высот! Поднажмите и будьте готовы к трудностям – не все из вас выживут. Если после первой стычки с мятежниками половина из вас останется при своих двух ногах - моя задача выполнена. Сегодня вы поднимаетесь по званию, неучи!
Мысленно я выдохнул – вешать нас не собирались. И тут же судорожно вдохнул обратно: в каком смысле выживут не все? Лаверд, в какие же игры ты играешь со мной?!
Но как не тосковал Арату, так не тосковали и мы. Через час нас снова собрали у его дома, да только встретил нас уже не командир – его мы с тех пор не видели. Трое взрослых мужчин внушительного вида, одетые в явно дорогие одежды на военный лад, уже ждали нас у входа. Представившись как Фридан, они сопроводили нас в святая святых – Этерион.
Цитадель разительно отличалась от лагеря для новоприбывших! Казалось, что полевой лагерь и сам Этерион не имели между собой ничего общего вовсе!
Дорога до нее заняла не больше половины часа. Пройдя по мосту через глубокий ров – вода в нем была ненормального зеленого цвета, вся заплесневелая - мы подошли к громадным стенам цитадели. Вдруг я услышал какой-то всплеск! Тут же повернувшись на звук, я увидел только круги на воде. Неужели здесь что-то плавает?! Как вообще в этой воде что-то может выжить?
— Не задерживаемся! – окрикнули нас.
Стены цитадели возвышались в несколько моих ростов! Серый камень, казалось, пробить было невозможно – да только если с корабельных пушек стрелять, и то, скорее ядро обломится, чем эта крепость пошатнется! Да и выхода к океану с этой стороны не было. Как будто сам Равес строил!
Мы прошли через хмурых дозорных, поднявших решетку громадных ворот изнутри, едва завидев милесов – тут же оказавшись за неподступными стенами. Тут и там раскинулись обветшалые дома – хозяйственные? – мимо сновали люди. И будто пройдя через другую стену, уже невидимую, до меня донеслась сотня разных звуков! Я увидел конюшню и услышал всхрапывание жеребцов, до меня донесся звук кувалды кузнеца, отбивающего новый меч. Я почувствовал запах готовящейся еды и увидел молодую девушку, держащую в руках корзину с овощами – она скрылась в одном из домов. Здесь кипела жизнь!
Милесы двинулись дальше, мы – следом за ними. Мы прошли через десятки – нет, сотни! – таких домов и мастерских. Кухари, конюхи, кузнецы – все были заняты делом.
За первой неприступной каменной стеной оказалась вторая: со смотровыми башнями, из которых - даже отсюда видел, что грозно – на нас покосились лучники. Здесь стражники стояли по обе стороны, вооруженные до зубов! За спиной у них был лук, у тех, что за стенами, арбалет! Мама мне рассказывала про них! Точно, я помню, как она говорила, что такие есть на вооружении у королевской стражи! В ножнах у стражи были мечи, они стояли в доспехах. Равес раздери, что же это за место!
Один из милесов подошел к стражнику и очень тихо что-то тому сказал. Смерив каждого из нас тяжелым долгим взглядом, тот крикнул на всю округу «Открывай!» низким басовитым голосом, и вторые ворота открылись. Перед нами предстала святая святых во всей красе – Этерион. Самое сердце неприступной крепости!
— Этерион – это портовая крепость. Тысяча лучников, несколько тысяч воинов в гарнизоне – и это только основной состав. В Наарне и близлежащих городах находятся еще несколько тысяч людей. В Наарне, конечно, больше – но он далеко. Для быстрого реагирования достаточно и тех, что здесь находятся всегда. Но я не знаю ни одно сумасшедшее государство, которое бы рискнуло напасть на Этерион! Разве что пасари... у этих страх отсутствует. Но и они не станут – себе дороже выйдет. Лучше защищена только столица, - милес хохотнул, - и то, как посмотреть!
Мы прошли по главной дороге, выйдя к бесконечным домам! Сколько же они это строили?! Двухэтажные, сделанные из камня – по доброй совести! – они были соединены между собой узкими проулками и множеством дорог.
