Venenum

«Второе

О Боги, вот он, конец еще одного бездарного дня. Дня, которого быть не должно.
двадцать четыре часа прошедшие впустую, несущие в себе и за собой только боль и разочарование...
Сколько еще боли должно познать это тело, чтобы феникс, живущий внутри просто устал возрождаться?
Каждый день я не живу, а просто существую, заставляя себя ест естественно улыбаться, склоняясь в реверансе перед дорогим братом. Королем. Единственным родным. Но ведь когда-то их было больше.
Забавная штука жизнь: в ней те, кого мы считаем родными всегда клянутся быть рядом. Говорят, что обязательно станут твоей опорой, а потом все они бесследно исчезают, оставляя после себя только слова.
Этих людей больше нет в твоей жизни, но произнесенные ими клятвы до сих пор тревожат твое сердце.

Мне так много нужно сказать вам – мама и папа.
Живя в хрустальной клетке, сотканной из манер и обязанностей, я совсем позабыла тепло искренней улыбки. Какого это – искренне улыбаться.
Стоит мне облачиться в венец, как блеск его хрустальных шпилей будто убивает всех, кто рядом со мной. Заражает страшным ядом, отнимающим волю и превращающим в безвольных кукол.
Эти куклы не имею чувств, не знают любви и счастья. Единственное, чего они хотят – выслужиться перед царской сестрой. Угодить принцессе.

Сейчас со мной лишь пламя свечи, что так дивно опоясывает все тело жгучей болью. Болью утраты. В детстве тебе твердят, что пламя – страшное зарево, уносящее жизни. Но сейчас лишь оно способно внушить веру в то, что ты все еще жив.
С каждой новой болью ты смотришь на танцующее пламя и понимаешь – завтра новый день. Снова лебезящие улыбки подданных. Снова гордо поднятый взгляд. Снова. И снова. И снова.

Мне так больно, папочка.
Сердце словно вырвали из груди и ненавидя, поместили в тесную пробирку с алмазами и роскошью. Эти алмазы так дивны на вид. Их блеск подобно фонарям освещает все в округе. Они сияют, но это сияние ранит сердце острее кинжала.
Это тюрьма. Роскошная тюрьма для всех тех, кому довелось родиться под счастливой звездой. Для тех, у кого с рождения не было воли.
Оно не может вернуться домой. Оно хочет дышать, но спасительного кислорода с каждым его биением становится все меньше.

Оно только родилось, но уже было обречено на смерть. Каждый удар несет в себе гибель. Умышленное убийство. Но и умиротворение пред смиренным оком смерти.
Ему не дано жить, и оно знает об этом. Они уничтожили его своей лживой заботой... Меня... Они уничтожили меня... Нас больше нет.
От хрупкой принцессы осталось лишь никчемное тело с грудой золы внутри. Она одета в изящные платья из дорогих тканей, белоснежная шея приютила прекрасное колье, усыпанное драгоценными камнями, на голове красуется хрустальный ободок, но только взгляд ее спокойнее смерти.
Он пуст. Он холоден. И никакие самоцветы не смогут этого скрыть.
Отныне на одну сломанную игрушку в руках Господа стало больше.

Боже, молю тебя, будь милостив, забери мою боль и пошли спасительный луч солнца. Или хотя бы помоги мне забыть. Забыть его. Забыть все. Всех.
Ты паришь так высоко в небе, ты правишь ранним утром и поздней ночью, ты видишь, что не я нужна этому миру, а манерная фарфоровая статуэтка, в волосы которой вплетены цветы, а на голове величественные короны. Им нужно что-то, чем можно гордиться. Им нужна не я.

Я устала бороться. Я устала быть кем-то живым, когда им всего лишь нужно тело, осыпанное драгоценностями. Им нужен титул.
Господи, просто сделай так, как они хотят. Я готова умертвить себя. Стать ее пеплом. Я готова на все, лишь бы она смогла воскреснуть на руинах моего прошлого.»

Его Величество был мрачнее тучи. Всю ночь он провел за чтением, и страница за страницей улыбка правителя бесследно исчезала, пока и вовсе не пропала.

Как много слов и все они ранят как дюжина стрел, выпущенных в живую плоть.

Почему. Почему он не увидел боли в глазах его луноликой девочки? Почему он раньше не заметил, какие тайны хранит ее сердце? Как оно страдает. Как быстро она повзрослела и от жизнерадостной малышки осталось лишь тело.

Больше всего на свете король мечтал отыскать сестру и молить о прощении. Молить слезно, постыдно, не важно, главное – молить.

Он так давно не видел ее улыбки. Он так давно не приветствовал ее за обеденным столом, увенчанным золотом и опалами, которые так любила юная Одетт.

Он так давно не был ей братом...

Желая для единственной сестры лучшего будущего он делал все, кроме того, чего хотела она сама. Он даже нашел ей жениха и ждал радости в глазах сестры. А нужно было просто прижать ее к себе и сказать, как много она для него значит. Сэмюэлю понадобилось так много времени, чтобы понять это.

Он корил себя в пропаже его милой девочки. Он заставил ее чувствовать себя чужой и ненужной в собственном доме. В доме, где когда-то зародилась ее жизнь.

Строчка за строчкой глаза правителя наполнялись горькими слезами. Он безумно тосковал по отцу и красавице матери, хоть похоронил их так давно. Он пытался заменить маленькой сестре и мать, и отца, но видимо, так и не смог.

Одетт была совсем малышкой, когда их мать – Королева Элизабет, ушла из жизни, а потом скончался и Король Генрих. Он не смог жить без любимой жены и ушел вслед за ней, оставив семилетнего сына и годовалую дочь.

– Ваше Величество, позволите?

– Входи, мой верный друг, – король Орителла отложил девичий дневник и устало потирая вески, опустился на мягкую кровать, занавешенную белоснежным тюлем.

– Ваш выход в свет прошел на ура. Люди довольны и возносят за вас молитвы создателю нашему Господу. Только и в эту бочку меда они умудрились дегтя навалить с лихвой, – чертыхнулся старик.

– Что на этот раз народ учудил? Только не говори мне, что снова восстание, – повелитель всех «благородных» земель поспешно поднялся с уютной кровати. Откинув роскошные подолы платья, расшитые камнями всех мастей, Сэмюэль устремился прочь, а пришедший слуга устремился за ним.

Идя по длинному коридору, он так и излучал холодный блеск серебра, ледяную решимость и губительное для многих хладнокровие.

Сэмюэль был прекрасным королем и это никто не смел оспорить, какое бы жестокое решение ни принял тот.

– Нет, господин, помилуйте. Восстание подавлено и нового люди не хотят.

– Что же, это чудесно.

– Но дело вот в чем: зараза, поразившая земли, не подчиняющиеся вам, подбирается и к городам Лунного Королевства. От этого страшного недуга погибло уже порядком пяти человек. Люди напуганы. Людской страх дошел до того, что многие из них готовы отказаться от родных, выгоняя их за порог. И все, лишь бы не подцепить заразу.

– Сложно обвинить их в том, что они просто хотят жить, – помрачнел правитель, обдумывая план дальнейших действий.

Он просто обязан был найти выход, лекарство, противоядие. Да все, что угодно, лишь бы спасти свои земли и своих подданных.

Сэмюэль всегда ценил то, что имел. Он не любил выбрасывать старые игрушки. Напротив, он доставал их из шкафа и вдыхал в них новую жизнь.

– Найдите лучших знахарей, гадалок, ворожей. Всех, кто наделен способностью видеть больше, чем все мы.

– Но...Как же? Это ведь незаконно, мы сами издали указ. А до этого за эти дьявольские способности и отец, и дед ваш лишали жизни. Никто, даже имея эту гадость, в жизни не признается, – опешил старик, стирая пот со лба золотой салфеткой.

– Для вас велик лишь один закон – я и моя воля. Из-под земли достань, противостоящих воле моей, нужно будет – убей, за волосы приволочи. Но найди мне того, кто сможет остановить смерти.

– Ваша покойная матушка имела такой чудесный дар, что и не скажешь, что дьяволом послан... Это ж надо, людей насквозь видеть. Справедливее нашей королевы свет этот и не видывал.