— На другом конце Этериона расположен сам порт. Здесь можно пройти самой краткой дорогой – напрямую, или обойти всю крепость по кругу, если остаться только за первыми воротами и не входить сюда. Мало кто удостаивается чести наведаться в эту часть крепости, но вы, если постараетесь, можете заслужить право здесь жить.
— Милес Фридан, разрешите спросить!
— Спрашивай.
— Разве со стороны океана крепость не уязвима для атаки с моря?
— Не уязвима. Порт охраняет с десяток боевых кораблей. Они всегда там находятся и готовы отразить нападение. И дозорные на башнях, увидев нежданных гостей, тут же поднимут тревогу. Это – самое безопасное место во всем Андлосе. Даже в случае осады здесь можно переждать самую кровавую войну.
Мы вышли на какую-то площадь, следуя за милесами по пятам, дабы не потеряться. Я разглядывал улицы Этериона с благим трепетом, воодушевленный переменами! В этом месте хотелось задержаться! С едва заметной улыбкой на губах я вспоминал свой дом на Островах: сейчас мне казалось, что такие крошечные жилища, как тогда у нас, вообще не были пригодны для нормальной жизни. Вот он – размах! Вот он – Этерион!
Прошло так мало времени, но образ дома уже тускнел в моих воспоминаниях, напоминая яркий и красочный сон, нежели жизнь, частью которой я когда-то был. Все это время я старался не думать о нем, не вспоминать – слишком больно было от воспоминаний. И они тускнели, становясь отрывистыми и смутными.
Я шел дальше, с каждым шагом погружаясь все глубже в болото Этериона, засасывающее в себя все живое, чтобы явить миру новую жизнь, в которой ее нет вовсе. В тот момент я был слишком юн чтобы это понять и уверенно двигался вперед.
— Это – главная площадь. Здесь расположены уже наши дома, милесов. Если хотя бы один из вас дорастет до милеса – значит, в этом году улов был хороший.
Площадь была огромной: здесь дома возвышались стена к стене, по обеим сторонам площади, образуя коридор. И они были гораздо богаче, каждый! И балконы виднелись на втором этаже, и камень, из которого строили, другой! Даже не разбираясь в каменной кладке, готов был поспорить, что этот – более темный и ровный – был гораздо дороже чем те, из которых были сделаны остальные дома. Милесовских домов было меньше, гораздо меньше – может, с сотню, может и меньше.
— Наши дома ведут к санктариуму. Это – самая главная постройка во всем Этерионе. Двигайтесь быстрей, у нас мало времени.
— Заходите!
Никогда прежде я не видел изображений богов. На островах из уст в уста передавались только бесчисленные легенды, иной раз противоречащие друг другу. Я мог представить в голове только смутный образ, например, задумчивого Ану'лара или многоглавого Мансура, но никогда они не изобиловали подробностями. И вот, величиной в полный мой рост и даже выше, передо мной возвышалась статуя свирепого Равеса. Он не был похож на кусок бездушного камня: казалось, что фигура вот-вот дернется и ты, не ожидавший этого, испугаешься до смерти!
Его образ... он и впрямь пугал! Мне хотелось подойти ближе и рассмотреть каждый изгиб камня! И вместе с тем внутри возникало мучительное желание – нет, инстинкт! - как можно скорее отойти от дверей, лицом к которым он был повернут. Завороженный, я успел рассмотреть каждую деталь до того, как нас повели дальше. Я успел запомнить его образ, будто оставив намеренный отпечаток в памяти, не раз возникавший в моем сознании позднее.
Он выглядел непобедимым: сверкающие нагрудные латы, казалось, могли защитить Его от любой атаки. Сливаясь с массивным поясом, они перетекали в длинный подол, из-под которого выглядывали тяжелые ботинки. Одним усилием Он мог раздавить кости нерадивого противника, превратив того в порошок! И окажись он живым он наверняка бы это сделал! Обоюдоострая секира, которую мне было и вовек не поднять, сияла ярче солнца в тусклом свете с улицы, проникавшем через мутные окна. Его образ был символом мощи и внутренней силы: длинные волосы, собранные в хвост на затылке, опрятная борода. Все было уместно и так...правильно, что ли. И дышать невольно хотелось тише, дабы не потревожить покой Равеса даже в каменном обличии. Но одна деталь все же выбивалась из внешнего вида Бога – повязка на глазах, выполненная из такого же камня, как и вся статуя явно искусным мастером, казалась чуждой ему и неуместной. И все же она присутствовала, не оставив Ему возможности видеть.
Нас молча вывели на улицу. Я даже не успел рассмотреть сам санктариум, будто прилипнув взглядом к Равесу! В самом Этерионе и близ него – да даже в нашем прежнем лагере! - вообще не принято было вести беседы, как и осведомлять других о своих действиях. «Если я что-то сделал, значит так было нужно. Вопросы засуньте обратно в горло» — казалось, что именно эту истину нам упорно пытались внушить день за днем. И получалось ведь, получалось! За весь обход цитадели милесам задали лишь один вопрос. И пусть они не орали, как это делал командир Арату, да только это в нас вбивали каждый день.
Мне вдруг показалось, будто было во всем этом нечто неправильное. Если Этерион и являлся крепостью для солдат, то он точно не был к этому приспособлен: я не увидел ни одного тренировочного поля, ни одной мишени — ничего, что могло бы нас подготовить к военным действиям. Зачем нас сюда привели? Для чего все это?
Выйдя из санктариума на главную площадь, милесы велели нам выстроиться в длинную шеренгу и, отвернувшись, о чем-то переговаривались. Я нашел глазами Акки – он выглядел спокойно, ожидая дальнейшего распоряжения. Последние несколько месяцев мы общались не так часто, но в глубине души я надеялся, что это только временно. Почувствовав взгляд на себе, он коротко взглянул на меня, едва улыбнувшись.
— Внимание! – вперед вышел один из милесов. Кажется, его звали Ваан, но я не был в этом уверен. — Сейчас вас снова разделят. Каждый из милесов возьмет себе в подчинение десять человек, и вы покинете Этерион. Дальнейшие указания получите на месте!
Я начал понимать, что в Этерионе мы не останемся, едва мы прошли за вторые стены. Ну кто – а главное, для чего? - оставит малолетних балбесов в самой охраняемой крепости во всем государстве? Значит, нас должны были отправить в место, где мы сможем тренироваться... если из нас не решили сделать живые мишени!
Но зачем им было нас сюда приводить? Зачем, если мы сразу же покидаем цитадель? Это была явно не увеселительная прогулка, посланная нам дабы скрасить однообразные будни.
И снова все по кругу: нас разделили будто бы наугад, но двое из нашей деревни на островах оказались вместе, у одного милеса. Как и мы с Акки, только уже у другого. Милесы коротко кивнули друг другу, после чего первая группа двинулась в западную сторону – к выходу из сердца цитадели. Мы, еще две группы, остались стоять на месте, в ожидании следующей команды. Мы хорошо отработали эту схему за последнее время и теперь доводили ее до совершенства: никаких вопросов, никакой расхлябанности. Но оставшиеся милесы никакой команды не дали. По моим прикидкам прошло не меньше часа, прежде чем выдвинулась вторая группа вместе со Свором. Еще через час милес Ваан молча встал и направился в ту же сторону, что и две группы до этого. Мы последовали за ним, гадая, что же происходит.
Мы шли обратно, проходя мимо красивых каменных домов и мимо стражников на вторых воротах, стерегущих вход в обитель воинов и самой войны. Мы шли мимо молчаливых людей, выполняющих свою работу склонив голову. Я покидал Этерион и не знал – навсегда ли? Что делать мне, отступнику, в этом большом и чужом мире? Быть может, и правда стоит пораскинуть о воинском ремесле?
Мы остановились у конюшни, первой попавшейся мне на глаза, когда мы только попали за первые стены.
— У стены тюки с водой и едой. Седлайте лошадь и поживее!
Все было подготовлено заранее! К лошадям уже привязали седла, а тюки явно собрались не сами. Я прошел мимо нескольких лошадиных стойл и остановился подле того коня, что потянулся ко мне – спокойного жеребца коричневого окраса. Как выбирать животину я не знал и положился на внутреннее чутье – ну не скинет же она меня, коль уж сама ко мне потянулась? Я привязал провиант за веревки к седлу и вывел лошадь из конюшни за поводья. Мысленно надеясь, что она не решит отвесить мне пинка.