– Королева Элизабет навсегда останется любимой дочерью нашего Господа, Винсент.

– Соглашусь с вами, Ваше Величество. Господь всегда забирает от нас лишь тех, с кем не готов так рано расставаться. Ваша матушка ушла такой молодой, но любимой вами, мужем и Господом.

– Оставь меня, Винсент. И запомни, если хоть одна живая душа узнает о том, что было сказано в этих стенах, я позабуду о твоей преданности нашей семье уже долгие годы и лично вырежу твой болтливый язык, а потом скормлю дворовым псам, – держа в руках бокал, с чем-то горячительным, Сэмюэль истекал кровью.

Только не снаружи. Внутри.

Он вспоминал свое детство и как ночами напролет мечтал стать таким как его мама.

Даже его покойный отец, осуждая и карая ведьм и колдунов, души не чаял в особом даре королевы. Лишь она выносила окончательные приговоры всем, кто не находил доверия в сердце правителя. Все убийцы и воры придавались ее суду.

И король доверял ее чарам, как себе. Юный принц жил мыслью, что когда повзрослеет, то непременно пробудятся в нем силы матери.

Чего он только не делал, где только не бывал, а дьявольские силы так и не хотели просыпаться.

Единственный наследник престола и дышать не мог без мысли о желанном волшебстве, а когда понял, что никогда его не обретет – очерствел ко всему, чего не имеет сам.

Так пожелала Судьба. Великая и беспощадная. Судьба, вообще, штука интересная – она не умеет жалеть. Не дает второго шанса. И вот однажды ночью, она пожелала, чтобы в семье бесстрашного короля Генриха и волшебной красавицы, королевы Элизабет, родился бракованный сын.

Ошибка, исправить которую уже невозможно. Мальчик, на которого никогда не подавали надежд. Юный принц, который уже с детства возненавидел жизнь за ее паршивую несправедливость.

                                                                                       ***

– Надо бы выдвигаться. Вы все собрали? – поинтересовался Присли, рассматривая склянки с лечебными мазями, что раздобыл Крис. Рекрут вооружился и аптечкой Лиги, но куда важнее были отвары и снадобья с блошиного рынка Дна.

Парень с утра был озабочен будущим приключением, условием их проживания и тварями, которых им только предстоит встретить на своем пути.

После прошлой стычки с саламандрами, ему казалось, что чтобы он там не увидел – его уже ничто не впечатлит, но как оно окажется на самом деле покажет только время.

– Оружие возьмет Шон, малыш Криси уже доставил микстурки, а теперь раздобудет съестное, – заверил Райли, собирая в походный рюкзак все самое необходимое для скорого выхода в непонятно что и тем более, непонятно зачем.

– Какой план, капитан? – спросил только, что появившийся в дверях Кристофер.

– Не сдохнуть, – ответил Шон.

– Или хотя бы не сразу, – охотно поддержал Райли, пожимая плечами.

– Чертовски верно, – как-то невесело усмехнулся парень, – Только напомни потом, боюсь забыть.

Каждый рекрут был занят своим делом и обитал в мире, вход в который был доступен сугубо ему одному. И никто из них явно не хотел возвращаться обратно.

Ну а зачем возвращаться туда, где не сегодня, так завтра можно лишиться головы, потерять друзей или даже самого себя. Зачем снова впускать в свою жизнь мир, в котором ты можешь остаться один? Любой из них не так боялся собственной смерти, как смерти близких людей – своих товарищей.

– Может по чашечке вишневого морса? – сквозь деревянную дверь сначала донесся голос радостной Маргариты, а потом уже и сама девушка будто влетела в дверной проем, держа в руках яркие стаканчики с морсом и бумажный пакет со свежими булочками.

– А, Присли, Николас просил тебя зайти. Только будь осторожен. Он не в лучшем из своих настроений, – улыбнулась девушка, отдавая рекруту стаканчик синего цвета и ароматную булочку с корицей, недавно вынутую из печи, что до сих пор не успела остыть.

– Понял, значит, захвачу по кофе, – нехотя улыбнулся Присли, отпивая от стакана и поспешно покидая общую комнату.