Поглядев, как остальные взбирались на лошадь, я поставил ногу на стремена. Выдохнув, взобрался на коня – впервые в жизни! Животное, надеюсь одобрительно, всхрапнуло.
— Милес! Милес, погодьте!
К нам выбежал запыхавшийся мужичок средних лет: коренастый, ниже меня ростом.
— Собак чуть не забыли! Помилуйте глупого. Псина дурная стала, аки корова на солнцепёке – вы ей спуску не давайте. Эй, выводи давай!
Мотыляясь из стороны в сторону, из сарая вылетел мальчонка, напрасно пытавшийся удержать на веревках пять псов – скорее они его тащили за собой, чем он их вел. Выглядел он со стороны как самоходный плуг, запряженный псами.
— Пусти их, Фурт. Пусть своим ходом идут.
Мы выехали из цитадели под пристальным взором стражников и двинулись по главной дороге - на север. Я решил, что мы направились в сторону близлежащего города, ведь дороги связывали между собой только города и деревни. Мы проезжали мимо поросших травой полей и темных лесов – пустынных, на пути нам не встретился ни один путник. Но вдруг, через какое-то время в пути, милес свернул с главной дороги в лес. Мы двинулись стройной колонной за лошадью милеса, идя неизвестными тропами – похоже, что звериными – углубляясь все дальше в неприветливый лес. Солнце, и без того едва прорезавшееся среди облаков, и вовсе не освещало наш путь из-за густой кроны деревьев. Внутри я чувствовал все нарастающее напряжение. Беззвучную тишину дороги разбивал лишь размеренный стук лошадиных копыт. Даже собаки, вначале непрерывно лаявшие, поутихли.
Путь длился, казалось, вечность. Прошло не меньше нескольких часов перед тем, как было решено сделать небольшую остановку. Достав из мешка с припасами чим, два куска хлеба и флягу с водой, я съел все так быстро, что не успел даже толком почувствовать вкус еды – настолько я был голоден. Но этого было мало для долгой дороги! Мы наверняка должны были или разбить лагерь для ночлега, или скоро оказаться на месте. Я надеялся, что в лесу мы не останемся – ночи были холодные, и спать на собственной одежде я совсем не хотел.
Немного походив и размяв ноги, с мысленным стоном я вновь забрался на коня – с непривычки все мышцы болели. Хвала богам, сделав ставку на спокойную лошадь, я не прогадал: она не пыталась меня скинуть и лишь изредка натягивала поводья, внезапно останавливаясь, дабы пожевать траву.
Один из наарнцев, ехавший впереди меня, не мог похвастать тем же – мне было прекрасно видно, как его конь уже не впервой пытался стряхнуть с себя ношу – и это за первую часть пути! Держался он, должно быть, на одном лишь упрямстве. В такие моменты наарнец сильнее натягивал поводья и прижимал плотнее ноги к телу клячи в попытке удержаться верхом. Спешившись, я заметил на его щеках яркий румянец, выступивший то-ли из-за возмущения, то-ли из-за злости.
Через несколько часов бесконечного пути я сбился со счета времени. Не чувствуя ничего ниже пояса, я мысленно проклинал все на свете – начиная с Геллапа и заканчивая Этерионом. Солнце уже скрывалось за горизонтом – в голове мелькнула пугающая мысль, что дорога, кажется, может продолжиться и в ночи! Наконец, чаща леса прорезалась и перед нами предстала в лучах предзакатного солнца поляна, в центре которой был разбит лагерь.
Первое, что я увидел - несколько треугольных навесов странного вида, сделанные из ткани. Так же, как шатер, в котором мы брали мечи в учебном лагере! Они, наверняка специально, образовывали полукруг, расположившись задней частью практически вплотную к чаще леса, из которой мы только что вышли. Мы спешились, предоставив лошадям долгожданную возможность жевать траву в свое удовольствие.
Пройдя дальше, я обнаружил место для костра с двумя хилыми покосившимися лавочками. Чуть дальше расположился тканевый шатер, закрепленный на деревянной палке в центре и растянутый на веревках, привязанных к кольям в земле. Я зашел внутрь: бочки да с десяток перевязанных мешков. На этом убранство заканчивалось.
— Занимайте места в палатках, спать будете по двое. В бочках вяленое мясо, в мешках крупы – приготовьте еду и ложитесь. Вопросы сможете задать завтра. И не забудьте привязать лошадей, иначе дальше передвигаться будете пешим ходом, догоняя более предусмотрительных на лошадях.
Милес не выглядел уставшим вовсе! Остальные валились с ног – мы весь день провели в дороге, а он, казалось, даже этого не заметил. Но сильнее всего меня поразило, что он отдал команду не криком, не душераздирающим ором, а спокойным голосом! После бесконечных воплей командира Арату это звучало лучше, чем колыбельная матери в детстве!
Милес ушел куда-то в лес, через время вернувшись с хворостом. Остановившись у места для костра, он повернулся к нам спиной и принялся разводить огонь. Прошло не больше пары минут, прежде чем поляну осветил яркий отблеск пламени, раскинувший вокруг замысловатые тени! Как он это сделал?!
В удивлении подняв брови, я нашел глазами Акки, уже успевшего занять нам спальное место... которое милес Ваан назвал палаткой. На островах я никогда не видел ничего подобного. Да и откуда бы? Жили мы в домах, а в излишествах и роскоши уж не нуждались. Акки взглянул на меня и пожал плечами, направившись в сторону леса.
Едой занялись двое – видимо, самые голодные - в то время как остальные либо отправились спать, не дожидаясь стряпни, либо сидели у костра. Гулкий храп одного из наарнцев уже разносился на всю поляну, на что милес Ваан неодобрительно покачал головой. Он молча сидел рядом с нами у костра, не прерывая разговор.
— А помнишь, как ты упал на пробежке и к тебе бежал командир Арату, надавать пинков? Ты когда это увидел, так быстро поднялся и побежал, что обогнал Мариса, что было невозможно! — хохотнул Эур.
Он обращался к Наулу – с ними мы прожили под одной крышей несколько месяцев, но только сейчас у всех нас появилась возможность поговорить, без боязни получить за это втык. Я только слушал их и устало улыбался, надеясь поесть и скорее лечь спать.
Еда была готова. Под навесом, за бочками и мешками, наарнцы нашли чугунную сковородку и котелок, испачканные в копоти. Они даже нашли несколько деревянных ложек и тарелок! Некоторые с трещинами и сколами, да только нам любые были за радость.
Услышав размеренное чавканье, а ели все тихо, я не сразу увидел источник звука – обувь Эура. Из дырявой тарелки на ногу тому капала мутная похлебка, стекая по носу ботинка на землю. Под ногой у него уже растекалась лужа.
- Эур... у тебя проблема.
Тишину ночи разбил общий хохот – даже милес усмехнулся! Не смеялся только сам Эур, пытавшийся стряхнуть остатки ужина с ботинка.
Постепенно все начали отходить ко сну, но мне спать не хотелось. Тяжелая усталость от долгого путешествия сменилась каким-то внутренним спокойствием. Я чувствовал, будто стою на краю обрыва – совсем как на островах, когда был ребенком и убегал от матери! Тогда я стоял на краю и смотрел вдаль, завороженный видом и чувством страха – вот она пропасть! Еще один шаг – и ты мертв. И сейчас, много лет спустя, я был готов сделать шаг вперед, упав в бездну неизвестности. Но сейчас она меня не пугала. Чувствуя вместо страха томительное ожидание перед чем-то новым, чем-то незнакомым, на краткий миг я обрел спокойствие.
— Почему ты не спишь? – я обернулся на голос и увидел за спиной Наула.
— Не хочу. А ты?
Он усмехнулся, сев рядом со мной у костра.
— Мне тоже не хочется.
Я смотрел на пламя огня, находя в нем с десяток разных цветов. Наул подбросил в костер несколько веток - в небо поднялись искры, вмиг потухшие. На мгновение мне почудилось, что в извивающихся языках пламени я увидел женский силуэт, изгибающийся в такт с огнем. Я замер. Искусные движения завораживали взгляд, она манила к себе и будто тут же отталкивала, обещая прекрасные, незабываемые мгновения, но не жизнь.
— Расскажи мне про острова.