– Маргоша, ты же знаешь, что я и корица несовместимы, – оскалился Райли, изобразив любезную улыбку расстроенного клиента, прежде, чем забрать стаканчик с морсом.

– Дорогой, именно поэтому я их и взяла, – фыркнула девушка, натягивая кислую улыбку.

С незапамятных времен эти двое питали друг к другу особую любовь: оба мечтали убить друг друга как можно мучительнее.

– Ты сегодня особенно прекрасна. Что это? Кровь девственниц? – Райли явно был доволен собой, с неподдельным интересом наблюдая за выходившей из себя девушкой.

Попивая, кисловатый на вкус морс, парень лучезарно улыбался во все белоснежные тридцать два зуба, отчего Марго все сильнее сжимала и без того тонкие губы, превращая их в тонюсенькую линию и явно желая оставить пару капель его крови на какой-нибудь тяжелой статуэтке.

– Заткнись, Рэй, по-хорошему заткнись. А не то я в твоей крови искупнусь.

– Это вызов? – зло усмехнулся рекрут, вскочив с места и направившись к источнику вселенской глупости.

Глаза парня горели все ярче и ярче, зарождающийся в них азарт донесся до каждого живого существа в этой комнате. Тем временем решимость девушки угасала на глазах. И уже жалевшая о своем болтливом языке, Маргарита, медленно пятилась ко входной двери, пытаясь сохранить хотя бы горсточку ускользающего, как песок сквозь пальцы, хладнокровия.

– Ты же не серьезно? – устало осведомился Кристофер, без особого интереса наблюдающий за всем происходящим.

– А почему нет? Кто-то же должен быть серьезным по отношению к ней. В конце концов, она не самый плохой вариант, – сделав два небольших шага, парень мигом поравнялся со взволнованной девушкой, так яро пытавшейся скрыть подступивший к горлу ком из шепотки волнения, дюжины ярости и легкой нотки раздражения.

Но единственное, что у нее получалось, пожалуй, идеальнее всего – ощущать горячее дыхание юноши на своих губах.

Девушка буквально ненавидела себя за это бездействие, но и ясно осознавала свои шансы на победу в этой войне.

Серьезное лицо рекрута все сильнее убеждало ее в том, что эта война ею проиграна и реванша не будет.

Райли будто испытывал ее на прочность, опаляя, пересохшие от волнения губы, горячим дыханием и все стремительнее сокращая оставшееся расстояние между ними.

– Сам прекратишь или тебе помочь? – не выдержал, порядком напрягшийся Кристофер. Он не желал стать свидетелем скоропостижной кончины глупой девчонки, которая осмелилась проявить свое «я» в обществе самого неуравновешенного рекрута Лиги.

– Будь добр, заткнись и жуй молча, – сквозь зубы процедил недовольный рекрут, ухватившись за запястье девушки.

– Мне больно, идиот, – завопила Марго, будто очнувшись от дурманного сна. Девушка изо всех сил пыталась освободиться от назойливых рук товарища по цеху.

– Тогда я просто обязан извиниться.

От решимости и злости не осталось и следа. Девушка всем своим крохотным тельцем источала страх, что безумного забавляло Райли.

Он притянул ее маленькое, и почти бездыханное от охватившего страха тельце, как можно плотнее к своему, вдыхая опьяняющие нотки страха и ненависти, повисшие в воздухе.

– Угомонись, Рэй, или извиняться ты будешь уже перед хирургом, – произнес командир Альфы, некогда стоявший на против панорамного окна в углу комнаты, занятый собственными размышлениями.

Шон вертел в руках маленький складной ножик, тщательно осматривая сверкающее на солнце лезвие. Было в этом металлическом свечении что-то особенное, завораживающее.

– Да что сразу перед хирургом? – нехотя выпустив из некогда крепких объятий, чуть не ушедшую в мир иной Маргариту, Райли собрал в кулак все свое обаяние, пытаясь стать воплощением самого прекрасного расстроенного ребенка, потерявшего желанную игрушку.