Незнакомка исчезла. Была ли она вообще? Я не знал. Наверное, я слишком устал и просто засмотрелся. Но все-же я запомнил эти движения, сохранив о ней память где-то глубоко внутри.
— Про острова? – я все еще смотрел в огонь.
— Когда вы появились, все только об этом и говорили! Что... вы с островов. Расскажи мне о них, я никогда там не был, — он доброжелательно усмехнулся. Как будто у него была возможность там оказаться! Он же не отступник...
Я взглянул на него. Он выжидательно, не моргая смотрел на меня.
— Там все совсем по-другому: другая природа, другая жизнь. Да и люди совсем другие, – с трепетом я вспомнил дом и на краткий миг как будто снова оказался на охоте с Акки. С каждым днем мне все больше начинало казаться, что тогда я был просто беззаботным и наивным мальчишкой.
— В каком смысле другие?
— Ну, знаешь, свободнее что ли. Были, – невольно я сделал паузу, вспомнив Хищных рыб, Геллапа и нашу в одночасье разрушенную жизнь. Тяжело вздохнув, я продолжил рассказ уже с меньшим трепетом.
— Мы жили в крохотных домах, даже меньших по размеру, чем были у нас под началом Арату. Утром охотились или рыбачили, днем, если было время, отдыхали. Кто-то работал в поле, выращивая зерно, кто-то мастерил разные вещи. Кто на что горазд: одежда, луки, украшения. По вечерам все собирались вместе у костра, ужинали и рассказывали друг другу истории. Я любил бродить по острову, купаться в море...ни о чем не думал.
— А что вы делали зимой?
— Нет зимы там и никогда не было. На островах всегда тепло.
— А на другие острова плавали?
Я вспомнил сестру. Кудрявые русые волосы, темные, почти черные глаза, постоянно прищуренные из-за широкой улыбки. Она всегда улыбалась! Даже имя ее переводилось на наш язык как «солнце».
— Нет. Нельзя было.
— И что, ты никогда не плевал на этот запрет?
— Далеко до них. На лодке только если плыть, да только кто знает, что там обитает. Или кто... Знаешь, живя в страхе, приключений не ищешь.
Наул молча глядел в костер, думая о чем-то своем. Я не хотел слишком-уж раскрываться перед ним. Пока никто из наарнцев не внушал мне доверия, им лучше было не знать обо мне лишнего.
— А расскажи и ты мне про Наарн! Пусть я там уже был, но все же хочу узнать больше о столице.
Он коротко взглянул на меня, тут же отвернувшись. Но я успел увидеть, что выражение лица у него было...странное. Противоречивое какое-то.
— Что ты хочешь узнать?
— Как вы там живете. Чем занимаетесь, что происходит в столице?
Он начал длинный рассказ. В какой-то момент я понял, почему он испытывал смазанные эмоции от воспоминаний о доме... Чтобы понять, чем живет столица — почему они вообще так живут — ему пришлось пересказать мне историю последних веков, которую я услышал впервые.
Несколько сотен лет назад случился перелом в истории, после которого жизнь людей стала постоянной борьбой за выживание. Долгие века престол занимала династия Ральгаров – сильных королей и правителей, при которых жизнь в Наарне, да и на всем континенте — Андлосе, процветала. Но в один день что-то произошло, и сплоченная династия вдруг раскололась: родственники короля стали осуждать его политику, упрекая каждый его шаг. Распри накалялись с каждым днем все сильнее! В какой-то момент, не видя другого выхода, он сослал их на самый отдаленный юго-восточный архипелаг, состоящий из множества мелких островов, разбросанных посреди океана. Он надеялся снизить волнения, воцарившиеся во дворце среди придворных и слуг. Но это не помогло! Трон уже начал расшатываться: люд шептался в коридорах, присягая на верность тем, кто обещал им большую власть после переворота. Плата за это была высока для всех.
Сосланные родственники Харальда из династии Ральгаров не сдались. Несколько лет они собирали сторонников, передавая послания через доверенных. Через доверенных, служивших на корабле, раз в месяц доставлявшем ссыльным припасы. Они готовились нанести удар! Пристань утопленников, куда ныне ссылали людей за политические преступления, тогда стала самым сердцем лагеря мятежников.
И они действительно совершили нападение. Собрав недовольных, коих и в лучшие времена лучших правителей было не счесть, они доплыли до Андлоса, высадившись на юго-востоке. Вот где находился Этерион, вот чьим наследником он был! Там их уже ждали сторонники.
На многие десятилетия Андлос утонул в междоусобных войнах. Кто-то бежал на другой континент – к магическим и полумагическим существам, слившись с их культурой и навсегда похоронив для себя страх и ужас людских войн. Кто-то был вынужден остаться и крутился в эти сложные времена, как только мог, зарабатывая на жизнь законными и, если не получалось, преступными способами. Кто-то и вовсе процветал, обретая богатства от самой войны — их было очень мало.
Полтора века спустя, на престол наконец взошел король, продержавшийся у власти несколько десятков лет. Андлос спокойно вздохнул, грезя о былом мире.
Гевис был мудрым правителем. Он развивал торговлю с другими королевствами и объединениями, строил порты и дороги от одного крупного города к другому. Он был против войны и люди его возлюбили. Они возлюбили его за мир, который он им подарил. Гевис взошел на престол будучи четырнадцатилетним мальчишкой, но правил в лучших традициях когда-то великих Ральгаров. Оставшись одним из последних в своем роду, он не смог выполнить лишь одну обязанность, вернувшую Андлос в былой хаос. Он не смог явить миру законного наследника мужского пола.
У Гевиса была одна-единственная дочь, рожденная в праведном браке. Она росла, не готовясь к тому, чтобы занять трон - ведь женщины не могли править! Но Гевис ее всему учил. Он хотел нарушить многовековую традицию, перейдя к новому порядку престолонаследования! Он хотел изменить устои, существовавшие веками! Но он не успел этого сделать... за несколько дней до четырнадцатилетия принцессы он скончался от сердечной болезни, никогда его не тревожившей. Ходят слухи, что он хотел подписать документ о престолонаследии в день ее рождения. Ровно в том же возрасте, когда он сам взошел на трон.
Гильда должна была унаследовать трон как единственный прямой потомок Гевиса, но вмешались вассалы. Часть из них не хотела, чтобы Андлосом правила женщина, да еще и такая юная! Разорит королевство по дурости юной, не приведи Ану'лар ввяжет Андлос в войну! Они начали собирать армии, готовясь к битве за трон. Почитатели Гевиса поддерживали прямую наследницу, приверженцы традиций хотели посадить на трон двоюродного брата короля — дядю Гильды. Который, по правде своей, к правящей династии относился как вымя к лошади!
Сам же он править не хотел. Аларих хотел отказаться от трона в пользу племянницы, но ему начали угрожать. Никто не знает, что было на кону, но он согласился. Гильду сослали, на трон взошел Аларих – тихий король, через которого правили вассалы, диктуя ему свою волю. Народ это знал, но вассалы были незримой тенью короля, лишний раз не показывавшей ни себя, ни свою настоящую силу. Все знали в лицо лишь двух - пожалуй, самых влиятельных людей в Андлосе: Арга ун Рерих и Слура ун Лид – военного советника короля и министра торговли.
Аларих объявил о создании новой, выборной монархии, окончательно отдав бразды правления в руки тех, кто правил за его спиной. Но претендента на трон не было, а выбирать нового правителя можно было лишь из числа прямых родственников – хоть на эту уловку ему хватило ума! По закону, изменять который мог только лично король, новая династия избиралась исключительно в том случае, когда все представители предыдущей умирали. На здоровье Аларих не жаловался, а травить его почему-то не хотели.
На королевство обрушился новый виток волнений: началась борьба с повстанцами, желающими вернуть принцессу на трон. Пусть никто не знал, где она находилась... равно как и жива ли она! Но они боролись скорее с теми, кто управлял королем и диктовал ему свою волю. Вскоре главное объединение сторонников Гильды распалось, и продолжали сопротивление только небольшие группы людей, время от времени устраивавшие грабежи и разбои. Ненадолго все затихло.