– Кто знает, может, завтра меня уже не будет на этой грешной земле, а ты сразу к хирургу, – чересчур наигранно подытожил расстроенный рекрут, допивая вишневый морс.

– Иди, Марго, тебе разве не пора?

– Пойдем, я тебя провожу, – очнулся Кристофер, огибая взглядом обоих рекрутов и выталкивая за дверь, трясущуюся от нахлынувших эмоций, Маргариту.

– Скажи мне, как так случилось, что у тебя еще есть друзья? – произнес Шон, опустив голову, будто не участвуя в разговоре.

– Сам не могу понять.

– Если тебе интересно, то она тебя ненавидит. Будешь продолжать в том же духе и останешься один.

– К чему все это товарищ-командир? Решил поиграть в мозгоправа?

– Сделай милость, заткнись, пока мне действительно не пришлось отправить тебя в долгий отпуск по болезни.

Шон всматривался в черты лица друга, пытаясь уловить там хоть что-то, что выдавало бы раскаяние, но все его труды потерпели поражение. Райли не сожалел. Даже наоборот, он гордился собой.

Но что-то в его глазах было совсем непривычно этому человеку. С ним что-то происходило. Некогда азартный блеск глаз остался лишь воспоминанием, а на смену ему пришла боль.

Всегда агрессивный, ироничный и вспыльчивый Райли изнывал от боли, разделить которую ему было не с кем. Он сам распугал всех, кто когда-либо хотел быть с ним рядом. И он это понимал. Так даже лучше.

Потухший взгляд, опущенные руки и губы, дрожащие от боли, что покоится так глубоко внутри и недоступна окружающим. Парень будто сгорал изнутри.

– Сегодня ее день, Шон. Ее день. И я уверяю тебя: любой, кто попытается испортить его – заплатит за это. Дорого заплатит.

Шон хотел научить друга хорошим манерам, дословно объяснить ему, как делать нельзя, но неожиданно для себя он вспомнил то, что его друг навсегда хотел бы забыть.

Воспоминания о дне их встречи одно за другим влетали в голову рекрута, сменяясь как кадры старой кинопленки.

Это был обычный вечер, обычного летнего четверга. Шон встретил его на улице, пьяного в усмерть и совсем не способного идти. Но не хило держащего бутылку рома.

Он бросался на прохожих, избил мужчину и был жалок как никогда.

Это был замечательный вечер, один из лучших в том дождливом месяце, но не для этого парня. В тот вечер умерла его мать. Единственный родной человек. А вместе с ней и все, что делало его человеком.

По крайней мере, так считал сам парень.

Шон не собирался подбирать очередного, на его взгляд, пьяницу, но что-то в этом парне его зацепило. Он не был похож на других в усмерть пьяных людей.

Рекрут, протянул упавшему наземь руку, и коснувшись его кожи, замер – прошло буквально мгновение и душа пьяницы открылась пред ним как книга, ищущая своего читателя.

Он увидел все: и радостное лицо парня, узнавшего о том, что его приняли на работу, и красивый сад, в котором сидела пожилая женщина, и ее замертво упавшее тело от сердечного приступа.

Шон словно пропустил через себя горе этого человека и просто не смог оставить его на улице. Рекрут помог ему добраться до дома и остался с ним. Бросить убитого горем Райли в гордом одиночестве он не решился. Потом же по рекомендации командира Альфы Николас Дьюал взял Райли на службу в Лигу и ни разу не пожалел об этом: как оказалось, из парнишки вышел один из лучших солдат корпуса.

А после он полюбил новоиспеченного рекрута, как собственного сына и взял его в особые отряд, командиром которого был Шон Геральди.

– Не хочешь заглянуть на дно?

– К братьям нашим подпольным? С радостью, давно кулаки чешутся, – вяло усмехнулся Рэй.

– Ну, это уж я заметил, – Шон поспешил покинуть общую комнату.

– Эй, командир, перед Дьюалом нужно будет ответ держать.

– Что ты предлагаешь?

– Сабина сказала, что перед этим ее лунным наказанием у нас есть месяц. Нужно вести отчет каждого дня.

– Так и поступим, –подытожил парень, закрывая за собой дверь.