Через некоторое время Аларих вдруг заявил, что пасари — полумагические существа, королевство которых находилось на соседнем материке — поддерживают развал Андлоса и их должно изгнать с нашей территории. Изгонять никого не потребовалось – гордая раса сама покинула Андлос и королевский двор. Безумие, какое же это было безумие! Торговля с ними была для нас важнецки необходима, и решение Алариха было уверенным шагом в пропасть.
Их колонии, разбитые вдоль западного побережья, создавали дополнительную головную боль: одно дело изгнать их представителей из королевства, но совсем другое – разграбить дома и выдворить пасари из домов, которые они занимали уже больше века. Война с ними, неминуемо нависшая бы после этого над Андлосом, разрушила и без того шаткое положение дел в королевстве. На поселения махнули рукой, решив, что пока они не мешают, заняться стоит более насущными делами.
Сразу после этого Равес был объявлен главным из богов и покровителем справедливой монархии. Отныне все должны были особо поклоняться ему, выделяя среди других богов, дабы приблизить нас к неизбежной победе в битве с мятежниками и иноверцами. Вельда была объявлена блудницей, Мансур – разжигателем конфликтов между разными расами и их культурами. Ану'лара окрестили пьяницей, свихнувшимся от алкогольного дурмана, а Лаверда – изменником, сбившегося с пути истины! И только Равес, воистину бог войны и всего самого священного, сохранил лицо.
Война, вяло длившаяся вот уже пятнадцать лет, продолжала засасывать в себя все больше непричастных. Вассалы обрели огромную власть, позволявшую им контролировать развитие событий на войне и внутри Андлоса. Люди жили, склонив головы. Не было другого короля, и не знали, где наследница!
По словам Наура, в Андлосе людям жилось сложно, но отнюдь не невыносимо: на войну не отправляли всех подряд. Из-за того, что длилась она уже много лет и лишь изредка происходили столкновения между недовольными и властью, нужды во всеобщем призыве на войну не было. Раз в полгода, а то и в год, набирали добровольцев, которые после прохождения обучения могли претендовать на жалованье. Это был достаточно простой способ подняться: кровопролитной войны не было, но щедрая плата добровольцу полагалась. А с пасари столкновений никогда не происходило: решение Алариха носило скорее политический, но точно не военный характер! Уж не знаю, что они не поделили, но представители первой торговой державы покинули Андлос, явно затаив на нас обиду.
Остальные горожане занимались кто-чем: кто-то вел торговлю с другими расами, кто-то участвовал в строительстве новых городов и дорог. А те, кому повезло меньше...им и в работе повезло меньше. Значительная часть Андлоса была не застроена: лишь глухие леса да бесконечные ветра гуляли по этим северным землям.
Отец Эура, торговец, занимался рыбным промыслом. Его мать воспитывала еще трех сыновей. Его отправили на службу родители, желая тому поднабраться опыта и, вернувшись в столицу, устроиться в личную гвардию короля – почетное и прибыльное место!
А вот Наул оказался среди новобранцев по своей воле. Отец увяз в долгах и начал беспробудно пить, мать умерла при родах единственной сестры, вынужденной торговать на рынке. Приличную прибыль приносила только небольшая баня на окраине столицы, и то делили ее напополам с совладельцем. Не видя иных способов выбраться из бедственного положения, в котором оказалась его семья, он решил стать добровольцем, радея на дальнейшее продвижение в военном деле. Ведь если ты преуспеваешь, служба пристойно оплачивается! Он хотел однажды покрыть долги отца и выкупить вторую часть бани у совладельца, чтобы его сестра наконец смогла посвятить время замужеству или обучению за морем... и не простояла бесцельно на рынке всю оставшуюся жизнь.
Мы ушли спать с первыми лучами солнца, проговорив всю ночь. Он открылся мне, и я так был этому рад! Среди серых угрюмых дней мне не хватало простого общения – я старался не думать об этом, но сейчас, получив то, в чем так нуждался, я явственно это осознал! Да и оказалось, что наарнцы...вроде и не такие плохие с виду.
Уже засыпая, я вдруг подумал, что хотел бы побывать в Наарне – нормально побывать! Выйдя дальше пристани - и увидеть тамошнюю жизнь людей своими глазами.
Я провел рукой по браслету отца. Интересно, после бегства матери на Острова он остался в Наарне?